Читать книгу Обещание лорда Лорейна - Элизабет Бикон - Страница 5

– Хм… не уверена насчет твоей прически, дорогая, да и белое тебе не к лицу. И все же рада видеть, что ты выглядишь лучше, чем когда ты вернулась домой, – произнесла тетя Серафина, стоило Калли войти в гостиную, где они ждали ее с Гидеоном. Калли успела заметить, как нахмурился Гидеон, услышав тетку, и невольно задумалась.

– Предпочитаю укладывать волосы так, – хладнокровно ответила она. – Так прохладнее, а от многочисленных шпилек у меня болит голова.

– Я едва узнал тебя в той жуткой шляпке и с пучком. Так ходят гувернантки, – сказал Гидеон, как будто они расстались лишь несколько недель назад и он отметил незначительные перемены во внешности жены.

– Видимо, замужней женщине позволительны некоторые вольности, которые недопустимы для старой девы, дорогая Калли, – с сомнением согласилась тетя Серафина.

Жена сэра Гидеона Лорейна не может одеваться как школьная учительница.

– Пока он не приехал, твой скромный гардероб вполне тебя устраивал.

– Наверное, мне следовало раньше провести границу между скромностью и старомодностью, – возразила Калли, чувствуя себя мятежницей, когда вспомнила о долгих ночах, за которые она придумывала дерзких и решительных героев и проживала свою жизнь за них, притворяясь, будто чужих страстей ей хватает.

– Похоже, сегодня ты тоскуешь по той самой жизни, от которой просила увезти тебя с того дня, когда он бросил тебя одну и без средств к существованию, – едко заметила тетя Серафина, качая головой и показывая, как она сочувствует племяннице.

– Не уверена, – ответила Калли, и на долю секунды ей показалось, что взгляд тетки посуровел. Нет-нет, конечно же, ей показалось. Они не могли бы столько лет жить и работать вместе, если бы Серафина в глубине души ненавидела ее. – Тетя Серафина, я всегда буду благодарна вам за то, что вы поддержали меня, когда я так отчаянно нуждалась в поддержке, но я сравнительно молодая женщина, и мне позволительны маленькие слабости, тем более сейчас подходящий случай. – Калли улыбнулась.

– Конечно, дорогая, тебе придется простить беспокойную старуху, которая боится, что ты играешь с огнем.

– Едва ли можно сказать, что я выставляю себя напоказ, словно гурия, только из-за того, что сегодня я не заколола свою прическу многочисленными шпильками, – возразила Калли, которой трудно было представить, что кто-то счел бы вызывающим ее простое платье или скучную прическу.

– Рад видеть, что ты больше похожа на себя, дорогая, но миссис Бартл, очевидно, всерьез воспринимает свои обязанности компаньонки и наставницы, – вкрадчиво произнес Гидеон.

Калли вспомнила его слова: он уверял, что много лет посылал ей большие суммы денег… Покосившись на тетку, Калли заметила, что лицо у нее в испарине. Ну и что? Сегодня очень жарко, наверное, даже Серафина в такую погоду не в состоянии оставаться холодной и сдержанной.

– Разумеется, Каллиопа – моя племянница, – решительно заявила тетя Серафина. Когда-то миссис Бартл называла Калли «племянницей» так, словно оказывала ей огромное одолжение. Ей не хотелось признавать свое родство с внебрачной дочерью своей младшей сестры. То, что теперь она откровенно признавала истинное положение дел, убедило Калли, что произошло недоразумение.

– Спасибо, тетя, – искренне ответила она.

– Конечно… Поэтому вы, наверное, желаете ей счастья, – продолжал Гидеон так мягко, что Калли не поняла, почему тетка заерзала под его суровым взглядом. – Ведь так?

– Конечно. Именно поэтому я никогда не поощряла Каллиопу к тому, чтобы она искала общения с вами, – отрезала тетя Серафина, как будто решив начать военные действия.

– И может быть, вы поощряли ее и к тому, чтобы она не отвечала на мои письма?

