Читать книгу Жизнь на Repeat - Эли Фрей - Страница 5

Серафима

В четырнадцать лет я узнала, что не смогу иметь детей. Это случилось после школьной диспансеризации, на которой девочкам нашего класса предстоял первый осмотр у гинеколога. Как сейчас помню – вот все мы сидим в очереди и жутко боимся, рассказываем друг другу всякие страшилки. Кто-то говорит, что нас будут лишать девственности огромным гинекологическим зеркалом. Кто-то утверждает, что зеркало запихают в задний проход, чтобы через него что-то там прощупать и посмотреть. Кто-то вообще считает, что осмотр нужен для того, чтобы врачи выявили не-девственниц и доложили об этом нашим родителям.

Так мы сидели перед кабинетом и дрожали. Подошла очередь Иры. Когда она скрылась за дверью, ко мне подошла учительница и сообщила, что к гинекологу я сегодня не пойду. Моя мама договорилась, и к врачу я схожу вместе с ней, отдельно от класса. Я удивилась, но обрадовалась – моя казнь гинекологическим зеркалом откладывалась.

Дома мама провела со мной беседу, в которой вскрылась правда. Я не смогу иметь детей, мои половые признаки представляют собой маленькую матку, слабофункционирующие яичники, маточные трубы. Вдобавок у меня высокий тестостерон в крови. Родители знали об этом, но скрывали, пока не сочли меня достаточно взрослой. Мама смотрела на меня сочувственно и с тревогой ждала моей реакции. Возможно, она думала, что я заплачу или впаду в истерику. Но мне было плевать, масштаба катастрофы я не понимала, да и сейчас не понимаю. Вопрос детей меня не слишком заботит. Конечно, повзрослев, я стала видеть и понимать, какую роль деторождение играет для других женщин. Но не для меня.

В тот же день я узнала, что у меня не будет месячных, и вот это меня сначала даже обрадовало. У многих одноклассниц тогда уже начались месячные, и из-за них было столько проблем. Например, когда Даша протекла на стул на уроке биологии, над ней еще две недели все подшучивали. Из-за того, что женские органы у меня не работали, как должны, мне прописали таблетки для поддержания гормонального уровня. Также нужно было пить кальций и еще что-то укрепляющее – от нехватки гормонов кости становились ломкими.

С другой стороны, не слишком приятно знать, что ты не такой, как все. Нет, подростки, конечно, хотят выделяться, чем-то отличаться от других – но отличаться так, чтобы это вызывало зависть и восхищение. Отсутствие месячных вызвало бы у других лишь жалость. Потом я часто наблюдала это тихое женское таинство – передачу друг другу прокладок и тампонов. Я никому не сказала правду о себе, даже Ире. Вскоре я наврала ей, что у меня начались месячные, стала носить с собой прокладки, чтобы у меня однажды их кто-нибудь попросил, иногда сама просила у других, показывая, что тоже вхожу в круг. Собственно, мама, обнаружив в корзине чистую прокладку, узнала о моей странной и немного постыдной игре, которую я тихо вела сама с собой.

С Ирой мы договорились встретиться у ее дома. Подходя к перекрестку, я издалека заметила, что загорелся зеленый свет для пешеходов, и ускорила шаг. И тут… я попала в самую дурацкую ситуацию в моей жизни.

Вдоль дороги перед тротуаром тянулся водосточный желоб, закрытый решеткой. И я воткнулась каблуками четко между прутьев! Так и застыла – скульптура в движении, ноги раскинуты в широком шаге – всего в паре метров от вожделенного перехода! Прям Колхозница, еще бы серп в руки! Мимо шли люди – место было оживленное. Кто-то замечал меня и удивленно таращился, вместо того чтобы помочь. Меня толкали, я знала, что всем мешаю, но ничего не могла сделать – пыталась выдернуть ноги, и все никак. Я даже наклониться не могла – тут же потеряла бы равновесие. С ужасом представила, во что превратятся мои новые туфли цвета бордо, если я упаду. Да что туфли? Ноги!

