Читать книгу Все оттенки роз - Элизабет Крафт - Страница 8

Глава 4

Оглавление

На следующий день, на уроке английского, я не рассказываю Карлосу про Тэйта.

Во время ланча я не рассказываю Карлосу про Тэйта.

После школы, прощаясь с Карлосом перед тем, как отправиться на стажировку в Калифорнийский университет, я не рассказываю ему про Тэйта.

Не знаю, что меня удерживает. Может, тот факт, что разговоры о Тэйте только усугубят и без того сложную ситуацию. Потому что сколько бы я ни пыталась… я не могу перестать о нем думать.

В среду у меня появляется такое чувство, словно все мое тело – провод под напряжением, который гудит и искрится на концах. Мне не терпится оказаться на работе и выяснить, придет ли Тэйт снова. Я знаю, что не должна надеяться; знаю, что меня все это не должно волновать. Но сколько бы глубоких вдохов я ни делала, чтобы успокоиться, сердце продолжает выпрыгивать из груди.

Последние несколько часов моей смены пролетают быстро, и, когда уходит последний покупатель, я подхожу к окнам магазина и смотрю на тротуар, надеясь увидеть его. Но его там нет. Я говорю себе, что будет лучше, если Тэйт никогда больше не появится. Но никак не могу избавиться от чувства разочарования.

Потом я вспоминаю, почему дала себе обещание держаться подальше от парней, особенно таких, как Тэйт. Моя бабушка делала все, чтобы жизнь ее дочери была лучше, чем у нее, но у мамы появились мы. Она была слишком юной, не способной поднять нас на ноги. Наши отцы появились и исчезли, как и все прочие мамины бойфренды, которые требовали ее внимания, отнимали у нее деньги, время и счастье. Я думаю о Мии и Лео, маленьком Лео, который не знает еще, кем могла бы стать его мать, не знает, что она так же умна, как и я, а может, и умнее. Но Миа не поступит в колледж; ее жизнь остановилась, сестра осталась у разбитого корыта со всем своим потенциалом. Нет слова хуже, чем потенциал. Оно – обо всем, чего никогда не случится.

Я беру ключи, подхожу к двери, переворачиваю табличку со словом «ЗАКРЫТО» наружу и запираю ее. Я уже готова повернуться, чтобы отправиться домой, когда замечаю элегантный черный автомобиль, который подъезжает прямо к магазину. Из фар струится голубоватый свет, машина почти бесшумно останавливается. Она выглядит дорого. Очень дорого.

Дверь с водительской стороны распахивается… и выходит Тэйт.

Он направляется к магазину, и машина за его спиной издает короткий звуковой сигнал. Приблизившись к витрине и взявшись за ручку двери, Тэйт обнаруживает, что она заперта. Он поднимает глаза, и наши взгляды встречаются через стекло. Сердце бьется о ребра.

Он снова смотрит на металлическую дверную ручку, словно ожидая, что я его впущу. Но я поднимаю руку с ключами и слегка помахиваю ими перед его лицом.

– Простите, – произношу одними губами, с легкой улыбкой.

Замечаю на его лице оттенок неверия и ощущаю удовлетворение. Не собираюсь ждать его тут вечерами напролет. Представляю, как мои учителя будут говорить со вздохом: «У Шарлотты был такой потенциал. Вы знаете, что ей почти удалось поступить в Стэнфорд?»

Я закрываю кассу, краем глаза наблюдая за Тэйтом. Он достает из кармана телефон и прижимает его к уху.

Моя сумка начинает вибрировать. Я достаю телефон и вижу незнакомый номер. Поднимаю глаза на Тэйта – он жестом показывает, чтобы я взяла трубку. Я решаюсь не сразу, но в конечном итоге нажимаю зеленую кнопку.

– Алло?

– Вы меня не впускаете.

– Мы закрыты, – говорю я в трубку.

– Хм-м, – произносит он, словно взвешивая варианты, гадая, что сказать, чтобы я его впустила.

– Кстати, откуда у вас мой номер?

– Он у меня есть уже давно.

– Это не ответ. И кстати, это, мягко говоря, странно, что вы звоните мне, учитывая, что я не давала вам свой номер.

