Читать книгу Вино красное, ветер сильный - Елена Васильевна Королькова - Страница 1

– Красивая девочка, – сказал Саша, когда Алсу удалилась.

То, как вкрадчиво это было сказано, с каким вниманием к сказанному, то, что он сказал именно «девочка», не девушка или барышня, или девчонка хотя бы, то, что он вообще зачем-то посчитал нужным мне это сказать, это как будто меня оставляло за бортом жизни, выселенной в далекую пустую галактику. Нет, он не хотел, чтобы я ревновала, он не использовал такие дешевые трюки. И, наверное, совсем ничего не имел в виду. Он мог ничего не иметь в виду так, что у меня всё внутри переворачивалось.

Алсу остановилась на лестничном пролёте посмотреть на мужчину, с которым я завела роман. Я, всё-таки, в некотором роде персонаж среди своих. Я сижу всегда за первой партой, прямо перед мастером, и видно меня всем, и мои гримасы, и ужимки, и размахивание рук не могут не привлекать внимание. Я впервые в жизни была собой, глупой, простой, некрасивой и, притом, вызывала интерес. Это было моё место.

Саша приехал в Москву в марте, два месяца назад, в холодный промозглый день с полупустой спортивной сумкой. Два месяца мы кантовались в студенческой общаге ВГИКа в комнате моей соседки по блоку Ленки, которая уехала писать сценарий в деревню к друзьям. Кладешь в паспорт триста рублей, когда проходишь вахту, и ночуешь, на выходе получая свой паспорт обратно.

Ленка жила в комнате одна, её соседка «мертвая душа», только числилась на месте, но на самом деле снимала квартиру в городе с парнем.

А сейчас Ленка вернулась из деревни. Видимо, она ничего не написала там, Саша ей не понравился и, наверное, она жалела, что дала нам ключ от комнаты.

«Красивая девочка» – это так интимно.

Так он говорил о своей бывшей. «Она была красивой девочкой».

Мы сидели на лестнице в общаге, всё время кто-то сновал вверх-вниз, бесцеремонно спрашивал закурить.

Саша снял койко-место в обшарпанной квартире. В Москве много таких квартир, называют их «общаги». В комнате по восемь койко-мест. Вещи хранятся в сумках, затолканных под двухъярусные кровати. Нет даже стула или стола. Всё бы ничего, но располагалась эта «общага» на Красногвардейской, на другом конце Москвы.

Мы выпили пива, была пятница, и расставаться не хотелось. По крайней мере, мне. А Саше, конечно, не хотелось ехать через весь город в свой «муравейник»

Я сгенерировала, заведомо таящую в себе очень много дурного, идею. Ленка на выходные снова куда-то уехала, её комната опять стояла пустой. Можно позвонить ей и попросить у неё разрешения переночевать.

– Но где вы возьмете ключи?! – кричала она в трубку.

Эта девушка, приходя с ночной смены на съемках какой-то дешевой комедии, утром будила нас и кричала, что сейчас она устроит нам мастер-класс по выносу мусора. Мусора в ведре было мало, а Лена оставляла после себя шлейф валерианы. Ленка состояла, как будто, из отдельных частей; чрезвычайно длинных ног и маленького туловища. Входила она в блок всегда по частям, так, что сначала со стуком появлялись её ноги, потом угловатое туловище и следом взлохмаченная голова в огромных очках. Громкость и неуклюжесть это и была Лена. Она дала нам ключи от своей комнаты, потому что только искала свою любовь и поверила мне, что я свою встретила в лице Саши. Эта романтическая волна подействовала. Она хотела быть причастной к чьей-то любви.

– Я попрошу у дежурной по этажу

– Но она не даст!

– Даст

Меня понесло, тут невозможно дать по тормозам. Я уверяла этажерку, что потеряла ключи от своей комнаты, что соседка моя уехала, и теперь я никак не могу попасть домой. Она поверила мне и спокойно открыла нам дверь в Ленкину комнату, даже не заглянув туда.

