Читать книгу Богу Божье – 1: Потерянный мир - Эли Эшер - Страница 9

– Еще миля-другая, и будет деревушка с постоялым двором и трактиром. Там и отдохнем, – сообщил мне Миха, – Если б дорога не петляла – уже видели бы.

Жара немного спала, и дорога действительно стала значительно более обжитой, с глубокой колеёй от тележных колес, зеленой обочиной и натуральной влажной сельской грязью, несмотря на жару. Вокруг дороги то там, то сям стали появляться деревья, а то и целые рощи, постепенно встречаясь все чаще и разрастаясь все больше.

– Хорошо, – сказал я, – Как в былые времена, когда за горохом на колхозное поле ходили…

– Неплохо, – согласился Миха.

– Слушай, а это все те самые пустоши? Не похоже как-то. Вон рощи там-сям, как в Италии, травка зеленая, лужи на дороге…

– Пустоши, пустоши. Это так, островок жизни посреди них.

– А откуда он взялся?

– Ну, тут есть лес выживший, вокруг него и располагается живой пятачок.

– А лес-то как выжил?

– Ну, экология, понимаешь. Лес у себя влагу сохраняет, и живое из него в стороны расползается. Насколько может.

– Лес, говоришь? Ну-ну…

– И вовсе не ну-ну, – обиделся Миха, – Хотя в чем-то ты прав. Этот пятачок жизни еще благодаря мне сохранился. Я тут по местному времени не один десяток лет живу, демонов подчищаю. Кроме того, если кто из нас в виртуальном мире живет, он просто своим присутствием жизни добавляет.

– Это как? – удивился я.

– Да вот так, – усмехнулся Миха, – Алгоритмы виртуальных миров экономные, моделируют настолько, насколько необходимо. Если где живых вообще не осталось, остается только основная недетализированная схема: он пошел, она сказала, они подрались. Как в Голливуде. Появляется в окрестности реинкарнированный, тут же все эти схемы и скелеты доращиваются до уровня восприятия этого смертного. Появляются одежда, выражения лиц, интонации. А мы-то еще сложнее, и восприятие у нас глубже. Так что стоит нам где появиться, сразу же начинаются волшебные рассветы-закаты, земляника с одуряющим запахом, утренняя роса, блестящая, как драгоценные камни. Посидишь в пустыне, и, глянь, вокруг оазис, жизнь, пальмы листьями колышут, разноцветные птички поют, и неизвестно откуда родник пробился и озеро наполняет. Одна из причин, почему я тут так основательно обосновался. Я ведь не только демонов бью, я еще этому миру как якорь в реальности. Не позволяю ему в полный сюрреализм и кубизм уйти. Тогда тут точно спасать некого было бы.

– А почему сюрреализм и кубизм? Вроде не очень совместимые линии в искусстве.

– А просто, в зависимости от того, какие алгоритмы первыми отключатся. Если детали, все станет как схема, чертеж без деталей – вот тебе и кубизм. А если первыми структурные алгоритмы развалятся, то детали все зальют бестолковыми переливами цветов, запахов, форм, как на картинах Дали. Вот тебе и сюр. Помнишь рассуждения, что людские боги – это, как правило, их собственное отражение в мироздании?

– Помню.

– А что будет, когда мироздание отражает бога? Настоящего. Ну, или хотя бы виртуальный мир?

– Оно становится богом?

– Не так быстро, – улыбнулся Миха, – Оно становится живым.

– Но ведь отражение бога – это бог, верно?

– Верно, но есть детали. Отражение не идентично оригиналу, и каким оно будет, зависит от зеркала. Обычное зеркало – оптическое. Смотришь в него и всего лишь видишь самого себя вывернутым справа налево. Да и то, какой стороной повернешься, может, лицо, а может, и задницу. В мирах бог отражается как жизнь. Если есть бог, как правило, есть и жизнь, причем, как правило, разумная. А если есть разумная жизнь – есть и бог, хотя бы как отражение этой жизни. Кстати, имей в виду, что в результате даже случайно брошенное богом слово может материализоваться. Даже шутка. Особенно неумные шутки это любят делать. Так что поосторожнее. А теперь вопрос на засыпку, что, если бог отражается в разумном существе?

– Дай догадаюсь… – продолжил я, поняв смысл сделанной паузы, – Если бог отражается в разумном существе, то все должно зависеть от того, насколько велико и разумно это существо. Как с зеркалом. Если на нем что-то нарисовано, то видишь, в основном, этот узор, а свое отражение – лишь туманно, сквозь него. А если оно пусто, как чистое зеркало, то самого себя. Правильно? То есть, если бог встречается со смертным достаточно тесно, то смертный становится своего рода богом?

