Читать книгу Монтаж памяти - Elian Julz - Страница 5

1860 год

Кэролайн, опаляя пламенем своих глаз, продолжала посвящать меня в план ночного свидания, в то время как сбрасывала с себя платье с бесчисленными пуговицами, которое я расстегнула.

– Ох, я так взволнована. Подай мне свежие подмышники. Эти хоть выжимай после пикника на палящем солнце.

На пол вместе с платьем приземлились два кусочка ткани в форме полумесяцев.

– Во время обеда скажу па, что нездоровится после двух порций мороженого у Уильямсов. Попрошу, чтобы ты проводила наверх и осталась подле меня на всю ночь, – искательница любовных приключений театрально жестикулировала тоненькими кистями с детскими пальчиками, надувала губки. – Маменька, конечно, встревожится, решит отказаться от поездки на бал, но я её успокою, ведь ты будешь рядом. Когда Томас приедет, поможешь мне спуститься с балкона к нему, чтобы никто из прислуги в доме меня не увидел, уходящей в такой поздний час. Сама же останешься в комнате настороже. Сиди и смотри в окно.

Смешно и противно было от того, что мной помыкает избалованный ребёнок. Хотелось надавать ей по заднице. Но моё лицо было скрыто от собеседницы – я застегивала очередной наряд на болтушке, перечитавшей женских романов. Как она собирается сигать с балкона с огромной дырой на панталонах между ног? Её Томасу только того и надо.

– Вернусь, когда все слуги будут спать, а родители ещё будут на балу. Ты мигом спустишься вниз и отворишь мне дверь. Захвати с собой мой пеньюар. Прошмыгну в библиотеку, она ближе всего. Переоденусь там, чтобы не привлекать внимание, и останусь на диване с книгой и со свечой. А ты одежду отнесешь в прачечную комнату. Там и так должно быть за неделю столько белья накопилось, что никто из слуг не заметит. Утром скажу, что не спалось, решила почитать немного и случайно задремала. Всё запомнила? Повтори.

Пытаюсь уговорить себя не вмешиваться с советами. Подумаешь, детки начитались Шекспира, поиграют немного. Ну украдёт Томас парочку поцелуев. Это самое страшное, что может случится в их высшем обществе до свадьбы. И вообще, я что решила здесь окончательно обосноваться, что так переживаю за последствия?

– Мисс, при всем уважении, это пахнет плохими манерами. Не должна такая юная девушка прыгать с балкона прямо в руки джентльмена. А в том, что он именно таким и является, я сильно сомневаюсь, раз не боится Вас скомпрометировать и подмочить репутацию леди.

– Нелли, опять книги читаешь? Слишком умные слова для черни. За такое руки рубят рабам, между прочим. Всякие ангелы в доме, наподобие сестры Томаса, Эллен Уильямс, наводят на меня жуткую скукоту и дико раздражают. Не думаю, что такие девушки по-настоящему могут кого-то интересовать. Сегодня я узнала, что Томас меня любит, а я люблю его. А значит, мы скоро поженимся. И все эти нарушения чопорных правил уже не будут иметь и малейшего значения. Так что я буду лошадь вокруг.9

Смысл её последнего предложения останется для меня загадкой, но я не смогла не хихикнуть. Почему постоянно нужно говорить странные непонятные фразы?

– А тебе, я смотрю, лишь бы языком почесать. Иди на кухню за яйцами, надо ещё успеть голову вымыть.

Причем здесь яйца? Бред. С ума сойду с этими странными людьми. Мне срочно нужна Роуз. Боже, прошло только полдня, а ощущение, будто часы остановились, продлевая тягостную рабскую вечность.

Роуз вся в хлопотах. На плите булькает, шкварчит, стол весь в муке, как и руки темнокожей женщины-«дирижера» кастрюль и половников в этом невыносимом пекле и клубах пара.

– Спасай меня. Кэролайн вздумалось мыть голову. Признавайся, как в этом деле замешаны яйца?

– Странно, мисс уже принимала ванну на этой неделе.

Нормально при такой жаре мыться раз в неделю? Вот почему местные «леди» предпочитают такой удушающе тяжелый и сладкий парфюм. Другой был бы не в силах заглушить запах немытой плоти.

Роуз разбила в миску три яйца, отделила желтки и бодро превратила их в пенящуюся эмульсию, с шумом поставила на стол передо мной.

– Сядь. Не устала притворяться? – отрезала женщина.

Роуз продолжала крутиться, будто и вовсе не желая мне помочь.

Затем вручила ведро с водой, над которым поднимался пар, и миску с яйцами.