– У меня есть возможности, – говорит Тэйт в трубку, и я разглядываю его силуэт по другую сторону витрины. Он слегка запрокидывает голову, смотрит в ночное небо, а потом снова переводит взгляд на меня. Он так красив; свет от фонаря льется прямо на него, отчего его облик кажется еще более мрачным и загадочным.

– Какого рода возможности? – уточняю я. Меня одолевает любопытство, и я не могу промолчать.

– Люди, которые помогают мне решать вопросы. – Очередной «неответ». В любом случае у него, должно быть, больше денег, чем я полагала вначале.

– Вам не кажется, что это дает вам несправедливое преимущество? – спрашиваю я.

– Ну, теперь у вас тоже есть мой номер, так что мы квиты.

– Мне не нужен ваш номер, – отвечаю я, радуясь, что в темноте не видно моей красноречивой улыбки. Мне все это слишком сильно нравится.

– А я считаю иначе, – заявляет он. – Иначе вы бы уже нажали отбой.

Проходит несколько секунд, я слышу его дыхание в трубке. От этого в животе снова зарождается трепет, а по телу разливается тепло. Я чувствую, что сдаюсь.

– С какой целью вы приехали сюда сегодня? Судя по всему, вы без кофе.

– Если хотите кофе, он ждет вас, – парирует он. – Но на сей раз вы будете пить его вместе со мной.

– Я…

– Сегодня пятница, Шарлотта. Сходите со мной на свидание.

Причин отказать ему – столько, что не счесть. Прошлое моей матери. Настоящее моей сестры. Мое будущее.

– Одно свидание, – продолжает он низким, почти гипнотическим тоном. – Скажите да. Что вы можете потерять?

Все, думаю я.

Но сердце в груди трепещет. В голове плывут безумные мысли о том, как я снова окажусь рядом с ним, буду вдыхать насыщенный пьянящий аромат его одеколона – и, может быть, он снова ко мне прикоснется. Это все, что мне нужно: пару мгновений с ним, и тогда я смогу забыть о нем навсегда. Я знаю, что торгуюсь с собой. Но мне все равно. Я чувствую, что сдаюсь.

– Если я один раз схожу с вами на свидание, вы перестанете сюда приходить?

– Клянусь, – отвечает Тэйт, и, подняв глаза, я вижу, что он прижал ладонь к стеклянной двери, словно для того, чтобы скрепить договор. Моя кожа вспыхивает так, словно он прикасается ко мне. Я кладу трубку, потому что не уверена в том, что мой голос будет звучать ровно.

Я намеренно заставляю Тэйта ждать, не торопясь заканчиваю дела в магазине. Радуюсь возможности вернуть себе самообладание. Выйдя наконец на улицу, вижу, что Тэйт стоит прислонившись к машине, и мое сердце снова начинает бешено колотиться. Он улыбается, и на мгновение его лицо становится более открытым, чем за все время с момента нашей первой встречи.

– Итак? – говорю я, надеясь, что в такой темноте он не заметит румянца на моих щеках.

– Ты об этом не пожалеешь, Шарлотта.

* * *

Мы идем по бульвару Сансет, где вдоль тротуара тянутся бесчисленные кафе, с их желтыми и красными зонтами, круглыми столиками, покрытыми белыми скатертями, и сидящими за ними людьми, которые потягивают коктейли, дыша мягким вечерним воздухом.

На протяжении нескольких кварталов Тэйт хранит молчание, и меня это устраивает. Я боюсь того, что он может сказать, если заговорит. Или того, что я могу ему ответить. У меня такое чувство, словно все это мне снится, однако внутри нарастает волнение, напоминая о том, что я не сплю.

– Ты голодна? – наконец спрашивает он, проводя рукой по своей стриженой голове. По короткому ершику волос можно догадаться, какого они цвета. Скорее всего, темно-каштановые.

– Наверное, – отвечаю я, потирая запястье, на котором нарисован кривобокий треугольник – самодельная татуировка, сделанная синей шариковой ручкой.

– Есть одно отличное место в паре кварталов отсюда. «У Лолы».