Наконец кто-то сзади схватил меня за подмышки, дернул вверх и, освободив, поставил рядом. Мы с моим спасителем отошли от потока людей на пару шагов. Я смущенно посмотрела снизу вверх и удивилась. Обычно с моим ростом мне не приходится задирать голову, тем более на каблуках… Но рост спасителя приближался к 190 сантиметрам! Парень был красивым – точеные скулы, удлиненная стрижка из густых каштановых волос, зеленые глаза. Можно даже влюбиться… Если сердце свободно. К сожалению, в моем не осталось места – его все целиком занимает другой парень.

– Жива? – ободряюще улыбнулся он. Я растерянно кивнула.

– Вроде. Спасибо. – Я с благодарностью посмотрела на него.

– Не за что.

– Что значит – не за что? Спасение девушки от позора – это, по-твоему, мелочь?

– Прости, – смутился он. – Нет, конечно же. Тогда не «не за что», а «пожалуйста». Если бы знал, как это приятно – вытаскивать красивых девушек из канализационных решеток, часами бы стоял тут да караулил.

Это он сказал заигрывающим тоном. Он что, флиртовал со мной? Причислил меня к красивым девушкам? Вау! Повисла неловкая пауза. Я растерянно улыбалась, не зная, что ответить.

– Сильно там? – Он посмотрел на мои ноги.

– Что? А, каблуки… – Я подняла ногу и, увидев содранную краску, расстроилась. – Да придумаю, как реанимировать.

– Ну, держись подальше от канализационных решеток. Хищники они свирепые и кровожадные. – Парень шутливо подмигнул мне.

Я успела только заискивающе улыбнуться, и он ушел.

С колотящимся сердцем я направилась к Ириному дому. По дороге я зашла в магазин косметики и там хорошенько покопалась в лотке с дешевыми лаками, подбирая нужный оттенок бордо. Все это время я думала о случившемся. Кто же он такой – мой спаситель? Никогда его не видела. По возрасту – ровесник или на год – два старше, но он точно не учился в нашей школе! А так как других школ в городе нет, значит, он нездешний…

Ира собиралась слишком долго. Я ждала ее у подъезда, сидя на лавочке, и закрашивала лаком глубокие царапины на каблуках. Ко мне подошел Артем – он шел к своей компании, но, увидев странную картину, решил спросить, чем я таким занимаюсь. Я не рассказала ему о канализационном позоре – не хотелось, чтобы он надо мной смеялся. Соврала, что на одной из улиц клали асфальт, и я поцарапала каблуки о щебень.

Я спросила про игру – а то в клубе так и не удалось узнать подробности. Артем детально рассказал мне, как прошел матч, мрачно прибавив, что, пока в атакующих защитниках в команде будут одни косые и хромые гномы, им не выиграть. Я хихикнула. Убрала тюбик лака – все царапины были закрашены. Заметила куст снежника. Сорвав белые ягоды и бросив на асфальт, я наступила на одну. Ягода громко лопнула.

– Ого! Не знал, что так можно, – удивился Артем и присоединился к лопанью.

Я снова сорвала ягоды, бросила. Но не успела лопнуть ни одной – Артем все передавил!

– Эй! Так нечестно! – возмутилась я, сорвала и бросила новые.

Мы со смехом стали лопать ягоды, пихая и отталкивая друг друга, борясь за каждую. Артем приобнял меня за талию, удержал и не дал пройти к рассыпанным ягодам.

– Нечестно, нечестно! Сорви себе свои, ты, засранец! – весело крикнула я.

– Как? Как ты меня назвала? А ну повтори! – Артем обнял меня крепче, поднял в воздух и закружил. Я завизжала.

В моем сердце трепетали колибри. Кружилась голова.

– Засранец, засранец! – Он закружил быстрее. – Пусти! Поставь меня на место!

– Только когда извинишься!

– Ни за что!

Но он все же перестал меня кружить, опустил на землю. Руки не убрал – обнимал. Тяжело дыша, мы смотрели друг на друга – раскрасневшиеся, на эмоциях. Наши глаза смеялись. Вдруг взгляд Артема посерьезнел. У меня сильнее забилось сердце и задрожали коленки. Что происходит? Почему он так смотрит? Неужели скажет что-то важное, что касается нас двоих? А может быть… Поцелует? Да я же нравлюсь, нравлюсь ему!

