Читать книгу Откровение луны - Елена Валентиновна Малахова - Страница 11

Впитывая дары щедрого солнца, Николь восседала за круглым столом. От неподдельного удовольствия она закрыла глаза.

«Жить – хорошо! – думалось ей. – А без мобильного, телевизора и нудящего начальства – ещё лучше!»

До того, как Николь проснулась и вышла на веранду, Муча проворно подготовила необходимые мелочи для чаепития. Николь долго разглядывала порядок расстановки предметов. Чашки, необычайно легкие, приплюснутые с двух сторон, украшал затейливый узор неизведанной птицы с дивным хвостом. Блюда были квадратной формы, деревянные ложечки разных размеров лежали с двух сторон: одна – для кедрового варенья, которое входит в список главных заготовок опытной хозяйки, вторая – для коричневого сахара. Николь отметила, что эта посуда значительно отличается от используемой в любой точке земного шара. Однако, было и некое сходство.

На террасе, выкрашенной в кипельно белый цвет, показалась Муча, разодетая в серый сарафан из дешевой парчи. В её перезагоревших руках находилась турка свежесваренного кофе и блюдо сдобных завитушек.

– Как спалось, дорогуша? – спросила она, наливая кофе в чашку.

– Шикарно! Только вот мой друг сильно переживает, что сегодня нам не вернуться в город.

Муча принесла ещё несколько тарелок. Завтрак был скромным, но невероятно вкусным: теплый испеченный в русской печке хлеб, взбитое сливочное масло, кедровое варенье и густая домашняя сметана.

– Вам, должно быть, очень часто приходится принимать у себя гостей? – осведомилась Николь.

Муча призадумалась на мгновение, а затем захохотала истеричным взбалмошным смехом. Николь дивилась, что не взирая на её причуды, она относилась к старушке с отличительным благоговением. Муча ответила тотчас, как перестала хохотать.

– Порядка трех лет здесь не было ни одной души. Комнаты вечно пустуют, потому лишний раз я туда не заглядываю. Очень замечательно, что вы остановились у меня.

После завтрака Николь помогла Муче убрать грязную посуду со стола. Они гуськом прошли на узкую кухоньку, и журналистка обратила особое внимание на бедное убранство. Вся мебель, сделанная из отборного дерева, сверху покрывал добротный лак. Возле печки стояло ведро с сажей. В самом углу просторной комнаты висел католический крест размером с двух пядей, а снизу от него виднелся черно-белый снимок мальчика на резной полке. Остриженный под горшок, он располагал доброй застенчивой улыбкой. Николь сообразила, что старая выцветшая фотография оказалась здесь неспроста.

– Какой чудесный мальчик! – воскликнула Николь.

Взглянув на снимок, желтушное лицо старушки вмиг подобрело. Перемена в ней была весома, что не ускользнуло от пытливого взора Николь, ровным счётом, как и проступившие слезы в глазах монголки.

– А это мой сыночек, Касим. Он ведь у меня лётчик.

– А где же он сейчас?

– На северном полюсе. Ему поручено ответственное важное задание. Знала бы ты, как я места себе не находила, когда он улетел! К сожалению, беда не приходит одна. Стало известно, что в его вертолёте сломалась система навигации, без которой отыскать Красный Ручей практически невозможно. Так бы он давно был здесь, дома, со мной. Ох, Николь, я ведь сколько раз просила его взять отпуск и не летать на эти опасные задания. А он жуткий упрямец, сгорает от желания быть полезным Родине!

Муча рассказала журналистке, каким непослушным мальчиком рос Касим, пока не достиг двадцатилетнего возраста.

– Я ведь ему и невесту сыскала, добротную, ушлую по его вкусу, а он наперекор всему захотел учиться лётному делу.

Материнское сердце переполняла сущая гордость за сына. Ее глаза горели. Она рьяно жестикулировала руками, посматривая на фото мальчика.

– А что за общество «Колонизация», которое так презирает Мексиканец? – спросила Николь.

– Над всеми нами это чудовищное проклятие нависло очень давно.