Я смеюсь, но потом смотрю на Тэйта и вижу, что он абсолютно серьезен. Один ужин в этом ресторане стоит больше, чем я зарабатываю за неделю.

– Они нас вообще впустят?

– А почему нет?

– Потому что мы… – Я делаю паузу, подыскивая правильные слова, затем замечаю идущую нам навстречу парочку. На молодом человеке – легкий серый костюм, он говорит по телефону, не обращая внимания на свою спутницу на высоких шпильках, которая держит его за руку. – Потому что мы – не они. – Я едва заметно киваю в ту сторону, когда парочка проходит мимо нас: воплощение элегантности и утонченности.

Тэйт изумленно улыбается, покосившись на меня.

– Верно подмечено, – соглашается он. – Тогда мы проберемся туда через задний ход. Я знаю одного парня с кухни. – Один уголок его рта приподнят, а в глазах светится озорство. Я качаю головой.

Но не перестаю идти. И не говорю ему, что мне, вероятно, стоит вернуться к цветочному магазину, где я оставила свою машину. Что мне лучше поехать домой. Я не хочу признаваться себе в этом, но мне нравятся эти ощущения: волнение в животе, прилив тепла к шее и щекам, всякий раз, когда он на меня смотрит. Только одно свидание, напоминаю я себе. Одно свидание не собьет меня с пути. Всего одно свидание, и Тэйт оставит меня в покое.

Я почти что верю себе.

Впереди мерцают окна ресторана «У Лолы», освещенного в основном лишь пламенем свечей. Мы с Карлосом не раз неспешно прогуливались мимо этого ресторана: Карлос надеялся подстеречь одного из своих многочисленных голливудских кумиров, а я составляла ему компанию. Но нам так и не повезло. Почти невозможно разглядеть лица людей, сидящих в зале, потому что там слишком темно. В этом и смысл, я уверена.

Когда мы подходим ближе, Тэйт быстро берет меня за руку и тянет в переулок. У него теплая и сильная ладонь, и у меня перехватывает дыхание. Он ударяет кулаком по металлической двери, а потом снова поворачивается ко мне. На его лице нет улыбки, но глаза сияют.

Дверь сначала чуть-чуть приоткрывается, скрежеща по бетонному полу, а потом широко распахивается. За ней, вытирая руки о белое полотенце, стоит мужчина в форме шеф-повара – белой куртке и синих клетчатых штанах.

– Тэйт, – произносит он отрывисто. Оглянувшись, бросает взгляд в кухню, потом снова на нас, быстро обводит меня взглядом.

– Есть свободный столик? – как ни в чем не бывало спрашивает Тэйт.

Криво улыбнувшись, мужчина кивает.

– Идите за мной.

Тэйт оборачивается, снова берет меня за руку и проводит через кухню, где все помощники повара и официанты, застыв, глазеют на нас. Шеф-повар толкает дверь и, оказавшись в зале ресторана, подзывает хостес. Девушка окидывает нас взглядом, а потом ведет вдоль задней стены заполненного народом ресторана. В воздухе звучит негромкая симфония позвякивающих бокалов и звона серебряной посуды, лица людей вспыхивают в пламени свечей, стоящих на каждом столике. Даже в темноте зала я ясно вижу, что в этом месте девчонки вроде меня не сидят напротив парней вроде Тэйта. И тем не менее мы здесь, устраиваемся в кабинке в укромном уголке ресторана.

Тэйт откидывается на спинку сиденья, смотрит на меня: словно ждет, что я заговорю первой. И хотя мне совсем не хочется ему потакать, я не могу справиться с любопытством. Что мы вообще здесь делаем?

– Как часто ты здесь бываешь?

– Достаточно часто.

Я чувствую, как мои брови ползут вверх.

– Оно и видно.

– Это место существует с тридцатых годов, – говорит Тэйт. – Хамфри Богарт любил здесь выпить. Тогда ресторан назывался просто «Клуб». Богарт и другие члены съемочной команды приходили сюда после съемок «Касабланки».

– Я не смотрела «Касабланку».

– Что? – Тэйт подается вперед.