Каждый день я наблюдала за Артемом, ловила его взгляды, слова и улыбки. Я прятала все эти сокровища в воображаемую шкатулку, чтобы потом перед сном выложить их перед собой, как следует рассмотреть, прочувствовать и найти ответ на самый важный вопрос: нравлюсь ли я Артему? Иногда мне казалось, что да; что улыбки и взгляды, адресованные мне, отличаются от тех, что он посылает другим… Но я тут же спускала себя с небес, убеждала, что ошибаюсь, придаю всему этому слишком большое значение.

Но сейчас… Воздух точно стал другим. Что-то изменилось.

Артем будто бы собирался с силами. И вот он набрал в грудь воздух…

– Сим… – выдохнул он, и я поняла, что это только начало.

В животе приятно екнуло, будто я находилась на вершине американских горок в радостном предвкушении стремительного спуска. И тут… запищала железная дверь подъезда. Артем отпрянул, и меня накрыло волной разочарования. Мои американские горки оказались сном. Будильник выдернул меня в реальность слишком быстро.

Из подъезда вышла Ира. Она окинула нас недовольным взглядом, заметила на асфальте раздавленные ягоды. Артем, поздоровавшись с Ирой, тут же распрощался с нами обеими и ушел. Он как будто избегал ее.

Ира ничего не сказала, но первое время, пока мы гуляли, казалась обиженной и раздраженной. Почему-то я чувствовала легкую вину, будто сделала за спиной подруги что-то против нее. Ища, как смягчить ее, я рассказала про сегодняшний позор с канализационной решеткой и про моего спасителя. Ира долго смеялась – история действительно подняла ей настроение.

– Ты не нашла его в «Инстаграме»? – сразу спросила Ира.

– Нет, конечно, даже имени его не узнала!

– Ну и дура! Надо было узнать и взять. Сколько тебя учить? – Подруга закатила глаза.

С Иркой мы дружили вот уже десять лет. В первый учебный день в первом классе, на уроке лепки, учительница сказала нам разбиться на пары: нам нужно было лепить картины из пластилина. Я сидела одна и беспомощно смотрела вокруг. Кого бы пригласить? Детсадовские дети быстро разбились на пары, они все друг друга знали – вместе ходили в группу и вместе попали в класс. Но я не ходила в сад, никого не знала, робела и стеснялась. Я заприметила девочку с красным бантом, которая еще сидела одна. Набралась смелости, встала и направилась к ней. По дороге я сбила стаканчик с мелками одного мальчика. Это был Артем, но я еще не знала его имени.

– Извини. Я нечаянно, – сказала я виновато и стала собирать мелки.

– Не переживай, я сам подниму, – ответил он.

Я посмотрела на него и подумала, что у него очень добрые глаза. Я бы хотела сидеть с ним за одной партой и лепить вместе. Но рядом с ним уже сидел другой мальчик – Денис.

Я с грустью вздохнула, пошла к девочке с бантом и предложила ей стать моей парой. Она посмотрела на меня и хихикнула.

– Я не хочу. Ты похожа на лошадку.

Я растерянно смотрела на Красный Бант. Понимала, что меня оскорбили, но как реагировать, не имела ни малейшего понятия. Было очень обидно – пока я шла к этой девочке, я уже представила в голове идеальную картину: она соглашается стать моей парой, мы лепим картину, она занимает первое место на выставке, мы гордимся работой и улыбаемся друг другу. Красный Бант предлагает мне с ней дружить. Я соглашаюсь, и мы становимся лучшими подругами… Мечту разбила одна фраза. Ты похожа на лошадку.

Я вернулась на место, села и уткнула взгляд в парту, чтобы никто не видел слез. На парте были разложены дощечка для лепки, колбаски пластилина на картонке и стаканчик с разноцветными масляными мелками. Мне было очень стыдно. Вот сейчас все разобьются по парам, и я останусь одна. Никто не подойдет ко мне. Никто не захочет быть в паре с лошадкой.

