Читать книгу Песня моей души - Елена Юрьевна Свительская - Страница 2

Вечер, скоро уже начнёт смеркаться. На площади близ трактира стоят двое: хмурый подросток с протянутой рукой, да малышка лет четырёх, вцепившаяся ему в штанину. Прохладно сегодня. Покрапывает дождь.

– Есть хочется! – вздохнула девочка. – Ром, а Ром?.. Мы сегодня есть будем?

– Если подадут – будем, – сурово бросает её спутник.

Они стоят. Стоят. На город наползают сумерки, поверх грязного и негрязного, покрывая дома в скучный серый цвет.

– Бра-а-а-тец! – малышка уже ноет, трясёт его за штанину. – Я есть хочу! Браатец!

– Ну… – он устало смотрит в умоляющие синие глаза, задумчиво взъерошивает свои длинные, криво отрезанные волосы. – Собаку, что ли, поймать?..

– А зачем собаку? – глаза расширяются, малышка недоумённо хлопает ресницами. Потом лицо её озаряется. – Ой, собаку?! Мы с ней будем играть!

Он смотрит на сестру и хмурится. Добавляет строго:

– Знаешь, я, кажется, вспомнил. Знакомого, у которого могу попросить еды. Только мы тебя сначала спрячем, ладно? Он терпеть не может маленьких девочек. Сам не знаю, почему.

– Может, со мной хоть подаст? Меня ж жалеют иногда, – шмыгает носом.

Устало улыбнувшись, взъерошивает русые волосы на её голове.

– Но он их почему-то не любит.

– Ну ладно, – она опять шмыгает носом, смущённо теребит его штанину. – Только ты быстрее приходи, ладно? А то ты в прошлый раз как ушёл, так тебя всю ночь не было! Я так испугалась! Так страшно сидеть там одной было! – она задумчиво теребит его штанину: – Ром… А Ром?..

– Ну, чё те, сопля?

– Ты только сразу уходи, если он драться будет, хорошо? А то ты в тот раз пришёл такой исцарапанный, будто свалился на кота. Ты ещё тогда такие вкусные мясные пирожки притащил. Ну, помнишь? В подорожнике? Ты сказал, что если жаренное мясо завернуть в подорожник, то это как пирожок. И таких больше ни у кого нет…

Дверь трактира открылась, и на улицу вышел мужчина средних лет, шатающийся. Задумчиво почесал сытое брюхо. И взгляд его уцепился за синие глаза девочки.

– У-у, щенки! – заорал он. – Поразвелось тут! Зыркают, гляди, на меня!

Девочка спряталась за мальчика. Тот мрачно, в упор, смотрел на пьяного. Мужчина, матерясь, спустился было с крыльца, пошёл по улице. Потом что-то остановился, обернулся. Опять наткнулся на синие глаза, выглядывавшие из-за ноги подростка. И, просмотрев в эти синие глаза долго-долго, мужчина вдруг развернулся, подошёл к ним.

Девочка, с надеждой улыбнувшись, выскользнула, протянула ладошку. И, вскрикнув, упала на мостовую, получив сильную затрещину.

– Новодальцы! Проклятые новодальцы! – взревел пьяный. – Чтоб вам пусто было!

И снова замахнулся.

Он был высокий, здоровый. А подросток был худой, невысокий. Он сразу оценил, что противник ему не по зубам. Подхватил сестру на руки, дёрнулся было к спасительному переулку. Только не добежал. Не убежал. Упал со вскриком, роняя малышку. И в отчаянии, сделал то единственное, что ещё мог: заслонил её собой. И терпел все удары, надеясь, что этот гад выпустит злость и уймётся.

Девочка испуганно смотрела на брата. На то, как верхняя светлая его рубаха с неловкой красной вышивкой – она для него старалась, вышивала у ворота и рукавов, а он принял с радостью, будто королевский то был подарок – стала грязной от следов ног нападавшего и от пятен крови. Такой грязной, что походила на нижнюю серую рубаху, чьи узкие рукава вылезали из-под широких рукавов, заканчивающихся у локтя.

И потом, когда вышел на улицу кто-то ещё, молодой парень, да оттащил озверевшего, дал по морде, а детям крикнул, чтоб убегали, брат подхватил сестру и убежал. На этот раз совсем.

Они сидели в каком-то закутке, дрожа, прижимаясь друг к другу, чтоб согреться. Уже боялись оба пойти за едой. Потом, когда пошла по небу линия зари, и светлеть кругом стало, девочка заметила, что на рубашке мальчика появились красные пятна.

– Ром… – сказала испуганно. – Ты ранен, Ром?.. Тебе больно?!

– Молчи, сопля, – устало улыбнулся он, дёрнул её за косу, полурастрёпанную, с травинками вместо ленты, легонько. – Нет, не ранен я. Не реви. Он просто меня на мостовую толкнул. А там кто-то ягоды рябины рассыпал. И я их раздавил своим телом, – он натянуто улыбнулся. – Ну, ничего, сопля. Рубашку выстираем.

Прижал её к себе, вздохнул.

– Ром… – послышалось тихое из-под его объятий.

– Ну, чё тебе? – уже сердито проворчал он. – Поспи.

– А разве бывает рябина такая красная?

– Ну, может, не рябина. Калина. Я не успел рассмотреть. Поспи.

Она какое-то время молчала, потом завозилась. Пожаловалась:

– Не спится мне.

Он, тяжело вздохнув, погладил её по голове дрожащей рукой и запел:

Даже если весь мир против нас,

Если солнца свет вдруг погас,

Расцветают надежды цветы.

В них живут золотые мечты…

***

Хлопнула дверь. Проворчали:

– Дрыхнет, зараза!

А потом подошёл кто-то к кровати с подсвечником. И чья-то рука вцепилась мне в волосы, рванула.

Заорав, села. И испуганно застыла.

Возле кровати стояла Немира. И в комнатку для слуг набилось много народу. Посмотрела на подругу растерянно:

– Ты чего это?

А она рванула резко меня за волосы, стягивая на пол. Выпустила волосы, пнула меня.

– И ты ещё спрашиваешь, гадина?! У-у, дрянь!!!

Из того, что они кричали, пока били меня, поняла, что у хозяина пропало кольцо с рубином. И обшарили весь дом, ища вора. И каким-то неведомым образом нашли пропажу в моём узелке! Ужас, меня объявший, трудно передать словами! Я не сумела толком объяснить, что была ни при чём, да и не больно все хотели мне верить.

Меня избили и вышвырнули за ворота. Уж не знаю, день или больше провалялась у дороги, в грязи, без чувств. И никто не подошёл, не привёл в сознание, не попытался облегчить мою участь. Всем было всё равно, кто я, что со мной случилось. Когда я очнулась, только-только начало светать. Около меня стояла и презрительно усмехалась Немира.

– Так тебе и надо, гадине! – прошипела подружка. – Вздумала увести его у меня!

– Кого? – я с трудом приподнялась.

Девушка мстительно наступила мне на руку.

– И не надо строить из себя невинность! Ты хотела занять моё место в его постели! Чтобы он тебя одаривал драгоценностями и ласками! – и пнула меня.

Я откатилась, до крови закусила губу, чтоб не расплакаться. Она сама же меня в этот дом привела, когда увидела ревущую на улице! А теперь, выходит, подставила, приревновав к хозяину, с которым спала!

Тот лис и ко мне подкатывал. Подошёл, когда мыла пол, вздохнул с трагизмом:

– И как это такие прелестные ручки держат такую дрянь? – он брезгливо посмотрел на тряпку, которую я как раз выжимала над ведром. – Мне жаль их обладательницу. Ох, как жизнь несправедлива!

– Вполне приличная судьба, – проворчала я, скромно опуская глаза. – Есть и похуже.

– Это какая же? – не отлипал мерзавец.

– Сажать деревья в Памятной роще: за мужа, отца, братьев, погибших на войне или за своих детей, мать или сестёр, не перенёсших голода или известия о тех, кто переступил Грань.

– Выходит, ты никого ещё не теряла? – он прищурился, впился взглядом в моё лицо. – Или у тебя нет никого?

Тихо ответила:

– Мать и отец ушли к прародителям так давно, что я их совсем не помню. А друг ушёл позже. Ну да есть ли в нашей бедной стране человек, который никого не терял?

– Значит, о тебе не кому позаботиться? – в голосе графа появилась радость.

– А мне и не нужна ничья помощь, – сердито взглянула на него. – Руки и ноги есть, голова работает. Проживу!

– Я бы мог избавить тебя от этой грязи, – многозначительная улыбка.

– Знаете, она мне очень даже по душе.

– Она – лучше, чем я? – аристократ растерялся.

– Грязь такая, какая есть. Она не обманет, – как ни старалась, сказала слишком горько.

– Да я-то что? – он изобразил обиженную добродетель. – Думал, что красавица не прочь найти плечо, о которое можно опереться. Я, признаюсь, впервые увидел такую красивую девушку. Знаешь, даже что-то в сердце вдруг ёкнуло. Наверное, я влюбился, едва увидел твои синие глаза! Возможно, мои слова покажутся странными, но никогда прежде я ни в кого не влюблялся, а ты…

Ничего необычного в словах его не было. Меня удивляет, что девушки и женщины век за веком клюют на эту старую песню?..

К моему счастью, графу очень нравилось играть в доброго человека: он оставил меня в покое. Я продолжила работу.

Так, я избежала его приставаний и неприличных предложений, на время или насовсем. Но зато не смогла предотвратить обман его любовницы. Или они это вдвоём придумали для меня? За строптивость?..

– Думаешь, мне легко жить? – с ненавистью сказал Немира, обнимая плечи, будто ей стало зябко. – Да если б не он, я бы сдохла с голода на улице! В грязи, среди этих противных пьяных чудовищ! А ты вздумала украсть моё счастье?!

С обидой выдыхаю:

– Да я лучше в омут головой, чем к такому счастью! – и сплёвываю ей под ноги.

Она отскочила от меня, как от змеи, умчалась в дом. Первая и последняя моя подруга. Наверняка, кольцо – её рук дело. Надо уйти, пока не пришли слуги с палками, не набросились на меня. Вот только сил подняться нет.

С трудом села незадолго до возвращения Немиры. Служанка бросила в грязь возле меня шерстяную шаль, гребень и узелок – то, что я скопила за время трудов в этом проклятом месте – и плюнула мне в лицо. Затем обругала меня, как иные пьянчуги из самых бедных улиц редко дерзнут сказать – и ушла с гордо поднятой головой. Я стёрла плевок, обняла колени и заплакала. Очень хотелось оказаться подальше от этого места, но сил не было, а ушибы очень сильно болели.

Неожиданно пошёл дождь, смыл с моего лица слёзы. Вдохнув влажный свежий воздух, почувствовала облегчение. Как-то сумела собрать свои сокровища и похромала прочь от этого места.

Дождь всё лил и лил… Люди попрятались, так что никто не попался мне по пути, не покусился на мои вещи, не попробовал сорвать на мне злость. Добралась до фонтана, помыла в его чаше шаль, гребень, орехи, купленные накануне злосчастного дня и толстую шерстяную безрукавку, полотенце, подаренные мне бывшей поломойкой, пока та ещё была в сознании. Сидела на бортике фонтана, ела вымытые орехи, куталась в длинную безрукавку и шаль. Вся моя одежда была мокрая, но благодаря дополнительным слоям ткани моя фигура не так явственно выступала под прилипшим платьем. А воздух был чист и почему-то, вдыхая его, я чувствовала себя свободной и самую каплю счастливой. Казалось, смогу подняться в небо и улететь далеко-далеко…

Нет, пожалуй, одна хорошая вещь во всём этом была: я смогла увидеть во сне Ромку, моего названного брата и единственного защитника. Снова увидела тот день, когда он врал, что капли крови на его рубашке – это сок раздавленных ягод рябины. А я, глупая, тогда ему верила.

Ромка… милый мой, добрый, ворчливый Ромка!

Он сгорел при пожаре, которого случайно смогла избежать я. Тот пожар мне сначала часто снился, вместе с его напуганным лицом, вместе с его вскриками. А потом – всё реже и реже. Я ненавидела те кошмары, но только благодаря им могла хоть ненадолго вновь встретить его.

Дождь всё лил, лил… Пожалуй, надо убираться подальше от этого проклятого дома. Ну, не срослось с работой, так не срослось.

Только сил у меня хватило лишь дойти до следующей улицы, до старого дуба. Под его ветвями провела ночь. И, только лишь села в объятия корней, как откуда-то пёс вышел, большой и лохматый, мокрый, сорвавшийся с цепи. Деловито осмотрелся, меня приметил – и ко мне уверенно потопал. Оторвался, значит, сильный. А я слаба. Но сил, чтобы бежать от него или пугаться, не осталось. А он… просто подошёл, сел прямо рядом со мной, головой мне в колени уткнулся. Чужой вроде пёс. Но добрый. Тёплый. Посидели рядом, я его погладила. Потом меня сон сморил. Чувствовала, как рядом мохнатое и мокрое завозилось, легло спиной к моему животу. Так и проспали, согревая друг друга.

И когда проснулась, улицы были уже дочиста вымыты дождём: дождь трудился до рассвета, без перерыва, очищая улицы от злых людей и мусора. Мне почему-то вспомнились старинные легенды о том, что мир наш как-то чувствует и думает, что ему не безразлична наша участь. Глупости, конечно, но этот дождь пошёл так кстати. Мириона, если ты это сделала из заботы обо мне, спасибо тебе! И пёс этот, сбежавший на волю из заточения, тоже меня выручил.

Мы ещё посидели рядом с моим нежданным ночным спутником. Я его погладила. Он томно жмурился, хвостом вилял, держа свою лохматую, подсохшую уже, но всклокоченную морду на моих коленях. Тёплый… А потом поднялся и, махнув мне на прощание хвостом, по своим делам потопал.

– Спасибо, друг, что помог пережить эту ночь! – тихо сказала я ему вслед.