– Знаю, это ужасно. У меня просто… нет времени на такие развлечения, – отвечаю я, смутившись.

– Чем же ты занимаешься, когда не работаешь? – спрашивает он. Видя, что я молчу, напирает: – Ты работаешь не каждый день, так что же ты делаешь в остальные дни после школы?

– Ты знаешь мой рабочий график?

– Его несложно вычислить.

– Ты понимаешь, что это даже пугает? – говорю я и вздыхаю при виде его самоуверенной ухмылки. – Ладно. По вторникам и пятницам я езжу на стажировку в Калифорнийский университет.

– Чем именно ты там занимаешься?

– Тебе это покажется скучным. – Я прижимаю ладони к столу. Прохладное дерево успокаивает меня.

– Откуда ты знаешь? – парирует Тэйт. – Тебе же ничего обо мне неизвестно. – Он повторяет те самые слова, которые я сказала на прошлой неделе, когда заявила, что не стоило присылать мне цветы. Но он произносит их с какой-то задумчивой улыбкой.

– Я работаю в лаборатории, где изучают способы распространения грибных спор. В частности, влияние на них ветра. – Я смотрю на Тэйта с таким видом, словно только что выиграла сражение. Если бы он знал, насколько эпически скучна моя жизнь, то наверняка не захотел бы иметь со мной ничего общего.

Однако он просто проглатывает мой ответ и переходит к следующему вопросу.

– Тебе нравится?

– Мои научные занятия?

– Ага.

– Наверное.

– Хм-м, – произносит Тэйт и делает знак официанту. Потом снова поворачивается ко мне, возобновляя допрос. – Так как же ты проводишь свободное время, когда ты не в школе, не на работе и не на стажировке?

– Я еще не упомянула о работе в школьной газете по пятницам после уроков и о курсах французского по вторникам раз в две недели, – сообщаю я, отчасти хвастаясь, отчасти смущаясь.

– Я начинаю волноваться, что у тебя вообще нет никакой личной жизни.

Я только молча улыбаюсь и бросаю взгляд на соседнюю кабинку, в которой сидят мужчина и женщина. Могу поклясться, что лицо мужчины мне знакомо: вероятно, это какая-нибудь знаменитость.

– Если бы Карлос знал, где я, он бы помер от зависти.

– Карлос – это твой лучший друг?

Я киваю:

– Он просто помешан на знаменитостях.

– А ты нет?

– У меня времени нет, чтобы отслеживать всех популярных людей в этом городе. Но если мы увидим кого-то хоть сколько-нибудь известного, пусть даже актера из малобюджетного фильма, то мне, вероятно, придется тебя смутить и пойти за автографом для Карлоса. – Я сохраняю серьезность. – Надеюсь, ты не возражаешь.

– Вовсе нет. – Тэйт улыбается, наклонив голову. – Я с радостью помогу тебе добыть этот вожделенный автограф, даже сфотографирую тебя вместе со звездой, если уж на то пошло.

– Ой, правда? – Я почти смеюсь. – Тогда ты должен сказать мне, если кого-то заприметишь, потому что я и Брэда Питта не узнаю.

– Не узнаешь?

Я качаю головой:

– В реальной жизни знаменитости выглядят иначе. – Тэйт смотрит мне прямо в глаза, внезапно сосредоточив все свое внимание на мне, и я чувствую, как мои щеки теплеют. – По телевизору и на журнальных снимках все кажутся сияющими и блестящими. В обычной жизни люди так не сияют.

– Так, значит, всему виной фактор сияния?

– Наверное. – Я опускаю взгляд на свои руки, сложенные на коленях, потом кладу их на стол и начинаю перебирать сверкающие серебряные приборы, разложенные на белой салфетке из ткани.

– Мне это нравится – в смысле, нравится твоя теория, – размышляет вслух Тэйт, снова откидываясь назад. – И возможно, ты права.

У нашего столика появляется мужчина в черном. У него в руках поднос с тарелками. Он ставит блюда на стол и выпрямляется:

– Остальное в процессе. Приятного аппетита.

– Спасибо, Марко, – благодарит Тэйт удаляющегося официанта.

