Читать книгу Жизнь на Repeat - Эли Фрей - Страница 4

Линия 2, Максим

Я ждал Артема у своего дома. Вялый поток учеников тек к школе мимо меня. Вскоре я заприметил в толпе знакомые желтые лямки рюкзака.

– Здоров! – Я протянул руку, когда Артем поравнялся со мной. Не вылезая из телефона, он ответил на приветствие.

Я смотрел на друга. У него были твердые черты лица – выразительный лоб, волевой подбородок. Все это выдавало решительность и упрямство, но за ними я все равно видел какую-то мягкость и даже наивность.

– Как круто, у всех контроша, а мы ее пропустим, – оживленно сказал я, когда мы вклинились в поток. – У физички недотрах, что ли? Совсем свихнулась, нашла время…

Осталось всего ничего до конца учебного года, по всем предметам оценки уже проставили, впору расслабиться. И вдруг физичка подкинула такой «подарок». Но нам было все равно – всю команду после третьего урока отпускали на игру. Мы с Артемом играли за школу в баскетбол: Артем был капитаном, а я – атакующим защитником.

– Ага, – ответил Артем на автомате, глядя в экран, и я понял, что он меня не слушает.

– Ты с кем там? С Олькой? – спросил я.

– Не, с Олькой я расстался.

– Когда успел? – удивился я.

– Да вчера.

– А из-за чего?

– Да просто… Не сошлись, – отмахнулся друг.

– И не жалко тебе девчоночек? Разбиваешь их нежные сердечки, – хмыкнул я.

– Жалко, Макс. Реально жалко, – сказал Артем с искренней горечью. – Но жальче тянуть это все, оно уже как жвачка без вкуса.

– И кто там у тебя сейчас?

– Да новая. Ты ее не знаешь. Катька.

– С «Тиндера»?

– Не, это Саниной телки то ли подруга, то ли сестра.

При слове «телка» я поморщился – мне не нравилось, когда так называют девушек. Я замолчал, искоса глядя на Артема. Он весь был в переписке.

– И че, вот ты ничего мне сейчас сказать не хочешь? – не выдержал я.

Артем наконец оторвался от телефона и удивленно посмотрел на меня.

– Ты о чем?

– Эй, алле, Ромео, сегодня игра вообще-то. Последний матч, как-никак. Как капитан, мог бы и подбодрить, толкнуть какое-нибудь вдохновляющее говно. А то сыкотно немножко.

– Ну, слушай, – сказал Артем и добавил с наигранной бодростью: – Да, сыкотно. Да, будет трудно. Надо постараться и выложиться на полную. Мы – одно целое. Мы – команда. Так давайте биться друг за друга. Давайте просто сделаем это! Ну, как тебе?

Пока он говорил, мой взгляд метался между задницами идущих впереди девушки и парня, я оценивал, чья круче.

– Баян, но сойдет, – одобрил я тоном критика.

Первым уроком была литература, к доске вызвали меня. Итоговые оценки всем уже проставили – и только я плавал между годовой тройкой и четверкой, сегодня все решалось. Отвечал я на тему «Трагичная любовь в произведениях Куприна “Олеся” и “Гранатовый браслет”».

– …Таким образом, можно сделать вывод, что трагичной любовью Куприн проверяет силу духа своих героев, сломаются они или нет. И слабые в итоге ломаются, а сильные еще больше закаляются, – закончил я свое выступление.

– Спасибо, Максим, за такой развернутый ответ. – Учительница сняла очки и стала их протирать. – Но мне немного не хватило твоего субъективного восприятия темы. Теперь я бы хотела услышать именно твои размышления на тему трагичной любви. Что бы ты нам сказал по этому поводу?

Я оглядел класс, задумался.

– Эти размышления оценку не испортят, так что смелее, – подбодрила меня русичка.

– Я считаю, что любовь – это обман наших рецепторов и нарушение естественного процесса биосинтеза в организме, – начал я так, будто пересказывал научную статью. – Любовь – это биохимия в нашей голове. Это опасный наркотик, на который подсаживаешься как-то незаметно. Любовь – обманщица. Она занимает в нашем организме чужое место, нарушает всю работу клеток. Да, она блокирует боль, дает чувство необыкновенного счастья – но это временно… с любовью опасно заключать сделку. Любая любовь трагична. Она либо такая изначально – для одного из двоих…

Я сделал незаметную паузу, быстро глянул на Артема, который внимательно меня слушал. Мне всегда нравилось выражение его глаз. На поверхности – открытость, легкость и веселость, но, если заглянуть глубже, можно разглядеть заботу, участие, способность к безграничному терпению и состраданию. Я перевел взгляд на Ольку с третьего ряда, с которой вчера расстался Артем, и продолжил:

– …Либо становится такой со временем, когда у одного просто проходят чувства к другому. И в обоих случаях любовь в конце концов забирает обратно все, что она дала, да еще и с процентами. Оставляет боль, тоску, депрессию и даже мысли о самоубийстве.

