Читать книгу Мы, дети золотых рудников - Эли Фрей - Страница 14

Проходит три недели, прежде чем я снова вижу Кита у забора. Я день за днем прихожу сюда и подолгу вглядываюсь в nebel, ища глазами худую фигурку. Вслушиваюсь – вдруг сквозь тишину прорвется рокочущий звук его rohr.

Но никто не приходит к забору, и я часами тону в тумане.

Мне больше нигде нет покоя, дома я раздражаюсь, ничем не хочется заниматься, на улице ничего меня не радует. Еще эта дура Ирма никак от меня не отстанет – вместе со своими друзьями поджидает меня каждый день у дома, и все они кричат: «Müllbraut!» Как же они надоели…

В один из дней, когда в очередной раз выхожу из дома, намереваясь пойти к забору, и сталкиваюсь с Ирмой и ее свитой, я не выдерживаю.

– Müllbraut! Müllbraut! – заводит Ирма свою любимую песню.

Я рычу и бросаюсь на обидчицу. Никто не ожидал такого поворота. Все стоят и растерянно смотрят, как я отчаянно колочу свою давнюю мучительницу.

Я что есть силы сжимаю кулачки и осыпаю ударами Ирму. Рву на ней платье, попадаю кулаком ей по носу, а потом толкаю. Ирма падает на асфальт и пускается в рев.

– Что здесь происходит? – раздается визгливый женский голос.

Я узнаю его, это голос матери Ирмы, очень вредной и противной толстухи. Дочурка вся в нее.

Ну почему она появилась так некстати!

– Боже мой, Ирма, Ирма!

Мамаша сгребает Ирму в охапку и поднимает с земли. Отряхивает ее одежду, достает из сумочки салфетки, протирает разбитые коленки. Фрау Оттль воркует и успокаивает свою плачущую дочурку. Я растерянно переминаюсь с ноги на ногу. Мысль о том, что неплохо бы смыться, почему-то не приходит мне в голову. А зря. Ирмина мать поднимает голову, гневно сверкая маленькими поросячьими глазками, и требует ответа:

– Кто? Кто посмел обидеть мою Ирму?

Дети расступаются в стороны.

Ирма показывает на меня:

– Это она, она! Мы играли, а она вышла и напала на меня. Она всегда на меня нападает, мам!..

У меня дыхание перехватывает от такого наглого вранья.

– Негодяйка! – тычет в меня толстуха указательным пальцем, напоминающим сардельку.

– Она первая начала, она… – начинаю я оправдываться.

– А ну замолчи, мерзавка! – кричит разъяренная мамаша. – Негодяйка, хулиганка!

Она хватает меня за руку, стиснув ее изо всех сил своими ледяными и скользкими пальцами. Потом замахивается свободной рукой, но не успевает меня ударить.

Вдалеке раздается ритмичный звук, который звучит для меня слаще мелодии любимой колыбельной.

Ре-та-те-тет… Ре-та-те-тет…

Мне кажется, будто тысяча маленьких птичек поднимает меня в воздух. Настолько я счастлива.

Кит! Ко мне на подмогу уже мчится Кит! Он энергично вертит над головой своей rohr и что-то кричит во все горло.

Дети быстро разбегаются в стороны, но мамаша Оттль не успевает так быстро среагировать, и rohr обрушивается на ее необъятный зад.

Она по-свинячьему взвизгивает и хватается за ушибленное место, отпустив меня.

Кит быстро хватает меня за руку, и мы сматываемся. Вслед нам несутся угрозы и всяческие ругательства, но мы бежим не оглядываясь. Мы покидаем территорию Холмов – перелезаем за забор и мчимся в nebel.

Я знаю, что сегодня будет: мама Ирмы устроит настоящий скандал моим родителям, меня сурово накажут и запретят прогулки. Но мне все равно, что будет позже, – сейчас рядом мой Кит! Мой Wal. Сейчас я счастлива!

Мы взбираемся на крутой холм – идти тяжело.