– Мы же ничего не заказывали, – шепчу я ему через стол, заставленный множеством закусок.

– Здесь знают мои предпочтения.

– Серьезно, как часто ты сюда приходишь?

Тэйт в ответ только улыбается. Я пробую все, что стоит передо мной – изысканно свернутые летние роллы, салат с мандаринами, суп-карри и затейливую башенку из овощей-гриль. Тэйт наблюдает за моей реакцией, бросая на меня взгляд всякий раз, когда я пробую новое блюдо. Когда приносят горячее и воздух наполняет насыщенный аромат плоской лапши с имбирем и специями, я сомневаюсь, что смогу проглотить что-то еще. Однако запах настолько невероятный, что мои вкусовые рецепторы буквально требуют, чтобы я съела кусочек… а потом еще один, и еще.

Покончив с едой, я откидываюсь на спинку сиденья, удовлетворенная и сытая. Мне жаль только, что Карлос не может все это попробовать. Он бы упал, если бы увидел меня сидящей в этом ресторане… с таким парнем, как Тэйт. Да с любым, на самом деле. Надо бы отправить ему сообщение: «Угадай, где я прямо сейчас?». Но я воздержусь.

Официант не приносит счет – вместо этого, убирая тарелки, он обменивается с Тэйтом очередным таинственным кивком; похоже, здесь это единственная форма общения. Тэйт тоже сидит откинувшись назад и смотрит на меня.

Я снова задумываюсь о том, как мало я о нем знаю и как много он знает обо мне. Пора сравнять счет.

– Раз уж у меня нет в распоряжении таких источников, как у тебя, – говорю я, цитируя его недавние слова, – то мне придется выяснить, кто ты, по старинке. – Я произношу это легким и игривым тоном, но на его лице отражается беспокойство.

Парень сужает глаза, словно не уверен в том, к чему я клоню.

– Сколько тебе лет? – Это кажется мне самым естественным первым вопросом и немаловажным тоже.

Тэйт еще больше прищуривается, аккуратно складывая салфетку и возвращая ее на стол.

– Мне девятнадцать.

– Так значит, ты уже закончил школу?

– Вроде того… но не совсем школу. У меня были частные преподаватели.

Ходячий капитал, думаю я, но не произношу это вслух. Теперь все начинает проясняться.

– Интересно, – я постукиваю пальцем по подбородку, как репортер, собирающий сюжет по кусочкам.

– О, правда? – усмехается Тэйт, и в его глазах вспыхивает искорка. Он понимает, что я пытаюсь сделать: выжать из него всю возможную информацию. – Ну а тебе сколько? – произносит он.

– Недавно исполнилось восемнадцать. – Но я чувствую, что он, вполне возможно, уже знает ответ на этот вопрос. – Ты всегда жил в Лос-Анджелесе?

– Не всегда. Только последние несколько лет.

За одним из столиков поблизости раздается женский визг, и Тэйт вздрагивает, садится прямо и обводит взглядом зал. Но визг переходит в затяжной смех, и Тэйт, расслабившись, снова переключает внимание на меня.

– Где же ты вырос?

– В Колорадо.

Такого ответа я не ожидала. Тэйт производит впечатление местного. Здесь он настолько в своей стихии. Я думала, он назовет Сан-Франциско, или Ориндж-Каунти, или даже далекий Сиэттл. Мне сложно представить его в таком месте, как Колорадо; для меня это штат с рекламы лыжных курортов: белые припорошенные снегом склоны, небольшие горные городки, люди, пьющие горячий какао перед гигантскими каменными каминами. Возможно, это преувеличение, но мне нравится так думать. Зимняя, идиллическая жизнь.

– Никогда не видела снег, – говорю я ему. – Должно быть, странно оказаться здесь после Колорадо. Мне сложно представить.

– Так и есть, – признается Тэйт. – Но мне… нужно было приехать сюда по работе.

Он еще ни разу не заговаривал о работе, и, наклонив голову, я разглядываю его так, словно вижу впервые. На нем простая хлопковая футболка, однако смотрится она дорого. Одна из тех вещей, которую покупаешь, когда хочешь выглядеть так, словно тебя не заботит твой гардероб, хотя в действительности это не так.

