Читать книгу Монтаж памяти - Elian Julz - Страница 7

Скакать верхом Кэролайн любила больше всего на свете. Больше танцев и поездок к тётушке в Саратогу, больше пикников и воскресных выездов в город на богослужения пресвитерианской церкви. Их сосед, мистер Уильямс, отец Томаса, занимался выведением поразительно крепких пород лошадей. Зная неудержимую страсть своей дочери к этому не совсем женскому занятию, мистер Хьюз подарил Кэролайн год назад миниатюрного рыжего скакуна легендарной породы Морган. Грива, хвост и голени животного были черного окраса, что эффектно выделяло его среди других собратьев в конюшне. Жеребчик по кличке Персик обладал спокойным темпераментом в отличие от своей наездницы. Только вот теперь скакать ей ещё долго не захочется.

Январь 2014 года

Михаил

Мужчина поёжился и натянул повыше ворот синего мягкого свитера. Непонятно, почему его колотило: холодные лампы, цвет стен в кабинете и снег за окном или что-то личное? Тайна?

– Однажды, выезжая из дворов многоэтажек на проспект, увидел девушку, которой, видимо, очень хотелось делать всё в жизни самостоятельно. Ох, уж эти феминистские настроения. На каблуках и в длиннющей юбке, она тащила запаску из багажника. Я притормозил у обочины, продолжая наблюдать, что же будет дальше. Вдоль дороги росли колонны любимых деревьев аллергиков, повсюду валялся тополиный снег. Брюнетка присела возле пробитого колеса, извозив весь подол своего чудесного наряда в пухе. Гипнотизировала болты на колёсах пару минут, потом взялась за ключ и начала вертеть. Как она собиралась справиться с задачей без домкрата и мужчины? Я вышел из машины. Достал инструмент и двинулся к ней. Предложил помощь и лишь тогда понял, что это она. Та самая с огорода на станции юных натуралистов, с хлопкового поля. Только теперь девушка была при параде: в красивой бордовой юбке, жилете под грудь, который на ней и заканчивался, не доходя до плеч, поверх белой льняной рубашки. Она так отличалась от тех, с кем я обычно встречался. Сказал в шутку, что помогу за одно свидание взамен. Брюнетка очень спешила (то и дело поглядывала на часы и ходила из стороны в сторону), потому пришлось ей согласиться. Телефон не дала, но обещала прийти к семи часам вечера на свидание. Условились встретиться у светящихся разноцветными огоньками фонтанов поблизости.

– Пришла? – поинтересовалась Татьяна.

– Нет, конечно. Я ждал целый час. Думал, девушка же, всякое у них бывает, долго собираются, ищут дорогу, заплутав. Хотя сразу были догадки, что сжульничает. Видимо, не зацепил ничем её.

1860 год

Похоже, раньше я всё-таки подворовывала с кухни или постоянно доедала завтраки за Кэролайн. Иначе как ещё можно объяснить мой вес при двухразовом однообразном питании. Только ноги коснулись шахматного пола просторного крыльца господского дома, начала колотить в дверь, пытаясь отдышаться после быстрой ходьбы. Мне отворил пожилой темнокожий мужчина с седыми усами и бакенбардами, на его лицо падали лучи горящей свечи. Во всем доме была густая непроглядная темень.

– Нелли, что стряслось? Ты вся мокрая и запыхалась.

Так, ему надо тоже врать. Никому нет доверия.

– Молодая мисс в припадке. Я побежала за врачом и наткнулась на Харриса. Он сам поскакал за помощью, велев мне вернуться. Проводи наверх, пожалуйста.

Мы двинулись по скрипучей лестнице, застеленной ковровой дорожкой, в комнату Кэролайн, которой там, конечно же, не было. Но мне предстояло разыграть жуткое удивление и панику.

Я затворила за собой дверь, а затем начала вопить так, чтобы старый привратник (честно, не знаю, как официально именовалась его роль в этом имении) меня расслышал.

– О, святая богородица, – интересно, я правильно причитаю, а вдруг они не католики, а я тут Деве Марии поклоняюсь, – куда же подевалась наша бедная девочка? – А сама тем временем быстро отвязываю простынь от перил на балконе и смятую бросаю на кровать. – Неужели в бреду вышла из дома? Она же простудится.

Выскакиваю на лестницу и сталкиваюсь с обеспокоенным стариком.

– Ну Нелли, белые господа теперь тебе голову оторвут за то, что проглядела девчонку. Верно, провела она тебя. Диву даюсь, как зная с пеленок её вертлявый и плутоватый нрав, не сумела раскусить эту забаву.

Чем же всё обернется для меня? Что наплетет Кэролайн при возвращении домой? Сижу, будто оседлала бешеных ежей, терзая себя за самонадеянность. Если бы сбежать было так просто, разве все эти несчастные люди продолжали оставаться в скотских условиях? Возомнила, что выше их и проворнее.