Зверь обернулся, будто услышал и понял, взглянул на меня серьёзно. Хвостом махнул на прощание. И спокойно, уверенно ушёл.

Чуть погодя, дошла до лавки, торгующей всякими вышитыми вещичками. И с грустью, чувствуя себя страшно виноватой перед девушкой, ушедшей за Грань, продала её подарок, полотенце, которое бедняга украсила дивным узором. Для графа она так старалась, в которого безответно была влюблена, но он даже не прикоснулся к подарку.

Половину денег потратила на еду. Перекусила. Завернула покупки в шаль. Взяла узелок под мышку, поправила безрукавку – и покинула ненавистный город.

Солнце светило ярко, быстро высушило мою одежду, пока я поджидала недалеко у ворот приличных попутчиков. Спустя час или два из города вышла лошадь с загруженной телегой, а вокруг неё переезжающая семья: муж с мечом у пояса, жена с кочергой в руках и четыре дочери. Самые мелкие девчонки, двойня, ехали на телеге. Старшие были вооружены веником и кухонным ножом.

– Куда направляетесь? – спросила я.

– В Средний, – объяснила женщина, с подозрением меня оглядывая.

– Значит, нам по пути, – радостно вздыхаю.

Мужчина было заворчал, но жена его заткнула:

– Если что, я ей скалку дам. Вдруг девица нам пригодится?

Горожанин почесал затылок, затем разрешил мне идти с ними. Я двинулась шагов за пятнадцать от них. Вскоре дорога юркнула в лес. А там травы, деревья и птицы справляли середину весны. Вдыхала аромат цветов, который заботливо приносил мне ветер, слушала щебетанье из крон. И не смотря на боль в ноге, на хромоту, на усталость вдруг почувствовала некое странное ощущение, чем-то схожее со счастьем. Слушала брань супругов, дребезжание вещей в телеге, сказку, которую старшая девочка рассказывала младшим…

Спустя часок или более я опять припомнила Ромку, его песню, врезавшуюся мне в память. И, не удержавшись, запела:

Даже если весь мир против нас,

Если солнца свет вдруг погас,

Расцветают надежды цветы.

В них живут золотые мечты.

Девчонка примолкла, малышня было надулась и хотела разреветься. Я улыбнулась им – и они передумали обижаться.

Нет цены в жизни тем мечтам,

Ведь ни золото и не меч там.

Там живут добро и любовь,

Там не проливается кровь.

Супруги перестали браниться, прислушались. Обрадовавшись их вниманию, я ещё более старательно продолжила:

Только если найдётся дурак,

Что мечтает да и живёт так,

Всколыхнётся вся жизнь вдруг,

Разорвётся замкнутый круг.

Может, только на миг он

Приведёт в явь прекрасный сон.

И прославится сам в веках,

Как герой, потерявший страх.

Женщина обернулась, улыбнулась мне. Вздохнув, продолжаю:

Только редко свои мечты

В жизнь впускаем я и ты.

Мы считаем: сильно зло.

Так оно в мир заползло.

Где же, где же ходит дурак?

Тот, который не думает так?

Тот, кто впустит в мир мечты?

Друг, им можем быть я и ты.

Жена одарила меня ещё одной улыбкой, когда я замолчала. Её муж шагнул к телеге, вытащил из какой-то корзины свёрнутый блин и, невзирая на протесты хозяйки, отдал мне. Я поклонилась и быстро съела угощение, внутри которого оказалось вишнёвое варенье. Моё любимое.

Некоторое время я шла за ними, слушала сказки старшей дочери. Потом очень устала и устроилась в лесу, недалеко от дороги, на отдых.

Хотя и спряталась за густые кусты, все равно меня обнаружили какие-то заросшие, грязные, пахнущие вином мужчины. Они отобрали у меня еду, безрукавку, шаль, гребень. И надругались бы, не услышь шум впереди. К счастью, это стражники разыскивали их: они уже не в первой обирали путников на этой дороге. Догнали, связали и потащили в Черноград, который я только что покинула. А вещи мои мне не отдали. Да я и не решилась спросить: вдруг не поверят, что то мои?..

Я побрела лесом, недалеко от дороги, размазывая по лицу злые слёзы. Силы кончались, еды не было, в лесу здесь ягоды уже все собрали. Тело, душа жутко устали. Потом захотелось пить. Различила где-то в глубине леса шум ручья, направилась к нему.

Каждый шаг давался с трудом, тело болело, молило об отдыхе. Иногда появлялся страх натолкнуться на какого-нибудь дикого зверя, змею, но в эти мгновения они не казались мне противными. Они не плюют в душу, всего лишь заботятся о себе и своём потомстве. Пожалуй, не так уж и дурно сгинуть здесь, под это дивное птичье пение и музыку листвы.

До ручья я не дошла. Ослабев, упала на землю. Летний зной, ленивое птичье пенье и журчание воды пропали.

Что останется от меня, когда моя душа расстанется с телом? Тело съедят лесные звери. Память обо мне? Но кому интересна короткая жизнь простолюдинки? Может быть, только её родным. Но у меня их нет. Может, и к лучшему, что я так рано переступлю Грань? Мне надоела моя тусклая, никому не интересная жизнь. Я устала от тяжёлого труда. Мне противны люди. Ведь тем троим было видно, как я худа, как слаба. Понятно, что у меня ничего нет кроме грязной сумки со скудной едой. Но они отобрали её. Если бы только у меня осталась еда, я могла бы добраться до Среднего города, найти какой-нибудь честный труд! Если бы я не была горда, я бы на всё согласилась, чтоб получить возможность выжить. Нет, это к лучшему, что я сегодня уйду, может, за Гранью мне встретится мой единственный друг, возможно, увижу там мать и отца, других моих родных. Я их никогда не видела.

Есть ли в мире что-то сильнее времени, что-то, оставляющее в нём надолго свой след? Есть ли какая-то сила, способная всё изменить, исполнить мою мечту? Глупая и наивная мечта раннего детства. Мечта о том, чего никогда не случится: чтобы кто-то примирил Враждующие страны, и жизнь маленькой девочки в одной из них стала лучше, а люди – добрее.

Отдай бы мне кто-то хоть каплю силы, с которой удаются чудеса – и я бы исполнила ту мечту, то крошечное светлое пятно среди унылых и грустных воспоминаний моей короткой жизни! Даже если бы никто потом не узнал, кто совершил чудо, даже если бы взамен у меня попросили всю оставшуюся жизнь или почти всю, я согласилась бы поменять всё на эту каплю! Слишком устала от окружающей жестокости и ненависти. Они не оставляют в сердцах людей места для жалости и сочувствия.

– А если б у тебя появилась сила, которая могущественнее магии и оружия, если б ты могла с нею остановить вражду, ты бы сделала это? Хотя бы попыталась? – послышался рядом со мной ласковый женский голос.

Кажется, уже ослабел мой разум: мне мерещится чей-то голос. А, может, кто-то действительно стоит подле меня. Вот только эти слова о силе… разве есть во всей Мирионе такая сила?

– Я очень хочу тебе помочь, не гони меня! – взволнованно произнесла незнакомка.

Может быть, ты и в правду желаешь помочь кому-то. Но можешь ли?.. Да и мне не подняться, не выжить.

– Ты поднимешься и окрепнешь.

Ты говоришь так уверенно…

Ох, да ведь я ничего ей не сказала! Я только подумала, а женщина ответила, будто знала о моих мыслях!

Открыв глаза, перевернувшись на спину и, с трудом приподнявшись, не обнаружила никого около меня. Среди деревьев была видна дорога, какие-то путники. Им нет никакого дела до меня, но стоит мне навечно закрыть глаза, как они подойдут посмотреть, нет ли у меня чего-то ценного. Я… мечтаю примирить три страны, которые по всему Белому краю прозвали Враждующими странами, в чьё перемирие никто не верит, лишь только ждут с любопытством, чтоб посмотреть, какой из народов уничтожит другие. В том числе, и для таких людей. Зачем?..

– Не отступайся от мечты! – пылко сказала странная женщина. – Я попробую привести к тебе того, кто захочет тебе помочь!

Как будто она стояла в шаге от меня. Но мои глаза не видели её.

Это видение дало мне силы, чтоб подняться, чтоб опять вцепиться за ускользающую жизнь. Но после пяти шагов я опять упала. Сознание ускользнуло…

Чья-то ладонь скользнула по моей щеке. Я испуганно открыла глаза. И с криком попыталась оттолкнуть мужчину, склонившегося надо мной. Мои руки были слишком слабы и не могли послужить защитой, но незнакомец сам отодвинулся, огорчённо цокнул языком. И с грустью спросил:

– И куда ты в таком состоянии попёрлась, красна девица?

Издёвку он спрятал так старательно, что я почти поверила в её отсутствие.

– Рад, что магический слой в этом месте порвался, и заклинание выбросило меня сюда, – добавил мужчина, изучая моё лицо.

Предпочла бы, чтоб около меня сидел и облизывался волк или медведь, а не этот человек. Хоть и маг, а что у него в голове одному миру известно. И вообще, магов я прежде ни разу не встречала: их во Враждующих странах не было.

Незнакомец покопался в сумке, достал глиняную кружку, много мелких мешочков. Сходил к ручью за водой. Я с трудом села. Доползла к кинжалу, оставленному шагах в пяти от меня. Когда мужчина вернулся, то застал меня за безуспешными попытками вытащить оружие из ножен. Медленно наклонился и поставил на землю кружку, заполненную до краёв, причём, ни капли не пролил. Спокойно и требовательно протянул руку. Пришлось отдать кинжал. Эх, что за невезенье: даже оружие из ножен вытащить не смогла! И сбежать не сумею. Что он захочет, то со мной и сделает. Не пожалеет. Лучше бы это был лютый зверь. Тот хоть в душу не нагадит.

К моему удивлению, маг вытащил нож из кинжала и положил возле меня.

– Если это тебя успокоит – одолжу. А хочешь – бери насовсем.

Он сел поодаль, со стороны оружия своего же, как будто чтобы мне удобнее было его ударить. Спокойно развязал вышитую незнакомым узором сумку, вытащил из неё несколько маленьких пучков с травами, распихал по карманам штанов. Вытащил две склянки, сложил в один карман. Порывшись, извлёк сложенный кусок бумаги, спрятал под рубаху, потом, к моему удивлению, опустил раскрытую сумку передо мной. В нос попал нежный запах свежевыпеченного хлеба – и в глазах на миг помутнело.

– Это всё тебе: и еда, и сумка, – сказал незнакомец, тепло улыбаясь. – Тебе сейчас труднее, чем мне.

– Это шутка? – надо мной уже смеялись раньше, дразнили едой.

– Нет, – мужчина посерьёзнел, добавил грустно: – У тебя измученный вид. Только всё сразу не съедай, сначала немного попробуй. После долгого голода опасно сразу наедаться до отвала.

Едва сдержалась, чтоб не вытащить хлеб, чтоб не вцепиться в него зубами. Недоверчиво посмотрела на путника:

– А что ты потребуешь взамен?

– Ничего, – дружелюбная улыбка, – я просто хочу тебе помочь. Когда-то сам едва не протянул ноги от голода.

С чего это незнакомец обо мне заботится? Небось, была б уродиной – и не посмотрел в мою сторону. Оставил бы тут подыхать.

Он вдруг сказал:

– Ты права: я небескорыстно тебе помог.

Мои пальцы невольно потянулись к рукояти чужого кинжала.

– Споёшь мне какую-нибудь песню, – мужчина подмигнул мне.

– А на что тебе моя песня? – недоверчиво хмурюсь.

– А на что в жизни есть красота? – фыркнул он. – Чтоб радовала глаз как небо на закате и одарила нас надеждой как дня нового рассвет. Чтоб грела наши души как солнца нежный свет, – тут он с досадой хлопнул себя по лбу. – И что это сегодня из меня какая-то ерунда лезет?!

У меня вырвалось робкое:

– Красиво вышло.

– Нет, это слабо, – произнёс мужчина со вздохом. – Я куда более старательных менестрелей встречал. И куда лучшие стихи.

Устроился с флягой шагах в десяти от меня. Вытащил платок, смочил водой, сказал:

– На, оботрись, красна девица, – и кинул.

Я только руками всплеснула. И быть бы белоснежной нежной ткани на земле или на одном из редких кустиков травы, не попади маг мне им прямо на колени. Меткий.

Пока обтирала лицо, затем шею и руки, странный иноземец выкопал из своей большой сумки деревянный гребень. И только я закончила с очищением, как он забросил его мне на колени.

– Причешись-ка, красавица.

С подозрением посмотрела на мужчину. Он с обидой заявил:

– Вот хочу – и делаю доброе дело, – и тут же засмеялся.

Редко я слышала такой смех, от которого самой хотелось улыбаться или расхохотаться. А у него вышел. Вообще, мне полагалось испугаться и насторожиться, что он ко мне подкрадывается, как кот к гнезду, но почему-то страх не рождался. Наоборот, душа моя тянулась к иноземцу. Чем же меня околдовал проклятый маг?

Мужчина тем временем засыпал разных трав в кружку, благо там образовалось место после смачивания платка. И что-то зашептал. Тут бы мне и подняться, убежать, да слабость сковала тело, даже встать мешала. И только пальцы судорожно сжимали рукоять ножа. Маг как-то вскипятил воду без огня, держа кружку между ладонями. Подошёл ко мне – я напряглась – поставил передо мной.

– Выпей, станет легче.

Вот прямо счас! Очень мне надо что-то пить из рук незнакомого человека! Мужчина смущённо помялся, потом сам отпил два глотка.

– Это не яд, видишь?

Угу, задурманит мне голову, поиграется как с игрушкой, бросит.

– Такая сложная жизнь, да? – спросил он с грустью.