Муча выложила девушке всю историю, связанную с «Колонизацией» от начала до самого конца. Николь так прониклась горем бедных людей, что в продолжении дня скиталась по узким улочкам между свежеокрашенными домами, обдумывая, как бы изменить незавидную участь Красного Ручья.

Утолив голод в «Золотой Подкове», Николь вернулась поздно вечером в свою комнату постоялого двора. Там она обнаружила мрачного Булавина, который усердно корпел над новой статьёй. Его невзрачные мысли на бумаге изливались нескладно. Он проклинал забытое Богом место и, комкая листы, злобно кидал их на пол.

– Кир, нельзя же так изводить себя! – успокаивала его Николь. – Даже самым известным журналистам порой необходимо отдыхать. Завтра ты вернёшься в город, а пока пойдём в бар? Может, выпьешь виски, расслабишься.

В глубине души она не жаждала скучного общества человека, располагающего предельной правильностью моральных устоев, и спросила только из вежливых побуждений, надеясь на неизбежный отказ. Хоть Николь и, впрямь, было искренне жаль расстроенного Булавина, она и не думала менять своих намеченных планов. Оставаться в четырёх стенах для неё означало лишить себя возможной встречи с коварным незнакомцем, по той простой причине она так рвалась в «Золотую Подкову». («Вот бы ещё хоть одним глазочком взглянуть на него… И куда же он мог запропаститься?»).

– Не хочу. – ответил Кир. – Паршивое место, паршивые люди – всё паршиво! Если бы ты осталась со мной, то…

Булавин обернулся, полагая, что Николь молча внемлет откровенным жалобам. Однако, в комнате остался витать только аромат ее сладковатых духов.

Николь подошла ближе к порогам «Золотой Подковы», как вдруг кто-то сзади обхватил ее двумя руками и, не оставляя возможности опомниться, потащил за крайний угол бревенчатого здания. Обескураженная внезапностью, Николь обернулась, и её завораживающие глаза цвета лета просияли.

– Я соскучился.

Незнакомец впился своими губами в наливные губы Николь, сжимая её в крепких бесподобных объятьях у стены. Его губы были упоительно нежными, как у новорожденного младенца. Она отвечала тем же страстным воодушевлением, упиваясь его безудержным задором озорного юноши. Энергия, что била неиссякаемым ключом в его татуированном теле, непреднамеренно передавалась на журналистку. Николь пришла к выводу, что все солидные мужчины прошлого, связанные с ней тонкими нитями мимолетных интрижек, были скучны и однообразны. Большинство из них имели семью, были весьма обаятельны и умели красиво ухаживать. Николь понимала, что для создания крепкого союза на данный момент она не готова; не созрела, как верная жена и как любящая мать. А пока она бездумно увлеклась свободой, ей хотелось не ограничивать себя в тесных рамках прилежного поведения. Хотелось большего… чего-то особенного… феноменального! И потому её либеральные взгляды относительно мужчин в полной мере изменились. Оказывается, под внешностью своенравного человека, неприметного в толпе повседневных будней, порой сокрыта редкостная находка.

В голове краснощекой блондинки крутилась масса вопросов о нём, но стоило ему только появиться, как они моментально «вылетели в трубу».

– Пойдем! – сказал он, отрываясь от её сочных губ.

– Куда?

Он не ответил. Крепко держась за руки, они быстрым шагом пересекали душистое поле изумрудной травы. Начинало смеркаться. Николь обернулась; «Золотая Подкова» осталась далеко позади. Свернув с вытоптанной тропинки, ведущей в мрачный лес, они направились к непримечательной постройке, с виду походившей на амбар. Парень отворил хлипкую дверцу ворот из строганных досок, и Николь увидела, что внутри на таком же дощатом полу повсюду раскидано высушенное сено, а немного позади – несколько готовых скирдов.

– Это твой сарай? – спросила Николь.

– Нет.

Он потянул ее за собой внутрь, но слегка оторопевшая девушка воспротивилась.

– Ты не думал, что мы вторгаемся в частную собственность?

