Читать книгу Изменницы - Элизабет Фримантл - Страница 6

Левина

Лошадь Левины пробиралась в толпе. Женщина радовалась, что ее сопровождает грум, потому что в воздухе пахло насилием. Они ехали как бы против течения, потому что толпа двигалась к Смитфилду, где только что Левина получила новые краски у своего поставщика. Его лавка была втиснута за церковью Святого Варфоломея. Левина спешила в Уайтхолл; ей будет позировать сам кардинал. Она боялась опоздать и опозориться, но толпа делалась все плотнее, а люди беспокойнее. Чуть раньше, проезжая через рыночную площадь, Левина видела посередине столб. Скоро еще одного несчастного привяжут к столбу и сожгут на костре. Такая судьба уготована пребендарию собора Святого Павла – он не захотел отречься от своих убеждений. Левина несколько раз видела его в городе, и он всегда казался ей человеком благоразумным; кроме того, его отличала мягкость в обращении. Она старалась гнать от себя мысль о том, что сожжения начались так скоро после возвращения кардинала из долгой римской ссылки и восстановления старых законов о еретиках.

Поднялся шум, и ее конь испугался, встал на дыбы; копытами он едва не ударил по голове какого-то прохожего.

– Усмирите свою зверюгу! – крикнул тот, грозя кулаком и скалясь, как дворняжка.

Левина боролась с непокорным конем, но тот все больше пугался криков и шума. Она вздохнула с облегчением, когда грум взял ее коня под уздцы, что-то шепнул ему на ухо и утешил его.

На площади снова поднимался шум.

– О боже! – вскрикнула Левина.

Должно быть, привезли приговоренного. Она надеялась избежать страшного зрелища, но они застряли в толпе, а народ все прибывал, чтобы поглазеть на казнь. Она молилась, чтобы все поскорее закончилось, и радовалась сильному ветру – костер разгорится быстро. Левина надеялась, что кто-нибудь додумался передать бедняге мешочек с селитрой, чтобы он быстрее отправился на тот свет. Сердце у нее сжалось – славный человек не должен умирать такой страшной смертью… Она еще никогда не присутствовала при сожжении и не испытывала такого.

Она оглянулась – проверить, где Герой. Пес был рядом; он прижал уши к голове и закатил глаза. Даже Герой понимал, что затевается что-то плохое, что на площади собралась не просто грубая толпа, как обычно. Пес чувствовал кровожадность зрителей. Левина услышала мучительный визг; к небу поднимался клуб дыма. Она пожалела, что обернулась. Ветер дул в их сторону; от дыма слезились глаза. Она слышала жуткие вопли, от которых сжималось сердце. Потом она почувствовала тошнотворный запах горелой плоти; рот Левины непроизвольно наполнился слюной. Злясь на себя, она зажмурила слезящиеся глаза, зажала нос и рот платком. К счастью, толпа уже поредела и они могли двигаться быстрее.

Кардинал Поул сидел перед Левиной, сложив руки на коленях. За весь сеанс он не произнес ни слова; художница для него словно и не существовала. Может быть, кардиналу не нравилось позировать женщине. Но поскольку портрет заказала сама королева, у него не было выбора. Он избегал встречаться с Левиной взглядом. Его карие глаза под тяжелыми веками казались добрыми, но Левина не сомневалась, что это впечатление обманчиво. Она не могла забыть ужасный запах горелой плоти, им словно пропиталась ее одежда; она боялась, что никогда не смоет его и будет проклята, будет вечно слышать мучительные предсмертные вопли несчастного.

На следующей неделе та же судьба постигнет еще пятерых узников, и это только начало. Арестован архиепископ Кранмер. Наверняка из его казни постараются сделать яркое зрелище – казнят того, кто аннулировал брак Генриха Восьмого и Екатерины Арагонской, матери нынешней королевы, сделав Марию Тюдор незаконнорожденной. Теперь королева мстит. Левина задавалась вопросом, насколько повинен в происходящем человек, чей портрет она пишет, а король, а королева? Левина вынуждена ежедневно ходить к мессе, даже когда она не при дворе, а дома, потому что за ней наверняка следят: у епископа Боннера повсюду есть соглядатаи. Георг правильно сделал, что избавился от ее Библии на английском языке.