Что-то в моей душе дёрнулось. И почему-то возникло ощущение, что иноземец говорит искренно. А вообще, маг мне чем-то нравился, пусть даже это только действие заклинания. Уж лучше с этим заботливым человеком первый раз лечь, чем с кем-то другим, и, может статься, насильно. Мужчин осталось намного меньше после многочисленных битв. И, может статься, что мужа себе найти не сумею. Да и приданного у меня никакого нет. Кому нужна такая? Разве что тому мерзкому аристократу, временной подстилкой. Но я так не хочу.

Поколебавшись, взяла кружку левой рукой и выпила отвар. Ждала, что голову накроет туман, что меня толкнёт в его объятья, но вместо этого мои пальцы разжались, выронили и кружку, и нож, а веки как-то сами собой слиплись. И последнее, что почувствовала: как меня поймали его руки, вроде и не мускулистые особо, а сильные…

И то мне чудился резкий Ромкин смех, то бородатое мужское лицо с пронзительными синими глазами, то хриплый голос пел: «Нет цены в жизни тем мечтам, ведь ни золото и не меч там…», то как будто касались моих волос мягкие женские руки да шептал нежный голос ласковые слова…

А иногда сквозь мрак и холод, сквозь шелест листвы и птичий гам врывался в сознание чарующий звук флейты…

Проснулась, когда солнце стояло точно посередине неба. С недоумением прислушалась к красивой музыке, лившейся откуда-то неподалёку. Протёрла глаза, с удовольствием потянулась, села.

Маг прислонился к дереву, шагах в семи-девяти от меня, и играл. Его длинные изящные пальцы так и порхали по флейте, а взгляд был устремлён куда-то вдаль. Когда он готовил отвар, солнце явно было во второй половине, значит, я проспала почти целый день, а он всё это время сидел рядом и играл! Тело моё чувствовало себя великолепно, казалось, сил хватит пробежать до Дубового города и обратно раз двадцать, а то и тридцать. Да и пятен крови на подоле не было. Значит, не прикоснулся ко мне. Только заставил выспаться.

С удивлением посмотрела на мужчину, увлечённого плетением мелодии. Что-то было точное в его лице, а что-то как будто искусственное. Кажется, прямой длинный нос настоящий и глаза именно серые, а вот всё остальное не то. Тьфу, что за бред лезет в голову?

Он доиграл и уточнил:

– Ты спала почти два дня.

Растерянно уставилась на него. Маг фыркнул и объяснил, не глядя на меня:

– Я слышал, как ты зашевелилась.

И понял, кто, где? А ведь в лесу много разных звуков помимо его мелодии и едва слышного шороха моего платья! Значит, не только маг, не просто разбирающийся в целебных травах, а ещё и музыкант с отличным слухом.

– Наверняка ты голодная. Возьми что-нибудь из сумки, – тихо сказал он, смотря на мелкую птицу, опустившуюся напротив него, не шевелясь, чтобы её не спугнуть. – Сколько хочешь: я потом ещё себе еды куплю, – и опять заиграл.

В сумке у него обнаружилось много сыра, хлеба, орехи, маленький кувшинчик с мёдом, большой – с молоком, закрытый деревянной пробкой с красивым узором, пряники, сушки и много разных мешочков с травами. Я с грустью заткнула кувшинчик с мёдом крышкой. Иноземец прервался, бросил на меня быстрый взгляд, сказал:

– А хочешь – всё съешь. Я сумею заработать на новую еду. А у тебя, похоже, нынче с деньгами и кровом тяжело. Возьми моё, – и опять продолжил выталкивать из инструмента красивые звуки.

Щедрый. И добрый. Мне б такого мужа! Да на что я ему! А мёд липовый, мой любимый.

Съев половину мёда, опять посмотрела на него, играющего. Он, увлечённый, от занятия своего не оторвался. Чуть погодя тихо уточнила:

– Тогда тебе кто-то помог – и потому ты выжил? И потому сейчас мне предлагаешь помощь?

– Нет, мне тогда никто не помог, – грустный взгляд куда-то вдаль, между деревьев. – Я ел траву… – он снова повернулся ко мне, опять улыбнулся. – Мне повезло, так как меня учили, какая трава может быть полезна, а какая – принесёт вред. Если хочешь, могу подобрать для тебя какой-нибудь целебный состав. Но… ты так смотришь на меня, будто бы мне совсем не веришь.

Вздохнув, призналась:

– Знаешь, я отвыкла от человеческой доброты.

Он грустно улыбнулся. Сказал только:

– Понятно…

И снова осторожно поднёс к губам флейту.

А я робко потянулась к его припасам. Раз уж повезло. Вдруг повезло! Как говорится, дают – бери, бьют – беги.

С трудом заставила себя оторваться от еды, чтоб ему осталось хотя бы две трети его припасов. Настроение стремительно взлетело, а простое в общем-то лицо незнакомца показалось мне намного краше, чем на первый взгляд. Если б он позвал меня за собой… Неужели, ты уже влюбилась, Алина? Вот дура!

Почувствовав мой взгляд, маг обернулся и серьёзно сказал:

– Не надейся! Я уйду один.

Синица, до сих пор сидевшая около него, вспорхнула и улетела.

– Почему? – мой голос задрожал.

– У меня есть дело, которое обязан выполнить, – он нахмурился. – И ты бы мне помешала. Так что не забивай голову надеждой и мечтами. Сегодня встретились – сегодня и расстанемся. И больше, наверное, уже не увидимся.

Как будто меня вырвали из объятий приятного сна, облив ледяной водой. Значит, сердце моё уже не на месте. Как глупо! Разве я такая наивная? Он всего лишь помог мне. Когда я совсем уже перестала верить в людей. И трудно сказать, хорошо ли, что мы повстречались или было бы лучше, если б этого не произошло?.. Разум уже не верит в сказки, а душа по-прежнему ждёт, что всё изменится, что после долгого дождя на небе наконец-то покажется радуга. Какая же ты ядовитая и жестокая, надежда!

– Ты ещё встретишь кого-нибудь, – добрый музыкант подмигнул мне. – Как такая красавица может никого не встретить?

Как мне хочется, чтоб во мне ценили не только внешнюю красоту! Впрочем, не уверена, что моя очерствелая душа прекрасна. Может, эта новая боль вызвана всего лишь промелькнувшей и потерянной надеждой? Пройдёт время – и из памяти навечно сотрётся эта встреча.

– Споёшь мне песню на прощание? – дружелюбная улыбка. – Если считаешь, что меня стоит отблагодарить. А нет – и так проживу.

У меня вырвалось:

– А ты назовёшь мне своё имя?

Нахмурившись, маг ответил:

– Даже если мы случайно встретимся, ты меня не узнаешь: сейчас я под одной иллюзией, в следующий раз буду под другой или без неё. К тому же, есть вероятность, что я в ближайшие год-два уйду за Грань. Поэтому не хочу, чтоб ко мне кто-нибудь привязался.

Уж и не знаю, что лучше: если нет ни капли надежды или потеря этого жестокого чувства? А ещё мне очень хочется остаться в его памяти, как изящная снежинка, упавшая на ладонь и растаявшая через мгновение. Или как упавшая звезда, на мгновение показавшая свой яркий хвост, прежде чем погаснуть навсегда. И я запела, обуреваемая противоречивыми чувствами:

Даже если весь мир против нас,

Если солнца свет вдруг погас

Расцветают надежды цветы.

В них живут золотые мечты…

И в эту драгоценную для меня песню постаралась вложить кусочек своей души. Только на строке «Разорвётся замкнутый круг» не сдержалась и заплакала. Отчего песня перешла в плач, с дрожащим голосом и музыкой всхлипываний. На предпоследней строке: «Тот, кто впустит в мир мечты?», я разрыдалась уже непристойно и жалко. Последнюю строку «Друг, им можем быть я и ты» пробормотала, невнятно и некрасиво, оплакивая незадавшуюся жизнь и гибель внезапной надежды.

– Я слышал эту песню лет двадцать назад, когда был в Новодалье, – задумчиво произнёс мужчина. – Только тогда её пели совсем уж сухо.

Морщусь. Он недоумённо взглянул на меня, потом уточнил:

– Уж не в одну ли из Враждующих стран я попал? Это Светополье или Черноречье?

Ворчу:

– Первое.

– А я думал, что в Новодалье… – усталый вздох. – Старею, что ли?

На вид ему сейчас тридцать-тридцать два. Значит, иллюзия делает его моложе.

Сердито спрашиваю:

– С чего бы тут быть Новодалью?!

– Не предполагал, что в Светополье мне споют одну из старых народных новодальских песен, – он смущённо развёл руки в стороны. – Да и есть что-то в твоей внешности от новодальцев. Синие глаза, какие у них часто бывают.

От внезапной догадки даже плакать перестала.

Неужели, во мне течёт кровь одного из этих проклятых народов?! И как только мог Ромка узнать об этой песне?.. Как решился напеть её? Ну да людей около нас тогда не было, да и кто из светопольцев будет интересоваться старинными песнями своих заклятых врагов?

– Даже если так… не всё из жизни и прошлого мы в силах изменить, – добавил маг, заметив ужас на моём лице. – Да, ты их ненавидишь и считаешь ворогами. Но то, что твои глаза – синие, не значит, что твоя мать или другая женщина предала свой народ с врагом, – вздохнул. – Ведь её могли просто изнасиловать.

И я уныло потупилась.

Хотя… если совсем уж честно… иногда я думала, что мои глаза потому и получились синими. Но думать о моей связи с ворогами было мерзко – и потому я старалась забыть эту мысль и более не думать о ней. И мне даже удавалось не вспоминать. Хотя иногда мужчины выпившие меня цепляли своими ядовитыми шутками про развратную или несчастную мою мать. И неприятно было. И жгло меня то напоминание.

– Похоже, я тебя вконец издёргал, – маг опять вздохнул. – Не хотел, правда! И занесло же меня сюда из-за этого разрыва магического слоя! А впрочем, и хорошо. Ты была близка ко Грани.

Мужчина выудил со дна сумки большое полотенце, завернул туда мешочки с травами, флейту, подхватил узелок:

– Сумку и еду оставляю тебе.

Похоже, сейчас он создаст заклинание и сбежит.

– Назови имя! – взмолилась я. – Хочу для тебя дерево в Памятной роще посадить!

– К чему тебе моё имя? – спросил он серьёзно. – Мы больше не встретимся. А если и встретимся, то я буду скрыт иллюзией, и ты меня не узнаешь. Собственно, на мне и сейчас есть иллюзия.

– И ты… не подашь знака?

Маг кивнул.

– Скажи хоть имя!

– А что… ты хочешь посадить для меня Памятное дерево? – странная, необычайно тёплая улыбка появилась у него, глаза как будто засияли.

Ему интересен этот старинный обычай Белого края?

– Ну… если ты хочешь именно этого, – всё-таки улыбнулась ему.

Взгляд его скользнул по деревьям вокруг меня. Потом он тяжело вздохнул и признался:

– Прости, но я уже много лет никому не говорю моё настоящее имя.

– Почему?

– Для чего кому-то кроме меня его помнить? – его улыбка стала очень печальной. – Те, кому оно когда-то было известно, забыли его. Или их уже нет, – мужчина нахмурился.

– Я хочу желать тебе удачи, добра, здоровья, счастья! Пусть мои пожелания хранят тебя от бед!

Серьёзность, с какой сказала эти слова, удивила не только меня, но и его, вернула на его лицо улыбку:

– Пожалуй, ты единственная, кому моё имя нужно. Только тебе его и скажу, – приблизившись ко мне, маг едва слышно прошептал:

– Я – Кан.

Никогда не слышала такого имени. Собственно, и одежда его была не похожа на ту, что носят во Враждующих странах.

– И всё-таки тебе лучше обо мне забыть, – сказал мой спаситель, нахмурившись.

Я не смогу тебя забыть! Ведь именно ты напомнил мне о том, что в этом мире ещё есть доброта!

Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза – мне почему-то казалось, будто у него и в правду серые глаза – затем он опустил взгляд, будто задумался о чём-то. И неожиданно исчез: наверное, переместился туда, куда и собирался.

Кан… странное имя, такое непривычно короткое. То ли соврал, то ли это его кличка, то ли он сам себя так зовёт, то ли он с Жёлтого края, то ли… Нет, не может быть! По нему не заметно. Ага, под иллюзией можно что угодно спрятать, даже уши, заострённые сверху. К тому же, он в качестве платы попросил только песню. И до того времени, как я очнулась, он с увлечением играл на флейте. Выдумала же, Алинка! С чего бы эльфу снисходить до заботы о тебе? Наверняка он помимо магии увлекается траволечением, музыкой и пением. Как и все остроухие. И вообще, может, у него такая противная физиономия, что он выучился магии и теперь постоянно носит на себе иллюзии?

Сложила подаренную еду в сумку, туда же запихнула платок. Хотела сунуть гребень, но застыла, присмотревшись к вырезанной на нём ветке, затейливой, венчавшейся мелкими цветками, напоминавшими незабудки. На что мужчине такая милая вещичка? Разве что своей жене, дочке или любовнице нёс. Только почему-то не забрал у меня. Явно этот иноземец любит красивые вещи. И с такой лёгкостью с ними расстаётся, словно сегодня же купит или сделает себе новые! А если он и в самом деле не только в травах разбирается, но и в магии, и в музыке? Что если у него «золотые руки»? Что-то я его идеализировать начинаю. Даже приписала ему рождение в остроухом народе! Мол, слишком талантливый, прям такой талантливый… Тьфу. Алинка, никак ты влюбилась?.. Нет, быть такого не может! Не может быть так и не должно! Он же сразу сказал: не хочу, мол, быть с тобой. А раз он не хочет, разве я могу что-то сделать? Тем более, как мне, самой обычной, поймать мага, который свободно бродит, где хочет?!

Двинулась лесом, на отдалении от дороги. Надо было его забыть, но в голову неустанно лезли мысли о Кане. То ли сердце потеряла, то ли не оправилась от потери надежды, то ли он меня манил своей тайной. И поди разберись, в чём причина! Ох, нельзя мне голову терять. Ну его! Пойду в Средний город, найду работу…

А мысли лезли, лезли…

Снова присела. Ещё немного поела, ещё немного отдохнула и, повеселев, продолжила свой путь. Всё-таки, какие-то удовольствия, пусть и скромные, мне доступны. И спасибо жизни за это!

