Читать книгу Сплетая рассвет - Элизабет Лим - Страница 3

По небу парило лоскутное одеяло из густых серых туч, их стежки были так туго стянуты, что свет почти не просачивался. День выдался непривычно мрачным для начала лета, но дождь все не шел, так что я принялась за утреннюю работу.

Я взяла под мышку лестницу и понесла ее к шелковице, чтобы проверить каждое из деревьев, растущих в нашем маленьком садике. Длинные белые шелкопряды питались их листьями, но коконов сегодня не обнаружилось. Летом мои шелкопряды мало вили, так что я не сильно встревожилась из-за пустой корзинки.

В военное время цена на шелк сильно возросла, но наша лавочка производила его в недостаточном количестве для продажи, поэтому в основном мы шили из льна и конопли. Благодаря работе с грубой тканью мои пальцы оставались ловкими, а творения – живыми. Но теперь, когда война закончилась, нам снова придется работать с шелком. Я надеялась, что заказ не заставит себя долго ждать.

– Папа! Я собираюсь на рынок. Тебе что-нибудь нужно?

Ответа не последовало. Скорее всего, он еще не проснулся. Со дня возвращения Кетона он засиживался допоздна, молясь у своего алтаря.

На нашем небольшом рынке было более людно, чем обычно, и торговцы отказывались снижать цены. Домой я не торопилась, надеясь, что это поможет избежать встреч на обратном пути. Но, как я и боялась, Цалу меня поджидал.

– Давай помогу, – сказал он, потянувшись за моей корзинкой.

– Мне не нужна помощь.

Цалу схватил ручку и потащил на себя.

– Может, перестанешь быть такой упрямой, Майя?

– Осторожно! Ты ее перевернешь!

Как только он ослабил хватку, я выдернула корзинку из его рук и спешно направилась к нашей лавочке. Затем закрыла дверь и начала разгружать купленное: мотки льна и миткаля, небольшие блокноты для набросков, несколько апельсинов, кулек розовато-желтых персиков от соседей, глаза лосося (папины любимые), икра тунца и небольшой мешочек риса.

Я так увлеклась побегом от Цалу, что только сейчас заметила карету на противоположной стороне улицы – и мужчину, ждущего в лавочке.

Он был тучным и откидывал широкую тень; обычно я обращала на одежду людей куда больше внимания, чем на их лица. Мой взгляд прошелся по наряду, отмечая нехватку одной медной пуговицы среди ее родичей на ярко-синей шелковой куртке.

– Добрый день, сэр, – сказала я, выпрямляя плечи, но мужчина не спешил здороваться в ответ.

Он был слишком занят тем, что презрительно рассматривал лавочку. Мои щеки запылали от стыда.

На полу за прилавком валялась ткань, на сушилке криво висел моток хлопка, который еще нужно было раскрасить вручную. Мы уже много лет как отказались от посторонней помощи, а для найма уборщиков не хватало денег. Я перестала замечать паутину в углах и цветки персиковых деревьев, которые занесло ветром и разбросало по полу.

Наконец взгляд мужчины остановился на мне. Я убрала волосы с глаз и откинула косу за плечо, пытаясь придать себе более презентабельный вид. Затем поклонилась, словно мои хорошие манеры могли компенсировать недостатки лавочки, и вновь поздоровалась:

– Доброго дня, сэр. Чем я могу вам помочь?

Незнакомец подошел к прилавку. На ленте его пояса раскачивался большой нефритовый кулон в форме веера. Заканчивался он гигантской алой кисточкой из переплетенных шелковых веревочек.

«Императорский чиновник». Но он не был одет в типичную серо-синюю тунику, которую носили большинство императорских слуг… нет, он евнух.

Что здесь делал один из евнухов его величества?

Я подняла взгляд, изучая его выпученные глаза и аккуратно подстриженную бороду, которая никоим образом не скрывала пренебрежительную ухмылку.