Вдруг я услышала крик. Кричала Красный Бант. Перед ней стояла другая девочка – с черным каре, в джинсовом сарафане. В обеих руках у нее были сломанные мелки.

– Что случилась, Алина? – Учительница подбежала к Красному Банту.

– Она сломала мои мелки! – Красный Бант указала на девочку со сломанными мелками в руках.

– Ира, зачем ты это сделала? – строго спросила учительница.

– У меня не было пластилина. Я хотела, чтобы она поделилась, а она отказалась.

– И за это ты решила ей отомстить? Портить чужие вещи нельзя, Ира. Это плохо. Очень плохо! – Учительница попыталась пристыдить Иру.

– Не делиться тоже нельзя! – Ира совсем не выглядела виноватой.

Меня восхитила дерзость этой девочки. Несмотря на то, что она поступила неправильно, она не сдавалась.

– Почему ты не сказала? Я бы дала тебе пластилин.

– Я хотела, чтобы она мне его дала.

– Нельзя портить чужие вещи, Ира, – твердо повторила учительница. – Я вынуждена поставить тебе замечание в дневник.

Мне все больше нравилась эта черноволосая девочка, проучившая Красный Бант. Виновница кинула на парту обломки мелков, и Красный Бант заревела. Затем Ира послушно протянула свой дневник. Учительница написала там что-то резкое и отдала его назад.

– Иди найди себе пару, которая поделится с тобой пластилином.

Моя будущая подруга пошла по ряду, присматривая одиночек.

– Хочешь быть моей парой? У меня есть пластилин, – сказала я Ире, когда она поравнялась со мной.

Ира удивленно посмотрела на меня, изучая мое лицо. Я смутилась – вот сейчас она тоже скажет, что я похожа на лошадку… Но вместо этого она улыбнулась, кивнула и села рядом со мной. Я была безумно счастлива. У меня есть пара для лепки. День определенно уже удался!

– Что тебе написали?― спросила я шепотом.

Ира открыла дневник, и мы обе с ужасом прочитали гневное слово в конце первой страницы:

Сломала мелки другой девочки. Позор!

– Ты не виновата, – сказала я, чтобы ободрить Иру.

На самом деле я считала иначе, но все равно была на ее стороне.

– Я знаю, во всем виновата эта дура. – Ира с ненавистью посмотрела на Красный Бант, а потом на меня и предложила: – А давай дружить против нее?

Я еще не знала, как люди дружат против кого-то, но само слово «дружить» мне нравилось. У меня не только появилась пара для лепки, но и самая настоящая подруга! Остальное совсем неважно. Я обрадованно закивала.

Я быстро втянулась в школьную жизнь благодаря Ире. Подруга была смелой, острой на язык и уверенной в себе. Всегда, что бы она ни делала, она чувствовала себя правой. Ее уверенность передалась и мне.

Где-то через неделю после происшествия с мелками Ира на перемене перед последним уроком вытащила у Красного Банта из рюкзака пенал и незаметно сунула учительнице в сумку. Красный Бант, обнаружив пропажу, завыла сиреной.

Разбирательство было долгим. Учительница заперла всех в классе и сказала, что не отпустит, пока не найдет пенал и вора. Она даже провела обыск, осмотрела все рюкзаки. Пенала нигде не нашлось.

За многими детьми уже пришли родители, а нас все не выпускали. Родители ждали в коридоре – их в класс тоже не пустили. Учительница вышла и объяснила им ситуацию. Родители возмущались, но учительница стояла на своем, объясняя, что применяет новые педагогические методы, которые почерпнула из какого-то пособия. И что она не потерпит воровства в классе.

В конце концов учительница нашла пенал в своей же сумке, но и после этого нас не выпустила. Началось новое разбирательство. Учительница сказала, что будет держать нас в классе, пока виновник сам не признается.

В итоге призналась невиновная девочка, которая, очевидно, просто устала и хотела домой. Всю страницу ее дневника учительница исписала любимым словом «Позор!». Родители не одобрили методы учительницы и добились того, что ей сделали официальный выговор.