Мне нужно было спуститься с холма и идти по правой дороге. Я давно решила устроиться в Среднем городе. Там должен был найтись какой-то труд и для меня. И туда не часто заглядывали вражеские войска, благо столица была в стороне, так что это было замечательное место. Конечно, и там мне придётся самой заботиться о себе. За десять с чем-то лет я вполне привыкла к своей доле. Однако теперь, стоя на холме, колебалась, не торопясь спускаться вниз. Помнила таинственный голос, обещавший мне помощь и какую-то необыкновенную силу. По правде говоря, спустя столько лет я разучилась верить в чудеса. И в то же время так устала от серых скучных тяжёлых дней, что вдруг помечтала о каком-то чуде.

Где-то сзади хрустнула под чьей-то ногой или лапой ветка. Готова была побежать к деревне, едва кто-то выступит из леса, но никто не появился. Зверей я боялась меньше, чем людей. Звери, в отличие от людей, никогда не смеялись, не издевались, не грубили, не пытались унизить, ударить, не плевали в душу. Острые когти, клыки, желание жить, прокормить и защитить детёнышей – вот и всё, из-за чего их следовало опасаться. К тому же, звери не лгали и не лицемерили.

Мне внезапно вспомнился мой единственный друг. Он был на несколько лет старше, растил меня с младенчества. То ли я была дочкой кого-то из друзей его семьи, то ли он просто подобрал меня, забытую всеми. Парнишка никогда не говорил о том, как стал сиротой, но я не сомневалась: и его родных отобрала многолетняя вражда. Ибо кто, как не она, разрушал семьи и обрывал множество жизней во Враждующих странах? Да и… это прозвище Светополье, Новодалье и Черноречье получили из-за неё.

Друг всегда вступался за меня, не давая в обиду ни взрослым, ни мальчишкам, за что часто получал синяки и ушибы. Трудился, чтобы нас прокормить. Ох, я пошла бы куда угодно, лишь бы встретить его! Увы, он ушёл за Грань в тот пожар. Мне осталась лишь память о единственном дорогом и родном мне человеке.

– Он жив, – послышался женский голос за моим плечом. Кажется, это она говорила о той силе.

Резко оборачиваюсь, но не вижу сзади никого.

– Иди в Дубовый город – и встретишь его, – казалось, незнакомка находится около меня.

Будто бы прочитав мои мысли, она добавила:

– Мы с тобой давно знакомы.

Пытаюсь пощупать воздух. Точнее, схватить невидимую женщину.

– Я справа от тебя.

Справа оказалось только дерево. Она смеётся надо мной?!

– А ещё слева, спереди, сзади, снизу, сверху. Я везде и в то же время рядом с тобой.

– Врёшь!

– Никогда не вру.

– Ты издеваешься надо мной!

– Я не издеваюсь, Алина. Всего лишь хочу помочь.

Кричала ей ещё чего-то, пока не сообразила, что она перестала отвечать. И чудно!

В сторону Дубового города сворачивать не собиралась. Была уверена: постою ещё немного, разглядывая деревню, и пойду по правой дороге. А потом… потом я вдруг поняла, что она назвала меня по имени! Она откуда-то знала моё имя! Хотя… если она тоже была из магов, то могла незаметно проследить за мной.

– Проверь! – проворчала странная женщина. – Вам всё покажи да объясни.

– Хочешь, чтоб я пошла не пойми куда? Только по твоим указаниям?

– Было бы проще, ну да ты вряд ли согласишься. А вытолкнуть его к тебе будет сложно.

Магичка надолго задумалась.

Не вытерпев, я с сарказмом сказала:

– Значит, ты на это способна? А объяснишь, как его узнать? Столько лет прошло с того страшного дня…

– Да ты сама его узнаешь.

Я её не послушалась – и с развилки выбрала путь в столицу. Верить кому-то, обещавшему силу, верить во что-то, чего сможет примирить Враждующие страны, да и просто верить в чудо – это так нелепо. Скорее я рехнулась от пережитых трудностей. Но как-то горько самой себе в этом признаваться.

Но странная магичка и тут не отстала:

– Тогда ты иди вдоль этой дороги, только у развилки остановись. А я его тебе навстречу вытолкну.

Самой что ли над этой шуткой посмеяться? Да уж больно давит обида. В душу она мне наплевала этим сладким обещанием встречи.

Я двинулась дальше. И ничего не случилось. Проголодалась, спряталась за колючими кустами, перекусила. И мрачно спросила:

– Ну и?

Магичка отозвалась сразу:

– Он пока далеко. Если сейчас заставлю его побегать, то до тебя Роман точно не доберётся. Хотя этот мальчик крепкий, однако ж не настолько, чтоб столько пробежать, да ещё и через лес, от испуга.

– Чего это ему бояться?

– Волков, – спокойно ответила невидимка. – Надо ж его к тебе привести.

Она зверями управлять умеет? Значит, эльфийка!

– Или Мириона, – насмешливо ответила женщина.

Ворчу:

– Или назойливый бред.

К счастью, дорога всё ещё была пустынна, так что наши препирательства не привлекали нездорового внимания.

– Мой голос в Светополье способна слышать только ты, а вот твой…

Ясно, люди меня за сумасшедшую сочтут.

– Просто мысленно мне отвечай, – ласково попросила таинственная собеседница.

Ох, какой у меня бред заботливый! И за что?!

– Ты как поешь, иди дальше. Когда мальчик будет поближе, я тебя предупрежу.

Вот такой он юнец, этот мужчина, которому уже около тридцати лет! Если он выжил в тот день.

– Если я – ваш мир, то для меня все вы, даже старые эльфы и драконы, как дети.

Логично. Только ты уж очень наглая магичка, да ещё и из древних магов, раз так назойливо лезешь. Вот только зря пристаёшь ко мне – я в этой стране никто. От меня тебе никакой пользы не будет.

До вечера мы молчали. Я уж успокоилась, что померещилось с усталости. Но прошло. И ладно. Я ещё немного поживу.

Когда стемнело, забралась на дерево. Всю ночь смотрела на звёзды и вспоминала о друге. Утром слезла, чуть подремала, вслушиваясь в звуки вокруг. Но, к счастью, ни люди злые, ни звери хищные ко мне не подошли. В чём-то повезло. И ладно.

Перекусила и продолжила путь. Уже за полдень услышала:

– Приготовься, Алина! Я его сейчас к тебе подтолкну. Волков доведу до него. О, они на месте!

Жаль мне того светопольца, которого она выдаст за Ромку. Не, лучше бы это был бред. Хоть и странный, но вполне себе дружелюбный собеседник.

Прошла немного, потом ещё села перекусить. Тело усталое требовало еды. А еды – и спасибо тому доброму магу – у меня теперь сколько-то своей было. И как-нибудь уж я проживу.

– Он скоро уже будет тут! – возмутился голос. – Убирай еду в сумку!

А зачем?

– Так вам ж надо будет вдвоём от волков убегать! А еда вам пригодится! Всё ж таки ещё не лето.

Что?!

– Приготовься! И прожуй этот сыр как следует, чтоб не подавиться!

Мне от такой её прыти стало не по себе. Даже если это всего лишь мой бред. Мир-то наш неживой, он бы со мною говорить не смог. Вот эльфийка… но на что я ей?!

Но еду на всякий случай убрала в сумку, ту через плечо перекинула, прислонилась к дереву, чтоб удобнее было срываться наутёк. И мысленно обзывала проклятую магичку всеми бранными словами, которые знала. Птицы, как назло, радостно щебетали, не подозревая о моей злости. Или, всё-таки, бред?.. Ну, и чудная же я!

Прошло около часа, но ничего не случилось.

Мрачно спросила:

– И где?

Невидимка ответила невозмутимо:

– Он не в ту сторону побежал, пришлось его разворачивать.

Если это сумасшествие, то у него приличное чувство юмора. Но что мне делать? Вот только своего личного сумасшествия мне не хватало! То есть… ты не думай ничего! Даже если мысли мои слышишь! Я и без бреда своего вполне проживу. Ведь как-то уже жила – и ничего.

Вдруг вдали затрещали ветки. И мне стало как-то не по себе.

– Сейчас выскочит! – спокойно сообщил голос.

А если это магичка, с таким бы удовольствием придушила её за подобные шуточки!

Тут я разглядела между деревьев мужчину, бегущего ко мне. Моё сердце глухо ударило несколько раз, прежде чем я разглядела гнавшихся за ним волков. Ой, мама!

Незнакомец заметил меня, когда между нами оставалось шагов шесть-девять. Подбежал. Схватил меня за руку и увлёк за собой. А лесные охотники бодро бросились за нами. И стало как-то не до разглядывания спутника по несчастью.

– Убери их! – взвыла я.

Мало ли… вдруг она могла? Препираться с жестокой магичкой мне сразу расхотелось. Будь это бред, откуда взяться мужику и волкам?..

Краем глаза отметила, что мужчина как-то странно на меня посмотрел. Ловкая собеседница проворчала:

– Будет странно, если они сейчас вас бросят. Бегите направо, на дорогу, там вам навстречу выедут четверо стражников.

И думать, и сомневаться было некогда: я потянула спутника за собой, тот послушался.

А потом был жуткий бег, широкая шершавая рука, крепко сжимавшая моё запястье, стая опасных тварей за нами, пыльная дорога, солнце, бившее по глазам лучами, да сумка, бившая по боку и ноге. И где-то радостные песни птиц, которым было наплевать на нашу участь.

К счастью, показались всадники, вооружённые воины. Мы рванулись к ним, потом уже незадолго до столкновения с ними ушли в бок, в сторону, обогнули спасителей и полетели дальше. Краем уха уловила сзади брань и рычанье. Мы бежали долго-долго, прежде чем рискнули остановиться и обернуться. Пока дорога за нами была чиста. Ну да не видно, что за поворотом.

Предлагаю:

– Может, заберёмся на дерево? Вдруг те всадники уже на земле или ускакали от стаи?

– И пусть к этим серым тварям идут другие путники? – осклабился мужчина, выпуская мою руку.

Киваю. И добавляю:

– У меня почти закончились силы.

Он проворчал:

– Экая ты хлипкая. Впрочем, капля мозгов у тебя есть.

– Что?! – взвыла я обиженно.

– А на хрена ты, дура, одна по лесной дороге шляешься?! – мужчина задумчиво взглянул на меня. – Или ты за смазливое лицо и…

Оттолкнула его.

– Значит, просто глупая, – отметил он, хмурясь. – Давай поищем дерево, на котором можно посидеть и отдохнуть, – и побежал вперёд.

Волей-неволей догнала его.

Вскоре нам попалась приличная старая ива, растущая почти у самой тропы. На ней будет удобно сидеть долгое время. Собиралась сама подняться, но этот гад вдруг схватил меня за ноги и поднял. Я быстро взлетела на нижнюю ветку, потом ещё на одну, на другую, до которой волкам было бы не дотянуться, отодвинулась подальше, чтоб можно было держаться за ветку, не такую уж толстую, но и не совсем тонкую. Свободной рукой прижала к себе сумку, пережившую столько потрясений вместе со мной. Мужчина подтянулся, быстро забрался на дерево, туда же, куда и я, но устроился во впадинке между двумя толстыми ветвями, как в кресле. Какое-то время мы молчали, переводя дыхание. Потом одновременно повернулись друг к другу.

Ему было около двадцати семи-тридцати. Одет как простолюдин. Высокий, крепкий, широкоплечий. Тёмные прямые грязные волосы до плеч, густые брови, нос с горбинкой. Бородка короткая, не слишком ровно подстриженная. Карие глаза, густые ресницы. На левой щеке недавно зажившая царапина. Возможно, выживи Ромка, он бы из прыщавого юноши стал таким сильным мужчиной. И внешне они немного похожи. Но… нет, людям, что магам, что простым нельзя верить. Да и не могу уже после предательства Немиры.

– Что пялишься? На мне цветов нет, и грибы не растут, – проворчал мой спутник.

Отвела взгляд. Какое-то время мы сидели молча, смотрели вниз. Потом я достала из сумки кувшин с молоком, вынула деревянную пробку, с наслаждением отпила несколько глотков.

– Может, поделишься? – спросил мужчина уже ласково и дружелюбно. – У меня в горле пересохло.

Поколебавшись, подвинулась поближе к нему, отдала ему кувшин. Он выдул с половину, довольно крякнул, вернул мне остатки, утёр рот тыльной стороной ладони. И приветливо спросил:

– А ты вообще куда идёшь, курица?

С обидой выдыхаю:

– В Средний, – и отодвигаюсь от него подальше.

– А зачем?

– Может, там будет лучше.

Он проворчал:

– Уж поверь мне: везде хреново. Уж сколько я сандалий и сапогов истоптал, бродя по нашей стране…

Некоторое время мы молчали, потом опять полезла в сумку и, не вынимая руки, отщипнула кусочек хлеба, сунула в рот.

– Поделись, а? – попросил он, сглатывая слюну.

– Чтоб ты и дальше мне хамил?

– Я больше не буду, – пообещал незнакомец, вздохнув.

Поколебавшись, отломила для него кусок хлеба. Мужчина съел дар очень быстро, почти не жуя. Голодный.

– А у тебя кто-нибудь есть в Среднем?

Теперь вздох вырвался у меня:

– Нет, никто и нигде меня не ждёт.

– Может, пойдёшь со мной в Дубовый город? Я тебя защищу, если что.

Скептически оглядываю его.

– Есть чем?

Мужчина слизнул с руки крошки и сжал пальцы в кулак. С досадой признался:

– Нож потерял, когда от этих тварей убегал. Но уж посильнее тебя.

Похоже, он собирался ещё как-то меня обозвать, но покосился на мою сумку и ничего не сказал.

