Читать книгу Екатерина I: от прачки до самодержицы - Элина Сабитова - Страница 6

Октябрь 1703 года

После признания в лесу поручик стал снова сторониться моей компании. Он пребывал в поникшем настроении, в основном всё время находился в шатре, а когда я туда наведывалась, он делал вид, что у него появились дела и уходил прочь. Генерал тоже не покидал шатер с того самого момента, как его настигла трагедия. Я осталась совсем одна. Солдатам не принято было заводить разговор с женщиной их полководца, пленным тоже запрещалось с кем-либо говорить. Скука сводила меня с ума, делать здесь было совершенно нечего. Пасмурное небо, покрытое плотными серыми тучами, ещё больше способствовало негативному расположению духа.

Спустя неделю, в моей жизни стали происходить неожиданные перемены. Шереметев, сумевший кое-как перебороть свое отчаяние, начал мало-помалу выбираться на свежий воздух и даже разговаривать. Он позвал меня к себе, сказав, что назрела необходимость поговорить. Мужчина долго не мог собраться с мыслями, то и дело запинался. Кажется, он не был уверен, стоит ли ему продолжать или лучше остановиться, пока не поздно. В конце концов, он решился и быстро проговорил то, что так долго пытался выдавить из себя.

– Мартушка, всё вдруг так быстро случилось. Мы прожили с женой долгую и счастливую жизнь, наблюдая за тем, как растут наши дети. Теперь они все покинули наш дом. Я полагал, что после войны уйду в отставку и проведу остаток жизни в спокойной старости вместе с Евдокией. Но господу Богу было угодно унести её на небеса, – генерал замялся, – Я хотел бы сделать тебя своей супругой.

Моему удивлению не было предела. Меня вдруг передернуло. Не зная как реагировать на такие слова, я просто промолчала.

– Голубушка, – продолжил он. – Не отвергай меня сразу, подумай. Заставлять я тебя не собираюсь. Ты вольна в своем выборе. Я даю тебе время на размышления, скажешь свой ответ, когда посчитаешь нужным. Счастливой я тебя, конечно, не сделаю, но обеспечу спокойную и стабильную жизнь. В твоем распоряжении будет всё мое имение и много прислуги. Ты станешь женщиной из высшего общества, сможешь посещать балы, устраивать свои, всё что захочешь. Если ты согласишься скрасить остаток моей жизни, то я не откажу тебе ни в чем. Я нисколько в тебе не сомневаюсь, ты вела себя более чем достойно всё это время, заботилась обо мне, слушала мои пустословия, не создавала мне проблем, не капризничала.

– Борис Петрович, я замужем. Хотя мой брак и не удачен. Я безмерно Вам благодарна за то, что спасли меня от такой судьбы, дали шанс выбраться из западни, но, если я сейчас соглашусь стать вашей женой, то получается, что я снова окажусь в той же яме. Я не совершу более подобной ошибки. Для себя я решила – если мне и выдастся возможность снова выйти замуж, сделаю это только по большой любви.

– Эх, Марта, ты могла бы осчастливить меня. Что ж, я обещал не принуждать. Если ты не хочешь, я не буду настаивать.

Я вышла из покоев генерала. В душе остался неприятный осадок, будто я обидела и без того обессиленного человека, который был безмерно добр ко мне. Однако я не могла поступить иначе.

Поручик усиленно готовился к отъезду. Мы время от времени лишь обменивались долгими взглядами, не решаясь поговорить.

Осознав, что Александр Данилович уже не придет со мной проститься перед отъездом, я отправилась спать. Было очень жаль, что мы расстанемся вот так вот, ничего не сказав друг другу.

Глубокой ночью меня разбудил знакомый голос, несколько раз чуть слышно проговоривший мое имя. Открыв глаза, я обнаружила около себя Меншикова. Он стоял на коленях у моей кровати. Мужчина был уже одет к поездке, на руках он держал клочок бумаги. Александр Данилович продолжил говорить всё так же шепотом.

– Марта, поехали со мной, – проговорил он твердо и уверенно.

– Что? – удивилась я.

– Я предлагаю тебе ехать со мной в Москву. Сейчас или никогда. Шереметев уехал на охоту, а все солдаты спят. Экипаж с пленными готов, он ожидает на той стороне крепости, за шесть миль отсюда. Я хочу, чтобы ты поехала вместе со мной.

– Я не могу, – вскрикнула я.

– Тише, Марта, нас могут услышать, – поручик взял меня за руку, немного помолчал и снова стал медленно говорить. – Хочешь жить в шатре с немощным стариком? Ты даже не знаешь, что тебя ждет. Идет война, ты будешь переезжать с ним из одного поселения в другое, постоянно подвергаясь опасности. Ну же решайся, у тебя есть пару минут.