Я восхитилась смекалкой Иры. Как же она хорошо все продумала! Одним махом проучила двоих – Красный Бант, которая наябедничала на нее, и учительницу, которая поставила Ире слишком резкое замечание в дневник.

После выговора учительница пересмотрела свои методы. Больше на полдня в классе никого не запирали, да и метка «Позор!» стала мелькать в дневниках гораздо реже и только из-за особо тяжких преступлений.

До третьего класса Ира оставалась для меня самым важным после родителей человеком в жизни. Она была смышленее меня, многое схватывала быстрее, понимала то, что не могла понять я. Она все объясняла мне доступно и понятно, но вкладывая в объяснение свое видение и отношение. Таким образом, я многое в жизни видела глазами Иры, она сильно влияла на меня.

Но с третьего класса все немного изменилось: я влюбилась в Артема. Раньше я не сильно обращала на него внимание. Он мне нравился, но мы редко общались; мне нужна была только Ира. Она целиком заполняла в моей душе место, отведенное для дружбы.

Той весной наш класс готовился к военному параду: школьники должны были прошествовать к Вечному огню, возложить гвозди́ки. У всех были костюмы и роли. И нужны были двое высоких младшеклассников, мальчик и девочка, которые бы шли впереди колонны в костюмах барабанщиков.

Учителя искали их среди учеников с третьего по пятый класс. Выбрали Артема как самого высокого мальчика и меня как самую высокую девочку. Конечно, на барабанах играть мы не учились – они были ненастоящие. Требовалось только идти в ногу и синхронно жестикулировать барабанными палочками. У нас были одинаковые красные с золотым мундиры. У меня – белая юбка в складку, у Артема – белые брюки. У обоих – красные кивера[3] с белыми перышками наверху.

Несмотря на то что наш с Артемом номер был несложным – взмахи палочками вправо, влево, вращения, – репетиции заняли две недели. Репетировали мы в актовом зале вместе с другими учениками. Одна группа тренировалась шагать в ногу для участия в «Бессмертном полку», другая – синхронно вращать игрушечные автоматы. Группа девочек репетировала танец-шествие с помахиванием платочками. Учителя занимались с другими группами, а мы с Артемом стояли в углу, предоставленные сами себе. Самое сложное в нашем номере было синхронно подбросить и поймать палочки.

Каждый раз на репетицию Артем приносил две пачки сока и две булочки на перерыв – для себя и меня. А после репетиции провожал меня домой. За эти две недели я провела рядом с ним больше времени, чем за все три года учебы. И я поразилась, что Артем по своему поведению и характеру казался гораздо старше других одноклассников.

Один раз он пришел на репетицию в подавленном настроении. Я спросила, что случилось – он только отмахнулся. Но мне все же удалось выяснить. Папа Артема наказал его за увлечение творчеством. Артем обожал лепить монстров и рисовать страшный грим, был помешан на хоррорах. Он мог нарисовать рожу зомби, вампира, любого чудища. Но его суровый отец-генерал считал, что все это – пустая трата времени, ерунда, не для настоящего мужчины. Он запретил Артему рисовать и сурово наказал, когда тот снова взялся за краски. Со временем я заметила, что к гриму, да и вообще искусству, Артем охладел…

Я сочувствовала Артему, но не знала, что посоветовать. С таким суровым папой не особо повоюешь.

Школьный парад прошел по плану и без помех. Мы с Артемом маршировали впереди колонны. Я чувствовала огромную гордость, особенно когда увидела фотографию на первой странице городской газеты. Фотограф сделал кадр так, что мы были в центре, впереди всех. Тут постарался папа Артема, у которого были связи с редакцией. Я пялилась на наше фото до ночи, а потом так и уснула – в обнимку с газетой.

Вот так в тот год я влюбилась в Артема. После парада все пошло как раньше – мы здоровались, спрашивали друг у друга домашние задания, одалживали ручки и циркули. Но, к моему огорчению, мы не стали друзьями. Я не могла сама сделать первый шаг – я жутко стеснялась своих чувств и скрывала их ото всех, даже от Иры.