Я замолчал и довольно посмотрел на вытянувшиеся лица одноклассников.

– Спасибо, Максим, за такой… неординарный подход к теме. – Учительница старалась скрыть удивление и несогласие с моим ответом. – Ну что ж, в своем выступлении тему ты раскрыл хорошо, анализ произведений провел достойно, и я думаю, за такой ответ можно поставить пять. Итоговая будет четверка.

* * *

Визг резиновых подошв по полу. Крики, гул со всех сторон. Бум-бум-бум – стук мяча. Вдруг стук заглушил яростный свист – снова нашей команде фол в нападении. От злости я топнул ногой и резко вдохнул воздух сквозь сжатые зубы. Да что за черт? Почему фол всегда нам? Да минуты две назад вон тот громила в зеленой жилетке, у которого от угрюмости меж бровей аж морщина пролегла размером с жирного червяка, в нападении заломил Дэнчику руки и вырвал мяч! Но этим козлам фол не засчитали!

Опершись руками о колени, я ждал, когда громила вбросит мяч с боковой линии. Пытался отдышаться. Шумно втягивал душный воздух, наполненный горячими запахами резины, пота, железа и несвежих носков.

Мы играли в Беличах, соседнем городе. Матч проходил между двумя лидерами района – единственной школой из Радужного и второй школой из Беличей.

И вот мяч в игре. Я побежал к нашему кольцу. Успеть! Напасть! Выхватить!

Обстановка накалялась, шла последняя минута! Я был измотан, легкие горели огнем. Я атаковал громилу и с яростью выхватил у него мяч. Мне было уже плевать, вляпают ли нам фол или нет. На удивление, свиста я не услышал.

Мяч у меня! Я не верил своему счастью!

Я развернулся и повел его к кольцу противника. Отяжелевшие, неповоротливые ноги едва слушались – мышцы свело; они стали будто каменные.

Я как-то умудрился разглядеть табло. Счет 6:4, наша команда проигрывала, осталось пятнадцать секунд.

Мяч так и норовил скользнуть вбок под взмокшей ладонью и ускакать от меня. Вести было тяжело, мяч будто сдулся. Я ничего не видел перед собой, все было как в дымке, в размытых пятнах, желто-зеленых под цвет жилеток. Все сливалось, не разберешь, где кто.

Кровь в висках вошла в резонанс со стуком мяча, все звуки теперь представляли собой одно ритмичное «Бум-бум-бум!».

Перед трехочковой зоной меня заслонили, и я остановился, глянул вперед – кому дать пас? Но всех закрыли…

Осталось четыре секунды. Черт. Медлить нельзя. Я бросил трехочковый и… не попал. Мы продули.

В уши ворвался протяжный свист, сообщающий об окончании игры. Я с тоской смотрел, как радуется команда противников. Все сбросили свои вонючие зеленые жилетки, горой накинулись друг на друга, галдят, лыбу давят. На трибунах ликовали зрители – беличевских болельщиков здесь было на порядок больше, чем наших.

* * *

В раздевалке на меня стал бычить Саня.

– Че ты пас не дал? – возмутился он и злобно прищурил глаза.

– Да ты закрыт был. Стоял там, в жопе ковырялся, – огрызнулся я.

– Я потом открылся. Я орал, глотку всю сорвал!

– Там все орали!

– Так ты глаза разул бы!

– Я что, следить только за тобой должен?

– Парни, да хорош вам, – сказал сидящий Дэнчик, натягивая джинсы.

Мы его не слушали.

– Если б следил, мы бы не просрали, – процедил Саня.

– То есть из-за меня мы просрали, да? – вспыхнул я.

– Да, да, да! – выкрикнул он мне в лицо.

– Урод! – бросил я.

– Кто урод?

Он толкнул меня в грудь. Мы надулись, как два сердитых индюка, и пошли друг на друга. И тут между нами встал Артем.

– Все, парни, хватит. Просрали и просрали. Всей командой. Понятно?

– А че этот бычит? – кивнул я на Саню.

– Все, остыли. В следующем году отыграемся. Разошлись.

Артема мы послушались. Саня, смерив меня уничижительным взглядом, отошел к своим вещам. Артем остался рядом.

– Макс, с Катькой в кино собираемся. Погнали с нами?

– А что идет? – спросил я, надевая толстовку.

– «Кловерфилд, 10».