– Плевать! – он повернулся к ней лицом, которое истончало неопровержимое желание. – Иди ко мне!

Николь утонула в чарующей улыбке. Проворным движением парень привлек её ближе к себе, и в тот же миг они вместе упали на колючую солому. Покрывая её благоухающую шею жаркими поцелуями, он проникновенно шепнул ей на ушко:

– Я тебя хочу…

Когда безумное наваждение покинуло уставшие тела, они лежали рядом – ее рука в его руке. На лицах обоих играло неподражаемое умиротворение. Обладая одними крыльями на двоих, они коснулись небес и спустились на землю. Отключенный разум отказывался думать. И потому в эти сладостные минуты блаженства в голове девушки мелькала одинокая но светлая мысль: «Как же я счастлива…». Ночная прохлада пробивалась в частые щели между досками высоких стен. Они устремили мечтательные глаза вверх на тесовую крышу.

– Наверно, пора хотя бы узнать твоё имя? – иронично подметила Николь.

Отъявленно ухмыльнувшись, незнакомец положил свободную руку за голову.

– Зачем тебе оно, когда в твоём распоряжении всё моё тело?

Николь рассмеялась. Её звонкий смех был настолько заразителен, что он тоже непринуждённо и душевно захохотал вместе с ней. Солома впивалась в нежную кожу открытых участков тела, и теперь сухие палочки и травинки прилипли к вечернему платью и белокурым волосам Николь, что абсолютно не волновало ее. Она испытывала только искушенную радость и несравненный душевный подъем.

– Тогда как я буду тебя …?

Николь не договорила. Снаружи раздавалось громкое шарканье резиновых сапог, а следом послышался мужской взволнованный голос:

– Они здесь, не спугните их!

Николь приподнялась на локтях, всматриваясь в широкие щели. Испуганное сердце венгерки готово было наспех выпрыгнуть из груди.

(«Теперь из нас точно сделают густой наваристый Макуль! – мысленно произнесла она.»)

Звуки были различимы с двух сторон позади них. Ни минуты не сомневаясь, что сарай окружили, парень моментом вскочил на ноги.

– Бежим! – крикнул он, хватая за руку следом подскочившую девушку.

Они ринулись в приоткрытые ворота и что было мочи пустились бежать по траве к полевой тропинке. Великолепные минуты безумия подарили Николь спелый плод хрупкого истинного счастья, которое невозможно купить или заменить чем бы то ни было. Оно осязаемо тем слепцам, что навек потеряли превосходное зрение, лишь единожды увидев божественную красоту удовольствия и открывшие первобытный ресурс человеческого естества, то, что по праву принадлежало людям с далёких времен сотворения мира и отнятое у них за нерадивость и не знания меры.

Парень тянул ее за собой, злодейски смеясь. Они неслись навстречу ветру, который игриво путался в растрепанных волосах Николь. («Никогда б не подумала, что близкая связь с мужчиной может быть настолько опосредственной… с лёгким привкусом беспечной свободы!»)

Неумолимая погоня преследователей продолжалась до самого кабака. Минуя его, Николь и её спутник пробежали дальше по асфальтированной дороге. Темные улицы выглядели заброшенными, но только не позади: оттуда по-прежнему доносились всклочные крики возмущенных жителей. Двое новоявленных преступников завернули к дому номером 12 и, управившись с замком, очутились внутри. Парень захлопнул дверь и задвинул железный засов. Эмоции били через край, а с непривычки от долгого бега у Николь задрожали колени. Они прижались к двери взмокшими спинами. На всю комнату раздавалось их шумное и частое дыхание. Они переглянулись, и стены двенадцатого дома наполнились душевным ребяческим смехом. Свежие лица искрили радостью. Он вновь обжег ее пересохшие губы поцелуем огня похотливых желаний. Его уверенные прикосновения к оголенной коже бедра Николь вызывали у нее дрожь всем трепещущим телом. Он ловко подхватил ее на руки, точно лёгкую пушинку, и перенёс в другую комнату на кровать. Сластолюбие с новой силой захватило в свой аморальный плен двух избежавших кары преступников.