– Таз и кувшин наверху в ванной комнате мисс.

– Этим её Величество моет голову?

– А чем же ещё? Мамушка, ты меня убиваешь.

Скоро хозяева точно заподозрят неладное. Это лишь вопрос времени. Я совершенно не гожусь для подобной работы. Но эти люди ни за что не заставят меня трепетать от страха. Нужно бежать. Сегодня же ночью. Лучшего шанса и не придумаешь. Дом будет пуст. Забор я здесь нигде не увидела. Главное – по-тихому спровадить зеленоглазую вреднючку, и дело с концом. Выберусь в город, а там война план покажет. Может, и нет никаких тут рабов и плантаций, и всё окажется чудовищным экспериментом.

Пока черноволосая, «благоухающая» куриными яйцами, распустила кудри по плечам сушиться, опять крадусь на кухню к Роуз. Конечно, ей я свой план побега не раскрою, но это единственное место в доме, где я чувствую себя относительно безопасно.

– Что молчишь? Расскажи, как тебе тут живется?

– Нелли, ты сама всю жизнь говаривала: «Тихий язык – мудрая голова». Меньше болтаешь – реже бьют. Не до болтовни мне.

На столе стояло блюдо с отварными овощами, салат из свежей капусты и огурцов, ваза с персиками и сливами. Я стащила один персик, за что получила по рукам от Роуз.

– Нельзя прикасаться к господской еде. Не вопила бы, как резанная, с утра съела бы свою кукурузную лепешку и кусок бекона в хижине. Но нет, ты выбрала кнут Харриса на завтрак. Вот и сиди теперь до самого вечера голодная, пока не вернёмся к себе. А там ещё прежде на дворе муку намолоть надо из кукурузы.

Роуз вытащила из печи индейку с бататом, а мой зверь в животе издал голодный рык. Стеклянный колпак покрывал стоящее напротив меня желе с кусочками апельсинов, спрятанных в прозрачной кисло-сладкой (наверное) крепости.

– Как тебе хватает терпения не попробовать хотя бы кусочек. Никто ведь не заметит.

– А если заметит, знаешь, что ждет такого вора? Нет уж, спасибо.

Мы вынесли основные кушанья в столовую, а важные белые хозяева лениво тянулись в комнату в парадной одежде, усаживаясь возле роскошных тарелок.

Боже, да это же целый прием, а не семейный обед.

На столе поменьше, том, что с колесиками, я насчитала 15 металлических штуковин самого разного размера и формы: лопатки, щипцы, что-то с ручками, смахивающими на ножницы и даже какие-то грабли.

Что это за седой дедушка во главе стола? Верно, отец хозяйки. А где же её супруг? В отъезде?

Мужчина сейчас надорвет ведь голос, расточая слова настолько басистыми раскатами грома, что они доносятся даже на кухню, сквозь закрытую дверь:

«Говорю тебе, Грейс, начнется война. Непременно. Они ограничивают наши права и свободы, диктуя отпустить всех черных на волю. Да я столько денег выложил за них, чтобы теперь остаться без штанов из-за новых порядков? По их мнению, Вы с Кэролайн должны пойти на плантацию собирать хлопок? А как подскочили цены на рабов из-за идиотского Севера. Неделю назад купил девчонку за две тысячи долларов. Золотом! Да, когда такое было? Раньше ведь рабы обходились в восемь сотен. Лично я согласен с Хамондом в том, что сама природа создала расу, идеально подходящую для лакейских обязанностей. Да они бы с голоду пухли в своей Африке, если бы не южные штаты Америки. А здесь их одевают, кормят, дают кров».

Удивительно, но этот дед бранился, употребляя такие слова, словно он и не джентльмен вовсе. И это при дамах.

Женщины со скучающим видом развозили морковный суп по тарелкам. Видимо, их занимали любовные романы, а не проблемы рабства и слухи о надвигающейся войне, или просто не выносили вареную морковь также, как и я.

«Дорогой, остынь немного. Все эти разговоры о войне страшат меня», – наконец осмелилась прервать тираду молодая женщина в платье цвета шампанского, похожем на дворцовые замудрёные шторы, с оборками, лентами и манжетами, украшенными кружевами. Сколько раз в день они переодеваются? И у каждой есть своя одевальщица. Видимо, при тотальном безделии этим особам больше нечем себя развлечь. Не удивлюсь, если у нас с Роуз окажется два платья на все случаи жизни, и те одинаковые, пропахшие сыростью и копченым беконом.

Так, погодите. Она обратилась к седовласому ворчуну «Дорогой»? Этой леди слегка за тридцать, тогда как мужику уж точно больше пятидесяти. Передернулась от представленной картины первой брачной ночи этой парочки. Ну и гадость же.