– Ну… почти, – согласился Миха, – но позитивный эффект есть всегда, а степень зависит от силы связи. Скажешь, останавливаешься на постоялом дворе и обращаешь внимание на дворовую девку. Нет, не в том смысле. Никакого секса или даже просто желания. Просто обращаешь внимание, грустно смотришь на это человеческое вроде бы существо со смесью сострадания и отвращения. Помятую, побитую жизнью, голодную, в уголках глаз гной, как у помоечного котенка. Скажешь ей слово-другое, бросишь монетку, взглянешь ободряющим взглядом, и глядишь – у нее неизвестно откуда уже появляется какое-то чувство достоинства, внутренняя сила жить. Через год проезжаешь мимо, она уже всем постоялым двором заправляет. А уж если постоянную женщину в мире каком найдешь…

– Погоди, – вмешался я, – Ведь отражение меня – это я сам, нет? Так что, она мной станет?

– Нет, конечно, – ответил Миха, – Я ж говорю, зависит от зеркала. В дружбе отражаешься, как друзья, в любви ты отражаешься, как твоя парная богиня. Так что, если ты постоянную женщину из смертных найдешь, понимаешь, что будет? Тебя много, ее мало, она перед тобой, как чистое зеркало почти, и отражается в нем – она, твоя парная богиня. Поскольку, если любит тебя, то старается понравиться, а кто тебе нравится? То-то и оно! В сети это означает, что душа твоей избранницы вливается в твою парную богиню, и они после этого одно. Если и правда какая Элиза Дулиттл, то практически ничего от нее и не останется, растворится почти без осадка, а если что хорошее было, то сохранится, станет частью богини. Ну, или вырастет до богини, это уж как посмотреть. Это, конечно, при условии любви, тесной глубокой связи. Без нее, конечно, ничего нигде отражаться не будет, так что если просто дворовую девку поимел, в крайнем случае, в твоем теле ее триппер отразится. А если действительно взаимная любовь, то да, все именно так. Собственно, это даже у смертных происходит. Слыхал, что люди могут разводиться, а потом обратно жениться или выходить замуж, и очень часто все их последующие супруги удивительно похожи на тех, первых? И фигура похожа, и платья похожие выбирает, и волосы так же укладывает… Вот именно потому. Пожив вместе, люди становятся отражением друг друга, а потом ищут отражения себя. А у богов со смертными все еще сильнее, куда ни глянь – везде она. Причем сначала мерещится, а потом на самом деле оказывается. Думаешь, чего Гита такая неревнивая?

– Слушай, а это прилично, без разрешения в свою богиню превращать? Все-таки человек, личность независимая…

– Так ведь по любви, – пожал плечами Миха, – Да и не ты ее превращаешь. Что человек, что бог – зеркало активное. Это не ты ее заполняешь собой, это она тебя по капле в себя впитывает. Ну, и ты ее тоже, взаимно. У смертных же то же самое. Рождается ребенок и впитывает в себя сначала родителей, потом друзей, учителей в школе, профессоров в университете, потом жену или мужа, коллег, своих собственных детей, внуков. Вся жизнь человеческая – это дополнение своей души кусочками чужих душ, ну, и изредка создание чего-то своего, которое другие тут же заимствуют. А в паре бог-смертный получается то же, что с родителем и ребенком. Тебе мало впитывать, так что все равно в основном собой останешься, а ей – много. Сам посуди, богиня – это сотни тысяч лет, как минимум. Возраст Гайи, Гора и Сета с Нефридой вообще с возрастом планеты сравнимы, а уж Изида – так вообще старше самого времени, из другой вселенной. А душе смертного, в лучшем случае, – пара тысяч лет с учетом реинкарнаций, а из-за взрывного роста населения Земли вообще большинство смертных душ – новодел, десятки лет. Кстати, с опытом младшего бога то же самое происходит. Ведь десятки лет жизни среди смертных несут не очень большой опыт по сравнению с тем, что бог уже накопил. Так что, что от младшего бога, что от смертных, точно так же, все хорошее вливается и сохраняется, но одного много, другого мало. Вот и растворяются смертные в богах, как ложка сахара в самоваре чая. Зато вкус остается и вечная жизнь.

– Есть еще поговорка про ложку дегтя и бочку меда…

– А такую ты просто не полюбишь. Да и у нее в тебя влюбиться не выйдет, ей этот самый деготь мешать будет, отталкиваться от тебя.

– Постой, – смутился я, – Если все так, как ты говоришь, значит ли это, что моя смертная жена является и моей парной богиней?

– Ну, это уж тебе судить, какая там у вас любовь, и есть ли таковая, – опять пожал плечами Миха, – Может, да, может, нет. Но, может, и да.

– А если б я, не зная этого, зазнался и бросил ее?

– Смеешься? – фыркнул Миха, – Невозможное невозможно. Какой бы ты тогда был бог, если бы бросал тех, кто тебя любит?