Калли с большим трудом удалось не ахнуть вслух. Значит, он писал ей не один раз?! Одноединственное письмо способно было смягчить раны в ее сердце, но он, кажется, сказал «письма»? Они стали бы мостиком между прежними Калли и Гидеоном и новым миром, в котором она после его отъезда совершенно не ориентировалась. Она настороженно наблюдала за мужем и теткой, гадая, кто из них сейчас лжет.

– Понятия не имею, о чем вы, – буркнула тетя Серафина, но за ее невозмутимым фасадом были заметны красноречивые признаки волнения.

– У вас, мадам, весьма гибкая память! – усмехнулся Гидеон.

– Наоборот, очень негибкая в том, что касается вас, молодой человек! Для меня время не стерло ваши былые грехи, пусть даже моя племянница сегодня как будто забыла о них. Возможно, я и утаила пару писем от Калли, когда мы сюда переехали, но в то время она находилась не в том состоянии, чтобы читать ваши своекорыстные оправдания того, что вы тогда сделали.

Воспоминания о том, каким болезненным был тот период ее жизни, заставили Калли бросить на мужа испепеляющий взгляд и задуматься, почему она усомнилась в единственном человеке, который тогда поддержал ее.

– Благодарю вас, тетя Серафина. И я тоже не думаю, что можно как-то оправдать то, что ты сделал, Гидеон.

Он выдержал ее взгляд, как будто ему нечего было стыдиться, и вдруг Калли ощутила страшную усталость. Скорее бы он объяснил, что за дело привело его к ней, и уехал!

– Разумеется, нельзя, – ответила за него тетка.

Гидеон собирался что-то сказать, но тут вошла Китти и объявила, что ужин готов, – никто не успел произнести ни слова. За столом они вели лишь светскую беседу. В столовой постоянно присутствовали горничные; они то входили, то выходили, да и Китти навострила уши, надеясь что-нибудь подслушать, чтобы позже можно было посплетничать.

Калли с трудом досидела до конца ужина. Ей даже, несмотря на усталость, удалось не наговорить лишнего. Она чувствовала себя в сильном замешательстве всякий раз, как смотрела на Гидеона и гадала, прав ли он, выдергивая ее из той жизни, которую она привыкла вести без него. Может быть, тетя Серафина в самом деле хочет лишь защитить ее, Калли? Если бы ей самой нужно было выбирать: ложь во спасение или душевное спокойствие близкой родственницы… неизвестно, как бы она справилась с дилеммой, стоявшей перед теткой!

Калли вдруг ясно поняла: в таких вопросах она предпочла бы все решать сама. Она имела право знать, что Гидеон пытался связаться с ней и даже вернуть ее. Сначала она бы, конечно, ничего не стала слушать, а потом? Может быть, подумалось ей. Наверное, она достойна презрения, потому что проявила слабость… Но доверять тете Серафине, как прежде, она уже не может.

– По-моему, сегодня будет гроза, – объявила тетка, как только стало ясно, что никто больше не проглотит ни кусочка.

Калли понятия не имела, что ест, потому что мысли у нее блуждали. Видимо, отвечала она тоже невпопад. Дедушка пришел бы в ужас от ее сегодняшней невоспитанности. Интересно, заметил ли что-нибудь хоть один из тех, кто сидел с ней за столом. Очевидно, нет: оба были слишком поглощены тем, что не сводили друг с друга подозрительных взглядов, и совершенно не стремились поддерживать легкую застольную беседу.

– Ваш конюх уверяет, что еще несколько дней погода не изменится. Согласен, сегодня так душно, что в любой миг может начаться гроза, – сказал Гидеон, упорно не обращая внимания на то, что напряженная атмосфера за столом никак не связана с летней жарой. Он озабоченно покосился на Калли, и она поняла: он, как может, старается не тревожить ее еще больше, сегодня она и так встревожена без меры.

– Гидеон, я уже не боюсь грома и молнии, как раньше, – произнесла она. После того как их крошечная дочка Грейс умерла, едва успев родиться, погода почти перестала ее волновать. Кроме того, ей часто приходится успокаивать перепуганных школьниц.

– Рад слышать, однако ты выглядишь усталой, дорогая. Наверное, нам всем лучше лечь спать пораньше и постараться выспаться, несмотря на ужасную жару, – заметил он.