– Ты музыкант? – спрашиваю я.

На мгновение между нами повисает тишина, его руки, лежащие на столе, напрягаются.

– С чего ты так решила?

– Почему-то сразу так подумала, когда впервые тебя увидела. – С небрежным видом пожимаю плечами.

– Значит, ты думала обо мне, – Пламя свечи освещает его лицо, подчеркивая линии скул и прямую спинку носа. На него трудно не смотреть.

– Нет, – вру я. – Просто ты показался мне похожим на музыканта. У тебя такая аура, наверное.

Я точно не знаю, как объяснить его немного отстраненную, артистичную манеру поведения, дескать «не беспокойте меня, я сочиняю песню».

– У меня есть аура? – спрашивает он, и его глаза снова улыбаются.

– Стало быть, музыкант.

Его губы растягиваются в ухмылке, которую он не в силах сдержать.

– Отличная работа, детектив.

– Ну что тут сказать? Некоторым просто не нужно, чтобы для них добывали информацию. Мы просто руководствуемся своими инстинктами, – поддразниваю его я.

На мгновение ему как будто становится не по себе: он отводит взгляд, прикусывает нижнюю губу и барабанит пальцами по сиденью. Я уже собираюсь расспросить Тэйта поподробнее: играет ли он в группе или выступает сольно, певец он или барабанщик, но парень наклоняется вперед, положив локти на край стола, и продолжает, не дав мне шанса продолжить.

– Итак, у тебя хорошие инстинкты – принято к сведению. – Его глаза смеются. – Теперь моя очередь. – Тэйт изучает меня взглядом, словно пытается решить, какой личный, и, вероятно, щекотливый, вопрос ему задать. Я держу губы плотно сжатыми, пытаясь не засмеяться над тем, как он меня разглядывает.

– Мне известно, что ты учишься в выпускном классе, – начинает он. – Но что будет после школы?

Этот вопрос не такой сложный, как я ожидала.

– Стэнфорд, – отвечаю я с облегчением, а потом добавляю: – Если меня примут. И если у меня хватит средств.

– Что хочешь изучать?

– Биологию, наверное.

– Что значит «наверное»?

Я пожимаю плечами.

– Биология – хороший профилирующий предмет, если в дальнейшем собираешься изучать медицину. Она отвечает всем требованиям, которые необходимы для поступающего на медицинский факультет.

Эти же слова я произносила на школьной консультации по профориентации; я говорила их на собеседовании перед практикой, и я бессчетное число раз прокручивала их в мыслях, как мантру. Это мой план, говорю я себе. Это позволит мне жить так, как я хочу. Но в отличие от профконсультантов и кураторов на практике, у Тэйта такой вид, словно он мне не верит, словно моя заученная речь не убедила его в том, что я знаю, как поступить со своей жизнью.

– Ясно, – говорит он, подняв брови. – Значит после колледжа… медицинский факультет?

– Да, – говорю я увереннее. – Скорее всего.

Черт. Почему у меня такой нерешительный тон. Почему сидя здесь, напротив него, я чувствую сомнение, как будто сама не знаю, о чем говорю?

– А ты всегда хотела стать врачом? – спрашивает парень, направляя беседу в то русло, в котором я внезапно теряюсь.

– Не совсем, – честно отвечаю я, и вот это уже больше похоже на правду. – Но мне нужно было выбрать что-то заранее, чтобы я могла, как бы это сказать… наметить свой путь. – Да, не самая гламурная причина гнаться за докторской степенью. Не могу сказать, что я выросла с тягой к медицине или науке или мечтой найти исцеление от какой-нибудь болезни. Но одно я всегда знала наверняка: мне нужно наметить план на будущее, который позволит мне избежать ошибок, которые повторяют все женщины в моей семье. И стремление стать доктором казалось мне наиболее подходящим. Так у меня не останется ни места для неверных шагов, ни времени отвлекаться.

– Но этого ли ты действительно хочешь? – спрашивает Тэйт, глядя на меня так, словно чувствует царящий в моей голове сумбур.

– Не важно, хочу ли я этого, – признаюсь я. – Я просто должна.