– Как же я его брошу?

– Я дам тебе больше, чем он. Ты будешь хозяйкой в моем доме. Я знаю, ты не любишь меня, я и не претендую. Я только предлагаю тебе быть рядом со мной. В Москве тебя ждет достойная жизнь. Я дам тебе свободу. Тебе не придется ни от кого зависеть. С генералом ты не будешь вольна, а со мной да. Вот записка, я набросал её для генерала. В ней я изложил всё очень подробно, рассказал о моих чувствах к тебе и написал, что я краду тебя без твоей воли, дабы тебя не мучило чувство совести. Он не будет знать о том, что ты сбежала. Вся вина ляжет на меня.

Я замялась. Предложение поручика было заманчивым, к тому же, я понимала, что все его слова – правда. Я действительно не хочу всю жизнь провести с Шереметевым, сопровождая его на полях сражений. Правильным было бы, конечно, отказаться сразу, ведь Борис Петрович не заслужил предательства, я не могу сбежать от него, но в то же время я не могла не думать и о себе.

– Марта, – вопросительно произнес Меншиков, ожидая моего ответа.

– Прости меня, – сказала я, несколько секунд подумав. – Я остаюсь.

Рука Александра Даниловича сжалась в кулак и мгновенно покраснела. Он стукнул ею по поверхности пола со всей силы. Затем он прикрыл веки, нагнулся надо мной и, поцеловав в лоб, спешно вышел из шатра. Снаружи послышался шум копыт лошадей, бьющихся о землю. Он доносился всё дальше и дальше, пока совсем не исчез.

Внезапно мне стало так тоскливо от понимания того, что сама себя обрекаю на нечастную жизнь. Отказав поручику, я лишила себя возможности жить так, как всегда мечтала. В этот момент я четко решила, что должна пойти на жертвы ради благополучия.

Я выбежала из шатра в одной сорочке и побежала за каретой. Он не мог уехать далеко.

Карету я нагнала быстро.

– Я передумала, – задыхаясь, буркнула я, когда карета остановилась, и из неё показался поручик.

Александр Данилович, увидев меня, улыбнулся, а его глаза заблестели от радости. Он протянул мне руку и помог забраться внутрь. Усадив меня на сидение, он тут же снял с себя шинель и укутал меня в неё.

– Ты не пожалеешь, вот увидишь, – твердил Меншиков, обнимая меня так крепко, что мне иногда становилось трудно дышать.

Он целовал мои руки и прикладывал мою ладонь к своей щеке, пытаясь её согреть. Впервые за всю свою жизнь я почувствовала себя счастливой. Как же это приятно, когда тебя действительно любят. Я наслаждалась каждым проявлением нежности Меншикова, забывая обо всём на свете. Мне было очень хорошо рядом с ним. Наконец-то я могла себя чувствовать в полной безопасности.

Февраль 1703 года

Мы поселились в его доме в Семеновской слободе. Здание было огромным и презентабельным. Мне теперь стало понятно, насколько Александр Данилович близок с российским царем, иначе никак более нельзя объяснить наличие в доме обычного поручика столько предметов роскоши. В нем, пожалуй, около десятка комнат, и все они по-своему оригинальны и великолепно украшены. Бросалось в глаза изобилие полотен, на которых гордо красовались полуобнаженные греческие боги. Меншиков каждый день уделял два часа времени на то, чтобы научить меня чему-то новому. История искусств, русская грамматика, танцы – всё это входило в круг занятий.

Я привыкла к новому месту быстро. Две недели спустя я полностью прижилась здесь и сдружилась с прислугой. Когда Меншикова не было дома, дворовые люди не давали мне заскучать, занимая меня то одним, то другим времяпровождением.

В дом был приглашен портной, который сначала полдня снимал с меня мерки, а потом столько же представлял мне обилие тканей, из которых я могу заказать себе наряды. Я выбрала несколько понравившихся оттенков шелка и атласа, чтобы через несколько дней, когда работа по пошиву будет выполнена, я могла менять предметы гардероба хоть каждый день. Платьев на русский манер мне никогда не приходилось видеть, поэтому в первое время их ношения, было не привычно смотреть на себя в зеркало. Они были изрядно пышные, на европейский лад, плотные, но в то же время воздушные. На моих ножках стали красоваться не менее богато отделанные ботиночки на каблуке.