Мы несколько часов молчали. Мне надоело держать сумку – и повесила её на молодую ветку, впрочем, достаточно толстую, чтоб удержала. Солнце почти уже добралось до крон, когда наши желудки почти одновременно заурчали. Я сразу же полезла за едой, мужчина сердито на меня посмотрел. К моему удивлению, еду отбирать не стал. Отвернулся, чтобы не смотреть, как ем. Неужели, у кого-то ещё остались крохи совести и справедливости?! Помявшись, поделилась с ним сыром. Он вежливо поблагодарил и быстро уничтожил свой кусок.

– Похоже, волков убили, – заметил мужчина добродушно, почёсывая трёхдневную бородку. – Можно спуститься.

– Скоро стемнеет. Мало ли кто тут по ночам бродит.

Вообще, меня больше пугала возможность оказаться около него на земле. А тут если полезет, смогу с дерева спихнуть. Или сама свалюсь. Зато гордость моя не пострадает. А потом, если найдётся муж, он хоть каплю уважения проявит, раз уж я сохранила своё целомудрие.

– Дело говоришь, – он не понял мою уловку или прикинулся. – Только сядь поближе ко мне, а то ещё заснёшь, свалишься и шею свернёшь.

Если и придвинулась, то на самую малость, для виду.

Стемнело. Стало холодно и на небе появились редкие звёзды. Глаза слипались. Зевнула, покачнулась и точно упала бы, не подхвати меня крепкая рука.

– Экая ты глупая, курица! – проворчал её обладатель, таща меня к себе.

Я пыталась вырваться, кусаться, но он сжал меня как в тисках.

К моему недоумению, мерзавец не стал меня лапать, а только прижал к себе, чтобы не свалилась и могла как-то сносно уснуть. Или свалиться, если буду уж очень яростно вырваться. Сам-то он хорошо устроился между веток, так что спихнуть его на землю было очень трудно. Я на время притихла, дожидаясь, что он ослабит хватку, а спасительный ножик… вот только было в его объятиях очень спокойно и тепло, а ещё так хотелось спать…

Тело затекло, да ещё и чьи-то руки крепко меня обхватили.

С ужасом открыла глаза, попыталась вырваться, но меня слишком грубо цапнули.

– Свалиться хочешь, дурочка? – прохрипели у меня над ухом.

С некоторым запозданием припомнила события прошлого дня. И уже тихо, но уверенно попробовала выбраться. Спутник отпихнул меня, правда, так, чтоб не упала. Заявил:

– Я из-за тебя всю ночь не спал, так что ты обязана меня накормить.

А, вот с чего такая забота обо мне: он настолько голодный, что у стройной красивой девушки замечает только сумку с едой. Однако ж не отобрал, хотя мог. Пожалуй, мне повезло, что он такой голодный.

Мы слезли, размяли затёкшие тела. Я – молча, морщась и кусая губу. Он – с бранью. Затем поделилась с ним едой. Очень хотелось узнать его имя, но боялась спросить. А то ещё истолкует не так мой интерес, решит, что он слишком красивый, или подумает, будто я набиваюсь ему в спутницы. А раз хочу идти с ним, то, на его мужской взгляд, и постель с ним разделить готова. Эх, как спросить-то хочется! Кого ж это ко мне вчерашняя собеседница вытолкнула?! Просто шутки у неё злые. И оказаться рядом со мной мог кто угодно. Но вот то, что она узнала, что он будет убегать от волков… или сама же и натравила их на него?

Мужчина рыгнул, смахнул крошки сыра и хлеба себе в рот, проглотил, потом поднялся с земли. На дороге всё ещё никто не показался.

– Тебя как звать-то?

С другой стороны, его чрезмерный интерес ко мне тоже ничего хорошего не предвещает. Надо будет от него отвязаться.

– Или мне тебя звать курицей? – съехидничал незнакомец.

Проворчала:

– Моё имя не имеет никакого значения. Всё равно его скоро забудешь.

И торопливо к дороге пошла. Только бы дальше не навязывался! Только бы сумку с едой не отбирал! Да, впрочем, если догонит, попробует, лучше уж сумку забирает себе, чем овладеет мной.

Прошла несколько шагов. Услышала, как приближается к развилке лошадь. Юркнула в кусты и пряталась в них, пока стук копыт не растворился вдали. Затем, продолжая прятаться за всё, хоть как-то скрывавшее меня, двинулась дальше. Обойдя через большой орешник, внезапно очутилась рядом с моим невольным спутником. Он… преследует меня? Не отстанет? Но, впрочем, я отдохнула и, быть может, смогу убежать. Хотя с тяжёлой сумкой бегать неудобно. Тут уже доброта того незнакомого мага вышла мне в тягость. Ладно, сумку можно бросить и убегать налегке.

– Постой… – начал мужчина.

Всё-таки, прицепился.

Испуганным зайцем кидаюсь к дороге. По ней убегать удобнее. Надеюсь, кинжал не полетит мне вслед. Вдруг соврал, что потерял?..

К несчастью, мужчина оказался быстрее. Догнав, он так крепко сжал меня, что стало трудно дышать. Никакой силы у меня не появилось. А так хотелось хоть как-то защититься!

– Глупо в одиночку шататься по лесу, – негромко сказал жестокий путник. – Эй, хватит пинаться! Хочу тебе дело предложить!

Уж лучше бы прирезал, чем предлагал такое. Или избил и отобрал мою сумку с едой. Нет, лучше было сразу после того пожара попасть в когти диких зверей!

Он неожиданно отпустил меня. Не удержав равновесие, упала.

А незнакомец хватать меня не спешил. Сказал торопливо:

– Если дашь ещё хотя бы один кусок хлеба – провожу тебя до следующей деревни. Ты ведь не в эту деревню идёшь?

Подняла голову и изумлённо взглянула на него

– Чёрствый тоже подойдёт, – поспешно добавил он. – Лишь бы не с плесенью. Но лучше с сыром, чтобы у меня хватило сил дойти. И защищать тебя бы лучше мог. С руками голыми мне охотиться несподручно.

На взгляд мой растерянный добавил:

– Я, между прочим, воином и стражником уже служил.

Не удержалась:

– Так где ж твоё оружие, воин?

– А это… – он смутился. – Да проиграл с дури. Чтоб больше я ещё хоть раз притронулся к хмельной отраве! Ни за что!

Я молчала, растерянная внезапным его признанием. Вскочила торопливо. Так сбежать удобнее будет. Он снова заговорил, пытаясь меня уговорить по-доброму расстаться хотя бы с частью моей еды. Или… или лицом и телом соблазнился моими?

– Тебе же выгодно, если провожу. Спокойнее будет. А мне выгодно, что поесть смогу нормально. Меня от лесных даров уже тошнит. Хочется чего-нибудь посерьёзнее, привычного.

На взгляд мой недоверчивый пояснил:

– А отбирать у тебя не хочу. К чему мне, воину, победа над какой-то тряпкой, да ещё и женщиной?

Он… сумел какие-то принципы сохранить? Или меня обманывает? Нет, лучше мне подальше оказаться от него. Хотя бы попытаться.

Шаг сделала в сторону. Мужчина навязчивый, догадавшись, чего у меня на уме, крепко схватил за запястье:

– Ты в какую деревню направляешься?

Морщусь от боли. К моему удивлению, он ослабил хватку. Однако стоило мне попытаться вырвать руку из его железных пальцев, как незнакомец схватил и за второе запястье. Кинжал то ли бросил, то ли куда-то спрятал. Или и правда проиграл всё? Или ничего и не было? Но, всё-таки, он – мужчина. Они сильнее. О, как мне вырваться? А та магичка пакостная теперь молчит. Смеётся, наверное, глядя на меня, пленённую.

– Куда направляешься, спрашиваю?

Не отвечаю. В голове мечется единственная мысль: как бы убежать от него?

– Попадись ты к кому-то – и не сумеешь защититься. Даже со мною справиться не можешь, – проворчал мужчина. – Конечно, и мне не удастся победить многих противников, но со мной идти безопаснее, чем совсем одной. У тебя, смотрю, даже тупого ножа при себе нет.

– Отпусти!

– Тебе же хуже.

– Отпусти! – дёргаюсь.

– Вот упрямая! Иди! Покорми волков. Бедолаги, наверное, совсем голодные, – проворчал мужчина – и разжал пальцы.

Чего ему от меня надо? Когда вновь кинется на меня? Пусть отправит за Грань, но не издевается, не изводит меня!

Путник недовольно нахмурил тёмные брови:

– Чего стоишь? Ведь могу и схватить.

Отступаю от него на несколько шагов.

– Трусиха, – его губы растянулись в презрительной усмешке.

Отбежала шагов на тридцать, но топота и хруста веток за мной не услышала. Обернулась.

Незнакомец спокойно уходил к тому же самому орешнику. Видимо, прятаться. Но… неужели ему нужен всего лишь кусок хлеба?

По дороге застучали подковы. Поспешно прячусь за ближайшее толстое дерево. Кроме быстрых ног у меня ничего нет, что могло бы спасти, столкнись я вновь с какими-то злыми людьми.

Всадники вскоре скрылись за дальними деревьями. О, как же я устала бороться со всем одна! Но всё же не настолько, чтобы выходить замуж за любого предложившего или идти в содержанки к кому-то из богачей или аристократов. Или… ему и правда нужна от меня только еда?.. Странный он! Но мне же лучше, если это правда.

Посмотрела на орешник. Мужчина прежде чем залезть подальше в заросли, вдруг обернулся. Приметил мой взгляд. С мгновение колебался, потом уже дальше побрёл. Но медленно. Будто предлагая передумать и догнать его.

Он голоден был, но еду у меня не отобрал, да и предложил помочь даже за чёрствый кусок хлеба. Редкое благородство, другие заботились лишь о том, как наесться самим.

– Эй, подожди! – бросаюсь к нему.

– Чем угостишь? – похоже, незнакомец ждал, что я передумаю.

– А ты куда идёшь?

– В столицу.

В столицу-то мне как раз и не следовало идти. Вот только отчаяние и усталость от жизни подтолкнули меня на странный поступок.

– А… ты можешь проводить меня до Среднего города?

Он задумчиво взъерошил свои грязные волосы. Потом проворчал:

– Если ты дашь мне очень большой кусок хлеба. Противно идти голодному, без еды, когда рядом кто-то чего-то жуёт. А коренья жрать уже не могу.

Достаю краюху, отламываю половину и протягиваю ему

– Договорились, – мужчина схватил хлеб и вцепился в него зубами, первые куски проглотил, почти не жуя.

Похоже, не ел целый день или больше. Или и в правду жевать коренья да травы опротивело.

Он съел только половину своей оплаты, а оставшееся предусмотрительно спрятал за пазуху. И… не пытался у меня мою сумку отобрать! Неужели, мне повезло? И хотя бы несколько часов спокойствия с защитником рядом будет?

Мы прошли час или два, не обронив ни единого слова. Мой нежданный спутник внимательно прислушивался и посматривал по сторонам. На мне взгляд незнакомца не останавливался, равнодушно скользил дальше. Отсутствие интереса ко мне немного успокаивало. Надеюсь, таким же равнодушным он будет всё время, пока мы не дойдём до Среднего города.

– Ого, ту землянику ещё не оборвали! – внезапно заметил мужчина и повернул в противоположную от дороги сторону.

Когда увидела много маленьких светло-красных и тёмных перезрелых ягод, не удержалась от радостного вскрика.

– У тебя, подозреваю, еды ещё много есть, а у меня только остатки от твоего хлеба, – пробурчал мой защитник.

– Так что, мне и горсть не нарвать?

Он сначала мрачно-мрачно посмотрел на меня – я напряглась – потом задорно мне подмигнул:

– Охота началась. Кто успел – тот и съел! – он присел, достал из кармана штанов большой и грязный платок, хотя и без соплей, а только в пыли дорожной. – Кстати, поторопись, курица. Я своей добычей делиться с тобой не буду.

Застигнутая внезапно этим новым оскорблением, да ещё и когда горсть аппетитных душистых ягод почти уже поднесла ко рту, горсть первую, сорвалась:

– Как хочешь, вредный свин.

Его пальцы разжались – и уже собранные ягоды провалились в грязь под листьями.

– Что… что ты сказала?!

– Н-ничего, – поспешно отодвигаюсь.

Он, мрачно брови сдвинув, проворчал:

– Ты смотри, сопля, я оскорблений больше не прощу!

– Л-ладно, – отодвигаюсь ещё дальше.

Запуталась за ветку подолом, вскрикнула, упала. Запоздало поняла, что подол платьев задрался, обнажая мои колени. Покраснев, села, оправила юбку. Он, как назло, на мои ноги посмотрел. Прикусил губу. Мрачно сжала в руках ветку.

– Какая ты воинственная, сопля! – ухмыльнулся он. – Да хватит зыркать-то! Я уже понял, что живой не дашься, а я потом шрамами от твоих когтей и зубов по всей шкуре буду щеголять! И хорошо, если глаза целыми будут. Короче, жри давай или собирай впрок.

Какое-то время собирала землянику в узелок из маленького полотенца, оставленного магом мне вместе с едой и кувшином молока. Сначала незаметно наблюдала за мужчиной, потом начала посматривать на него всё реже и реже, торопливо разыскивая душистые ягоды.

Как-то незаметно он оказался на расстоянии одного локтя от меня, утащив земляничку, которую не успела сорвать я. Наши взгляды встретились. В карих глазах мелькнуло недовольство.

– Чего пялишься? Не эльф ведь! На мне цветов нет, и трава не растёт! – проворчал мой спутник и начал обрывать ягоды у моей ладони.

Теперь внимательно рассмотрела незнакомца. Его грязные волосы, густые брови, подбородок, нос с горбинкой, щёки, плечи, руки. Он чем-то напоминал мне моего единственного друга. Прошло около десяти лет с того пожара. Да и вряд ли тот выбрался из пламени. Но… почему же я прислушалась к словам той женщины?

Заметив, что я его разглядываю, мой спутник собирался чего-то сказать, но я его опередила:

– На твоей левой руке есть шрам?