Он откидывается на спинку сиденья, изучая меня, скользя взглядом по моему лицу. И хотя в другое время я бы залилась от этого краской, прямо сейчас я чувствую себя в безопасности.

– Ну что ж, – произносит Тэйт. – Мне остается только восхищаться твоей целеустремленностью.

Я не отвечаю. Не знаю, что сказать. В ответ лишь мягко улыбаюсь ему, и происходящее в ресторане уходит на задний план.

Но через секунду, нарушая момент, весь зал озаряет вспышка.

Кто-то только что сделал фотографию. Я бросаю взгляд на соседнюю кабинку, где все еще сидит та парочка. Мужчина в костюме и галстуке. Может, этот мужчина действительно знаменит. Я начинаю высовываться из кабинки, чтобы разглядеть его получше, но тут Тэйт поднимается с места.

– Готова? – спрашивает он.

– О… конечно. – Я встаю, и он проводит меня через кухню, мимо обслуживающего персонала и поваров, которые снова столбенеют и провожают нас взглядами.

Оказавшись снаружи, Тэйт не поворачивает туда, откуда мы пришли, а идет вглубь переулка, и в итоге мы попадаем на соседнюю улицу.

– В паре кварталов отсюда можно поесть мороженое, – говорит он.

Мне стоит вежливо отказаться – сказать ему, что я сходила с ним на свидание, и теперь сделка завершена. Вернуться к своей машине, и пусть этот вечер, который я прощу себе через какое-то время, останется в памяти коротким воспоминанием; но есть в этом парне нечто такое, что заставляет меня хотеть узнать о нем больше.

– Только если у них есть щербет, – в конце концов отвечаю я.

– Какой?

– Лаймовый.

– Нет! – Тэйт поднимает брови.

– Нет – в смысле «у них такого нет»? – спрашиваю я в замешательстве.

– Нет – в том смысле, что ты шутишь, никто не любит лаймовый щербет, – поясняет он. Но в его голосе слышится скорее любопытство, нежели упрек.

– Я люблю.

– Тогда ты, возможно, второй такой человек на планете.

Я смотрю на него, не понимая, то ли он шутит, то ли дразнит меня.

– Я серьезно, – добавляет Тэйт, прочитав мои мысли по выражению лица. – Обычно лайм не заказывают, предпочитая малиновый и апельсиновый вкусы. Я же ем только лаймовый щербет.

– Я тоже, – с улыбкой говорю я.

– Похоже, наша встреча была предопределена.

– Точно. – Я закатываю глаза, но не могу не захихикать. Наслаждаюсь этими последними мгновениями в его обществе, прежде чем мне придется с ним распрощаться.

Мы переходим перекресток, оказываясь рядом с тускло освещенным баром, и вдруг прямо перед нами возникает какой-то парень и вопит что-то неразборчивое. Я слышу резкий звук бьющегося стекла. Затем из дверей бара, вцепившись друг другу в рубашки, толкаясь и изрыгая ругательства, вываливаются двое парней. Раздается женский крик.

Я поворачиваюсь – а дальше все происходит настолько быстро, что я не успеваю среагировать: двое парней врезаются в меня, отчего я отшатываюсь назад и налетаю на что-то жесткое. Черт, как же больно! Я прижата к автомобилю, припаркованному у обочины. Парни ничего не замечают; они продолжают драться, то и дело наваливаясь на меня.

– Эй… – Я пытаюсь закричать, но выходит какой-то хрип. Я упираюсь в них руками, пытаюсь оттолкнуть, но эти двое слоновьего веса. Я не могу из-под них выбраться.

Теперь слышны и другие голоса: где-то на тротуаре верещит девушка, призывая их остановиться. Еще один голос, низкий, знакомый – Тэйт тоже кричит. Голоса смешиваются, отдаются звоном в ушах. Кто-то из парней нечаянно выстреливает локтем мне в подбородок. И меня снова обжигает болью. Я отворачиваюсь, пытаюсь заслонить лицо от очередного удара, но тут дерущиеся внезапно отрываются от меня.

Я глотаю воздух, пальцы инстинктивно ощупывают подбородок – кожа уже распухла и болит.