Мужчина задрал подбородок.

– Ты – дочь Калсана Тамарина.

Я кивнула. По моим вискам стекали капельки пота от прогулки по рынку, а запах купленных апельсинов вызывал урчание в животе. Громкое.

Евнух сморщил нос и сказал:

– Его императорское величество, император Ханюцзинь, требует присутствия твоего отца в Летнем дворце.

От удивления я уронила корзинку на пол.

– Мой… мой о-отец сочтет это за честь. Чего желает его императорское величество?

Чиновник прочистил горло.

– Ваша семья на протяжении многих поколений служила придворными портными. Мы нуждаемся в услугах твоего отца. Лорд Тайнак настоятельно его рекомендовал.

Мое сердце забилось быстрее, а шестеренки в голове закрутились, вспоминая платье, которое я сшила для леди Тайнак. О, точно, куртка и юбка из лучшего шелка, расписанные вручную журавлями и магнолиями. Зимой этот заказ был как манна небесная, и я тщательно распределила гонорар, чтобы мы могли прожить на него несколько недель.

Мне не нужны были подробности, чтобы знать, что эта работа спасет мою семью. Давно забытая мечта о пошиве нарядов для императора вновь всплыла на поверхность.

– Ах, платье леди Тайнак, – сказала я, прикусив язык прежде, чем призналась, что оно сшито мной, а не отцом. Просто не могла сдержать свою радость – и любопытство. – И какого рода услуги потребовались его величеству от моего отца?

Евнух нахмурился от моей дерзости.

– Где он?

– Сэр, моему отцу нездоровится, но я с радостью передам ему указания его величества…

– Тогда я поговорю с твоим братом.

Я решила пропустить мимо ушей его оскорбление.

– Мой брат только что вернулся с Пятизимней войны. Он отдыхает.

Мужчина упер руки в бока.

– Передай своему отцу, чтобы немедленно явился сюда, девочка, пока я не потерял терпение и не доложил, что он самым наглым образом проигнорировал императорское веление!

Я поджала губы и быстро поклонилась. Затем побежала за отцом. Как обычно, он преклонялся перед небольшой святыней рядом с кухонной плитой, держа в руках тонкие ароматические палочки. Отец поклонился каждой из трех разных деревянных фигурок богини-матери Аманы.

Мама разукрасила их, когда я была еще маленькой. Я помогала ей придумать фасон для божественных платьев Аманы: первое из солнца, второе из луны и третье из звезд. Эти статуэтки одни из немногих вещей, которые остались после ее смерти, и отец молился им каждый день и до глубокой ночи. Он никогда не говорил о маме, но я знала, что он ужасно скучает.

Мне не хотелось прерывать его молитву, но выбора не было.

– Отец, – окликнула я, коснувшись его тощих плечей. – Тебя хочет видеть императорский чиновник.

Я провела его в переднюю часть нашей лавочки – отец так ослаб, что приходилось поддерживать его рукой. Он отказывался пользоваться тростью, оправдываясь тем, что сломлены у него отнюдь не ноги.

– Мастер Тамарин, – сухо поздоровался евнух. Внешний вид отца его не впечатлил, и он этого не скрывал. – Его величество нуждается в услугах портного. Мне приказали доставить вас в Летний дворец.

Я потупила взгляд в пол, стараясь не закусывать губу. Отцу ни за что не преодолеть дорогу в Летний дворец, не в нынешнем состоянии. Начала переминаться с ноги на ногу, уже зная, что он сейчас скажет…

– Я очень польщен вашем присутствием, но не могу поехать.

Евнух начал воротить нос, его лицо одновременно выражало неверие и презрение. Я прикусила губу, понимая, что не должна вмешиваться, но мое волнение росло. Мы нуждались в этой возможности.

– Я могу, – выпалила я в ту же секунду, как императорский чиновник открыл рот. – Я знаю отцовское ремесло. Платье леди Тайнак было сделано мной.

