Читать книгу Обыкновенная любовь - Елена Яворская - Страница 4
Семейные узы
Елена Яворская
ОглавлениеБыль о Ромео и Джульетте
Джульетте четырнадцать или пятнадцать.
Домашняя девочка в синем пальтишке.
Романы не мнятся, Ромео не снятся.
Ей жить не по книжкам. Ей жить бы потише.
Ромео раскован. Ромео подтянут.
Любитель брейкданса. Адепт бодиарта.
Ромео пробьется – хотя бы локтями.
Ромео глядит со спортивным азартом
На скромных Джульетт, на отчаянных Юлек.
Ромео раскован. Ромео рисковый.
Воскресное утро. Глухой переулок.
Целуются двое. Роман подростковый.
А после Джульетта поплачет в подушку.
Пойдёт за Париса. И станет счастливой.
Усталый Ромео, вздыхая натужно,
Привыкнет взбираться на пятый без лифта.
Супруга у двери уже караулит:
Давай, мол, зарплату, покуда не пропил.
– Не много ль тебе, ненасытной утробе?
– Да если бы мне! На пальтишечко Юле.
Я синее ей приглядела пальтишко,
На улице, глянь-ка, то дождик, то ветер…
На фронте семейном сегодня затишье.
Сравнялось четырнадцать новой Джульетте.
Слоники
Не для трактата сюжет, не для хроники.
Маленький фарс со злодеем и жертвой.
Жили да были стеклянные слоники,
Мирно паслись на хромой этажерке.
Были ценимыми, были любимыми…
К влаге привычны и к пыли терпимы,
Гордо вздымали могучие спины,
Солнце держа золочёными бивнями.
Не по размеру была иерархия,
Каждый – особенный. Воздух и камень.
Лунные блики ловили боками,
С блика на блик мотылек перепархивал.
И, вдохновляясь нечастыми встречами
С феей-тряпицей из тёмного фетра,
Хором читали, причастные к вечности,
Рунные знаки на старой салфетке.
Каждый другому – питомец да баловень,
Каждый другому – наставник да ментор,
Мудро взирали на мелочи палые
С дивной горы высотою в два метра.
Да, в нарушение норм соционики
Жили в ладу Дон-Кихот и Есенин,
Гамлет с Габеном. Стеклянные слоники
Дружно над пропастью общей висели,
Над суетой и домашними сварами,
Над непонятной, невнятной эпохой…
…Трех детвора отнесла в антикварную.
Младшего папа по пьяни разгрохал.
Не для трактата сюжет, не для хроники.
Маленький фарс со злодеем и жертвой.
Жили когда-то стеклянные слоники,
Вместе паслись на хромой этажерке.
Сонет
Я умру без тебя? Или всё-таки нет?
Или выйду гулять перед сном – и уйду
По весеннему насту, по хрупкому льду
На одну из безводных ничейный планет.
Я умру без тебя? Или всё-таки нет?
Или выйду из книг погулять – и уйду
В ежедневный надрыв, в суету, в ерунду,
В судьбоносные шопинг и жарку котлет.
Я уйду в телесплетни, в шитьё и в игру
У соседей на нервах. Сломаю иглу,
Что в яйце. Хэппи-энд узаконит печаль.
На безводной планете посею овёс
И взращу его плачем и песнями звёзд…
Или просто умру без тебя. Выручай.
Театрик
Тишина.
Тишина – тоньше комариного писка,
даже сверчки молчат, будто в сомнении:
петь иль не петь?
Вот на окне поднимается штора-кулиска.
В театрике нашем опять представление.
Приходи посмотреть!
На кухонной сцене кипят повседневные страсти.
Слава цедит слова, как сквозь мелкое сито.
Плачет мама.
Отрешенно молчит о своём усталый мим Настя.
Сезон театральный открыт. Окно открыто.
Снова – драма.
Мы снова играем жизнь.
И снова играем в жизни.
Фразы хрупкие упрямо громоздим в горку,
только держись.
Что там ваш Гамлет-принц? Мы изощрённо-капризней,
а в репликах каждый – ну просто Гарсиа Лорка…
Занавес.
Бис!
У Петровых…
Горизонт покривился… Эх, синус – не синус?..
Проще: смайлик, мордашка дурацкая.
У Петровых сегодня особая акция
под названьем «Семейное счастье на вынос».
Делят мебель и деньги, посуду и книги,
делят счастье, что в браке накоплено.
Делят счастье на части. Разбито, раздроблено…
Делят яростно. Плачут. Заходятся в крике.
Ну а в небе – как будто в насмешку —
облака притворились ромашками.
Погадай!
Всё разбросано, смято и смешано.
Погадай, погадай, погадай – на вчерашнее.
Семейные вехи
Белая зала и праздничный стол.
Белый веночек.
Белое платье – новейший фасон…
…Утречко доброе! Мужу – рассол.