– Извини, не мог прийти раньше, – говорит Кит. – Родители наказали меня, запретили к тебе ходить. Но как только смог – пулей к тебе. Я тебя долго ждал и не выдержал – полез за забор. И не зря! Ух, задал я жару этой ведьме! Так ей и надо!

– Я очень рада тебя видеть! Ты не представляешь как! Я ждала тебя. Я каждый день сюда приходила! Я знала, что ты придешь! Куда мы, Кит? Куда ты меня ведешь?

– Хочешь знать, куда направляемся? Мы идем смотреть на чудеса! Я нашел для нас одно классное место – оно будет только наше.

Мы долго идем через nebel, поднимаемся на очередной холм. Я изредка вижу сквозь мутный влажный воздух силуэты чахлых деревьев.

Впереди на вершине холма стоят здания: мы заходим на какую-то территорию. Приземистые постройки с заколоченными окнами и разрушающейся кладкой, железные вышки, гнилые сараи. В центре – гигантское сооружение со стальным каркасом, уходящее в небо, на вершине его – огромное колесо.

– Где мы? Что это? – спрашиваю я шепотом, смотря на возвышающегося монстра. Здесь нет людей и стоит такая тишина, что нарушать ее мне совсем не хочется.

– Шахта номер семь, – говорит Кит. – А это – копер, он нужен для того, чтобы шахтный лифт поднимать.

Я задираю голову вверх и, совсем не глядя себе под ноги, спотыкаюсь.

Кит подхватывает меня.

Смотрю вниз. Обо что же я споткнулась?

Рельсы! Здесь повсюду рельсы! Они идут из шахты и дальше делятся на несколько ответвлений.

Узкоколейная дорога заросла травой, я наклоняюсь, желая рассмотреть в зелени промелькнувшие красные точки. Ягоды!

– Это земляника, – замечает Кит. – Шахта уже давно заброшена. Тут не ходит никто. Вот она и разрослась. Да ты пробуй, не бойся.

Кит срывает одну ягоду, отправляет себе в рот. Довольно улыбается и мычит, качая головой – дает понять, что ягоды вкусные.

Срывает несколько штук и для меня.

Это Erdbeere. Я вдыхаю ягодный запах и закрываю глаза. Вспоминаю нашу уютную кухоньку во Франкфурте, где мама так часто пекла пышный сладкий пирог с Erdbeere.

Ягоды ароматные и очень сладкие. Мы опускаемся на корточки и срываем одну за другой. Правда, они такие спелые, что сминаются уже между пальцами.

– Это земляника, – говорит Кит и произносит по слогам: – Зем-ля-ни-ка. Гляди, что надо делать!

Он срывает плотную травинку и нанизывает на нее ягоды бусинами.

Erdbeere… Земляника…

Мы унизываем ягодами несколько травинок.

Кит ведет меня дальше по рельсам, все выше по холму. По дороге поедаем наши ягоды.

Впереди на рельсах я вижу вагонетку. Ух ты! Настоящая вагонетка, на которой возят золото? Это круто! Такие я видела только в мультиках.

Я смотрю на Кита.

– Да, я веду тебя к ней. Запрыгивай!

Я залезаю внутрь. Кит толкает вагонетку и тоже забирается в нее – и мы быстро мчимся вниз с холма. Вагонетка дребезжит, нас трясет и подбрасывает. Поравнявшись с постройками, вагонетка медленно останавливается.

– Конечная остановка! – объявляет Кит.

Мы заталкиваем вагонетку на холм и снова катимся вниз. Катаемся до самого вечера, до тех пор, пока совсем не выбиваемся из сил. А потом, уставшие, последний раз поднимаем вагонетку на холм, забираемся в нее и любуемся чудесным видом, открывающимся с высоты. Я вижу целый мир – красивейший и удивительный.

Холмы, луга, дома – все сияет и переливается в свете бледно-розового солнца, медленно уходящего за горизонт, а в розовом небе плывут огромные белые киты…

Солнце опускается ниже – и вдруг я замечаю внизу, в траве, какие-то яркие огоньки.

– Гляди, Кит! – показываю я на удивительные светящиеся точки.