Отец повернулся ко мне.

– Майя!

– Я умею шить, – не унималась я. – Лучше, чем кто-либо другой, – сделала шаг к сушилке. На ней висели роскошно расшитые рулоны, над которыми я трудилась неделями и месяцами. – Просто взгляните на мою работу…

Папа предостерегающе покачал головой.

– Его императорское величество дал четкие указания, – ответил мужчина, шмыгнув носом. – Привезти мастера-портного из семьи Тамарин в Летний дворец. Девушка не может стать мастером.

Отец сжал кулаки. А затем произнес самым твердым голосом, который я слышала от него в последние месяцы:

– Кто вы такой, чтобы говорить мне, кто мастер моего ремесла?

Евнух надул грудь.

– Я – министр Лорса из министерства культуры его императорского величества.

– И с каких пор министры выполняют роль посыльных?

– Вы слишком высокого о себе мнения, мастер Тамарин, – ответил Лорса ледяным тоном. – Я пришел к вам лишь потому, что мастер-портной Диньмар из Гансуня болен. Может, когда-то ваша работа и пользовалась большим уважением, но годы, потраченные на эль и вино, осквернили доброе имя вашей семьи. Если бы не рекомендации лорда Тайнака, меня бы вообще здесь не было.

Я больше не могла этого терпеть.

– Вы не имеете права так с ним разговаривать!

– Майя, Майя. – Отец опустил руку мне на плечо. – В задней части лавочки много вещей, которые нужно заштопать.

Таким образом он меня прогонял. Я стиснула зубы, развернулась и, кинув на императорского гонца последний сердитый взгляд, очень медленно вышла.

– Моя карета будет ждать на улице Йянамэр, – сказал Лорса. – Если вы или один из ваших сыновей не явитесь к завтрашнему утру, мне придется сделать это щедрое предложение кому-нибудь другому. Сомневаюсь, что ваша скромная лавочка переживет позор от отказа служить императору.

С этими словами он развернулся на пятках и ушел.

– Отец! – Я кинулась к нему сразу же, как закрылась дверь. – Ты не можешь поехать.

– Приказ императора тоже нельзя игнорировать.

– Это приглашение, – возразила я. – А не приказ.

– Так его сформулировали. Но я знаю, что произойдет, если мы его проигнорируем. – Папа вздохнул. – Распространится молва, что мы не подчинились императорскому велению. В лавочку больше никто не придет, и мы все потеряем.

Он прав. Дело не только в деньгах или чести – это принудительное приглашение. Как призыв сражаться в Пятизимней войне. Теперь, когда она окончена, императору нужно показать всему остальному миру, что Аланди в порядке. И сделает он это, наняв лучших мастеров во всех сферах: музыкантов, портных, художников. Не жалея средств. Это приглашение – большая честь. И я не могла от него оказаться.

Я ничего не ответила. Отец был не в той форме, чтобы ехать во дворец, не говоря уж о том, чтобы стать новым портным императора. А Кетон… Кетон не мог сделать даже простейшие стежки – куда ему шить наряды, достойные императорского двора?

Но я? Я знала, что способна на это. Мне хотелось стать портнихой императора.

Я пошла к себе в комнату и оттерла рукавом пятна на зеркале, чтобы окинуть себя критичным взглядом. Честным.

Отец всегда говорил, что я больше похожа на маму, чем на него. Я никогда ему не верила. Прямой нос, большие и круглые глаза, полные губы – да, они достались мне от матери. Но она была самой прекрасной женщиной, которую я когда-либо видела, а я… я выросла в доме, полном мужчин, и даже не умела вести себя как девушка. Финлей часто дразнил, что со спины меня не отличить от Кетона – тощая, как мальчишка. Веснушки на лице и руках тоже не помогали, ведь девушки должны быть хрупкими и бледными. Но, возможно, только возможно, все это сыграет мне на руку.