Где прошатался всю ночь ты?!
Дрых, что ль, без просыпу мордой в газон?
Белые вина за белым столом.
Белое, белое кружево слов…
…Сдохла машина? К чертям этот лом!
Нету котлеток. Рассольник и плов.
Вина и воды, ситро и…
И – Мендельсон, Мендельсон, Мендельсон
в звоне хрустальном, в блеске кристаллов…
…Дети болеют, все трое…
Бой под Полтавой устроишь
тем, в автоцентре? Герой без кальсон!
Утро осеннее. Брачный сезон.
Как я устала…
Сильная
Ты сильная тетка, привыкла авоськи таскать
и мужа вытаскивать волоком из передряг.
Душа каменеет, на камне гнездится тоска,
сквозь камень любовь прорастает – убогий сорняк.
Тая беспокойство до лучших (до худших?) времён,
ты близких своих направляешь спокойной рукой,
увесистым словом и даже, бывает, ремнём.
Завязаны будни и праздники в узел тугой.
У дочки не ладится с парнем, у сына синяк,
и плачется вечно подруга – мол, нету плеча.
Домашним борщом заедаешь несчастье-печаль
и чай ледяной попиваешь, как добрый коньяк.
Подруга малюет лицо и за модой следит,
вон, юбку пошила с воланом смешным позади.
На куртку твою не позарится пьяный бандит,
зато в ней тепло, хоть все утро по рынку ходи.
Мечтается дочке: богатенький муж, кадиллак…
Ты тоже мечтала, да только не помнишь, о чём.
И тлеет избушка, и конь закусил удила,
и дождь ошалевший последние астры сечёт.
Марь Иванна
У Марь Иванны крепкая семья,
в супружестве она двадцатый год…
…Бывает, муж напьётся, как свинья,
и в кухне пиво жрёт – баклуши бьёт.
У Марь Иванны красное пальто,
и новая прическа ей идёт…
…А новый босс – ну просто скот скотом,
соседка – стерва, деверь – идиот.
У Марь Иванны – множество подруг,
гостей и визитёров полон дом…
…Стирай да гладь не покладая рук,
И всё равно – бомжатник и содом.
У Марь Иванны – вечная весна
и ни намёка нет на седину…
…Как хорошо, что есть на свете хна,
она удержит вечную весну!
Пятидесятилетний
Всю ночь смотрел футбол —
А там опять ничья!
Начальник вечно зол —
Судьба невольничья!
Измаялась жена
По шапке норковой.
А дочка влюблена,
А тот – из Горького.
В кармане кошелёк
Бомжово-тощенький.
И как всегда не в срок
Примчалась тёщенька.
Пивко в ларьке опять
Почти кипящее…
В мечту бы убежать
Из настоящего!
Туда б все мужики
Ушли-уехали…
Предзимние деньки.
Судьба с прорехами.
Дорожный этюд
1.
Шелуха в кармане —
Семечек останки.
Едет Ваня к Мане,
К Маньке-хулиганке.
Скачут перелески
Словно в дикой пляске.
Поделиться не с кем
Ожиданьем ласки.
В душной электричке
Не до откровений.
Каждый по привычке
Коротает время.
Клинтона и Буша
Обличает кто-то,
Кто-то бьет баклуши,
Борется с зевотой.
Кто-то пиво хлещет,
Жаль, что нет закуски,
И в беседе блещет
Непечатным русским.
Кто куплеты тонким
Голоском выводит.
Кто поверх котомки
Дрыхнет на проходе…
Едет Ваня к Мане,
Едет без опаски —
Ловко от мамани
Навострил салазки.
Служба контрразведки
Мама у Ванюши:
Вкрадчивость левретки,
Доберманьи уши.
Мигом примет меры,
Если что учует.
Хватка бультерьера:
Схватит – замордует.
Едет Ваня к Мане
В ближнюю деревню.
Едет на свиданье
К Марьюшке-царевне.
Маня у окошка
Заждалась, поди-ка.
На столе лукошко —
Свежая клубника.
На столе грибочки,
Водочка в стакане…
Впереди – две ночки…
Едет Ваня к Мане.
2.
(Несколько лет спустя)
На морозце даль упруга.
Вьюги путь запорошили.
Впрочем, что мороз и вьюга,
Если пьян Иван Василич?
Телогрейка тело греет,
Ну а водка греет душу.
Ну-ка, поезд, мчи скорее!
Заждались, поди, Ванюшу.
Поднажми, родной, немного!
А теперь – ещё немножко!..
Будет ветер нам подмогой,
Будет скатертью дорожка.
Ваню в ближней деревеньке
Ждет Маруся у окошка.
Поднажми, родной, маленько!
А теперь – ещё немножко!..
На морозце даль упруга.
Ваня Маню видит редко.