Разговор прервался изменением пейзажа вокруг. Вдалеке впереди появился идущий навстречу одинокий путник. Вначале мы не обратили на него внимания. Ну идет, и идет себе, нам не мешает. А мы ему. Это я так думал. Навстречу шел молодой паренек, лет двадцать, может, даже меньше. Белобрысый, неплохого роста, подтянутый, в хорошей физической форме, два меча из-за спины торчат, одет… средневеково. Ну, не спец я, как в средние века хорошо одевались, а как бедно, но одежда вся плотная, недраная, даже не очень запыленная. Вот только взгляд какой-то… не то загнанный, не то испуганный. Уставился он на нас, проходящих мимо, аж голову в плечи втянул от ожидания чего не того.

Ну, прошли мы, ничего не случилось. Я от удивления даже обернулся посмотреть, что он дальше делает, и натолкнулся на полный страха и ненависти взгляд. Не надо было мне оборачиваться. Как-то не так он истолковал это. Хотя, а как не оборачиваться на такого? Ведь возьмет да звезданет чем-нибудь сзади по затылку. Что, собственно, в результате и получилось. В общем, взвизгнул он как-то по-особенному, подпрыгнул в воздухе и швырнул в нас какую-то магическую дрянь.

Ускорив сознание, я с интересом стал разбираться, что же это такое к нам приближалось со скоростью брошенного камня. В центре был какой-то носитель, в основном, нужный для того, чтобы эту штуку можно было бросить. С таким же успехом он мог все это накрутить на какой-нибудь кусок кварца, но он взамен сделал виртуальный камешек – очень похожий на тот же кварц, который и швырнул с силой в нашу сторону. Но сам по себе камешек был бы неинтересен – с таким же успехом он мог швырнуть подобранный с дороги. Интересно было то, что на камешек была нанесена программа, которая заставляла визуализирующие узлы ионизировать воздух в окрестности камешка, электроны вниз, положительные ионы газов – вверх. В результате по траектории камешка образовывалось подобие грозовой тучи с отрицательным зарядом внизу и положительным вверху. Посередине при этом оставалась прослойка нейтрального изолирующего воздуха, а сама траектория становилась в чем-то подобной каналу грозового разряда, где отрицательный заряд электронов в подбрюшье мог свободно перетекать в любое место в поисках громоотвода, по которому можно разрядиться в землю.

Очевидно, в норме он разряжался через цель, то есть того, в которого бросали это заклинание, а в крайнем случае, уходил далеко вперед и в землю. Вот только сейчас с этим были две проблемы. Достигнув нас, эта штука развеялась, так что канал не уходил далеко, нигде не заземлялся, а просто связывал паренька и нас. А кроме того, в наших сапогах была резиновая прослойка, так что громоотвод из нас с Михой был никакой, а вот сам паренек, стоящий в растоптанных кожаных сапогах посреди мелкой дорожной лужи… Короче, электроны нашли свой громоотвод. Раздался треск разряда, в воздухе запахло озоном.

Похоже, Миха тоже внимательно следил за событиями, так что, обменявшись со мной взглядом «ну, идиот!», он подошел к еще слегка дымящемуся пареньку, лежащему на земле, и попытался привести его в чувство.

– По крайней мере, жив, – радостно сообщил Миха после пары минут безуспешных попыток и начал поднимать его с земли, заводя бессильно болтающуюся руку за свое плечо, – А ведь придется до деревни тащить придурка. Ты не понял, чего это он?

– Да он какой-то взведенный весь был, как будто боялся кого, – ответил я, – А когда я обернулся, видать, решил, что на него нападать собрались… Тоже мне, Неуловимый Джо. А чего тащить-то? Сам очнется.

– Нельзя его здесь оставлять – съедят! Это мы почти никого не видели, а на неподвижного человека местные твари за несколько часов обязательно выходят.

– Ну, так, хотя бы давай телепортируем его прямо в трактир, чего тащить-то? Вроде расстояние небольшое, ясно куда, а душа у него к телу привязана, не потеряется.

– Лех, ты извини, но не могу я тут способностями светить. Тут меня многие знают как охотника на демонов, своего парня, друзья у меня тут, девушка даже. Собственно, уже не девушка, но от того только дороже. А если вдруг выяснится, что я могу одним мизинцем многие проблемы решать, боюсь, придется все заново начинать. Да и тебя попросил бы слишком не выпедриваться, поскольку, если у меня такие друзья найдутся, то мне это тоже все сильно напортит. Нет, справлюсь, но все-таки… Так что, не в службу, а в дружбу, будь поскромнее, не создавай мне проблем, хорошо? Давай, подхватывай за вторую руку.

Я вздохнул, подхватил паренька под вторую руку, и мы потащили его к деревне. Его мешок, закинутый в сухие кустики на стороне дороги, мы просто оставили как есть. Придет в себя – сам заберет, и так тяжелый, зараза. И ведь шли, не трогали. Чего ему не хватало, придурку?