Я не умела петь или читать стихи. Не умела танцевать. Мне не хватало грации, очарования или хитрости. Но я умела шить. Небеса тому свидетели, я умела шить.

Это должна быть я.

Когда отец вернулся к молитве, я макнула палец в уголь из камина и намазала им брови. Рядом с рабочим столом лежали ножницы. Я взяла их, но замешкалась. Мои руки никогда не дрожали, срезая ткань, – я могла провести ровную линию даже во сне, – так почему же они тряслись сейчас?

Я коснулась кончиков своих волос, которые даже заплетенные спускались ниже талии. Развязала ленты и расплела косички. Пряди волнами легли на спину, щекоча поясницу.

Затем опустила руку с ножницами. Моя задумка была чистым безумием. В таких ситуациях нужно быть рациональным, обдумать все последствия своих действий. Но в голове звучали слова министра Лорсы, говорящего, что я не могу поехать. И слова отца.

Всю жизнь мне твердили, чего я не могу делать, потому что я девушка. Что ж, это мой шанс узнать, на что я гожусь. Единственное, что можно сделать, – это воспользоваться им.

Я расслабила руку и прижала лезвия к задней части шеи. Затем одним быстрым движением отрезала волосы по плечи. Те посыпались по спине и приземлились у ног кругом из черного атласа, пока ветер из окна не разметал пряди с той же легкостью, что и перья.

Руки перестали дрожать, и я собрала волосы в пучок, как Кетон и все юноши его возраста. После этого меня охватило странное спокойствие, будто я отрезала мои страхи вместе с волосами. Это не так, но паниковать было уже поздно. Теперь мне была необходима подходящая одежда.

Я принесла к кровати Кетона поднос с простым супом из зимней дыни и рыбу на пару. Раньше он делил комнату с Финлеем и Сэндо. В те времена дом казался тесным, а теперь – слишком просторным. Половина моей спальни служила в качестве склада для тканей, бусин и красок… а комната Кетона полностью перешла в его владение.

Брат спал. Его губы скривились в гримасе, пока он храпел, хотя Кетон заверял нас, что не чувствует боли, даже несмотря на сломанные ноги.

«Как я могу чувствовать боль, если не чувствую собственных ног?» – пытался отшутиться он.

Я поставила поднос с ужином и натянула одеяло на плечи брата. Затем потянулась к его ящику и достала штаны. Повесив их на руку, начала тихо красться к двери.

– Майя. – Кетон заворошился.

Я быстро развернулась.

– Я думала, что ты спишь!

– Ты ошибалась. – Он устроился головой на подушке.

Я присела на край его кровати.

– Проголодался? Я принесла тебе ужин.

– Ты крадешь мою одежду, – подметил он, кивая на вещи на моей руке. – В чем дело?

Я отодвинулась в тень, чтобы он не видел моих волос, и поджала губы.

– Чуть ранее этим вечером в нашу лавочку заходил императорский чиновник. Он хочет, чтобы отец поехал в Летний дворец и шил наряды для императора Ханюцзиня.

Кетон закрыл глаза. Война искоренила мятежность из моего брата, и он стал выглядеть куда старше своих девятнадцати лет.

– Отец уже давно перестал шить. Он не может поехать.

– Верно, – подтвердила я. – Это сделаю я.

Кетон уперся руками в матрас и приподнялся.

– Демоново дыханье, Майя! Ты совсем с ума сошла? Ты не можешь…

– Даже слышать ничего не хочу.

– Ты не можешь поехать, – закончил он, повышая тон. – Ты девчонка!

– Уже нет. – Я коснулась своих волос и стиснула зубы. – Я устала, что мне вечно твердят, будто я недостойна!

– Дело не только в том, достойна ты или нет, – ответил Кетон, кашляя в рукав. – Это вопрос традиции. Кроме того, девушке ни за что не позволят снимать мерки с императора.

Я невольно покраснела.

– Я поеду под видом тебя, Кетон Тамарин.

– Отец никогда не согласится на это.

– Ему и не нужно знать.

Кетон покачал головой.

– А я-то всегда считал тебя послушной девочкой. – Он лег обратно и смиренно вздохнул. – Это опасно.

– Кетон, прошу тебя… Я должна это сделать. Ради нас. Ради…

– Именно поэтому ты и не должна ехать, – перебил брат. – Хватит пытаться меня переубедить. Если будешь прикидываться парнем, то не можешь думать как девушка. Не смотри постоянно в пол. Смотри мужчине в глаза, когда говоришь с ним, и ни в коем случае не смущайся.

Я быстро подняла взгляд.

– Я не пытаюсь тебя переубедить! И не всегда смущаюсь.

Затем я снова потупила взгляд, и Кетон застонал.

– Прости! Ничего не могу с собой поделать. Это привычка.

– Тебе никогда не сойти за парня. Ты закусываешь губу и смотришь в пол. А когда не смотришь в пол, то поднимаешь взгляд к небу.

Я возмущенно вздернула подбородок.

– Вовсе нет!

– Продолжай в том же духе, – поощрил меня Кетон. – Кричи громче. Парни злые и заносчивые. Им нравится быть лучшими во всем.

– Думаю, это только ты такой, Кетон.

– Жаль, у меня нет времени, чтобы нормально тебя натренировать…

– Я выросла в доме с тремя братьями и прекрасно знаю, как ведут себя мальчишки.

– Неужели? – Кетон нахмурился. – Ты из деревни, Майя. Мало что знаешь об окружающем мире. Всю свою жизнь ты шила в уголке нашей лавочки.

– А остаток жизни буду шить в уголке дворца.

Он скривился, будто я лишь подтвердила его точку зрения.

– Просто старайся говорить как можно меньше. Не привлекай к себе внимания. – Кетон убрал руки за голову. – Люди видят только то, что хотят видеть.

Мудрость в его печальном голосе напомнила мне об отце.

– Что ты имеешь в виду?

– Именно то, что сказал. Ты шьешь лучше всех в этом мире. Сосредоточься на этой мысли, а не на том, какого ты пола. – Брат поднялся на локти, изучая меня. – Финлей был прав. Со спины ты действительно похожа на парня. А учитывая веснушки, ты не такая бледная, как большинство девушек… Отец слишком много времени позволяет тебе проводить на солнце.

– Кто-то же должен собирать шелкопрядов, – раздраженно ответила я.

– Ты не особо фигуристая. – Кетон прищурился. – И голос у тебя не мелодичный. Петь ты никогда не умела.

Я чуть не швырнула в него одежду от обиды.

– Я не пытаюсь стать наложницей!

Кетон цокнул языком.

– Не морщи нос и старайся не улыбаться.

– Вот так? – спросила я, копируя гримасу, с которой он спал.

– Уже лучше. – Он отклонился, на губах заиграла легкая улыбка. Но она исчезла так же быстро, как появилась. – Ты уверена, что хочешь этого? Если император узнает… если вообще кто-либо узнает…

– Меня убьют, – закончила я за него. – Понимаю.

Но это была моя лучшая возможность позаботиться о семье. Мой шанс стать настоящей портнихой, лучшей во всей Аланди.

– Это хороший заработок, – твердо произнесла я. – Все деньги я отправлю домой. Кроме того, – выдавила улыбку, – я уже отрезала волосы.

Кетон вздохнул.

– Не могу поверить, что говорю тебе это, но будь осторожной.

– Буду.

– Я жду историй о придворных дамах по твоем возвращении, – простодушно сказал брат. – И об императоре Ханюцзине. – Напрягся. – Возможно, ты даже увидишь шаньсэня.

– Обещаю, – ласково ответила я. – Вернусь с кучей историй.