А супруга – что супруга?
Просто вздорная соседка.
А детишки – что детишки?
Как ни глянешь – все в мамашу.
Доведут отца до крышки.
Спиногрызы, мамку вашу!
Тёща? Не найдешь и слова,
Анекдотом сплюнешь злобно…
Но всегда принять готова
Маня, Марьюшка-зазноба.
Под зелёным абажуром
Посидеть уютно рядом.
Окна в инее ажурном…
Что еще для счастья надо?
На морозце даль упруга,
Лес застыл, как изваянье…
Впрочем, что мороз и вьюга,
Если едет Ваня к Мане?..
Цыганочка. Без выхода
– Подскажи, дорогой, как к вокзалу пройти?
– Это вам надо на автобус, номер четыре. Ну, или маршруткой. Тридцать восьмая идет… Пятидесятая, по-моему… Или нет, пятьдесят первая.
– Дима, да что ты, в самом деле! Она не хуже тебя знает, где вокзал, где автовокзал, а где пункт приема лохов!
– Ай, золотая моя, зачем ругаешься? Хочешь, про тебя всё скажу?..
– Я о себе сама всё знаю, иди своей дорогой… на фиг!
– А ты, парень? Хочешь знать, что будет? Не веришь? Ну, хочешь, скажу, что было? Ты добрый, я тебе просто так расскажу, без денег…
– Дима, пойдём!
Прохожие – из тех, кто мог позволить себе роскошь побыть зевакой, – охотно наблюдали прелюбопытнейшую сценку: решительного вида девушка тянет на буксире беспомощно оглядывающегося юношу, а следом подметает асфальт юбкой цыганка в красном платке, тоже совсем ещё молодая.
– Всё скажу! Всё, как есть, скажу! Что было, что будет…
– А милиционеру вон тому погадать не хочешь, а? Вы же, вроде как, к одиночкам обычно привязываетесь, какой тебя чёрт принёс на наши головы?
– Оля, подожди, – парень высвободил руку, остановился. – Ну, говори…те, что ли… если на вокзал не опаздываете.
– К чёрту на рога она опаздывает!
– Подожди, Оля. Пожалуйста. Рассказывайте.
– Я тебе без денег рассажу, только дай вещь свою какую-нибудь, я тебе потом верну.
– Вещь? Какую? Носовой платок подойдёт? Вы не беспокойтесь, он чистый…
– Нет, дорогой, платок – не то. Золотую или серебряную надо, а то неправильно скажу!
– Дима!..
Парень помедлил мгновение, размышляя, – и снял с пальца обручальное кольцо. Спутница пыталась остановить, потянулась к его руке – да ухватила воздух. Очень уж быстро и легко соскользнул золотой ободок. Не прижился ещё на пальце.
– Ты умный, учился хорошо, и в школе, и в институте, – без предисловий принялась вещать цыганка. – Книжек много прочитал…
– Да у него же, у ботаника, на лице это написано! Ты очки-то не втирай!
– Ай, яхонтовая, не перебивай, а то неправильно скажу!.. Девушка у тебя была – не эта, другая. Любил ты её крепко…
…Динка. Какое нелепое слово – «была»! Ты есть, ты совсем рядом. Стоит сесть на автобус номер четыре, доехать до вокзала, а потом – два часа на электричке и… Нас же всегда было двое – Димка и Динка, нас так и дразнили, вместо обычного «тили-тили-тесто»!..
– А ну кольцо отдала живо! Я сейчас в милицию… – ожесточенно, ворчливо скрипят кнопки мобильника.
Он очнулся.
Цыганки и след простыл.
На пальце – белёсый след от золотого кольца.
В небе – белесовато-золотое вечернее солнце.
Подходит к концу пятый день семейной жизни.
Обязательства
Михалыч читал Бунина. Второй выходной кряду, с одним перерывом на время трансляции футбольного матча. Пиво и сигареты были предусмотрительно размещены на нижней полке журнального столика – чтоб не бегать. Телефон молчал – жена перед отъездом на дачу успела известить всех подруг и просто приятельниц, что, дескать, уходит от своего и вообще подаёт на развод. Попутно узнала у Людмил Ванны рецепт засолки каких-то совершенно особенных огурчиков (на листочке с записью так и обозначено «Огурчики особенные»), а у Галюси выяснила подробности личной жизни людмилванниной дочери, собравшейся вступить во второй брак (об этом разговоре никаких письменных свидетельств, понятно, оставлено не было). Попутно пожалела всех замужних женщин, вздохнула с притворным облегчением: «Ну, хоть детей нет, хватило ума…» и осведомилась: «А ты Людмилваннины огурчики пробовала? Ну и как?» Ответа на последний вопрос Михалыч так и не узнал. Впрочем, эта проблема и не трепетала, как только что пойманная рыба в садке. В отличие от прочих.
Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу
