Читать книгу Мы, дети золотых рудников - Эли Фрей - Страница 9

Я так и не смог сказать ему. У меня было столько возможностей…

Я мог бы сказать ему в школе, когда он слонялся возле учительской, ожидая, когда все выйдут, чтобы пошарить там в поисках недостающей части списка. Он ходил кругами и повторял одно и то же. Говорил, что найдет их, отловит по одному. Первого повесит. Второго утопит. Третьего сожжет. Четвертого. Пятого. Шестого…

Я мог бы что-то сказать, вставить несколько слов между его заключениями об участи четвертого и пятого или шестого и седьмого.

Я мог бы заметить: «Хей, Архип, а я ведь тоже есть в списке. Я восьмой».

Я ему не верю. Не хочу верить.

Это не мой Архип – мой Архип хороший, понимающий, добрый ко мне друг. Он дарит мне конфеты, всегда вытаскивает из неприятностей. Он просто с виду кажется злым и жестоким, но в душе Архип добряк. Он не может так со мной поступить, ведь я его лучший друг. Ведь это же мы – Архип и Кирилл. Но почему же тогда я до сих пор ему не сказал?

Я мог бы сказать ему на барже за игрой в карты, или когда мы шли домой из школы, или вечером, когда смотрели фильм у меня дома, или когда сидели на кухне и ели вкуснецкий луковый суп. На улице. На уроках. В понедельник. Во вторник. В среду. В любой из дней следующих двух недель, в течение которых нам, отобранным ученикам, предстояло подготовиться к переходу в новую школу – пройти медосмотр, собрать многочисленные справки и бумаги.

И сегодня вечером, в четверг, когда Архип прибегает ко мне, и мы вместе топчемся на балконе, я тоже могу сказать ему, но не говорю.

Архип сообщает потрясающую новость: он подслушал разговор в учительской и узнал, что завтра вся десятка вместе с родителями припрется в школу подписывать документы о переводе.

– Наконец-то завтра мы сможем увидеть всех этих вонючих перебежчиков – а потом зададим им жару! – Архип довольно потирает руки. – Они не отделаются легко!

Ну же… Скажи ему! Это – последний шанс. Признайся, может, тогда он тебя не повесит.

Но колени дрожат от страха. Я не могу ему сказать.

– Да! Зададим им! – Я размахиваю кулаками, бью по корове, показывая, как гневаюсь на чертовых перебежчиков. Корова недовольно поскрипывает.

– Завтра пойдем вместе к школе? Я узнал, они в шесть вечера собираются.

– Да! Пойдем вместе!

Зачем я соглашаюсь? Что я творю? Я же иду вместе с дедушкой, нам должны выдать пропуск и приглашение… Что я делаю? Как мне выкручиваться?

Архип уходит, а я еще долго стою на балконе. Во что я вляпался? Что же будет завтра?

Вокруг меня все горит. Мы все горим. Горит наша дружба. Сгорают все мои тринадцать лет. И я никак не могу потушить этот пожар.

* * *

Весь следующий день проходит медленно. Я специально делаю все долго, чтобы растянуть время и отдалить шесть вечера.

На часах пять сорок пять. Дедушка уже ушел, я ему сказал, что подойду позже, все равно возня с документами касается только взрослых и мы, дети, там не нужны.

– Ну что ты копаешься? Пошли быстрее!

Архип нетерпеливо переминается с ноги на ногу, а я неспешно копошусь в комоде в поисках носков.

– Ищу не рваные… И одинаковые…

Архип отпихивает меня, копается сам.

– Вот, – протягивает он мне целую пару.

Я лезу под кровать, делаю вид, что что-то ищу. Как же я хочу остаться тут, под кроватью!

– Ну, что теперь?

– Ищу рубашку.

– Так вот же она!

Пальцы не слушаются, я две минуты застегиваю одну пуговицу.

– Что с тобой? Ты чего так нервничаешь? – ворчит Архип и сам застегивает на мне рубашку. – Пошли уже, хорош копаться!

На улице я иду медленно, нарочно спотыкаюсь. Завязываю шнурки, которые и не думали развязываться.

– Мы опоздаем из-за тебя! Пошли быстрее! – Архип уже сильно злится на меня.

Ох, Архип. То-то еще будет…

Мы стоим перед закрытой дверью в учительскую. Архип подглядывает в щелку слегка приоткрытой двери.

– Ну? Видишь что-нибудь? – интересуюсь я.

– Ага! Вон родители Абрамова! И он туда же… Ну, погоди у меня. Ой! А там твой дедушка… Что он там делает? Его вызвали, да? Уборщица настучала про чертов презерватив? Вот овца… Эй, Кир, ты чего побелел так?

Оторвавшийся от щелки друг смотрит на меня с беспокойством.

Архип, ты же не дурак… Не заставляй меня это говорить. Додумай сам, прошу.

– Кир, ты чего…

Открывается дверь, появляется мой дедушка.

– Заходи, Кирка. Принимай официальное приглашение и пропуск.

Я иду сгорбившись, как на казнь.

– Ты чего такой потухший? Плясать должен от радости! – Дедушка слегка подталкивает меня в спину.

Теперь в учительской все мы – десять счастливчиков, десять изгоев.

Здесь хороший запах – видимо, так пахнет надежда на светлое будущее.

Дверь остается открытой. В проеме я вижу лицо Архипа, когда мне дают пропуск и поздравляют. Это лицо обиженного мальчика, у которого обманом отняли любимую игрушку, глаза ребенка, который все еще надеется, что все это окажется злой обидной шуткой. Через секунду Архип разворачивается и убегает прочь.

Эх… А я до последнего надеялся, что мой друг меня поздравит.

Какой же я наивный дурак.

* * *

Мы переходим в новую школу с понедельника. В выходные я не вижусь с Архипом, не хожу на баржу. Боюсь попадаться ему на глаза.

Все семьи счастливчиков наверняка сейчас пекут торты. Дедушка тоже кудахчет на кухне, готовит что-то вкусное. У всех праздник, а у меня траур… Я боюсь представить, что будет в понедельник.

И вот этот день наступает. Мы, новые ученики, собираемся у главного входа в Голубые Холмы, где всегдашняя охрана пропускает только тех, у кого есть пропуска.

Наконец-то этот желтый прямоугольник появился и у меня. Пластиковая карта с моей фотографией и именем и фамилией.

Также здесь те, кто попал в программу в прошлом году, первая десятка. Они держатся поуверенней, смело протягивают охране пропуска. А мы, новички, как котята-потеряшки, мнемся в сторонке, сбившись в кучку, не знаем, что делать.

Мы следуем по очереди за теми, кто уже прошел, так же протягиваем пропуска охране.

Первый раз я официально перехожу границу Чертоги. Переступаю черту и оказываюсь на другой стороне.

Нас ждет школьный автобус. Я ни разу в жизни не бывал внутри школьного автобуса. Здесь все, как в фильмах. Здесь классно. Автобусы, которые ходят по Чертоге, больше похожи на потрепанные скотовозки, а школьный автобус похож на дом. Мягкие кресла, ковровая дорожка в проходе, даже есть туалет, водитель внимательно следит, чтобы каждый пассажир пристегнулся… Мне странно это все.

Здесь, у пропускного пункта – первая остановка. Входим только мы, дети из Чертоги. Автобус везет нас дальше по поселку.

Я рассматриваю яркие домики, чистые дорожки, аккуратные клумбы.

На следующей остановке в автобус заходит ватага мальчишек и девчонок. Мне страшно. Будут ли зашедшие на нас таращиться? Как они отнесутся к нам?

Я пытаюсь вжаться в кресло. Из-за спинки с любопытством разглядываю новых пассажиров. У одного мальчика – о, боже! – зеленые пряди. Если бы у нас кто так выкрасился, то его бы поколотили и обрили налысо – нечего выделяться. У девочки на голове что-то типа кошачьих ушек. У другого мальчика на ногах красные сандалии и белые носки – вот позор! Кто-то вертит в руках йо-йо – я видел такие штуки в каком-то журнале.

Все дети в одежде разных цветов, они шумные, веселые, быстро переговариваются на неизвестных мне языках.

Я сразу расслабляюсь, уверенный, что меня примут хорошо, ведь они все – разные.

Они отличаются от нас, мои сверстники – намного крупнее и выглядят старше. Они улыбаются нам, и я удивляюсь: в них нет привычной нам злобы и настороженности.

А вот и конечная остановка. С шумом толпа покидает автобус. Я считаю до десяти, глубоко вдыхаю и следую за остальными.

Я вижу мою новую школу: яркое оранжевое здание с большими зеркальными стеклами, перед ним – площадка, выложенная ровными плитками, по бокам – идеальные газоны. Повсюду развеваются флаги разных стран – я насчитал десять штук.

Все школьники галдят, радуются чему-то. Все говорят на разных языках, от этой разноголосицы у меня начинается гудеть голова.

Нас встречает наш куратор, слава богу, он говорит по-русски.

Первое, что меня поражает, когда вхожу в школу: тут не пахнет тухлой капустой и подгорелой кашей. Это странно.

Полдня занимает оформление, затем мы переходим к выбору классов. Это вводит меня в ступор – мы можем выбрать предметы и кружки, которые нам интересны!

Нам устраивают обзорную экскурсию, проводят по всем классам, по спортзалам, по кабинетам для кружков и внеклассных занятий.

Я слушаю куратора и гляжу по сторонам, на учеников и учителей.

То, как они выглядят, это так забавно… Треть из них одета чудно, на них очень странные наряды, как будто они сегодня будут участвовать в конкурсе «Самый нелепый костюм». Треть из них одета хорошо, на них модные молодежные вещи. А еще одна треть… На них одежда хуже, чем у бомжей из Чертоги. Она старая, в дырках и заплатках. При этом ясно, что ученики не бедные, им просто нравится так ходить.

Сразу видно, что в этой школе учитель – это не враг, а друг детям, учиться им интересно. И учителя делают все, чтобы заинтересовать своими предметами.

Здесь все так непривычно. Классы, которые ты выбираешь сам, непонятная система оценочных баллов, семестры вместо привычных нам четвертей, учителя в джинсах и мятых футболках… Все дети из разных стран. Здесь есть немецкие, французские, английские классы. Меня определяют в английский класс – еще бы, что я знаю на немецком, кроме песенки про пастушку?

Нам дают учебники и файл с листочками – расписание и содержание каждого урока на английском с переводом на русский. Уф, хотя бы так.

Я стараюсь вникнуть во все, сосредоточиться на том, что говорит мне куратор, запомнить все особенности обучения в новой школе. Но к концу дня понимаю, что у меня вместо головы – жопа. Я – головожоп, и, кажется, это не лечится.

Много интересных кружков, некоторые – плавание, футбол, баскетбол, фотография, рисование, рукоделие, журналистика, – наверное, являются традиционными, но только не для Чертожской школы.

Но есть и нестандартные кружки, меня удивило и обрадовало, чем в них занимаются: робототехника, аниме, игра на волынке, строительство карточных домиков.

Также есть театральные, научные кружки, кружок садоводов, для которого за школой устроена специальная оранжерея. Есть даже общество волонтеров и клуб помощи животным, куда мы заходим поглядеть, как там мастерят инвалидную коляску для собачки со сломанной задней лапкой.

Кружки – дело добровольное, но я вижу, что их посещают все ученики по собственному желанию.

Для спортивных секций выделен отдельный корпус за школой, нас отводят туда, и я с любопытством прохожусь по чистым раздевалкам, белоснежным душевым и залам с натертым до блеска полом, где размещается новехонький спортивный инвентарь. Все, что есть из инвентаря в спортзале нашей школы, это потертый гимнастический козел с отломанной ногой.

Весь день я хожу с круглыми от удивления глазами, мой мозг похож на кипящую кашу.

Затем нам, новичкам, нужно определиться, какие кружки мы хотим посещать. Я уже настолько вымотался, что ставлю галочки наобум. Однако один выбор сделал осознанно: кружок геологии. Здесь, среди всего чужого, должно быть хотя бы что-то, что напоминало бы мне о доме. А именно камни.

Всему приходит конец, кончается и этот день. И вот я с тоской стою у черты: нужно возвращаться.

Я не иду со всеми – медлю. Мне хочется побыть еще немного в этой доброй сказке. Я чувствую: здесь мое место.

Я перехожу через границу один и снова возвращаюсь в реальность. Тут совсем другой мир… По дороге домой я так увлекся мыслями обо всем случившемся, что забыл о безопасности. Забыл о том, что теперь я – перебежчик. А что делают такие, каким я был еще пару дней назад, с такими, кем я стал сейчас?

Чьи-то руки хватают меня за плечи и дергают назад. Я падаю. В меня вцепляются десятки рук и тащат куда-то с дороги… Тащат за сараи, по грядкам, вдоль деревянных заборов, за которыми заливаются лаем злобные собаки.

Меня бросают на что-то мягкое, и по сладковатому и гнилостному запаху я понимаю, что приземлился в компостную кучу.

Со всех сторон на меня нападают. Бьют ногами. Ничего не понимая и не видя никого вокруг, я сворачиваюсь клубком, пытаюсь защититься от ударов.

Через некоторое время удары прекращаются; я лежу на куче отбросов, а надо мной возвышается Архип, смотрит на меня серьезно и хмуро. Невдалеке я вижу всех остальных членов нашей команды, моей бывшей команды. Что ж, этого следовало ожидать – вот только со всеми событиями за чертой я совсем забыл, что здесь на меня может быть объявлена охота.

– Ха! Смотрите, пацаны, какую огромную крысу мы поймали! – кричит Архип.

– Архип… – говорю я с трудом, тяжело дыша. – Ты не понимаешь…

Как ему объяснить? Что сказать?

– Заткнись! Я не давал тебе слова!

– Ты не понимаешь, что значит для нас этот шанс. И никогда не поймешь.

– Чего не понимаю? – Он презрительно хмыкает и подходит ближе. – Ты врал мне, крыса! Врал своему другу и своей команде! Притворялся здесь своим. Врал, что терпеть не можешь перебежчиков!.. Да! Зададим им! – Архип передразнивает меня, повторяет слова, которые я сказал на балконе. – Ну что, будешь врать, что ты такого не говорил?

– Говорил, – признаюсь я и как можно спокойнее продолжаю: – Но как по-другому, Архип? Ты всех подряд хочешь повесить. Я хотел признаться, но мне было страшно.

И мне действительно было очень страшно, особенно на палубе баржи, когда Архип чуть не вздернул мальчишку-перебежчика. Я подумал, что что-то подобное может произойти и со мной.

– У меня появился шанс! – прибавляю я. – Я не хотел его терять. И не хотел, чтобы меня вешали.

– Ха! – Архип победно улыбается. – Вот, значит, как? Теперь ты даже не скрываешь, что хотел бросить меня здесь, бросить здесь всех нас, а сам вырваться туда! К врагам!

Он пинает меня в живот. Я кашляю и харкаю кровью.

– Они не враги нам! Вернись в реальный мир! – говорю я с трудом, едва отдышавшись. – Ты живешь только своими идеями и правилами. Ты везде видишь только врагов. Ты не замечаешь, что творится вокруг.

У меня хриплый голос, воздух в легких свистит.

Архип опускается рядом на корточки.

– Заткнись! Заткнись! Ты нарушил правила. Обманул и предал нас всех! А я верил тебе! Верил, как никому другому! А ты – продажная крыса! Ты продал и бросил меня!..

Его голос срывается, губы дрожат, глаза блестят от слез обиды и ненависти.

Он отводит взгляд в сторону, складывает ладони лодочкой и подносит ко рту, потом кусает костяшки. Его пальцы дрожат… Он думает о чем-то.

– Я не бросил. Я бы спас тебя, нужно только время, – говорю я тише. – Я бы подтянул тебя по учебе, и мы бы вместе ездили в новую школу. Там есть клевые кружки. Там можно строить роботов, изучать планеты, ходить в бассейн. Там есть много крутых спортивных секций, а ты ведь любишь футбол и баскетбол. У них есть кружок геологии, они тоже ходят в шахты. Они не враги нам. Они дают шанс тем, кто действительно хочет стать лучше. А ты этого не видишь. Ты тянешь всех вниз. У тебя в голове настоящая каша: война, враги, лидерство… Ты просто не хочешь видеть реальность.

Я сплевываю тягучий сгусток. Шарю руками под собой, вожу пальцами по картофельным очисткам и капустным листьям. Засовываю руку в карман, сжимаю дорогую мне вещь…

Архип задумывается, прищуривает глаза. Я надеюсь, что он на секунду представляет, какая жизнь могла бы быть у него там, за чертой… Но нет.

– Говоришь, я не вижу реальности?.. Эй, Мертвяк! – кричит Архип, вставая и оборачиваясь к своей команде.

Из толпы выходит парнишка, я его узнаю: это тот самый мальчишка, которого Архип чуть не повесил на барже и которого я спас. Он должен был быть сегодня среди нас, десятерых, в новой школе, но… Его там не было! Вместо него был кто-то другой…

– Да-да! – Архип усмехается и с вызовом смотрит на меня. – Пока ты прятался от нас, произошло кое-что интересное. Мертвяк, Игнат и Леший лазали за черту – тырить металл на складе. Их сцапали. Началась заваруха и там, и здесь, нам-то ничего – хуже уже не будет, а вот Мертвяку… Естественно, ни до какой новой школы его теперь ближе чем на пять километров не допустят. Если только эта школа не окажется пэ-тэ-у, ха-ха! Вот так. Выгнали его из вашей десятки. И он пришел обратно ко мне, в свое родное болото. Плакаться пришел. Прощения просил. И я пожалел. И простил. Так что по-прежнему будем тонуть вместе в нашем дерьме.

Мертвяк смотрит в сторону. Почему-то боится встречаться со мной взглядом. Как будто… Как будто сейчас будет что-то плохое.

– Говоришь, я не вижу реальность? – продолжает Архип. – Это ты ее не видишь, водяная ты крыса! Ты везде и во всем видишь свое дерьмовое добро. А его не существует! По крайней мере в Чертоге, этой дыре добра не было и не будет никогда!.. Мертвяк, – он кивает мальчишке, – это твое задание. Докажи, что ты исправился и что ты будешь предан своей команде. Накажи предателя.

Ох. Так вот зачем весь этот спектакль.

Чтобы Мертвяк лишился последних крупинок совести и чести, а я – веры в добрых людей. Ведь я же спас Мертвяка в тот раз – а сейчас вместо благодарности ему придется сделать своему спасителю что-то мерзкое.

Он подходит ко мне неуверенно. И смотрит в глаза со страхом.

– Давай, парень, – тихо говорю я. – Делай свое дело. Я все равно не в обиде на тебя.

Наверное, я никогда раньше не переживал таких страшных минут.

Но все то время, пока Мертвяк вытряхивает мне на голову содержимое моего рюкзака, пока он заталкивает мое лицо в самую гущу отбросов, пока я не вижу ничего вокруг и мне нечем дышать, пока он запихивает мне в рот гнилье компостной ямы и меня рвет от мерзкого вкуса отбросов… Все это время я сжимаю в кармане скрученную из проволоки лису. Я знаю, что Архип носит в кармане моего хорька, – этих двух животных я выиграл в городки в день нашего знакомства.

Тебе не сломать меня, Архип. Я верю в добро. Я не хороший – совсем нет. Я заслужил все это. Это я кидал камни в первую десятку перебежчиков. Я поддерживал тебя, Архип… Несмотря на то что ни в ком не видел врага и не хотел войны, я действовал так, как хочешь ты. Я кидал камни. Я заслужил…

Я не хороший, но я верю в добро. И пускай с самого первого дня нашего знакомства ты пытался казаться злым, я все равно верю в твое добро, Архип.

Я куда-то уплываю, и словно издалека раздается голос, полный злобы и отчаяния:

– И не нужно меня спасать! Себя спасай! Потому что теперь мы будем ждать тебя! Всегда! Ждать здесь, до черты! Ты будешь в безопасности за чертой. У тебя будет там классная жизнь, куча друзей и разной крутой фигни. Но помни: мы всегда будем ждать здесь, до черты. И мой тебе совет: как только ты ее переступишь – беги.