– Когда ты успела заметить? – недоумённо спросил мужчина.

Надо же, и у него на левой руке шрам!

– Всего лишь предположила.

Мой спутник собрался прямо по обобранным кустикам земляники отползти к другим ягодам, но я схватила его за рубашку.

– Покажи шрам!

– Чего ты ко мне прицепилась? – насмешливо сощурился. – Или мы уже где-то встречались? Но чем руки просить показывать, ты уж говори сразу, чтоб разделся совсем. Я – мужчина простой, намёки плохо понимаю.

– Я только спросила про шрам, – щёки мои запылали от стыда.

Он посмотрел на меня ещё более внимательно. Испытующе. Я не знала, куда деваться от стыда. Зачем вообще спросила?!

– Вот, посмотри и отстань! – сказал вдруг спутник мой, но голос не сердитым был, а будто растерянным.

Взгляд подняла на него. Он поднял рукав левый верхней светлой рубахи на плечо. И рукав нижней, светло-серой, стал закатывать. Но плотно прилег тот к телу. Тогда мужчина быстро распоясался – я торопливо поднялась, разбрызгивая ягоды, и отступила торопливо, отчаянно нащупывая свою сумку. А он рубашку скинул верхнюю. И нижнюю, рукав раскатав обратно. Тело крепкое, мускулистое. И шрамов много. И… и светлая полоска, отчётливо проступавшая на загорелой коже. Полоска шрама тонкого, начинавшегося на пол ладони выше кисти и заканчивавшегося у середины локтя. Рядом с длинным шрамом был и другой, короткий.

Моя рука, державшая лямку сумки, задрожала. И та выпала из разжавшихся пальцев.

Тот шрам… когда мой друг меня от воинов выпивших выхватил. И лезвие кинжала одного прошлось по его руке. Мы едва убежали в тот день. И он лежал, истекая кровью, а я страшно волновалась, что он совсем перейдёт Грань. И, плача, отрывала ткань от подола моего, но подола бы не хватило, чтобы руку всю ему обмотать. Да и он сердито за запястье меня схватил, остановил. «Не надо, – сказал, – Береги свою честь, сопля». Тогда я оторвала рукава от моего платья, чтобы раны ему перевязать. И два ужасных дня сидела подле него, покуда он боролся со слабостью за свою жизнь. Как я могла забыть тот шрам? Я не могла!

И эта встреча… внезапная эта встреча… это… это случалось только в моих снах! В сладких-сладких снах. Редких. Но передо мной сейчас был не худой угловатый парнишка, а крепкий, широкоплечий мужчина, а шрам у обоих был одинаковый, как цвет глаз и, кажется, цвет волос. Цвет его волос из-за грязи было сложно определить точно. Робко, боясь поверить в случившееся чудо, тихо спросила его:

– Ромка?..

– Ты… – растерялся начал было мой спутник, потом вдруг улыбнулся невольно: – Алинка?! Неужели, это ты?!

По моим щекам потекли слёзы. Метнулась к другу моему единственному, последнему близкому из оставшихся в моей жизни, обхватила его шею руками, уткнулась лицом в его грудь и зарыдала. Между всхлипами то и дело повторяла драгоценное имя:

– Ромка… Ромка…

Роман дал мне нареветься вволю, потом легонько щёлкнул меня по носу:

– И как в тебе столько воды уместилось, а, сопля моя ненаглядная?

Тут до меня с опозданием дошло, что он уже не прыщавый юноша, а зрелый мужчина, а я – смазливая фигуристая девица. И мои объятия друг может неправильно истолковать. Потому я его отпустила и отступила на шаг назад.

– И не мечтал, что снова встречу тебя по эту сторону Грани… – выдохнул он счастливо, потом смущённо прибавил, – Когда тебя разглядел, подумал вдруг, что моя козявка, если б выжила и выросла, могла бы стать такой же красивой как ты.

Теперь понятно, с чего он пытался ко мне навязаться. Хотя бы из памяти. Или ради еды только. Да, впрочем, это всё уже не важно. Он рядом! Живой он!!!

А он продолжил, в свойственной ему манере:

– Не ожидал, что попавшаяся на моём пути курица – это ты! Столько лет считал тебя погибшей! – ухмыльнулся. – Слушай, козявка, а я и не предполагал, что из тебя такая красавица получится.

Собиралась всерьёз на него обидится, но почему-то совершенно беззлобно и счастливо проворчала:

– Да пошёл бы ты в Снежные горы… вредный свин!

– Не, я от тебя теперь никуда не уйду! – заявил он с жаром. – Разве что ты выйдешь замуж или сам попаду за Грань.

И у меня сорвалось с губ, что думала, как и прежде, ещё в детстве, когда мы свободно говорили обо всём:

– Подлец, только оказался живым – и уже засматривается на Грань!

Он серьёзно посмотрел на меня и тихо сказал:

– Постараюсь пожить, пока не найду тебе другого защитника.

Чуть помолчав, робко спросила:

– А сам?..

– До того буду с тобой, сопля.

Эх, давненько мы с ним не ругались.

Притворяюсь сердитой:

– А у меня имя есть! Другое!

Он поймал меня за конец косы:

– Знаю, козявка моя прекрасная!

Безуспешно пыталась отобрать косу, а негодяй громко хохотал и лишь крепче сжимал пальцы. Показавшиеся путники растерянно посмотрели на нас и молча прошли мимо. Вообще, жизнь, в которой есть хотя бы один человек, которому небезразлично твоё состояние – очень ценный дар.

– Но таки ты меня теперь накормишь? – ухмыльнулся он опять. – По-честному?

Друга дорогого, который столько сделал для меня, я не могла не накормить!

И уже с радостью сидела рядом и смотрела, как он уничтожает мои припасы. Век бы сидела и смотрела, как он ест.

Впрочем, мужчина практичный всё поедать не стал. Со вздохом сумку отложил. Смахнул крошки с бороды. Опять взглянул на меня серьёзно. Сказал грустно:

– Но… я думал, что ты тогда сгорела. Я ещё долго не мог спать по ночам: мне снился твой крик или то, как ты падаешь, задохнувшись от дыма. Снилось, как тяжёлые горящие балки падают на тебя… – он вдруг сдвинулся ко мне, сжал меня в объятиях, крепко-крепко, но я уже не сопротивлялась – ему я верила. – Значит, ты выбралась. Ты смогла тогда выбраться! Как же я рад!

Шмыгнула носом. Накрыла его ладони своими.

– Тогда, осенью, я вылезла через окно, едва до моей каморки долетел запах дыма.

– Выходит, ты не осталась в загоревшемся доме? Какое счастье!

Ещё недавно думала, будто наша встреча невозможна, но мой единственный друг теперь сидит рядом со мной! Прижалась к нему лицом. Как когда-то в детстве, когда мы рядом сидели, усталые или счастливые, что раздобыли себе еду.

– Ромка, я так рада, что ты живой!

О, только бы наша встреча не оказалось сном! Так много снов радовали меня, а с рассветом исчезали, оставляя только горечь.

– Куда же ты ушла, Алинка? – спросил Роман хрипло, крепко прижимая меня к себе. – Я спрашивал у людей, прибежавших с водой, у хозяина дома, куда ты могла пойти, но никто ничего не знал о тебе. Это было так страшно!

– Я искала тебя среди людей, столпившихся у дома. Они не обращали на меня внимания, отмахивались. Не найдя, побежала в лавку, куда тебя посылали. Лавочник сказал, что ты уже был у него.

– Мне велели зайти к портному и ещё отнести дюжину писем, поэтому я поздно вернулся. Как же ненавидел те письма, графа!

– А я так счастлива, что тебе дали столько поручений! Ты из-за них задержался!

– Какое счастье, если мы на десять с половиной лет разошлись?! – проворчал мой друг. – Могли и вовсе никогда не встретиться. Меня могли убить в какой-то в битве.

– Теперь мне уже наплевать и на пожар, и на битвы, и на все года, когда мы бродили по Светополью! Если мы встретились не во сне, а наяву, то ничто во всей Мирионе не способно меня огорчить, отобрать у меня мою радость!

Роман неожиданно отстранился, виновато взглянул на меня.

– Признаюсь, что есть кое-что, о чём я умолчал. Очень важное.

– Так скажи! Или… не хочешь? Тогда молчи, ни о чём не буду спрашивать.

– Скажу, – он куснул губу, – не было ни дня после пожара, когда бы я не жалел о своём молчании! Ты меня не простишь, но ты должна об этом знать.

– Не прощу? Ромка, как ты можешь так говорить? Я прощу тебе всё!

Собиралась взять его за руку, но мужчина отодвинулся от меня.

– Ты думаешь так, потому что понятия не имеешь, чего я от тебя скрывал.

– Мне всё равно, что ты от меня скрывал! Главное, что ты живой, и я снова вижу тебя, снова могу сидеть рядом с тобой!

Друг перебил меня:

– Из-за ненависти к твоему отцу утаил от тебя самое главное.

Он… был знаком с моим отцом? Значит, ему хоть что-то известно о моей семье? И я смогу услышать что-то о моих родных?.. О, снова чудо мне преподнес этот день!

И молча, с надеждой ждала, чего он скажет.

Вздохнув, мужчина добавил:

– Да и мама отругала бы меня, если бы узнала.

Расскажи хоть что-нибудь о моей семье, Ромка! Верю, твой рассказ не причинит мне боли. Ты никогда не обижал меня, всегда заботился обо мне. Но… что такого страшного ты мог утаить от меня?..

Мужчина опустил глаза и сказал то, чего никогда не ожидала от него услышать:

– У нас одна мать.

– То есть, ты – мой родной брат?

– Да.

– И… из-за моего отца ты ничего мне не сказал? Почему? Отчего ты его ненавидел?

– Твой отец не из Светополья.

– Что?!

Роман тяжело вздохнул и продолжил:

– Твой отец – новодалец. Мне-то было видно, как он порой посматривал на всех наших людей – такой ненависти, такого презренья в глазах своих быть не могло.

Оказалось, может быть ещё больнее, чем раньше, намного больнее! Я… я ещё и дочка врага. И… и Ромка…

Отодвинувшись, с горечью спросила:

– Так… ты ненавидел меня, да?

Брат ответил, не смотря на меня:

– Вначале, когда только узнал о тебе, ненавидел и тебя, и его.

Вцепилась в его руку:

– Вначале? А что же потом? Ведь я его дочь, дочь твоего врага!

Он смотрел на меня так долго, молча. Мне стало страшно, невыносимо страшно услышать от него слова презрения. От него, от единственного дорогого мне человека! И я поспешно отвернулась, хотя уже было поздно, и он уже увидел мои слёзы.

Ромка… Роман… он был для меня самым дорогим, самым любимым. И… он ненавидел меня в душе?! Он ведь не мог любить девчонку, связанную с ворогами! И… уж лучше бы бросил, оставил где-то, когда была младенцем, чем теперь рассказывал мне о своих чувствах!

Мужчина вдруг схватил меня за косу – я испуганно сжалась – подтянул к себе и… осторожно обнял. Погладил по голове. Замерла в его объятиях. Бить вроде не будет.

А он грустно стал рассказывать, не выпуская меня из объятий:

– Мой отец не вернулся с битвы. Мать очень страдала. Я молчал. Единственный мужчина в семье, даже если он мальчишка, не должен плакать, должен стать опорой для матери. Потом появился твой отец. Так и не понял, отчего он остался в нашей стране, в нашем городе. Впрочем, нет, вру самому себе: он остался из-за нашей матери. На неё единственную смотрел не так, как на остальных. Да и… он появился у нашего колодца на второй день, как вороги взяли осаждённый город. Наверное, хотел напиться воды… – Роман вздохнул, взъерошил мои выбившиеся на лоб пряди. – Меня мучила жажда, ещё с утра. И мать решилась выбраться из подвала, где мы прятались – и пойти за водой. Всё, что было в нашей кладовой, мы уже выпили. Домой они пришли вдвоём. Он нёс её ведро. Она стала стучать, готовя обед. Я тогда удивился, что кто-то пришёл, и что она так просто ходит по дому в захваченном городе. Наверное, он предложил ей временную защиту от своих в обмен на еду. На меня он мрачно посмотрел, когда я вошёл на кухню. А мать – испуганно. Но уже было поздно меня прятать. Я тогда не понял, почему она так долго и с такой мольбой смотрела на него. Понял потом. А тогда он просто велел мне сесть на лавку у противоположной стороны стола. И мать с облегчением вздохнула. И в первый раз улыбнулась ему.

Роман долго молчал. Впрочем, я, кажется, поняла, что он хотел умолчать. Может, мама не только едой пыталась расплатиться, чтоб новодалец не тронул её сына. Тем более, что подросток уже мог быть опасным для вражеского мужчины.

– В общем, он кормился у нас несколько дней… – хрипло сказал брат. – И их воины на нашу улицу не ходили, хотя соседи потом говорили, что на других улицах много кого ограбили и избили, из решившихся вылезти из подполья. Потом их войско ушло, опасаясь приближения нашего приграничного отряда – основное войско тогда караулило этих… их в другом месте.

– И… и совсем не ждали их? И… и… и это была та осада, закончившаяся через три дня? Её везением считали.

– Так то было войско Вадимира!

– Ах, да, – вздыхаю, – Вадимир бы мог…

– В общем, подмоги было немного, но с ними пришли эльфийские маги. Это меняло дело.

– Да?! – растерянно посмотрела на него.

– Что-то Вадимир в тот год с остроухими не поделил. В общем, подмоги было немного, но маги обещали всех прикопать в земле, живьём. Пришлось ворогам убираться.

– Но странно… что-то я раньше не слышала про тех эльфов!

– Да ту историю замяли. Мол, то были изгнанники остроухих, имевшие личные счёты с Вадимиром, а Хэл им ничего не приказал.

– Вот и прибили бы Вадимира!