Секс под алкоголем это обязательный ритуал. Он переносится легче. Делать это в трезвом сознании мне тяжело, я очень нервничаю. Саше нравилось медленно ходить голым по комнате, демонстрировать себя при свете дня в мельчайших подробностях, а я грезила о какой-то сказочной чистоте и непорочности между нами. Так что, алкоголь объединял нас. Каждый мог видеть то, что хотел. Мы легли прямо на полу, на матрасе, который притащили из моей комнаты, где моя соседка Настя пила чай с печеньем.

Утром я принесла из своей комнаты ноутбук и включила «Последнее танго в Париже»

Все во ВГИКе смотрели его, а я нет. Я не знала, что это такая «порнуха» Я, с неприятным для себя интересом, залипла на кино, а Саша неестественно был весел, бодр, было его много, не собрать и не уловить. Это меня пугало. Как «красивая девочка». Что у него на уме, что он за человек? Говорит, что не сможет жить без меня, приехал за мной в Москву. Но порой мне кажется, что это не Саша, другой человек. Такой скользкий, непонятный. Становится не по себе. Снова чувствуешь себя, какой-то ободранной, за бортом всего происходящего, чего-то важного. «Мы будем вместе до конца» говорит он немного по-стариковски, как оракул вещающий. И вдруг громко смеется мне в лицо, над какой-то моей слабостью. Чувствую себя зябко. Но он не замечает. А потом вдруг он скажет «сколько же ты пережила, малышка…» или тихо угадает мои самые тайные мысли…

Сейчас мне невероятно стыдно показать, что я его хочу. Так стыдно. Потому что у него слишком разнузданное настроение, он высмеивает всё. Но я делаю это, я притягиваю его за руку к себе. Кажется, он просто снисходит до меня, обыденно и скучно. Мне очень неловко, неприятно, я унижена его самодовольной ухмылкой, я хочу плакать, и в этот же момент мне хорошо так, как не было никогда. Именно в этот момент в замке поворачивается ключ.

Ещё раз и ещё. Затем раздается истеричный крик Ленки. Стук в дверь. Она в отчаянии, её обманули, никакая у нас не любовь, иначе бы мы не запирались в её комнате. Не врали бы этажерке, что потеряли ключи. Она отчаянно рвётся в комнату и кричит. Она и так слишком долго ищет свою любовь, она не готова к новым разочарованиям, к столкновению с непониманием. Мне её не жаль. А себя жаль и стыдно.

Я выхожу из комнаты, опустив голову, под её крик «Чем вы вообще там занимаетесь!?» Саша смеется в голос. Вот просто ржёт. Не может уняться.

– Ладно, девчонки, не переживайте так, я пошёл, – говорит он и, взяв куртку, исчезает за дверью блока. Поехал в свою «общагу» на Красногвардейской.

Я прячусь в своей комнате. Там сидит моя соседка Настя с книжкой. Я ложусь лицом к стене и рыдаю, совершенно не стесняясь её. Она молчит. Она не сказала мне ни слова. И от этого я чувствую себя ещё более непонятой. За дверью раздается крик Лены:

– Где мой нож? Это твой Саша взял мой нож! Он унёс его!

Абсурд ситуации не переключает моего внимания, не обращает всё в шутку, мне становится только ещё более тревожно и грустно. Я плачу долго. Потом встаю, одеваюсь и выхожу из общаги.

Я не могу оставаться в этом городе. Я сажусь в ночной поезд  и еду в Новгород в сидячем вагоне восемь часов. Я не могу и не хочу идти к маме, она будет снова причитать про мой долг за учёбу. Я иду к Ирке.