Едут. Я пропала. Всю злость сорвут на мне, как на огородном чучеле.

Первой в комнату заскочила Грейс.

– Говорила же, что не надо ехать на бал. Чувствовало сердце, что ей станет хуже. Но где же она?

– О, миссуз… Я побежала за доктором. Юной мисс стало совсем дурно: она выгибала спину и запрокидывала голову, руки и ноги её выкручивало. От страха и волнения у меня совсем мозги отшибло. Харрис поехал за помощью, велев вернуться в дом. А мисс не оказалось в комнате.

– Будь ты проклята, Нелли! Срочно на поиски! Кэролайн пропала, – начала кричать госпожа мужу из комнаты.

Мужчины, включая доктора и надсмотрщика Харриса, оседлали коней и пустились вскачь.

– А ты иди осмотри весь дом и сад. Может, бедняжка, в бреду заплутала.

Я решила сама на время затеряться на просторах, прилегающих к дому, чтобы отсрочить неприятные объяснения с хозяйкой, и выдавая придуманные детали, не запутаться в собственном вранье. Да как можно в кромешной темноте в бесконечных полях и лесах найти эту парочку? Тут хоть всю ночь скачи.

Мужчины из спонтанного «поискового» отряда всё не возвращались. К этому времени хозяйка и Сэмуэль, тот самый старый темнокожий привратник, разбудили всех рабов, допрашивая, кто и что видел, слышал. Но правду знала только я и всё же упорно молчала.

Грейс сидела на кованой белой скамье у крыльца и плакала, закрыв лицо руками. Интересно, ей было страшно за дочь или боязно потерять лицо в высшем свете?

Что мы с Кэролайн наделали.

Когда темнота мало-помалу начала сдаваться перед светом, приближаясь к утру, на горизонте появились две скачущие фигуры. Мать Кэролайн тряслась всем телом: то ли озябла, то ли от крайней степени беспокойства. Но увидев наездников, оживилась и соскочила со своего места.

Томас и Кэролайн, судя по их ошарашенным взглядам, желали испариться, но беспомощно молча смотрели себе под ноги.

Первым заговорил Томас с подчеркнутой вежливостью, как мне казалось:

– Миссис Хьюз, приношу свои глубочайшие извинения за причиненное беспокойство. Думаю, мне лучше немедленно покинуть вас и оставить наедине. До свидания, дамы.

Грейс смерила его презрительным и холодным, словно льды Аляски, взглядом без единого слова. Трус бежал, не дожидаясь извержения вулкана отцовского гнева. Ох, дело попахивает дуэлью.

Видимо, мать посчитала недостойным отчитывать дочь в присутствии столпившихся вокруг рабов, которые прочесали всю плантацию вдоль и поперек, а через час с небольшим уже должны были приступить к своей черной работе.

– Нелли, возвращайся к себе. Пусть Чарльз и Харрис сами решают, что с тобой делать, – устало произнесла госпожа. Её руки по-прежнему тряслись.

Кэролайн в эту минуту стояла с багровыми щеками и сжатыми опущенными кулачками. Она ненавидела меня каждой клеточкой своего хрупкого и самолюбивого тела. Я была уверена её месть вскоре настигнет меня, всадив смертоносное лезвие в спину. Она ведь уверена, что я намеренно её подставила по причине дерзости и заносчивости.

Невольным жителям хижин было уже не до сна. Я догнала Роуз по дороги в нашу лачугу. Во дворе испугалась жуткого зрелища – мужчина, опустив голову в ведро с водой, издавал странные звуки, пуская бурлящие пузыри по поверхности.

– Что происходит? Что он делает? Свихнулся? – я шла, всё время оглядываясь на этого «водолаза».

– Нелли, он молится по утрам.

– Что за ритуал страшный?

– Если Харрис услышит слова прошения Джейкоба к Богу, он высечет его.

– Вам запрещают молиться?

– Он кричит и плачет пред Своим Богом, верит и просит вывести нас из рабства, как Он вывел евреев из-под Египетского гнета. Вода заглушает громкие звуки и делает слова неразборчивыми.

– Откуда он знает эту историю? Вам ведь запрещено читать.

– Не «Вам», а «нам». Ты тоже одна из нас. В седьмой день, день покоя Господня, хозяева позволяют нам отдыхать, – на лице Роуз промелькнула улыбка, будто она вспомнила о приятном. – Получив пропуск, мы можем пойти на богослужение в городскую церковь. Для рабов есть специальное место, отдельное от белых господ, где можно слушать слово Господне. Нас учат не воровать, быть послушными хозяевам, с терпением сносить испытания. Нет нам награды, когда мы служим добрым господам. Так каждый сумеет. Но венец ждет тех, кто покоряется и творит добро даже тем, кто зол и жесток. Но историю освобождения мы услышали от странствующего проповедника. Он гостил в прошлом году на соседней плантации, хозяин которой свободный чернокожий мужчина. Такой светлый человек. Неженатый. Наши девушки мигом размечтались, конечно же.