Май 1703 года

Александр Данилович прибегал к различным способам понравиться мне: каждое мое утро начиналось с очередного сюрприза, а вечер обязательно заканчивался изысканным ужином при приглушенном свете свечей. Он был безмерно внимателен ко мне, проявлял учтивость во всём и не переставал осыпать комплиментами. С одной стороны, столько внимания очаровывало меня, с другой, заставляло злиться на саму себя, ведь попытки Александра Даниловича не могли вызвать во мне хоть искру любви. Взаимностью в наших отношениях и не пахло. Сердцу не прикажешь. Неизвестно по какой причине, моя душа не желала впускать его. Он не мой человек. Мы не принадлежим друг другу. Между нами нет той исключительной связи, присущей только истинно влюбленным. Я это чувствовала. И он чувствовал, но отказывался принимать. Конечно, во мне была глубокая привязанность к Меншикову. И нам было хорошо вместе. Мы здорово проводили время, часто веселились, развлекались. Поручик научил меня играм в шахматы, и мы проводили время, играя порой целыми ночами, оба чуть не засыпали, зевали, но шли спать только под утро, когда появлялся победитель. Иногда Меншиков мне поддавался, ведь я играла неважно, то путала фигуры, то делала неверные ходы. Позже я научилась играть не хуже его самого, и наши соревнования становились все более азартными.

– Так совсем скучно играть, – заявил однажды Александр Данилович. – Предлагаю делать ставки.

– Не смеши меня, Меншиков, мне нечего ставить, – усмехнулась я.

– Как раз наоборот. Давай так, если ты выигрываешь, просишь у меня все, что захочешь. А если я, ты подаришь мне поцелуй.

Его слова прозвучали весьма неожиданно. Так вот зачем он учил меня играть, это была часть его плана. Все для того, чтобы потом он мог использовать это для своих целей.

– Хорошо, Александр Данилович. Я согласна.

Пора сдаваться. Нет смысла ждать чего-то большего, отвергая такого замечательного человека. Нужно жить сегодняшним днем. Раз уж я живу с мужчиной, который влюблен в меня, стоит с эти смириться. Он дал мне свободу, кров, все, что ни попрошу, он готов тут же исполнить, я о таком и мечтать не могла, а что взамен? Я не могу дать ничего, кроме женской нежности и ласки. Стоит попробовать полюбить того, кто рядом, а не мечтать о ком-то неизвестном. В конце концов, может быть, любви вообще нет. Пастор рассказывал мне, что для женщины главное найти человека, который любит её, а не того, кого любит она. Ведь тот, кто любит её сделает её самой счастливой на свете, а тот, кого любит она сделает ее самой несчастной, заставит её всю жизнь гнаться за иллюзией предполагаемой любви.

Меншиков разложил фигуры. Игра была серьезной, у нас появилась сильная увлеченность, теперь каждый стремился во что бы то ни было выиграть. Поначалу партия складывалась в мою пользу, но в какой-то момент я начала проигрывать, и, в конце концов, Меншиков произнес два слова: «Шах! И мат!».

– Хм, Меншиков, ты лукавил, да? – засмеялась я.

– Ну что ты, игра была честной, ты же сама все видела.

Александр Данилович не стал давить на меня требованием сиюминутно исполнить долг. Вероятно, он намеревался подождать удачного стечения обстоятельств, когда меня саму начнет к нему тянуть. Однако долго ждать не пришлось. Вечером мы как обычно вышли на прогулку. Момент был великолепный, над нами сиял огромный полумесяц, окруженный мелкими яркими звездами, вокруг не было ни души, лишь легкий шум ветра и шелест листьев, свисающих от деревьев.

Меншиков взял все в свои руки, он аккуратно притянул меня к себе, держа за талию, и поцеловал с безумной страстностью и одновременно нежностью, с необыкновенной чувственностью. Его горячие губы впились в меня с такой жадностью, что мне не хватало воздуха, я задыхалась, но это было приятное мучение. Бешеные стуки моего сердца и легкое придыхание возбуждали в поручике неутолимое желание. Его тяжелые руки сжимали мой стан, он касался губами подбородка, потом шеи и плеч, плавно опускаясь все ниже. Он гладил меня за спину, пока не стал медленно распускать веревки, утягивающего мое тело корсета. Ему удалось возбудить во мне небывалое влечение. Мне захотелось раствориться в нем. Я окончательно смирилась с тем, что он моя судьба.

Прикосновения Меншикова сводили меня с ума, тело словно жаждало его рук. Он легко поднял меня на руки и понес в дом. Миновав все двери, он аккуратно уложил меня в постель и продолжил покрывать мою кожу сладкими поцелуями. Я не противилась ему, сегодня мне хотелось забыться и погрузиться в пламя пылкого вожделения.