Ирка, наверное, тоже не очень-то рада меня видеть, у неё какой-то свой тайный график жизни, притом, что она не работает, ничем не занимается, ни с кем не встречается и не дружит. Но она парадоксальным образом бывает очень занята. Ирка умная. Она умнее всех, кого я знаю. За всю жизнь она прочитала одну только книжку, рассказы Чехова. Книжка так и лежит на полке у неё в комнате. Она не спрашивает, почему я здесь, почему без Саши. У неё в холодильнике есть бутылка водки. И никакой закуски. Дома у Иры всегда неуютно. В комнате нет ни одного лишнего предмета. Сейчас она снимает комнату за проходной, в доме возле железнодорожных путей. В проходной живет какой-то парень-программист, настолько безликий, что я его никогда не видела в углублении проходной комнаты. Вот Иркина комнатка: узкая кровать, стол, стул. Пол из досок, покрашенных дешевой темно-коричневой краской. Она сидит за столом всегда вот так, в халате, в пол оборота. На столе стопки. Так начинаются все самые веселые и постыдные истории моей жизни. Мы открываем тайник, в нём все наши секреты, которые не секреты ни для кого; наши знакомые, которые никогда не заняты, и всегда можно им позвонить, и всегда-то они готовы к встрече. Совершенно не понятно, как они живут; когда работают, спят, заводят семьи. У них всегда есть время, чтобы погрузиться в безвременье. И мы звоним Славику. Нам не хочется идти в магазин, и мы звоним Славику. Он приходит с пакетом, в котором пиво и чипсы.

Мы со Славиком сидим на поребрике в темноте под фонарем, где-то в закромах этого городка, и совершенно всё равно, где мы, какой это район, какая улица. Иногда приятно не знать, где находишься. Мы замерли и молчим. Что тут говорить. Я Славика бросила, когда встретила Сашу. Да, честно говоря, ничего серьезного у нас не было, он просто молодой, веселый и сильный парень, вот и всё. И он, вероятнее всего, просто бесится, что его бросили. А сейчас…Сейчас у него есть шанс отыграться. И хорошо. Я хочу, чтобы он отыгрался. Мы молчим, и это разговор предельно ясный.

– Когда я вижу тебя, я как будто бы вижу самую прекрасную в небе звезду

Скажи это кто-то другой, я бы рассмеялась, решила бы, что это прикол такой, но Славик… я знала, что он имеет в виду, конечно, не эту дешевую чушь, а что-то настоящее, что он не в состоянии выразить. Это никто не в состоянии выразить. Я чувствовала его безынтересную судьбу, отравленность весельем. Ему было скучно после того, как я исчезла, ему было скучно быть с другими, и это меня так заводило, что ни за что никуда бы я сейчас не ушла. Было мне так хорошо купаться в этом чувстве. Не нужно думать, что я сделала или сказала не так. Всё, что я скажу, сразу становится мерилом правильности и идеальности. Это другим нужно стараться соответствовать мне. Я здесь задаю тон. Мы, не договариваясь, идём вместе. Всё равно куда. Я плохо знаю эти дворы, тем более в темноте, так что я просто иду рядом со Славкой, и мы придем, куда нужно. В его комнате только матрас на полу. Мы засыпаем на нём. Мне очень спокойно.

Утром Славик идет за мной. Мне немного надоело его присутствие. Я придумываю что-то, чтобы избавится от него, и мы с Ирой гуляем по закоулкам, обмениваясь информацией, любой, только не о том, как так вышло, что Саша в Москве, а я здесь и со Славиком. Она не спрашивает меня, я об этом не заговорю. Так продолжается долго. Стоит весна, мы сидим в захолустных дворах, на лавках с облезлой краской, греясь под неожиданным надсадным солнцем. Вот и всё. Наконец она говорит:

– Так как же так?

– Это же Славик!

Когда-то она уехала в гостиницу с первым встречным прямо со свадьбы сестры мужа. Хотя и мужа любила и шлюхой не была. Уехала не потому, что ей был нужен секс, уехала потому что ей была она сама нужна. Нужно было уехать, чувствовать, как вечер из открытого окна машины бьёт ей в лицо и швыряет волосы. Как летят километры. Забыть, что нужно будет возвращаться, что как бы она ни любила, ничего не может получиться у неё ни с кем и никогда.

Когда Славик звонит мне, я могу не брать трубку, – вечером я возвращаюсь в Москву на ночном поезде в 20:20. Это единственный в сутки поезд, который едет из Новгорода в Москву. Но я беру трубку и говорю Славику, где мы.