* * *

С Ирой мы гуляли примерно до одиннадцати. Последние два часа мы сидели на травянистом берегу реки, у пристани, и распивали бутылку вина. Потом подруга захотела домой, и мы попрощались. Но мне домой не хотелось – с мамой я договорилась на половину двенадцатого, и я решила задержаться еще на полчаса.

Совсем стемнело. Вокруг ни души, одинокий фонарь освещал пристань. Я смотрела на воду, серебристую от сияния далекой холодной луны. Отсюда были видны дома; в некоторых уже погас свет, из некоторых доносились голоса и звон посуды.

Безветренную тишину прерывал лишь стрекот сверчков. Я была без туфель, мягкая трава приятно холодила ступни, разгоряченные после прогулки на каблуках.

Мне не хотелось домой, потому что было очень стыдно перед мамой. Я злилась, но не на нее, а только на себя. Повела себя как маленькая, глупая и противная девчонка! А разве я не была глупой? Разве умная, взрослая девушка стала бы вести эту дурацкую игру, симулировать месячные, просить у подруг прокладки? Вряд ли.

Вдруг мои мысли прервали шаги – кто-то шел к пристани! Я задержала дыхание, не желая, чтобы меня заметили. Я лежала на склоне ближе к воде, здесь темно, может, меня не заметят?

На пристани показалась одинокая фигура с пакетом в руках. В пакете что-то звякало, будто монеты. Что это? Сокровища? Заинтригованная, я насторожилась. Фигура встала под свет фонаря, и я увидела… девушку. На ней были белая майка, шорты и кислотно-зеленые кроссовки. Что она тут делает? И что принесла в пакете?

Я встала с травы и осторожно подошла к краю пристани. Здесь я пригнулась так, чтобы хоть что-то видеть, но не выходить из темноты.

Девушка какое-то время сидела молча, повернувшись ко мне спиной. Смотрела на воду, думала о чем-то. Плечи тихонько сотрясались. Неужто плачет? Да что с ней такое?

Шуршание пакета, звяканье железа – девушка что-то вытащила. Взмах руки, плеск – и это что-то теперь под водой. Девушка вытаскивала одну вещь за другой, каждую ждала участь первой. Девушка не успокоилась, пока пакет не опустел. Побросав все вещи в воду, она решительно встала – я еле успела пригнуться – и ушла по пустырю к домам.

Подождав немного, я ступила на пристань, потрогала пустой пакет, посмотрела в воду. Ни минуты не раздумывая, быстро сбросила одежду и вошла в реку.

У пристани вода едва доходила мне до пояса. Я пошевелила ступней, нащупала твердый предмет, ловко, как обезьяна, достала его ногой и пригляделась. Похоже на кубок. Я решила, что рассмотрю его позже, нащупала другой предмет и достала – на этот раз что-то вроде монеты на ленточке.

Мне удалось выловить около двадцати предметов. Сидя на пристани и дрожа от холода, я оглядела свои находки. В тусклом свете фонаря блестели медали, статуэтки, значки, кубки, броши – да это же награды за соревнования! Также я выловила с поверхности реки бумажные грамоты. Они не успели размокнуть, но пока я не смогла прочитать, что на них написано. Еще среди находок были спортивные чешки, напульсники и гимнастическое трико. Думаю, я выловила не все, на дне осталось еще много предметов. Но от холода у меня уже стучали зубы, и я прекратила поиски.

Я собрала улов в оставленный пакет и вскоре двинулась обратно к дому.

В своей комнате я как следует рассмотрела сокровища и изучила надписи.

Это оказались награды за достижения в спортивной гимнастике, присужденные какой-то Авдеевой Елизавете. Медали за областные, региональные, всероссийские и международные детские и юношеские соревнования, кубки всемирных игр, награды за детские турниры, грамоты за открытые первенства, кубки губернатора…

Я присвистнула – спортсменка оказалась не простой, а с богатым прошлым. Я вертела в руках мокрое гимнастическое трико с блестками. Интересно, сколько пьедесталов оно видело? Почему девушка выбросила эти вещи? Что с ней произошло?

Полночи я не могла заснуть, думая о таинственной незнакомке.

Кто ты такая, Лиза Авдеева?