И тут меня обожгла внезапная мысль: «Вдруг за маленькой Кэролайн прискачет сегодня не принц на белом коне, а пузатый распутник, который годится ей в отцы? А если он её обидит, воспользуется наивностью?»

Хотя какое мне дело до тех, кто меня похитил обманом и принудил таскать свои ночные горшки и гладить трусы.

Когда мы выносили второе блюдо (а самый простой прием пищи здесь, как оказалось, состоит из трех блюд, десерта и кофе, и это, не считая свежих овощей и фруктов), хозяйка дома необычайно тихим голоском начала причитать. Отношение семейства к нашему с Роуз присутствию было ровно таким, как и к серванту с дорогущей, выставленной напоказ посудой.

– Ах, милая, я едва не упала в обморок сегодня в беседке на пикнике Уильямсов, увидев твое кокетство с Томасом. Чарльз, она то и дело роняла то перчатки, то зонтик, пока разговаривала с молодым человеком, устроившимся на маленькой скамеечке у ног Кэролайн. Накручивала локоны, свисающие со шляпки, на свой пальчик. Дорогая, неужели ты думаешь, что никто этого не заметит. Теперь все будут судачить о том, как ты первой признались юноше в любви прямо в разгар пикника. Улыбалась во все зубы, словно грызун. Так флиртуют только девки из притонов. Никто разумный не возьмет в жены кокетку, мой ягненочек.

– Ну, полно плакать, котеночек. Вы же не хотите, чтобы почтенные матроны узрели в Вас признаки истерии, а именно так они и истолкуют откровенное поведение. – Седовласый явно был слаб перед чарами дочери и протянул ей платок. – Остаться старой девой ведь тоже не Ваша мечта, моё сокровище. А меж тем Ваша мама в этом возрасте уже родила Вас, моя дорогая. Посмотрите на Эстер, которая всё хихикала на балах с кавалерами. Ей незаметно стукнуло двадцать три – всё, теперь spinster10, на которую жалко даже взглянуть.

Кэролайн превосходно отыграла вселенскую печаль и почти предсмертные муки за десертом так, что Роуз отправили за нюхательной солью, чтобы привести мисс в чувства. У родителей и сомнений не осталось в неспособности девушки плясать до утра на балу. С выражением полной немощи она тащила на себе килограммы своей многочисленной одежды по лестнице, опираясь на мою руку. Но только дверь затворилась, девчонка принялась отдавать точные, как уколы шпаги мушкетера, распоряжения.

– Болотная амазонка, черный боулер с пером и вуалью, сапоги для верховой езды, буффон и кожаные перчатки. Пусть всё будет наготове на кресле, а сверху соорудим гору из подушек на случай, если мама зайдёт до отъезда.

Среди сложенных в бумагу стопок нарядов на полках шкафа сложно найти подобие костюма диких женщин-воинов из кожаных ремешков и лат. Хотя интуиция подсказывала, что моя хозяйка не настолько эпатажная чудачка, а её возлюбленный – не Конан-варвар. Здесь не было понятной мне системы обозначений, и уж тем более хранения вещей.

Всё, я сдаюсь.

– Кэролайн… То есть, мисс Хьюз. Я понятия не имею, как выглядят все эти вещи, – и потом тихо добавила. – Не помню, по правде говоря. Неважно себя чувствую с самого утра.

– Что ты придумываешь? Совсем обленилась, старуха. Кого волнует, как ты себя чувствуешь. Может, ещё доктора вызвать? Ох, если бы не сегодняшний побег, я бы тебе устроила взбучку. Не дури. Тащи сюда вещи, кому говорю! И почему платье после пикника не вывесила проветриваться? Вот же, дуреха, оставила его на стуле прямо возле окна выгорать на солнце! А исподнее так и будет валятся на полу до самой стирки в понедельник?

Я продолжала стоять, как памятник на городской площади, что окончательно доконало девицу. Свирепая кошка запустила в меня щеткой для волос. Но я не сдвинулась ни на шаг, лишь расправив с достоинством плечи и подняв голову, ледяным голосом произнесла медленно, почти по слогам:

– Или ты, мелкая несносная девчонка, извинишься и прекратишь, или я разворачиваюсь и иду прямо в спальню твоей матери и выкладываю всё, как есть. А потом меня пусть хоть убьют, но хамства не потерплю. Я могу сделать так, что твой Томас будет бежать от тебя за тысячу вёрст, если того пожелаю.