Она отложила кисть и внимательно посмотрела на кардинала, замечая игру света на его перстне. Она рассеянно протянула руку и погладила Героя по голове. У Поула пышная борода, из-за которой трудно понять выражение его лица. Левина пыталась разгадать, что выражают его глаза, которые не желали смотреть на нее. Тогда она сосредоточилась на его алой мантии, растирала киноварь, внимательно глядя на сочетание алого и белого цветов, наблюдая за игрой света и тени, за складками, которые в тени приобретают цвет почти кровавый.

Она разбила яйцо, вылила белок в чашу. Желток покатала между ладонями, чтобы он немного подсох, тогда текстура получится гуще. Затем ножом надрезала мембрану желтка, вылила его в пигмент и стала энергично размешивать, пока краска не достигла нужной консистенции. Она снова посмотрела на мантию кардинала и добавила несколько гран кадмия. Последнее время она редко писала яичной темперой, но этот портрет, эта алая мантия требовали только ее. В ушах эхом отдавался отцовский голос: «Краска не выцветет и через тысячу лет». Он не раз говорил так о темпере.

Левина начала писать мелкими штрихами крест-накрест. Кардинал глубоко вздохнул, поерзал в кресле. Складки мантии ложились немного по-другому, что раздражало Левину: теперь нужно снова менять цвет. Позавчера, по пути к торговцу веленевой бумагой в Чипсайде, она видела на виселице дохлую кошку, одетую в красную кардинальскую мантию. После шести полных лет Реформации при юном короле Эдуарде трудно было ожидать, что возвращение англичан в католичество пройдет гладко! Народ оказался вовсе не так податлив. Левину охватывал ужас. Она все больше соглашалась с теми, кто считал, что вместе с испанцем – мужем королевы – на этот берег Ла-Манша перекинулась инквизиция. Над Лондоном навис липкий страх; кажется, его можно было пощупать рукой. Интересно, не жалеют ли те, кто в свое время, когда еще можно было выбирать, оказал предпочтение Марии Тюдор? Не жалеют ли они о том дне, когда отвергли Джейн Грей?

Англичане искали варианты; они боялись, что станут придатком католической Испании. Многие шепотом произносили имена Елизаветы и Катерины Грей. Кое-кто охотно усадил бы на престол ту или другую. Не было ничего удивительного в том, что Фрэнсис сама не своя от беспокойства, и Левина жалела о том, что почти ничем не может помочь подруге. Фелипе собирался выдать Елизавету за герцога Савойского, своего кузена, и отправить ее с глаз долой, на континент. Но Елизавета упорно сопротивлялась; судя по всему, ее воля сильнее, чем объединенная воля всех членов Тайного совета. Так что пока ее заперли в Вудстоке, подальше от греха. Там она находилась под пристальным надзором. Чем дольше Елизавета не замужем и находится по эту сторону Ла-Манша, тем меньше опасность для Кэтрин. Кроме того, Греев еще может спасти наследник-католик, которого вынашивала королева, особенно если у нее родится мальчик. Левина мысленно отсчитывала: после свадьбы прошло полных шесть месяцев – значит, роды уже скоро. Она отодвинула плошку с алой краской и вытерла кисть о тряпку.

Руки кардинала были сжаты в кулаки; костяшки пальцев желтые, словно орехи без скорлупы. Левина снова посмотрела ему в глаза, которые тот старательно отводил в сторону, лишь бы не встречаться с ней взглядом. Что скрыто за его бородой, за узкими розовыми губами? Она взяла самую тонкую кисть и начала прорисовывать густые каштановые волосы, в которых попадались пряди стального цвета. Она пыталась обрести истину в мелочах. Она мечтала о свободном стиле, позволяющем дать более полное представление об антураже или о самом натурщике. Это лучше, чем добиваться полного портретного сходства. Об этом они часто спорили с отцом. Иногда, как бы портрет ни был похож, никак не удавалось ухватить суть человека – какую-то черту, деталь. По мнению Левины, добиваясь полного сходства, необходимо уловить не только то, что видно невооруженным глазом, но и то, что скрыто. Свет неожиданно исчез, она посмотрела на окно: в небе нависли дождевые облака, и кардинальская мантия как будто полиняла, а лицо приобретало неприятный сероватый оттенок. Неожиданно для себя она подумала: хорошо, что дождь пошел не с утра, иначе бедняге на костре пришлось бы еще дольше мучиться в ожидании смерти – сырые дрова разгораются медленно. Она удивлялась своим мыслям. В том, что случилось с беднягой, нет ничего хорошего, да и о том, что ему было бы легче, тоже говорить не приходится.