– Увы… – брат вздохнул. – Не прибили. Видимо, велика фигура для эльфийского нищеброда. Или таки Хэл замял дело, опасаясь крупного скандала. В общем, новодальцы свалили, приграничные наши воины остались, а эльфы под шумок куда-то делись. Через пару дней и войско прошлого нашего короля подошло. Перебежчики из ближайших сёл и другого города. Так что твой отец сказал, что он из селян. Вон тех, беглецов. А кинжал, мол, он с кого-то из врагов снял, с трупа. А оружие для самообороны пригодится. В общем, он остался в нашем доме.

Мы какое-то время молчали, не глядя друг на друга. Но из объятий брат меня не выпускал – и это вселяло надежду, что он всё-таки считает меня своей семьёй. Хотя и дочерью врага.

– А… – замолкла, правда, позже всё-таки уточнила: – А почему ты его не выдал?

– Да я хотел! – Роман смял подвернувшийся под руку земляничный лист, ещё в пальцах перетёр, размазывая кашей. – Но сначала боялся привлекать внимание к нашему дому. Не хотел, чтоб мать забили за шашни с ворогом. Да и… там пара соседей пропали. Их тел не нашли. И другие молчали. И я молчал. Я надеялся, что он наиграется с моей матерью и уйдёт. Но… он остался.

– А… мама?

Задумчивый взгляд на меня.

– Наверное, он ей понравился. Он её не бил никогда. Вежливый. Помогал охотно. Да и… отца давно уже не было. И меня он не бил. Ни разу… – он разжал пальцы, выбрасывая раздавленный лист. – Хотя однажды, когда матери не было дома, я пытался подойти со спины и зарезать его.

– И… и он тебя избил?

– Нет… – молодой мужчина вздохнул, устало иль сердито. – Говорю же, он меня не бил. Он только выкрутил мою руку, так, что я не мог до него дотянуться, и проворчал: «Настоящий воин никогда не бьёт врага в спину. Ты, что ли, трус? Боишься, что в честном бою тебе меня не одолеть?». Я ненавидел его, но в тот миг мне стало стыдно. Он ещё добавил спустя какое-то время: «Твоя мать говорила, что твой отец был достойным воином. Тебе не стыдно быть таким сыном?». Он мог убить меня в любой день и час. Я полагаю, что те пропавшие – его рук дело. Он мог меня избить, сказать, что это я виноват, дерзил или допустил оплошность. Но он никогда этого не делал. И… и мне было стыдно проиграть ему. Мне было стыдно бить его из-за спины. Тут ещё мать вошла. Побелела, выронила корзину с покупками. Те по полу рассыпались. Яблоко подкатилось к его ноге. Мать упала на колени, заплакала, просила не трогать меня. Он отпустил и оттолкнул меня, подхватил её, обнял. Сказал, мол, я просто учу сражаться твоего сына, не пугайся. Он о том дне мне ничего потом не сказал.

Роман долго молчал, потом продолжил:

– Может быть, он не был обычным воином. Он ещё хорошо делал разные вещи из дерева. Очень хорошо. Может, он просто был ремесленником. Может, он поэтому меня пощадил. Или чтобы не огорчать мою мать. Кажется, она ему по душе пришлась. Не знаю, ждал ли его кто-то там. Потом родилась ты. К тебе они оба относились с нежностью, про меня как будто забыли. Я мечтал немного подрасти и навсегда уйти из места, которое перестало быть моим домом. Опасности и лишения не пугали меня. А потом болезнь, которой они оба заболели, разрушила все мои планы. Несколько жутких недель. И на свете остались только я и ты. Тебе было около двух лет, – он легонько дёрнул меня за косу. – Но моё отношение к тебе тогда уже было совсем иным. Я по-своему любил тебя.

Ты… любил дочь врага? Неужели такое возможно?!

– Как-то раз мама собралась на рынок и велела мне проследить за тобой. А он тоже по каким-то делам ушёл, чуть раньше. Ты, такая крохотная и беспомощная, доверчиво спала у меня на руках. Я чувствовал, как бьётся твое сердце, разглядывал твоё лицо…

В голосе брата послышалась нежность. Он осторожно отстранился, посмотрел на меня и тепло мне улыбнулся:

– Отчего-то меня растрогала твоя доверчивость. Проснувшись вдруг, ты улыбнулась мне. От моей ненависти не осталось и следа. Ни ты, ни я не в ответе за наших родителей. Прости меня, сестрёнка, за то, что слишком поздно это понял! Не буду говорить, как винил себя, как ругал. Мои страдания не стоят твоей жалости. Прости, если всё же захочешь меня прощать.

Мне повезло: у меня был он. Хотя и не знала, кем мне приходится мой друг, жила как за каменной стеной за его плечами и заботой. Стена, конечно, не всегда бывала надежной, ибо кто прислушается к словам какого-то безродного бедного безоружного парнишки? Однако не будь его, непременно бы пропала, рано или поздно. Можно ли забыть всё его добро, навеки перечеркнув из-за какой-то укрытой тайны, пусть даже такой важной?

Роман ласково погладил меня по щеке:

– Ты была моим утешением, моей радостью, единственной родной кровинкой. Моей силой. Ради тебя ещё больше хотелось жить. И я обнаружил, что могу справиться и с взрослыми, когда они пытались избить тебя. Из-за этой проклятой ненависти тогда не сказал тебе этого. Наверное, уже поздно это говорить, но мне очень хочется, чтобы ты наконец-то это услышала.

Обнимаю его. Крепко-крепко. Без слов.

– Прощаешь? Ох, милая сестрёнка! – он всё понял, нежно обнял меня.

Вдруг поднялся, подхватил и закружил меня. Я радостно взвизгнула, как когда-то в детстве.

– У-у, какая ты тяжёлая выросла, сопля! – прокричал брат, потом вдруг остановился и серьёзно добавил: – И, кстати, очень красивая.

– У-у, вредный свин! – радостно проворчала я.

На этот раз он не менее радостно улыбнулся на мою старинную обзывалку.

– Слушай, а тебе так важно идти в Средний город? – спросил брат, выпуская меня на землю.

Вздохнув, призналась:

– Вообще-то, меня нигде никто не ждёт.

– Тогда, может, пойдём в столицу? Тамошним стражникам, говорят, платят больше.

С любопытством уточнила:

– А ты правда воин?

– А что, не похож? – он притворился очень сердитым.

– А где твой меч, вредный свин?

Брат страшно смутился. И кинулся собирать ещё не раздавленные ягоды. Потом смущённо посмотрел на меня, вздохнул и признался:

– Знаешь, сопля, я его и в правду пропил. Случайно получилось. Но я с тех пор с этим делом решил завязать. Тем более, пока я тебе мужа приличного не найду, я должен быть бодрым и трезвым.

Упёрла руки в бока:

– Едва нашёл – и уже хочешь в чужие руки спихнуть?!

– Ну, извини, – усмешка, – люди не вечны. Тем более, мужчины. Да и я не хочу крысой отсиживаться за стенами во время боёв. Да и… – внимательный взгляд на меня. – Да и тебе уже пора. Кстати… тебе уже кто-то люб?

– Н-нет…

– Отлично! – брат радостно потёр руки. – Я тебе сам жениха найду. Я никому не дам моей сопле голову задурить!

Уж он найдёт. Хотя… с таким братом не все мужчины посмеют мне хамить и дурно обращаться. Если что – Ромка кого-нибудь побьёт. Заступится. Так как-то оно… спокойнее. Даже не верится, что наконец-то защитник есть и у меня, тем более, он воин! Хотя и умудрился пропить свой меч. Впрочем, у мужчин это иногда бывает. Главное, чтоб только иногда.

Когда мы вновь двинулись по направлению к столице, то и дело доставала и давала ему чего-нибудь вкусненькое. Вначале брат с аппетитом ел, потом попросил перестать его кормить.

– Сейчас съем, и тебе не достанется. Кто знает, когда сумеем опять добыть себе еду?

Лёгкая обида на него появилась и почти сразу исчезла. Роман прав, надо подумать и о ближайшем будущем.

Мы разговаривали о том, чего случалось с нами за годы разлуки. Брат внимательно наблюдал за мной, затем неожиданно спросил:

– О чём ты умалчиваешь, Алина?

– Как ты узнал? – едва не споткнулась, услышав его вопрос.

– Догадался. Ты иногда подозрительно замолкаешь, задумываясь о чём-то.

Рассказала ему о словах невидимой женщины и о маге, отдавшем мне сумку с едой. Кое о чём промолчала.

Брат остановился, положил тяжёлую ладонь на моё плечо:

– Наверное, это какие-то маги развлекаются, внушая тебе какую-то чепуху. Не верь им.

– Но ведь она не соврала: мы встретились на дороге к Дубовому городу! Если бы не она, я могла бы никогда и не встретиться с тобой!

Мужчина тяжело вздохнул:

– Вот это-то меня и напрягает. Что она предсказала, на какой дороге ты сумеешь меня найти. Значит, осведомлённая, пакость. Да и кто знает, чего могут эти маги? Тот странный тип тебе даже своего имени не назвал!

– Нет, он назвал! – собиралась умолчать об имени незнакомца, но отчего-то не удержалась.

– Почему ты так уверена? Он с лёгкостью мог тебе соврать.

– Почему-то я уверена: это его имя. Правда, таких имён в нашей стране не дают. И в соседних тоже не дают. Возможно, он родился в другом краю Мирионы.

Брат схватил меня за плечи:

– Алина, одумайся, прошу! Ну, разве можно примирить страны, враждующие около шестидесяти лет?! Нас уже Враждующими странами все соседи кличут! Нет такой силы, которая бы примирила нас! А появление того мага либо счастливое совпадение, либо очередной ход чьей-то пакостной игры. Не желаю, чтобы моя сестра была игрушкой в чьих-то руках. И, удайся мне, сброшу с башни любого, кто посмеет с тобой играть!

– Кто же тогда примирит Враждующие страны?

Он сжал мои плечи, до боли:

– Никто. Запомни, сестра! Никому не нужно ничего менять!

Грустно потупилась:

– Выходит, если не я, то никто и не будет.

Он сжал мой подбородок, заставляя посмотреть на меня:

– А тебе-то зачем?

От резкого тона брата сразу не нашлась, чего сказать. Даже о моей детской мечте смолчала, потому что у девушки, родившейся в одной из Враждующих стран, не должно было быть такой наивной и нелепой мечты. Однако не мечтать у меня не получалось.

– Тебе меня не переубедить. Даже не пытайся. Не думай об этих интриганах, умоляю тебя! Радуйся, что ты чудом меня нашла: теперь у тебя будет защитник. А о тех магах не думай. Да и… может, того, кто оставил тебе еду, те же интриганы подослали?

– Думаешь?..

– Ну, ты сама посуди, курица: с тобой заговорила магичка невидимая. Вскоре появился другой маг. Я не знаю, на кой ты им сдалась, но они вполне могут быть заодно. Неясно, что за злые игры у них и почему они выбрали именно тебя. Но тебе лучше забыть об этом. Нам повезёт, если они оставят нас в покое – и найдут себе новую игрушку, которая купится на обещание какой-то особой силы и могущества.

Лучше забыть. И ты туда же! Да, конечно, лучше всего забыть или сделать вид, будто ничего не случилось. Все здесь, похоже, только это и делают, а мне не хочется ничего забывать. Хочется доказать ему, но вот как? Но… но если он прав? Если действительно какие-то маги вздумали подшутить надо мной или впутать в какую-то интригу? Тогда… тогда лучше притворяться, что я всё забыла. Может, тогда они оставят меня в покое – и я смогу просто жить?

До самой темноты каждый из нас думал о чём-то своём.

– До деревни мы, похоже, не дойдём, – мрачно сказал Роман.

Невдалеке взлетел к тёмному небу волчий вой.

– Опять эти твари!!! Их только не хватало! – брат внимательно огляделся, после чего подтолкнул меня к высокому дереву. – Первая ты. Забирайся повыше.

– Ромка…

– Лезь, пока они нас не нашли!

Из-за ёлки медленно вышел большой волк.

– Лезь на ближайшее дерево! – он толкнул меня в плечо.

Отчего-то мне не было страшно.

Сначала захотелось разглядеть волка. И, разглядев, я восхитилась серым сильным зверем, захотела его приласкать. Кажется, брат сказал обо мне что-то невежливое. А волк медленно и изящно скользнул ближе: ему хотелось, чтобы кто-нибудь не боялся его, погладил его…

Стоило протянуть руки, как волк лизнул мою левую ладонь. От него веяло спокойствием, силой… почему брат застыл? Зверь оказался совсем не страшным. Лохматым… Ему нравилось, когда я его гладила по носу, когда почёсывала ему бок.

Незаметно для себя оказалась окружена волчьей стаей. Все норовили пробраться к моим рукам, лизнуть мои ладони. И мне так нравилось их гладить, почёсывать.

Вдоволь насладившись моей лаской, стая перешла дорогу и растворилась в другой части леса. Я глубоко вдохнула чистый прохладный воздух. Такой вкусный! А лесной шум вдруг показался мне дивной музыкой… от прохладного ветра не было холодно… было очень приятно дышать свежим лесным воздухом… бездонное звёздное небо завораживало… казался волшебным тусклый свет луны… какая удивительная ночь! Как здорово жить!

Чуть успокоившись и зевнув, обернулась к Роману. Мужчина стоял на том же месте, в той же позе, с открытым ртом и вытаращенными глазами. Неужели, он вдруг превратился в статую?

– Ромка… Ромка!

Брат шевельнулся.

– Что… что это было?! – едва слышно прошептал он.

– Обычная ночь, но она так прекрасна!

– А волки?

– Они милые, правда?

– Волки милые?!

Брат спрятал в сапог вытащенный нож, который от потрясения забыл использовать. Мрачно прошёл ко мне. Схватил меня за плечи и встряхнул. Встряхнул второй раз. Третий.

– Перестань!

– Чего ты сделала?! – он схватил меня за косу.

– Ничего.

– А откуда был тот свет? – он натянул мои волосы.