– Эй! – протестующе ревет один из парней, и я смотрю в его сторону, моргая. Между двумя противниками – Тэйт, он расталкивает их, ухватив одного за бицепс, а другого за футболку.

Все больше людей, вышедших из бара, толпятся на тротуаре. Тэйт быстро окидывает меня взглядом, его мышцы напрягаются, когда он отбрасывает в сторону того драчуна, что повыше. Какая-то девушка с прямыми черными волосами выскакивает из двери заведения и, цокая каблуками по тротуару, полетает к парню, которого Тэйт все еще удерживает.

– Отпусти его! – вопит она, как будто во всем виноват именно Тэйт. Он отпускает предплечье парня, и тот трясет рукой. На лице – страдальческая гримаса, правый глаз распух и постепенно становится черно-фиолетовым, из носа течет тонкая полоска крови. Девушка прикасается к его лицу, пытаясь вытереть кровь, но он ее отпихивает.

– Ты… – обращается к Тэйту тот тип, что повыше.

Из бара грохочет музыка, похожая на барабанную дробь, сотрясая теплый вечерний воздух. На улицу вываливаются еще люди, с бутылками пива и незажженными сигаретами в руках. Вероятно, надеются поглазеть на драку.

– Эй, ты! – снова кричит парень, но Тэйт не оборачивается. – Я тебя знаю, – добавляет он.

Тэйт подходит ко мне, когда та самая девушка вдруг взвизгивает:

– О боже!

– Пойдем, – настойчиво просит Тэйт, и я киваю. Кто-то хватает его за плечо, но он сбрасывает с себя руку.

– Так это правда ты, приятель, – удивляется парень с распухшим глазом. Толпа обступает нас, копошась, как рой насекомых, собираясь в кучки и стрекоча словами, которых я не могу разобрать.

Глаза Тэйта теперь широко распахнуты.

– Шарлотта, – обращается он ко мне так, чтобы только я могла его услышать.

– Что происходит? – спрашиваю я в замешательстве, глядя на лица приближающихся к нам людей.

Кто-то кричит:

– Это он!

Вокруг нас вспыхивают огни, фотовспышки ослепляют меня, я ничего не вижу. А потом слышу, отчетливо, как колокольчик, звенящий прямо у меня над ухом:

– Тэйт Коллинз!

Голоса становятся пронзительными, исступленными. Люди напирают на нас, пихают нас из стороны в сторону. Тэйт умудряется схватить меня за руку, но я вся обмякла, не в силах пошевелиться, не в силах переварить происходящее.

– Тэйт Коллинз! – снова вопит кто-то.

– Шарлотта, – повторяет Тэйт, но его оклик тонет в потоке других голосов. У меня звенит в ушах, воздух внезапно становится густым и липким, запруженным руками, взглядами и мигающими вспышками.

Тэйт Коллинз… он – Тэйт Коллинз.

Мои губы шевелятся, произнося это имя, которое оставляет во рту кислый привкус.

– Тэйт? – с трудом выговариваю я, пытаясь прогнать картинки, мелькающие у меня перед глазами, – многочисленные фотографии, которые я видела по телевизору, в журналах, на автобусах и в школе, приклеенные девчонками внутри своих шкафчиков. Тэйт Коллинз – поп-звезда, предмет обожания миллионов, рвущий все чарты музыкальный бог и, возможно, самый знаменитый исполнитель в целом мире – стоит прямо передо мной, умоляюще заглядывая мне в глаза.

Я едва ощущаю, как люди наваливаются на меня, выпихивают из толпы, словно в замедленной съемке оттесняя назад, подальше от Тэйта. Но не сопротивляюсь. Я смотрю, как чьи-то руки дергают его за одежду, пальцы касаются его коротких волос. Он опускает глаза, прячась от бесчисленных вспышек, которые сливаются в ослепительно-белое пятно света.

Я делаю шаг назад, потом еще один. Толпа заполняет освобождаемое мной место. Я ловлю еще один, последний взгляд Тэйта, а потом сворачиваю на тротуар и убегаю.

Все оттенки роз

Подняться наверх