– А чтобы пойти на соседнюю плантацию, тоже нужен этот самый пропуск?

– За пределами имения «Колыбель магнолий» любой белый потребует у тебя пропуск. Поимка беглых рабов – прибыльное дело, за которое хозяева платят вознаграждение. Все не против поживиться легкими деньгами.

Это настоящая западня, из которой единственный выход – путешествие на кладбище. А, может, и вовсе негров закапывают на заднем дворе, как останки коров и свиней.

Войдя в хижину, я увидела рослую и крепкую женщину, которая сидела в углу на земляном полу и негромко бормотала, уставившись в пустоту. В очаге рыжие лапы огня жадно хватались за поленья.

– Роуз, с кем она говорит? Тоже читает молитву? – тихо и с опаской произнесла, боясь спугнуть нашу соседку.

– О, нет-нет. Это Мелоди. Она разговаривает со своими детьми.

Батюшки, что за сумасшедший дом. Какими детьми? Я их не вижу?

– Ты видишь её детей?

Вдруг и Роуз тоже не дружит с головой? Коллективное помешательство?

– Пять лет назад, когда Мелоди рубила деревья на лесопилке, её детей у нашего хозяина за хорошую плату одолжил господин из соседнего штата на другом берегу реки Миссисипи. Он на сложной штуковине получает из кипящего сока тростника сахар. Своих рабов в тот год ему не хватало. Дети стояли вдоль двигающейся дорожки, на которую укладывали свежесрубленное стебли этого растения. Малютки были смышлёными и расторопными, и тот масса в итоге выкупил их у нашего хозяина. Мелоди ему не продали. Она билась, как животное, наполовину застрявшее в пасти аллигатора. Умоляла не продавать детей или отпустить её с ними. Но лесоруб она отменный, а хозяин в тот год задумал расширить амбар, перестроить конюшню. Так она и не оправилась с тех пор, но работает хорошо.

Роуз начала хлопотать у огня. А я погрузилась в ещё большее отчаяние под грустную тихую песню мужчины, доносившуюся из соседней хижины, точно такой же, как и наша – без единого оконца и проблеска света снаружи:

Beams of heaven, as I go,

Through this wilderness below

Guide my feet in peaceful ways

Turn my midnights into days.

– Джозеф запел, значит, опять скучает по жене.

– Она умерла?

– Нет, Мэри – рабыня на другой плантации в Натчезе. Они в прошлое Рождество поженились. Хотя как у нас женятся… просто говорят всем, что они стали семьей. Ежели господа добрые, то иногда и праздник позволяют с песнями, танцами и гостями-рабами с соседних плантации. В старые времена бывало напечем пирогов и накроем столы в саду на свадьбу. Кто-нибудь на скрипке сыграет или на барабанах. Мы плясали, позабыв хотя бы на время о побоях и нищете. Но видеться мужьям с жёнами можно только в день Господень, если оба хозяина позволят.

– И что же хозяева? Запретили Джозефу?

– О, нет. Им такое только на руку. Бесплатное разведение рабов. Особенно когда ввоз рабов из Африки запретили. Только вот детский плач иные хозяйки не терпят. Грудничка Зои, рабыни у Уильямсов, госпожа забила на смерть.

Я подумала, что госпожа, о которой говорила Роуз, – мать Томаса. Ну и семейка.

– У неё была больна голова в тот день, а малыш всё никак не унимался, плач доносился до открытых окон миссуз. Она выскочила и била дитя, пока тот не перестал плакать. Но вместе с этим он и дышать прекратил, ангелочек Господень.

Да как же можно любить только себя, жить своей жизнью, используя других людей? Брать всё без остатка, почти ничего не давая взамен. Лишь для своих удобств, комфорта и роскошной жизни. Ведь стоит им распустить рабов и придется пахать самим, чтобы обеспечить себя.

Может, и со мной произошло что-то ужасное, раз голова решила всё стереть из памяти набело.

– Нелли, а ну выходи, распоясавшаяся брехунья, – хлыст щёлкал в ушах, эхом отзываясь в незаживающих со вчерашнего дня ранах, и хотелось забиться в угол, закопаться, но не найти мне было убежища. Рыцарь на белом коне не объявится внезапно спасать толстую рабыню. – Говорил я вчера утром хозяину, что ты свихнулась, и пора тебе в петлю или продать, покамест можно ещё за деньги тебя спихнуть.