Артем страстно любил триллеры и ужастики.

– Ну, погнали, че делать-то, – сказал я с напускным равнодушием.

В кинозале мы сидели на последнем ряду, справа налево – я, Артем, его новая девушка. Я смотрел в экран, а рядом Артем страстно целовался с Женей. Нет, с Катей. Или все-таки с Женей?

Было довольно прохладно, я поежился и пожалел, что не накинул ветровку. Сладко пахло карамельным попкорном. Я не понимал, о чем фильм. Все мои мысли были сосредоточены на том, что происходит рядом. Я старался сконцентрироваться на сюжете, отстраниться от влажных звуков над левым ухом, но не мог.

Я искоса смотрел на Артема. Одной рукой он обнимал девушку, другая свободно лежала у него на бедре. Я видел только коротко стриженный затылок Артема, его мощную шею, крохотные ушные раковины, плотно прижатые к черепушке, – всегда считал, что Артем в прошлой жизни был питбулем. В моменты, когда на экране появлялись светлые кадры, я мог даже разглядеть на шее Артема родимое пятно в форме инфузории-туфельки.

Я перевел взгляд на свободную руку Артема – она была так близко… Я медленно потянулся к ней. Мне вдруг нестерпимо захотелось осторожно дотронуться до нее, как будто случайно. Тут же у меня перехватило дыхание, а тело бросило в жар. Я отдернул руку и вскочил.

– Ты куда? – Артем отлип от своей девушки.

– В туалет.

– Колу захватишь, а?

– Окей.

В туалете я долго умывался холодной водой, затем посмотрел в зеркало. Ничего привлекательного в моей внешности никогда не было, хотя длинное лицо и выпяченная челюсть определенно придавали мне особый лошадиный шарм.

Волосы рыжеватые – но недостаточно яркие, чтобы в младших классах быть объектом всеобщих насмешек, а в старших – причиной томных взглядов и грустных вздохов одноклассниц. Черты лица – слишком мягкие, чтобы считаться брутальным мачо или хотя бы однажды им стать… эх… а так хотелось! Всегда в этом плане завидовал Артему, чье лицо как из камня высекли. Однажды в детстве, когда у нас дома гостила тетя, она сделала нечто странное, что я навсегда запомнил, – взяла мое лицо в ладони, дохнула запахом отварной свеклы и лука и назвала меня очень чувственным мальчиком. С тех пор я всячески старался искоренить из себя чувственность, а из своего рациона – свеклу и лук. Хотя до конца я никогда не понимал, что тетя имела в виду.

Волосы я всегда стриг коротко и просто, избегал новомодных причесок. Куда бы я ни шел – в школу, гости, на свадьбу двоюродной сестры, – одевался так, будто в самый неожиданный момент может подвернуться случай побросать мяч в кольцо. На уроках физкультуры в построении по росту я всегда был в первой половине, да и дрищом не считался – на моем прессе вообще можно сыр тереть! Но в нашей команде я был одним из самых низких и тощих.

Я долго разглядывал себя в отражении. Что-то меня насторожило. Это был все тот же я, но все-таки… нет. Я увидел в отражении кого-то совершенно незнакомого. Там, в зале, я осознал, что именно всегда тревожило меня в отношениях Артема с его девушками. Я прижал ладони к пылающим скулам. Потом убрал одну руку и стал бить себя по щеке. Снова и снова.

Мы дружили с первого класса, а точнее – с первого дня учебы. Помню все как вчера. Мы сидели рядом на уроке лепки. Каждой паре велели вылепить из пластилина дерево на специальной дощечке. Наше дерево вышло самым красивым – у Артема был настоящий талант. Извилистые линии ствола, каждый листок детально прорезан. Мы закончили работу раньше всех, и было еще много времени. И тут я сказал, что дерево – это очень скучно, картину надо «овеселить». И вылепил рядом маленькую писающую собачку. Уточнение – кобельчика. Мы могли бы получить пятерки, а нашу работу поместили бы в рамочку и почетно повесили бы на стене, но вместо этого мы получили метку «Позор!» в дневниках. Но мы были счастливы. Гневное замечание красной ручкой, одно на двоих – вот что связало нас и дало начало крепкой дружбе длиной в десять лет.

Я хотел быть на месте каждой из девушек Артема. И сейчас я хотел сидеть рядом с ним на заднем ряду, и чтобы он целовался со мной, а не с ней.

Я гей. Эта новость долбанула меня кирпичом по макушке. Это больно, черт. Но больно не от понимания, что я отношусь к представителям нетрадиционной сексуальной ориентации. Просто я был на сто процентов уверен, что парень, в которого я втрескался, – не гей.