– Ваше высокопреосвященство, к сожалению, уже стемнело, – обратилась она к кардиналу. – Позвольте испросить у вас завтра еще час вашего драгоценного времени!

Он наконец посмотрел на нее и наклонился вперед.

– Покажите, – потребовал он.

Обычно Левина не показывала натурщикам неоконченную работу, если только они не ее хорошие знакомые, но как откажешь кардиналу? Она сняла портрет с мольберта. Он совсем невелик. Осторожно держа картину за края, чтобы не размазать краску, она поднесла ее поближе. Кардинал вытянул шею.

– Ближе! – Он разговаривал с ней так, словно отдавал команды собаке.

Левина шагнула к нему; приближаясь, она почувствовала запах благовоний, которыми, видимо, пропитана его одежда, и отчетливо увидела, какое мрачное у него лицо. Некоторое время кардинал разглядывал свой портрет. Он как будто был доволен. Левина вздохнула с облегчением, ведь она вовсе не пыталась ему польстить, как некоторым. Потом он указал пальцем на тщательно прорисованную бороду.

– Какая точность! – пробормотал он себе под нос. Он задел краску и размазал все волоски, которые Левина так старательно прорисовывала весь последний час. У него на пальце осталось рыжее пятно. – О… я не… – Судя по всему, извиняться он не умел, хотя собственная неуклюжесть его смутила. Какое-то время он казался самым обыкновенным неуклюжим стариком, и Левина подумала: может быть, в его глазах она все-таки разглядела доброту… или нечто подобное.

– Не волнуйтесь, ваше высокопреосвященство, я все восстановлю. – Левина протянула ему тряпку, чтобы он вытер руку. Теперь он не сможет отказаться еще от одного сеанса.

Она протерла кисти тряпкой, откупорила флакон со спиртом. Она почувствовала резь в глазах; едкий запах заполнил комнату. Краем глаза она следила за кардиналом. Тот щелкнул пальцами, подзывая пажа. Ей хотелось подловить его в тот момент, когда он думал, что за ним не наблюдают, попытаться чуть больше узнать о человеке через небольшую трещинку в его внешнем лоске. Когда мальчик помогал ему встать, Левине показалось, что подагрические колени кардинала поскрипывают, как рассохшиеся петли старой двери. Они вместе вышли из комнаты – кардинал тяжело опирался на плечо пажа. Когда они проходили мимо, Левина присела в глубоком книксене. К ее удивлению, кардинал, еле заметно улыбнувшись, сказал:

– Миссис Теерлинк, у вас большой дар. Ваш талант – признак того, что Господь к вам благоволит.

– Благодарю за добрые слова, ваше высокопреосвященство.

Левина заметила, что кардинал одобрительно посмотрел на четки, висящие у нее на поясе. Четки старые, достались ей на память от бабушки; деревянные бусины истерлись от частого применения. Наверное, он подумал, что это признак ее религиозного рвения – последнее время все старательно его демонстрировали.

– Возможно, королева возьмет вас в свою свиту.

– Ваше высокопреосвященство, подобная честь не для меня – я недостаточно благородного происхождения.

– Недостаточно благородного… – задумчиво повторил он. – Немного найдется благородных дам, обладающих столь изысканными манерами… – Он ненадолго умолк, бегло посмотрел на нее и добавил: – Ей нужны рядом такие, как вы.