– Где ты будешь спать? – неосторожно спросила она и покраснела, представив себе самый явный, но совершенно невозможный ответ: муж, естественно, спит в одной постели с женой.

– Очевидно, здесь летом множество пустующих комнат, – небрежно ответил он, как будто подобная мысль не приходила ему в голову.

– В таком случае я попрошу Китти приготовить тебе постель, – сдавленно проговорила Калли. Она не пустила бы его, если бы он и пожелал спать с ней в одной постели, но ей стало немного обидно из-за того, что он даже не попытался.

– Не нужно, судомойка уже нашла мне постельное белье и застелила постель. Придется мне ночевать в каморке какой-то старшей ученицы: постели, в которых спят юные леди, коротковаты для взрослого мужчины. – Он пожал плечами, давая понять, что прекрасно понимает все ее внутренние метания.

Калли наморщила лоб. С чего она взяла, что он настолько бесчувственный, что может потребовать от нее исполнения супружеского долга после того, как она упала в обморок, едва увидев его?

– Тетя, позвольте мне в таком случае пренебречь правилами хорошего тона и пойти спать пораньше! Я очень устала.

– Конечно, иди, милая. Ничего удивительного, что ты измучена, – сегодня ты перенесла сильный удар… Правда, я по-прежнему понятия не имею, что ты делала одна на дороге.

Калли решила сделать вид, будто не слышала последний вопрос. Она послушно поцеловала подставленную теткой щеку, а Гидеона наградила взглядом, который словно говорил: попробуй сделать то же самое! Конечно, он не ожидает, что она возобновит их семейную жизнь с того места, на котором она прервалась? Скорее всего, нет – ведь он заранее позаботился об отдельной спальне для себя.

Пожелав мрачной Серафине спокойной ночи, Гидеон ушел в узкую каморку старшей ученицы – ее семья оказалась не настолько богатой, чтобы позволить ей продолжать образование, не исполняя роли бесплатной учительницы для самых маленьких учениц. Он не сомневался в том, что Калли старается как можно лучше приготовить бедную воспитанницу к жизни гувернантки или школьной учительницы, но ее тетка наверняка заботится лишь о том, чтобы содержание бедняжки обходилось как можно дешевле.

Его передернуло при мысли о том, что его собственной дочери пришлось бы выдерживать такую жизнь в школе-пансионе, к тому же без Калли, которая смягчала бы острые углы. Должно быть, он очень устал, потому что при воспоминании об умершей дочери на глаза у него навернулись слезы. Они столького лишились после того, как малютка Грейс умерла, едва родившись… Сейчас их дочка была бы уже не такой маленькой. Девять лет, думал он, раздеваясь и снимая зауженный по моде летний сюртук, шейный платок и жилет. Он почти слышал веселый девичий смех, когда дочка заглядывает в комнату отца, проверяя, спит ли он и заметил ли, как она прокралась вниз после того, как все улеглись спать. А может быть, к этому времени Грейс была бы старшей из целой ватаги их отпрысков. Она наверняка уводила бы младших на кухню, чтобы полакомиться тем, что осталось в кладовке после ужина, или выманивала их ночью в сад гулять при луне, рвать клубнику и смотреть на котят в хижине садовника. Как же ему ее недоставало! Теперь, когда он – впервые за много лет – находился под одной крышей с ее матерью, ему показалось, что и девочка тоже должна быть здесь. Даже намек на возможность снова начать нормальную семейную жизнь настолько оживил их дочь в его сознании, что ему едва ли не казалось, что он может до нее дотронуться. Единственный призрак, которого он отчаянно хотел увидеть, никогда не придет, никогда не позволит полюбоваться на себя; его девочка всегда останется вне пределов его поля зрения. Лишь иногда ему будет что-то мерещиться – странный тихий смех, чей-то радостный взгляд… Игра воображения!

– Ах, Калли, как бы мы любили нашего ангелочка-дьяволенка, – прошептал он в душную темноту – и сразу же обозвал себя дураком.