Вечером мы жжем костер у железной дороги, прямо напротив дома, где жил Саша, когда мы с ним познакомились. Из этого дома он уехал в Москву, ко мне с полупустой сумкой. Пришла безумная Наташка Золотова, какие-то незнакомые парни, которых у Наташки всегда было полно в наличии. Мы пьем дешевое пиво из двухлитровых пузатых баклажек и играем в «Крокодил». Так задорно, так рьяно, будто в жизни ничего нет важнее и интереснее игры в «Крокодил». Мы из последних сил играем, изображаем жизнь, веселье, изображаем «здесь» и «сейчас». Так надо. Чтобы не поднялась изнутри, снизу души тлетворная муть и не затопила.

Когда мимо нас проезжает поезд Новгород-Москва, направляясь в сторону Москвы, у меня внутри на мгновение всё скукоживается, но я отворачиваюсь и сделаю вид, что меня это всё не касается.

– Твой поезд ушёл

Говорит Славик, с прищуром глядя на меня.

Эту ночь я снова проведу у Славика, я даже не представляю, как может быть иначе. Славик никогда не смеется надо мной, я для него что-то серьёзное, с ним я всегда чувствую себя драгоценностью. Что может быть естественнее, чем спать со Славиком. И существует ли где-то другой мир? Москва, институт, общага, ВДНХ, мои сценарии, мои одногруппники, которые видят меня с задних парт. Существую ли я. Здесь или там.

Я написала Саше, что опоздала на ночной поезд и выезжаю утром на перекладных; автобусом до Твери и оттуда на электричке до Москвы.

Я просыпаюсь в шесть утра на матрасе у Славика, понимаю, что у меня нет денег на дорогу в Москву, что мне придётся, всё-таки, заявиться к маме. Ситуация настолько ужасная, что мне даже не страшно. Я просто прихожу к ней в шесть тридцать утра и говорю, что мне нужны деньги, чтобы уехать в Москву. Она просто мне их дает. Ситуация настолько ужасная, что она не кричит, не ругается, не говорит про мой долг по кредиту за учебу, про то, что «а зачем ты тогда вообще уезжала учиться!?» Она, как Ленка, разочарована, её обманули. Она верила в мой успех, в то, что я стану правильной и великой москвичкой, что вся эта затея с учебой и с кредитом, всё это приведёт к её встрече со мной новой и идеальной. И вот она видит меня на пороге своей квартиры на окраине Новгорода в шесть тридцать утра растрепанную и с запахом перегара, требующую у неё денег.

Автобус на Тверь отправляется в 7:00, в 18:30 я буду в Москве. Этот путь от Новгорода до Москвы – это трансформация. Я превращаюсь в кого-то другого или в иное воплощение себя. Это больно и волнительно. Будто ты кого-то похоронил, навсегда простился, и тебе нужно идти дальше уже одному, с другими, с хорошими, с может быть лучшими, но не с ним, и у тебя, как будто чего-то не хватает всё время. И этот «он» – это ты и есть. Не факт, что то, что ты оставил, было нужно или полезно, или приятно, или делало тебя счастливым. Нет. Может, это делало тебя несчастным, но оно было тобой.

За эту дорогу я трансформируюсь. Она, как машина времени, как космический корабль. Конечно, я становлюсь несравненно лучше, но почему я всё время сбегаю от этого «лучше»? Разве не лучше быть лучше? Так я думала. Так все думают. Так устроено, что тебе должно быть лучше, когда ты становишься лучше.

Я выхожу из электрички на Ленинградском вокзале. Теплый, в меру солнечный майский вечер. Люди потоком идут по перрону к выходу в город. Я уже трансформировалась. Я уже снова студентка ВГИКа, я иду невозмутимо и уверенно. Это я, это моя жизнь, это мой город. В конце перрона в толпе людей стоит Саша, в его руках букет хризантем, который держит он с непривычки неловко. Он ищет меня глазами в толпе, взволнованно, с ожиданием и растерянностью. Я не машу ему, не привлекаю его внимание, спокойно иду к нему, наблюдая, как он взволнован и одинок.

Через два месяца мы с Сашей поженились. Славика я больше никогда не видела.