С этими словами он наклонился, чтобы потрепать Героя по голове; Левина невольно потеплела. Затем кардинал ушел, по-прежнему опираясь на плечо пажа, а Левина гадала, как бы отнесся к ней кардинал, если бы узнал о ее близкой дружбе с Греями. Но, может быть, теперь, когда Греи почти полностью уничтожены, а Фрэнсис и девочки убедительно демонстрировали свое возвращение в лоно католической церкви, такая дружба уже не считается позорным пятном?

После ухода кардинала в дверь бочком протиснулась Кэтрин Грей. Глаза у нее покраснели, веки распухли; в кулаке она сжимала платок. Левина уже заметила, что в последнее время девушка часто плачет из-за сына Пембрука. Она старалась вспомнить, каково это – плакать по утраченной любви, но ей трудно было поставить себя на место Кэтрин – она никогда не предавалась бурным страстям. Зато стоящая перед ней девушка одержима ими.

– Чем я могу вам помочь, Кэтрин? – спросила Левина.

– Кардинал. – Кэтрин посмотрела на портрет. – Он получился таким угрюмым!

– Разве вы не находите его угрюмым?

– Да, наверное. Должно быть, он все время молится. – Кэтрин взяла со стола кувшинчик с краской, откупорила его и поднесла к свету: – Как называется эта краска?

– Свинцово-желтая, – ответила Левина.

– Она как лимон… Веселый цвет! – Кэтрин поморщилась.

– Подойдите сюда, Кэтрин. – Левина протянула руки, и Кэтрин позволила себя обнять. – Будут и другие, – прошептала художница, гладя девушку по голове.

– Но мое сердце разбито! Я как те девы в стихах, которые разрываются пополам.

Левине хотелось сказать, что все пройдет, что она еще вспомнит сегодняшний день и подумает: какие пустяки… Но она понимала, что Кэтрин ей не поверит, потому что сейчас ее одолевают страсти. Поэтому она молча обняла ее. Наконец Кэтрин вспомнила, зачем пришла:

– Вас спрашивала Maman.

Фрэнсис в своих покоях совещалась с портнихой; они рассматривали несколько штук ткани, которые стояли в ряд у стены.

– Вина, ma chère! – Фрэнсис приветливо улыбнулась. – Как я рада вас видеть. Никто лучше вас не разбирается в цветах. Мэри нужно новое платье на свадьбу кузины Маргарет.

Левина заметила, как при упоминании свадьбы помрачнела Кэтрин – неудивительно, если вспомнить, как жестоко ее разлучили с молодым мужем. Фрэнсис протянула темно-синюю парчу и темно-желтый шелк:

– Как по-вашему, они сочетаются?

– По-моему, вместе они выглядят довольно скучно; темно-желтый гармонирует вот с чем. – Левина указала на штуку синего бархата. – Он лучше пойдет к ее лицу.

– Вы правы, как всегда правы! – Фрэнсис повернулась к портнихе и приказала изготовить лиф из шелка, а платье с высоким воротом – из бархата, дала подробные указания, как лучше замаскировать искривленную спину Мэри при помощи вытачек на спине и жесткого высокого ворота. Кроме того, необходимо крахмальное полужабо, которое скроет горб. – Вам придется заново снять с нее мерки, но сейчас она у королевы, и я не знаю, когда у нее появится свободное время. Вот, возьмите. – Она протянула портнихе старое платье Мэри.

– Подумать только, да ведь оно не больше кукольного! – выпалила портниха – и осеклась, заметив мрачный взгляд Фрэнсис. – Прошу прощения, миледи, я только…

– Да-да, – сухо перебила ее Фрэнсис, нарочно отворачиваясь от портнихи к дочери. – А ты, Кэтрин, разве не должна быть в покоях королевы, avec ta soeur?[13] – Обращаясь к Левине, она предложила: – Давайте прогуляемся, пока миссис Партридж собирает свои вещи. Нам с вами есть о чем поговорить.

Бедная миссис Партридж засуетилась, струсив перед лицом такой твердости и холодности Фрэнсис. Фрэнсис умела внушить страх тем, кто не знал ее как следует; людей устрашало само ее положение, но, по правде говоря, за ее несгибаемой внешностью таились глубокая доброта и преданность; Левина – одна из немногих, кто умел видеть то, что скрыто.

Фрэнсис бросила ей беличью накидку:

– На улице холодно, а в галерее полно подслушивающих ушей. Вина, вы не против?

– Нет, мне и самой хотелось подышать воздухом, – ответила Левина, и они обе закутались в меха.

– Je рейх imaginer…[14] Вы рисуете такого человека. Не сомневаюсь, он высасывает воздух из комнаты.

– Верно, – кивнула Левина. – Но мне кажется, в нем скрыто больше, чем заметно глазу.

– Сомневаюсь, – фыркнула Фрэнсис. – Фанатичная преданность вере впечаталась в этих Поулов, как волокна древесины. Похоже, королева к нему расположена, как, по-моему, и должно быть; он ведь вернул Англию в лоно католической церкви.

Она первая вышла черным ходом и стала спускаться по узкой винтовой лестнице, которая вела из ее покоев в восточном крыле. Во двор только что прибыл гонец – он был весь в грязи; спрыгнув с коня, он бросил поводья конюху, а затем побежал вверх по лестнице, перемахивая через три ступени. Левина гадала, что за вести он привез; может быть, они связаны с войной, которую Карл ведет с французами. Королю не терпелось обагрить свой меч кровью, но говорят, что он останется в Англии до рождения первенца.

Деревья в саду чернели на фоне февральского неба, похожего на густой суп. Кроты прорыли многочисленные ходы в траве; подругам приходилось то и дело обходить свежевырытые земляные холмики. Скоро у Левины промокли подошвы туфель. Они наконец добрались до летнего павильона. С одной стороны он открытый, и оттуда хорошо виден дворец. Наверху голубятня, где в хорошую погоду устраиваются тайные свидания. Там пахнет полевыми цветами, а вместо серенады влюбленные слышат воркование голубей. Сегодня здесь пахло сыростью и немного мочой, хотя и не настолько, чтобы они решили поискать место получше. Они уселись на холодную скамью. На полу зловещая кучка белых перьев – должно быть, какого-то голубя задушила лиса.

– Как же мне не терпится уехать отсюда! – призналась Фрэнсис. – Иногда мне кажется, что стены давят на меня.

Левина посмотрела на подругу. Фрэнсис похудела, побледнела, у нее под глазами были темные круги, похожие на кровоподтеки.

– Когда ваша свадьба?

– Наверное, весной. Прошел год после того, как герцога…

Левина кивнула: прежде чем выходить замуж во второй раз, необходимо выждать приличное время после казни первого мужа.

– Мы обвенчаемся тихо и скромно.

– И вы станете миссис Стоукс. – Левина засмеялась; они обе смеялись, прекрасно понимая: хотя Фрэнсис, выйдя за простолюдина, потеряет положение при дворе, все по-прежнему будут считать ее герцогиней Саффолк, двоюродной сестрой королевы.

– Все думают, что он охотится за моими поместьями, но, по мне, пусть забирает все, что от них осталось, – это совсем небольшая цена за то, чтобы я удалилась от этого folie[15]. – Фрэнсис улыбнулась, и Левина подметила в ее лице сходство с Джейн.

– Девочки поедут с вами?

– Вина, как раз о них я хотела с вами поговорить, – ответила Фрэнсис. – Королева сказала, что они обе нужны ей при дворе, особенно Кэтрин.

– Боится еще одного мятежа. – Левина задумчиво покачала головой. – Боится, что протестанты захотят посадить на престол Кэтрин… – Иногда Левина представляла себе Кэтрин в роли королевы, но эта мысль казалась ей нелепой. Правда, самое главное для принцессы – королевская кровь и способность к деторождению.

– Королева сейчас спокойна благодаря тому, что носит под сердцем наследника престола, но все-таки… да, наверное, вы правы. – Фрэнсис то сжимала, то разжимала кулаки, лежащие на коленях. – Она, конечно, ничего подобного не говорит, но причина наверняка в этом.

– И все действительно верят, что Кэтрин вернулась в лоно католицизма?