Надежда – почти такой же плохой спутник, как отчаяние в тишине этой душной ночи. Да, есть слабая вероятность того, что они с Калли начнут все сначала, но ничего не получится, если она и дальше будет доверять тетке, которая внушает ей, что думать и как себя вести. Он мог бы насильно навязаться жене; мог увезти ее отсюда и показать, насколько извращенно тетка представляет его и остальной мир. По закону он имеет право заставить ее снова жить с ним одной семьей. Но такая жизнь будет немногим лучше жизни совсем без нее… А что, если она не согласится? Он с горечью вздохнул, представив себе безрадостный и унылый семейный союз. Злясь на себя за то, что он всегда хочет целого, когда можно довольствоваться и частью, он, стараясь не шуметь, открыл окно и стал прислушиваться к ночным звукам. Он давно понял, что простуды бояться не стоит – в темноте кроются гораздо более серьезные угрозы. Слишком взволнованный для того, чтобы до конца раздеться, он снял туфли и откинул покрывало на узкой постели. Пусть хотя бы тело отдохнет, пока мысли в голове кружат и кружат, как белка в колесе.

– Доброе утро! – приветствовала Калли Гидеона на следующий день.

Она еще не совсем проснулась. Почти всю ночь она беспокойно ворочалась, не в силах сомкнуть глаз, а потом вдруг заснула так крепко, как не спала уже неделю. Когда Гидеон вошел в малую столовую, сердце у нее затрепетало. Какой он сильный, полный жизни… и какой красивый! В глубине души она тосковала по нему каждый день и каждый час с тех пор, как они расстались. Теперь, когда ее любимый вернулся, она снова увидела жизнь в ярких красках. Правда, она по-прежнему не знала, зачем он приехал, и смотрела на него настороженно.

– В самом деле доброе? Я думал, что сейчас уже вечер – так долго пришлось ждать, когда же моя госпожа покинет свою опочивальню, – поддразнил он, и Калли поморщилась, а затем бросила внимательный взгляд из-под длинных ресниц.

– Откуда у тебя синяк под глазом? – спросила она.

– Ты имеешь полное право спрашивать.

– Что я и делаю. – Она сурово нахмурилась, и он понял, что на сей раз от нее не отделаешься ничего не значащим пожатием плеч.

– Мне пришлось провести ночь в незнакомом доме. Может быть, в темноте я налетел на дверь? – предположил он с таким видом, будто и ему самому такое предположение казалось маловероятным.

– На дверь с кулаком?

– Это был не кулак, а большой кувшин. Наверное, мне надо благодарить горничную верхних покоев за то, что в то время в ее руках не было ночного горшка.

– Чего ради ты по ночам гонялся в темноте за горничными?

– Если бы даже мне пришло в голову бегать за служанками, я скорее готов гоняться за развратной Горгоной, чем за этой хитрой лисой, – тихо сказал он и закрыл дверь, прекрасно понимая, что Китти станет подслушивать, если ей дадут хоть малейшую возможность. – Рано утром я услышал, как кто-то крадется по дому, – нехотя признался он.

– Китти в самом деле хитрая и нечестная, но она может входить в любую комнату в доме при свете дня. Зачем ей рыскать в темноте?

– Очевидно, она услышала, что кто-то наверху ходит на цыпочках, и решила, что на чердак забрался вор. Восхищаюсь ее смелостью, но мне противно ее любопытство.

– Она вышла из своей комнаты посреди ночи, чтобы поймать вора, а в качестве оружия захватила кувшин для воды? Не знаю, что это – смелость или безрассудство.

– И я не знаю, – с озабоченным видом ответил он. – Так или иначе, я на нее наткнулся. Тот, кто рыскал по дому, услышал шум и бежал, пока Китти применила свое оружие на мне.

– Кстати, сегодня ночь была довольно светлой и было так жарко, что трудно спать. Неужели больше никто ничего не заметил? А если так, скорее всего, злоумышленник, за которым охотились вы оба, находился внутри дома, – решительно объявила Калли, давая ему понять, чтобы он больше не притворялся.

Она задумалась, возможно ли влепить мужу пощечину так, чтобы он понял: он больше ничего для нее не значит. Наверное, нельзя, решила она и опустилась на привычное место за столом, положив себе в тарелку все подряд. Надо поесть; кроме того, завтрак ненадолго займет ее.