Они сверкают и быстро перемещаются.

– А, это… Да, их я тоже хотел тебе показать. Это светлячки.

Я его не понимаю, но сама догадываюсь, что это маленькие летающие жучки, которые светятся в темноте.

Кит выпрыгивает из вагонетки, опускается на корточки, ловит жучка. Смыкает ладошки и показывает мне сквозь пальцы светящееся чудо.

– Раньше они здесь не водились. Светлячки любят траву. Когда шахта заросла, они прилетели сюда. Им здесь хорошо, тут у них нет врагов. Их здесь очень много…

– Это чудесно, Кит! Настоящее волшебство…

Светлячки мелькают в траве, как маленькие искорки.

Мне становится так уютно… Темная заброшенная шахта больше не кажется мне мрачной и унылой. Летающие маленькие фонарики, светлячки оживили это место. Теперь здесь все мне представляется сказкой.

– А знаешь, что самое классное? – обращается ко мне Кит. Мне так нравится слушать его голос. Интересно, о чем он сейчас говорит? Наверняка о чем-то хорошем и добром. Ведь он, Кит, такой милый и хороший. – Раздавить их пальцами! Они так классно сплющиваются, и у них кишки светятся! Но, наверное, хорошо, что ты меня сейчас не понимаешь. Ты девчонка, а девчонкам не нравятся такие вещи. Так что выдавливать кишки из жучков не будем. Станем просто смотреть. А в следующий раз я притащу банку, и будем их ловить.

Обратно мы уходим поздно – Кит освещает нам дорогу фонариком, провожает меня до забора.

– Мы еще увидимся, пряничная девочка?

Я показываю ему на воображаемые часы на руке, Кит снимает часы с пояса и протягивает мне, я сообщаю, в какое время смогу снова сюда прийти.

– Наверное, теперь накажут меня… Может быть, на неделю или две. Но ты приходи в это время. Не забывай про меня, Кит-Wal.

* * *

Дома родители напускаются на меня:

– Где ты была? Тебя видели с диким мальчишкой! Кто тебе разрешал общаться с ним?

– Зачем ты побила Ирму? Бедная девочка до сих пор в себя прийти не может! Что она тебе сделала? Вы всегда были подружками! Ты стала такой же дикой, как и этот мальчишка Schund!

– Ты на часы смотришь? Видишь, сколько времени?

– О, боже мой, что ты сделала с платьем! Куда ты лазила? Оно все черное! Колготки все в дырках!

Мамины пронзительные крики, папин грубый голос, запрет на все: гулять, смотреть телевизор, есть сладости. И самое удручающее – запрет дружить с Китом.

Вот так начинается конец моей жизни.

Мамаша Оттль устраивает скандал и требует у моей мамы денег за порванное платье Ирмы. Мама дает ей денег, а я злюсь. Почему все так несправедливо? Ирма мучает меня уже очень давно, она изодрала на мне кучу одежды – а ей все сходит с рук! И у ее родителей моя мама почему-то денег не требует.

Целыми днями, находясь у себя в комнате, я реву от такой неправоты и от бессилья.

Однажды из окна своей комнаты я вижу, как к дому подходит Кит. Я машу ему, стучу по стеклу, но он меня не замечает.

Из дома выходит папа. Он поднимает с земли камень и бросает в Кита, как в бродячего плешивого пса:

– Уходи! Пошел прочь! Тебе здесь не место!

И Кит уходит.

– Ох уж эти Schund… – говорит папа маме, зайдя в дом. Я подслушиваю их разговор, затаясь в коридоре. – Как у этого дикого мальчишки хватило наглости прийти сюда, к нашему дому?! Я отогнал его палкой.

– Надо осмотреть Ханну, – отвечает мама. – Вдруг она подцепила от него вшей. И вообще, надо сводить ее к врачу: Schund живут там у себя в грязи, и от них наверняка можно нахватать множество болячек.

Это злит и огорчает меня еще больше. Моя подушка всегда мокрая от слез. Упрямлюсь – отказываюсь есть, выходить из комнаты, разговаривать. Но вскоре понимаю: это ни к чему не приведет, и если я действительно хочу видеться с Китом, то мне нужно притвориться, что я принимаю правила родителей.

Я снова начинаю разговаривать и есть, хожу с мамой в магазин и занимаюсь садом. Через некоторое время родители успокаиваются – они думают, я забыла Кита. Разрешают мне погулять у дома. Я завожу дружбу с близнецами Финке, двумя не очень умными, но добрыми братьями из центральной части поселка. Мальчики младше меня на три года, они любят копать ямы, складывать туда конфеты, а еще размазывать сопли по футболке, бить друг друга по голове лопатками и писать в цветочные горшки. Эх… А все жители Голубых Холмов винят в этой пакости Schund. Никто даже мысли не допускает, что виновники традиционного бедствия всего поселка – близнецы Финке.

Но у них есть большой плюс: братья целыми днями где-то бродят – их не так просто найти, а соответственно, понять, были они одни или со мной, тоже непросто. А еще они на моей стороне и прикроют меня, если мне надо смыться.

Вот так теперь для всех я – подружка братьев Финке. Конечно, это новый повод для издевательств Ирмы, но мне все равно. Зато я могу спокойно уходить туда, куда мне надо. И к кому надо. А мне нужен Кит, только Кит.

– Прости, – говорю я, подойдя к забору. Конечно же, Кит уже там. Он просто не может быть где-то еще. – Меня наказали, я не могла прийти раньше.

– Я безумно рад тебя видеть, пряничная девочка! – обнимает меня Кит, когда я перелезаю к нему.

Мы уходим на нашу шахту. Туда, где можем быть вместе. И снова до самого вечера катаемся в вагонетке, а потом ловим светлячков и сажаем их в банку.

– Ах, Кит! – говорю я, когда мы, уставшие, садимся на вершине холма у вагонетки и смотрим, как внутри банки копошатся светящиеся жучки. – Как же я устала от всего этого! Мы с тобой только и слышим: «Тебе здесь не место». А где наше место? Где может быть наше «вместе»? Неужели только здесь? Только эта шахта принимает нас и не гонит, и здесь мы можем быть вдвоем.

Он не отвечает, лишь тяжело вздыхает. Мне кажется, Кит понял меня.

Мы видимся нечасто, не так-то просто нам обоим удается ловко обмануть родителей и смыться на целый день. Я могу ждать Кита часами у забора и так и не дождаться. А в следующий раз он ждет меня.

Но те дни, когда нам удается сбежать на шахту, я запоминаю как самые счастливые эпизоды моей жизни.

Незаметно проходит лето… На нашей шахте мы сгребаем упавшие желтые листья в огромные кучи, а потом прыгаем в них, дурачимся и веселимся.

Наступает промозглая осень. Я жду Кита под проливным дождем у забора, вымокнув до нитки даже в дождевике. И, когда он приходит, несмотря на слякоть и осенний холод, возле меня будто распускается земляника. Мы прячемся в шахтных постройках и смотрим на дождь. Нам не страшны холод и сырость – наша дружба нас согревает.

Осень сменяется зимой, и вот я жду Кита, стоя по колено в снегу. Он всегда прибегает с санками, и все дни напролет мы на них катаемся, спускаясь с холмов.

Приходит весна, шахты затапливает. Мы делаем корабли из бумаги – Кит меня научил, надо покрывать бумагу воском, чтобы она не намокала и чтобы корабль держался на плаву, – и пускаем их с холмов по ручьям.

И вот снова наступает лето, и снова мы катаемся на вагонетках и нанизываем на травинки ягоды: проходит первый год нашей чудесной земляничной дружбы…

Мы начинаем немного понимать друг друга, все-таки общаемся уже целый год, за это время хочешь не хочешь, а научишься понимать хотя бы отдельные слова. Помогает и то, что мама иногда проводит со мной занятия по русскому языку.

Мне приходится терпеть Ирму, мама даже заставляет меня пригласить ее на мой день рождения. Для мамы самое главное – это хорошие отношения с соседями. И, так как раздор между мной и Ирмой означает раздор между семьями, она всеми силами пытается вновь подружиться с Оттлями. Стиснув зубы, я зову эту гадину на свой праздник и терплю ее весь день. Клоуны, фокусники, музыка, торт, конкурсы… Ирма участвует во всех конкурсах, и ее мерзкая рожа оказывается в центре каждой фотографии. Но мне безразлично. Я все равно не чувствую, что это – мой праздник. Мой праздник находится вдали от дома – на холмах, среди старых заброшенных построек, где растет сладкая земляника и летают светлячки. Там, где Кит. А остальное неважно. Остальное – не настоящее.

А потом приходит самая страшная новость из всех возможных. Родители сообщают мне, что мы переезжаем обратно во Франкфурт.

С ранних лет я знала, что папа работает в сфере строительства по контрактам, и Франкфурт не первое место, где мы успели пожить. Я привыкла к неоседлой жизни, в некоторых городах побывав по одному разу, в некоторых по два, но… Но Холмы – единственное место, которое я действительно считаю своим домом.

Сейчас здесь папина работа подходит к концу – строительный проект, которым он занимается, почти завершен. Новый обещают начать воплощать через три года, когда корпорация будет расширяться. А там, во Франкфурте, ему предложили хорошую работу как раз на этот период.

– Это всего на три года… А потом мы вернемся сюда.

Не хватит и ста страниц, чтобы описать словами все, что я чувствую, ту пустоту, которая заполняет каждую клеточку моего тела.

Не хватит ста страниц, но в то же время достаточно трех букв.

Кит.

Wal.

* * *

Остался всего месяц до отъезда. Я не могу сказать Киту… Я не хочу его расстраивать.

Но он сам понимает, что что-то не так.

Теперь я всегда грустная и часто плачу. Он пытается меня рассмешить, но мне не весело.

– Что с тобой, пряничная девочка? – спрашивает он, когда мы сидим на холме, привалившись спинами к вагонетке, и разглядываем в небе летающих китов. – Ты сама на себя не похожа. Что-то случилось? Ты так странно себя ведешь. Как будто… вот-вот произойдет что-то нехорошее.

Я должна ему сказать. Это предательство – скрывать от него скорый отъезд.

– Мы переезжаем, Кит, – плачу я, уткнувшись носом в коленку друга. – Обратно во Франкфурт. Как же мы будем друг без друга? Я не хочу уезжать! Я хочу взять тебя с собой!

– Ничего не понимаю! Говори помедленнее и не плачь, пожалуйста.

Нет. Не смогу ему рассказать так, чтобы он понял. Это слишком больно… Я улыбаюсь, глотая слезы:

– Все хорошо, Кит. Не бери в голову. Давай лучше еще наловим светлячков…

* * *

В последний день перед отъездом, когда мы прощаемся у забора, я прислоняю к сетке ладони.

– Завтра я уезжаю. Не приходи.

Он кладет на забор свои ладони.

– Завтра идешь куда-то? В гости? Я думал, мы завтра пойдем за шахты – саранки[14] выкапывать. Ты же обещала!

– Прости, что скрываю. Но я не хочу, чтобы ты знал, потому что ты придешь меня провожать, а мне из-за этого будет грустно. Я хочу, чтобы наша дружба кончилась сегодня. Но это только на три года.

Кит смотрит на меня с беспокойством:

– Что, завтра не вернешься? Эх, а саранки? Послезавтра за ними пойдем?

Я улыбаюсь, сдерживая слезы:

– Прости, Кит. Не злись на меня.

Он видит, что я улыбаюсь, и улыбается в ответ. По глазам его я вижу, что он так ничего и не понял… Если бы знал, что скоро произойдет, он бы не был таким веселым сейчас.

– Круто! Значит, послезавтра пойдем за саранками. Ты знаешь, если их пожарить на костре – это объедение. Устроим настоящий пир! Ну что, прощаемся до послезавтра?

– Ты будешь меня помнить, Кит? Меня не будет три года… А потом я вернусь, обещаю.

– Я буду ждать тебя, пряничная девочка!

Он говорит беззаботно и легкой походкой уходит прочь.

Я смотрю, как он скрывается в nebel. Его походка… Такая странная, подпрыгивающая. Плечи поочередно выдаются вперед, локти отставлены в стороны. Он копирует походку взрослых ребят, так Кит пытается казаться старше и выше, чем он есть. Волосы взлохмачены, штаны подвернуты снизу в несколько оборотов, в руке – Китькина радость, немного поржавевшая от влаги.

Я запомню его именно так, со спины.

А лицо… Черные волосы, черные ресницы… Огромные глаза, почти белые, мутные, как nebel. Его лицо в моем сознании почему-то начинает расплываться почти сразу же после ухода Кита.

Я выплетаю из косички розовую ленточку и привязываю к забору. Кит увидит ее и все поймет.

* * *

Когда была маленькой, я часто воображала, что я принцесса и что меня похитили Злые мальчишки и увезли в свое Темное королевство.

Знаете, о чем я мечтала? О том, чтобы появился Прекрасный добрый принц, который бы спас меня и увез в свое Светлое королевство?

Нет.

Я мечтала, чтобы один из Злых мальчишек, самый-самый красивый, влюбился в меня, убил всех остальных Злых мальчишек, и мы с ним правили бы Темным королевством вместе.

А потом мы бы убили Прекрасного доброго принца и захватили бы Светлое королевство.

Мы еще встретимся с тобой, Кит. И захватим оба королевства.

* * *

Оффенбах-ам-Майн… Небольшой городок, жмущийся к Франкфурту-на-Майне с юго-востока. Здесь мы живем.

Старый порт. Башня из морских контейнеров, армия подъемных кранов, баржи, горы песка и камней, гудящие машины, вечная пыль, летящая в окна.

Маленькие тесные квартиры, без балкона и своего кусочка земли.

Потоки людей, громкие звуки, гул портовых машин за окном, невероятная толчея, вечный страх быть растоптанной огромной толпой народу.

Во дворе за домом трава, по которой нельзя ходить, клумба, которую нельзя трогать, детские площадки, на которых можно играть только в определенные часы и которые всегда заполнены детворой с мамашами.

После жизни в Холмах, где я могла бродить по бескрайним зеленым лугам, где стояла удивительная тишина, нынешняя жизнь кажется мне дикой.

Я бы свихнулась здесь… Если бы не Hafengarten. Рядом с домом находится городское садовое товарищество – проект местных властей, призванный улучшить качество жизни жителей города.

Hafengarten – вот, что дает мне силы жить.

Среди морских контейнеров и грузовых машин, среди пыли и шума, как оазис в пустыне, находится портовый сад. Жители выращивают здесь салат и томаты, клубнику и яблони, даже хмель и перец чили. Я ухожу сюда в поисках уединения. Наша семья устроила тут свой маленький садик.

Спустя две недели после приезда, сидя на качелях на детской площадке, я неожиданно обнаруживаю в кармане куртки смятый листок бумаги.

Разворачиваю его.

Сердце колотится от волнения.

Это послание от Кита! Когда он успел сунуть мне в карман листок?

Он нарисовал огромного кита, парящего в облаках. И написал письмо… Я не понимаю ни слова. И только через месяц я смогу прочитать текст – придется долго копаться в словарях, потому что Кит сделал много ошибок в словах. И когда смогу понять смысл, я, наконец, дам волю слезам, которые так долго сдерживала.

Милайа прянишная девачка, я все понял, знайу что тибя долго не будет. Может быть даже целый месятс. Не забывай миня Никогда не забывай.

Я буду ждать тибя

Когда ты вернешся, я вырасту и стану выше тибя.

К твойему прийезду я собиру зимлянику и налавлю светлячков.

Я тебя на букву Л.

Кит

Когда расшифрую послание, я услышу вой – так выли за забором в мире Schund дикие собаки… Только теперь этот вой будет исходить из меня, как будто у меня внутри закричит от боли смертельно раненное животное.

Три года. Три года я не увижу Кита. Три года в моей жизни не будет земляники.