– Какой свет?

– Тьфу на свет! – мужчина отбросил мои волосы. – Лезь на дерево! Живо!

Неохотно забралась на дерево. Роман залез за мной. Устроился на толстых ветвях, как на кресле.

– Садись рядом.

Послушно устраиваюсь рядом.

– Прислонись ко мне. И закрой глаза.

– Упаду.

– Нет, удержу. Вот, молодец. Теперь спи.

Рядом с ним я чувствовала себя спокойно и защищёно. Вскоре начала проваливаться в сон.

Меня пробудили неприятные ощущения в затёкшем теле. Солнечные лучи меня не касались, так как всё небо затягивали светло-серые плотные тучи. Оказалось, брат не сомкнул глаз: он всю ночь поддерживал меня, чтобы не упала вниз.

– Спускаемся? – с наслаждением распрямляю правую руку.

– Только осторожно.

Оказавшись на земле, потягиваюсь, затем подбираю сумку. Когда же успела снять её?

Смутно вспоминаются события прежнего дня: ночь, одинокий волк, нос под моей рукой, соскальзывающую лямку сумки. Замираю. Отчего стая меня не тронула?! Отчего мне так сильно хотелось всех волков погладить?

– Проснулась? – мрачно уточнил Роман.

Киваю.

– Теперь припоминай, чего ты натворила вчера ночью! Или не помнишь?

– Вроде бы помню.

– И… как тебе это удалось?

Пожимаю плечами.

– Почему ты не послушала меня, а протянула руки к тому волку?

Снова пожимаю плечами.

– До этого что-нибудь похожее происходило?

Качаю головой. Он садится на землю.

– Выходит, кто-то из них тебе не соврал. Какая-то сила у тебя есть. Или, быть может, никакой силы у тебя нет, и то на самом деле было магией. Чьей-то чужой магией. И чего этим пням припёрло устроить такой спектакль с нашей с тобой встречей и с волками?!

– Почему бы тебе просто не поверить?

Он проворчал:

– Я разучился верить кому-либо за свои двадцать с чем-то лет. Магам же ничего не стоит заморочить кому-то голову.

Пока его не переубедить. Придётся подождать. Вдруг случится чего-нибудь ещё? Что же до той женщины… не то, чтобы я стала полностью ей доверять, но сомневаться в её силах стала меньше.

Поев, мы двинулись дальше. Натолкнувшись на деревню, продали в ближайших домах около половины собранных ягод. По пути опять обнаружили полянку с земляникой, снова собирали приятные ягодки. Заодно позавтракали.

К полудню дошли до столицы. Городские стены, сложенные из тёмных больших камней, взмывали вверх, заканчиваясь полукругами. Кое-где, словно заплатки на поношенном платье, выделялись непонятные фигуры, сложенные из мелких светлых камешков.

– Взгляни в другую сторону. Там когда-то разрушили кусок стены.

Огромная заплата темнела на стене в том направлении, куда он указал. В дыру на месте заплатки могли бы одновременно пройти пять человек!

– Её тоже проделали чернореченские алхимики?

– Ага, – воин поёжился, – прямо на моих глазах. Моё сердце всего лишь три раза ударило, а кусок стены уже осыпался под ноги врагов. Все остальные дыры тоже из-за них. В последние двадцать лет воины Черноречья постоянно носят с собой всякие кристаллы и смеси, сделанные их алхимиками. Обычно от трудов алхимиков дырки не больше чем с колесо телеги. Ещё из-за их смесей наши воины получали весьма болезненные ожоги. К счастью, со временем кожа у них выздоравливала, и каких-либо значительных последствий ожог не приносил. Мгновенно действующий яд алхимики пока не использовали.

Вздохнула и радостно сказала:

– Как здорово, что в Новодалье нет алхимиков!

– Ничего хорошего, – мрачно возразил Роман. – У них сильные воины. И…

– И Вадимир, – опять вздыхаю, вспомнив про главного новодальского интригана.

Брат мрачно взъерошил свои волосы, проворчал:

– Я даже не знаю, кто хуже: Мстислав с его воинами и алхимиками или один-единственный Вадимир! Если Мстислав использует оружие сразу и идёт прямо, то Вадимир предпочитает внезапность и ловушки. Он по болоту проползёт со своим войском, чтобы только подкрасться к тебе сзади, нагрянет, словно гром среди ясного неба.

– Не будь у Мстислава алхимии…

– Мстислав и без алхимии серьёзный враг. А, впрочем, чего это я с девицей такие вещи обсуждаю? Ты – не мужчина, тебе не понять ничего в битвах и оружии.

И всё же я кое-что понимаю. Если алхимики Черноречья будут и дальше продолжать совершенствоваться, то когда-нибудь их смеси, кристаллы и порошки станут опаснее многих заклинаний. И даже те страны, в которых свои магические школы и много магов, не смогут с ними справиться. И Светополье, где нет ни магов, ни алхимиков, проиграет. А хрупкая девушка из простонародья ничего не сможет изменить.

Заплатив медную монету, мы прошли через большие новые ворота, сделанные взамен прежних ворот, так же испорченных алхимиками.

Я не рассказала брату, но памятное дерево с просьбою о здоровье Кана я всё-таки посадила: пристроила маленький дубок в старой дубовой аллее. Приходила к нему иногда, полить и поговорить, когда на улицах было малолюдно. Памятную рощу близ Дубового города, увы, враги сожгли, покуда приходили в прошлый раз. Новую посадить у местных руки пока не дошли. Или боялись, что вороги новую тоже сожгут, чтобы ослабить боевой дух наших воинов. Мерзавцы! В Памятной роще чья-то кровь и чьи-то слёзы! Там чьё-то сердце закопано и надеждою, мечтами прорастает к небесам, тянется души найти ушедших и заслонить пока живых! Хотя, увы, я слышала, что наши воины также поступили, узнав, где роща новодальцев была.

К середине второй недели по столице поползли слухи о приближающейся битве с Черноречьем. Я испугалась за брата. Романа обязательно заставят участвовать в битве, либо он сам этого захочет. Его могут отправить за Грань. Эх, была бы такая сила, которая не допустила бы битву! Увы, такой силы у меня нет.

На пятнадцатый день моего пребывания в столице, в дождливое и тоскливое утро кто-то неожиданно постучал в дверь. Брат так рано вернуться не мог. Или он бы громко попросил меня открыть. Ох, ставни кухонного окна не закрыты. Будь у дома несколько людей, они вполне могут залезть через окно.

Глаза поспешно скользнули вокруг и уткнулись в тяжёлый ухват. С ухватом в руках я долго пряталась у окна, однако ни через окно, ни через дверь никто в дом проникнуть не попытался. За дверью постоянно кашляли, то ли нисколько не скрываясь, то ли издеваясь надо мной.

Через некоторое время напряжённого ожидания кто-то глубоко вздохнул, тихо высморкался и пошлёпал по лужам от двери. Похоже, незваный гость был сильно болен. Пребывание под дождём его здоровье точно не улучшит.

Неожиданно мне стало жаль несчастного. Забыв об осторожности, открыла дверь. Вымокший до нитки путник медленно брёл по улице.

– Подождите!

Мужчина обернулся. В тот же миг я вспомнила об опасности. Ладно, дверь запереть в случае чего успею быстрее, чем он добежит до меня.

– Чего вы хотели?

– Мне бы попить водички горячей и немного согреться.

С одной стороны, я всего лишь девушка и больше никого дома нет. С другой стороны, он болен. Вряд ли кто-то пустит его на порог. Скорее всего, ему придётся идти в трактир. Поблизости трактиров нет. Да и у нашей двери мужчина порядочно простоял под дождём.

Милосердие взяло верх над осторожностью.

– Можете посидеть в моём доме немного. Я согрею для вас воду.

– Огромное вам спасибо! – на усталом лице появилась широкая улыбка.

– Только мой брат вот-вот вернётся, а он не любит чужаков. Возможно, он заглянул по дороге в трактир вместе с друзьями. День такой, что эти негодяи обязательно напьются, а напившись, они частенько лезут в драку. Сколько раз с соседками ругалась из-за него! Вы не представляете, какой сильный этот грубиян! Мужья моих соседок так пострадали! Да и мой муж… они как два сапога пара.

Маленькая девичья хитрость будто бы показалась ему правдой.

– Не беспокойтесь, сразу же исчезну, когда вы их увидите из окна, – серьёзно пообещал незнакомец.

Разогревая ему воду, заодно разогревала «борщ для мужа». Борщ был удобным прикрытием для того, чтобы находиться рядом с ухватом. К тому же, на лавочке у печки стояли пять горшочков. Думаю, брат не будет сильно ругаться, если разобью их об кого-то, кто распускал руки.

Незнакомец попросил разрешенья погреться у печки. С улыбкой вежливой, но измученной хозяйки, позволила ему пересесть ближе, сама отправилась протирать несуществующую пыль с полок и кухонного шкафчика, поближе к венику и чистым тарелкам.

В какой-то миг обнаружила: его одежда сохнет подозрительно быстро.

– Муж вас часто бьёт? – неожиданно спросил незнакомец.

Впервые взглянула на него подольше.

Молодой, сероглазый, светловолосый мужчина. Возможно, он слишком серьёзный, но вроде бы не злой. Одежда дорожная, как будто не в нашей стране сшитая. Но тоже из Белого края: вышивка у ворота и по краям рукавов красная. Да и нашивки на предплечья, в форме прямоугольников с краями закруглёнными, покрытые красной вышивкой. Причём узоры такие, которые в разных странах Белого края используют.

– Да, что вы, какой я им противник? Они меня не трогают, но вот победа над другими мужиками…

Незнакомец снова закашлялся.

– Вам не кажется, вода немного перекипела? – вежливо намекнул он, когда приступ кашля прошёл.

Бегу вынимать горшок с кипящей водой. Отливаю немного в кружку, доливаю холодной воды из ведра, затем ставлю кружку перед ним и вновь возвращаюсь к протиранию пыли. Глаз не поднимаю.

– Похоже, ваш муж и ваш брат задерживаются, – заметил молодой мужчина спустя некоторое время.

– С этими негодяями ни в чём нельзя быть уверенной! Подумаешь: «Опять они где-то по пути подрались и валяться будут под чужим забором», а они тут же словно из-под земли у дверей вырастают!

Разобравшись с «остатками пыли», устроилась за столом с шитьём. Острые ножницы положила около себя. Веник, кстати, тоже находился рядом со мной. Всем своим видом показывала: «Воду уже дала, у печки погреться пустила, теперь вам пора уходить».

Серые глаза будят воспоминания о сероглазом маге, который мне помог. Только этот незнакомец не может оказаться им. Я почему-то уверена в этом.

– Как думаете, ваши муж и брат позволили бы мне остаться на несколько дней? Мне хватит чулана и какого-нибудь одеяла. За кров и еду заплачу десять серебряных монет.

От неожиданности опять оборачиваюсь к нему. Откуда у него столько денег? И кто он такой? Меча у него нет, лишь за пояс заткнуто два кинжала. Точно не воин. Неужели, вор? Как бы его выпроводить до прихода брата?

Мужчина закашлялся. Ох, так сразу просить удалиться его нельзя. Подожду, пока дождь закончится, и совру, будто брат и за десять серебряных не позволит у нас остаться. Так же намекну, будто муж у меня очень ревнивый и на тех, в ком заподозрил моего ухажёра, с кулаками кидается. Поздно уже про ревнивого мужа врать, но вполне может и пригодиться. В драчливых брата и мужа он как будто поверил.

Дождь, как назло, не заканчивался. Молодой мужчина продолжал греться у печки. Запаниковав, взяла веник и отправилась подметать пол в соседней комнате. На кухне кроме борща и еды в шкафчике воровать нечего.

Незнакомец грелся на кухне, я упорно вычищала дом, шёл дождь. Будь у меня какая-нибудь сила, то я не боялась бы этого человека.

«У вашего забора кто-то упал» – неожиданно послышалось из-за окна.

«Ромка?» – испуганно вскакиваю.

«Нет, чужой раненный мужчина»

Не выпуская веник из рук, бросаюсь к двери. Прислонившись к ней, напряжённо прислушиваюсь. Почему кто-то упал у нашего забора? Он… он что, там же и скончается?

Сероглазый незнакомец возник за моей спиной неожиданно. Вскрикнула – и он поспешно зажал мне рот рукой. Значит, вот ты какой, проклятый! Пустила на свою голову!

Попыталась ударить его веником. Веник внезапно вспыхнул. Мужчина отскочил, отпустив меня.

– Ромка!!! – вырвалось у меня.

Через мгновение запоздало дошло: кричать было бесполезно, ведь брат находится далеко отсюда. А маг – рядом.

Трясущиеся пальцы поспешно отодвинули задвижку. Распахнув дверь, я кинулась на улицу. Подальше бы от этого опасного типа!

Однако за дверью меня крепко сжали чьи-то сильные руки. Значит, этих подлецов было двое. Ромка, где же ты! Ромка, спаси меня! Я боюсь!

– Эй, ты, отпусти её! – светловолосый вор появился на пороге.

В его ладонях вспыхнул яркий огонь. Большие капли дождя не тушили пламя, а проходили сквозь него. Это какой-то страшный сон. Надо проснуться, разбудить брата.

– Ромка!!!

Второй вор освободил свою правую руку, прижимая меня к себе левой. Сделал какой-то непонятный жест. Первого вора отбросило в дом. Сон запутался. Сама запуталась. Испугалась. Очутиться бы рядом с братом, выплакаться у него на груди. И плевать на то, что мне уже семнадцать!

Первый вор выскочил через окно.

Завывали вихри, металось пламя, сыпались молнии, носились черные облака, чего-то гремело. Дым плотной завесой окружил дом и маленький клочок земли вокруг него. То ли меня забросили в горящий дом, то ли непонятно как переместили в грозовое небо. И эта противная рука продолжала меня держать. Способность говорить куда-то исчезла. Я вот так за Грань перейду?..