– Да, grâce á Dieu[16]; последнее время все считают нас, Греев, добрыми папистами. Но вы ведь знаете, как обстоят дела на самом деле. – Левина кивнула. Разумеется! – В конце концов она все же позволила мне взять с собой Мэри, – продолжила Фрэнсис. – Угрозы с ее стороны никто не боится, поэтому Мэри поедет со мной в Бомэнор. Ее будут призывать ко двору лишь время от времени. Кэтрин же отведут отдельные покои.

– Значит, ей не придется ночевать в общей спальне для младших фрейлин, под зорким присмотром мистрис Пойнтц. – Левина не знала, хорошо или плохо, что Кэтрин получит определенную свободу.

– Да, конечно. Отдельные покои – большая честь.

– По-моему, это скорее проклятие, чем благословение.

Фрэнсис кивнула.

– Вина, вы присмотрите за ней? Я так волнуюсь, что без меня она наделает глупостей и попадет в беду! Она так порывиста!

– Конечно, я присмотрю за ней. Вы ведь знаете, ваши дочери мне как родные. Постараюсь оберегать Кэтрин как свою дочь.

– Как я волновалась из-за неприятностей с молодым Гербертом! У меня состоялся разговор с Пембруком.

– Ох… – вздохнула Левина. Вряд ли «разговор» с Пембруком был благожелательным.

– Он отослал своего сына прочь. Скоро, как я поняла, он отправится сражаться с французами. Война отвлечет его от Кэтрин. Я должна найти ей другую партию, хотя в наши дни сложно подобрать мужчину, который захочет породниться с Греями.

Левина вспомнила Гарри Герберта; по возрасту он примерно ровесник Маркуса, его еще нельзя назвать мужчиной. Она невольно думала обо всех английских мальчиках, сыновьях придворных, которые готовы сражаться за императора. Иногда она видела их на арене для турниров; они возились, как щенята, смеялись, их свежие лица еще не знали бритвы, их нежные руки и ноги были еще по-детски неуклюжи; они держались развязно, под стать своим новым нарядам. Ей была невыносима мысль о том, что они скоро увидят, как им придется страдать.

– Фрэнсис, я позабочусь о том, чтобы Кэтрин не попала в беду. Обещаю! – В подтверждение она посмотрела подруге в глаза.

– И еще одно. – Фрэнсис понизила голос, хотя в пределах слышимости никого не было. Она достала из рукава свернутый лист и передала Левине. – Вот, прочтите.

– Что это? – Левина развернула письмо и стала читать тщательно написанный текст:

– «Посылаю тебе, милая сестрица Катерина, книгу, которая, хотя внешне и не расшита золотом, однако внутри ценнее драгоценных камней… – Это письмо Джейн! – Она научит тебя жить; она же научит тебя умирать». – Левина закрыла глаза, охваченная непрошеными воспоминаниями о том страшном дне: Джейн слепо ищет плаху, алая струя крови… – Ах, Фрэнсис! – Голос у нее задрожал.

– Я скопировала письмо из Нового Завета на греческом, книга принадлежала Джейн… – Помолчав, Фрэнсис продолжила: – Вина, я еще кое-что у вас попрошу, но знайте, пожалуйста, что вы вольны отказаться. Я не стану вас осуждать. Ваша дружба дорога мне.

– Просите, – сказала Левина. – Просите!

– Не могли бы вы как-нибудь переправить письмо в Брюгге? Может быть, спрячете его в посылке для ваших родных. Оттуда его доставят в Женеву. Там есть один человек, Фокс… Он позаботится о том, чтобы письмо напечатали.

Левину настолько захватили чувства, что она была не в силах ответить и молча кивнула.

– Спасибо, Вина… Спасибо вам от всего сердца! – Фрэнсис заключила подругу в объятия. – Я ни за что не допущу, чтобы ее забыли. Она станет для многих маяком новой веры. Как у католиков есть Богоматерь, так и в реформистской церкви есть мученица Джейн Грей. Я не могу говорить вслух, но голос самой Джейн прозвучит даже из могилы!

Левина тщательно сложила письмо и спрятала в складках одежды. Как ни рискованно участвовать в таком предприятии, она выполнит пожелание Фрэнсис – ей тоже необходимо, чтобы гибель бедной девушки не пропала даром.