Юная дрессировщица рабов и бровью не повела, продолжая стрелять беспощадно красивыми, но напрочь бездушными желто-зелеными цирконами.

Я сделала полный гордости разворот на пятках и направилась к двери. Малявка была уверена, что я блефую. А вот и нет. Как удачно мне отшибло память, а вместе с ней и рабский страх.

Выхожу в коридор.

Может, я чего-то не знаю?

Делаю шаг, второй.

За спиной тишина. Храбрится девчонка. Чего молчит-то?

До спальни хозяйки почти рукой подать.

Интересно, что будет потом? Должно быть, мне не поверят или сделают весьма оскорбленный вид, мол как ты посмела ничтожная чернь порочить белых господ.

Плевать. Ещё посмотрим, кто кого.

Даю последний шанс Кэролайн одуматься.

Три, два, один.

Стучу в деревянную резную дверь.

Заскрипели несмазанные петли.

– Миссис Хьюз?

Молодая госпожа стоит ко мне спиной.

– О, ты научилась произносить это слово без акцента за столько лет. А где же твоё «миссуз»?

– А-а-а, – я закричала, как припадочная, и закрыла ладонями глаза при виде лица какого-то Франкенштейна, когда тело в платье цвета шампанского наконец повернулось ко мне. Это существо схватилось за сердце.

– Нелли, у меня чуть приступ не случился от твоего крика.

– Ч-что… что… случилось с Вашим лицом, миссис?

– О, это я прочитала недавно в женском французском издании, что ломтики сырой говядины сделают кожу, как у ребенка, ни одной морщинки не останется. И я тебя не звала, так что впредь будь добра не докучай мне.

– Я только хотела сказать…

Мой голос прервал истошный визг из спальни. Грейс Хьюз тут же сорвалась с места и понеслась в комнату дочери, придерживая отвратительное мясо на лице.

– Ох, маменька, мне дурно, а Нелли бросила меня и даже не пытается облегчить страданий. Я бессильна перед ней. Умоляла не уходить, но она нарочно издевается и слушается только Вас.

2014 год

Анатолий

– Анатолий, для целей терапии наш разговор будет записан на диктофон, так мы не упустим важные детали и тщательно проанализируем. Вспомните наиболее яркие эмоциональные моменты. Важны детские воспоминания, но можете начать с любого.

«Сколько такие шарлатаны зарабатывают интересно? Уверен, что бесполезная болтовня по душам ничем не поможет. Мозгоправы недоделанные», – подумал блондин с взлохмаченными кудрями и необычайно подвижным лицом, что в будущем проявится в десятке причудливых мимических дорожек на тонкой коже. Иногда он смешно морщил нос, горбатый от «вражеского» удара стеклянной бутылкой в подростковом возрасте.

– О чем здесь говорить? Как тут выбрать, что самое яркое? Как Вам, например, такое? – с вызовом в голосе сказал парень «очкастой псевдо-врачихе» (именно так враждебно-пренебрежительно он воспринимал Татьяну). – Я был ближе всех, знал о ней то, чего не знает больше никто, а если захочу, то так и останутся эти секреты только при мне. Унесу с собой в могилу. А что она? Выскочила замуж, пока отбывал два года в вонючих казармах на воинской службе.

Из детства хотите? Вот Вам, пожалуйста. Она никогда не оставляла своих обидчиков без наказания. Однажды бегал за ней по квартире, завалил на диван, захватив в замок своих рук её запястья, а сам запрыгнул сверху. Набрал побольше слюны и, выпуская противные скользкие веревки изо рта, затягивал их обратно в паре сантиметров от её лица. Визжала, как резанная. Ей тогда было одиннадцать, мне двенадцать. Наигравшись, конечно, отпустил.

Убежала. Закрылась в ванной. Так я свет выключил и начал под дверью рассказывать страшные истории. А потом притворился вампиром, сопровождая всё красочными словами. Она, книжная жрица, начиталась до этого у Гоголя про упырей и поверила ведь, что я могу высосать её кровь. Выскочила из ванной, вооружившись табуреткой, и так впечатала мне ножкой в лоб со всей силы, что солнечные зайчики поскакали перед глазами. Было реально больно. Я отшатнулся и упустил её. Выбежала во двор.

Так вот, знаете ли, с тех пор я не слишком уж изменился. Не боитесь оставаться со мной наедине?

«Фразёр», – Татьяна мысленно приклеила стикер на лоб Анатолия.

«Паучиха», – произнёс про себя блондин.

– С меня харэ на сегодня. Покедова, – блондин тряхнул головой, наматывая шарф, и вальяжно, осанисто зашагал своими идеально ровными ногами в сторону выхода.