Я посмотрела на трость, которую купила Кетону, как только он вернулся домой месяц назад. Брат к ней даже не притронулся. Чем она поможет, если он едва мог шевелить ногами?

– Возьми ее, – сказал Кетон, наблюдая за мной.

Дерево было шероховатым и впивалось в ладонь. И хорошо – немного боли будет напоминать мне, что нужно постоянно быть начеку.

– Обещаешь, что постараешься ходить? – спросила я. – Хоть по чуть-чуть каждый день.

– Я буду делать по шагу каждый день, пока тебя не будет.

Этого было достаточно, чтобы укрепить мою решимость. Я поцеловала его в лоб.

– Тогда надеюсь, что я буду отсутствовать очень долго.

…

Пока отец спал, Кетон просвещал меня, как вести себя по-мужски. Как басовито смеяться, чтобы звук будто вырывался из глубины живота, как довольно кряхтеть после вкусной трапезы, как кривиться после глотка крепкого вина. Научил меня, что не нужно просить прощения за отрыжку, выпускать газы, не скрывая этого, и сплевывать каждый раз, когда кто-то осмеливается оскорбить мою честь.

В конце концов, когда Кетон слишком устал, чтобы продолжать урок, я пошла к себе в комнату и начала мерить шагами пол, обдумывая все, что может пойти не так.

«Если меня разоблачат, то убьют».

«Но Кетон с отцом нуждаются в том, чтобы я это сделала».

В глубине души я также знала, что сама нуждаюсь в этой возможности. Если останусь здесь, то стану женой Цалу – женой пекаря, – и мои пальцы забудут, как шить.

Посему, откинув сомнения, я собрала все необходимые вещи. Запасную одежду Кетона, свои лучшие нити, вышивальный шелк, шило и иглы, вышитую тесьму, игольницу, мелок, кисти, баночки с краской, блокноты для набросков и перья.

Солнце будто спешило поскорее взойти на небосвод, ну, или же мне так казалось. Свет выбелил звездный покров над моей головой. Я наблюдала, как утро медленно крадется по морю, пока не коснулось моей улицы и дома.

Все было готово, мои пожитки аккуратно сложены в узелок, закинутый на плечо. Я уверенным шагом – как Кетон однажды – направилась к двери, прихрамывая, чтобы довершить образ, и опираясь на трость для поддержки.

– Подожди, – хрипло окликнул меня отец из-за спины. – Подожди!

В моей груди набухло чувство вины.

– Прости, папа.

Он покачал головой.

– Я ждал этого. Ты всегда была самой сильной среди нас.

– Нет, – тихо ответила я. – Финлей и Сэндо были сильными.

– Финлей был храбрым. Сэндо, по-своему, тоже. Но ты, Майя, по-настоящему сильная. Как твоя мать. Ты укрепляешь нашу семью.

У меня подкосились колени.

– Отец…

Одной рукой он схватился за дверь, а другой протянул какой-то тканевый сверток.

– Возьми это.

Сверток был сделан из столь качественного шелка, что будто таял при касании. Я развязала золотую шнуровку. Внутри оказались…

Ножницы.

Я недоуменно посмотрела на отца.

– Они принадлежали твоей бабушке, – сказал он, вновь заворачивая ножницы, словно их вид причинял ему физическую боль. – Мы с ними никогда не могли сработаться. Они ждали тебя.

– Что мне…

– Ты поймешь, когда они тебе понадобятся, – перебил мой вопрос отец.

Я открыла рот, чтобы попросить его позаботиться о себе и о Кетоне. Но Финлей с Сэндо ушли с такими же прощальными словами и больше не вернулись. Так что я ничего не сказала и просто кивнула.

– Майя. – Отец положил руку мне на плечо. В его глазах загорелся огонек, которого я не видела годами. – Будь осторожна. Во дворце… может быть опасно.

– Обещаю, папа.

– Тогда иди. Покажи им, на что ты способна.

Я оперлась на трость и заковыляла к карете, волоча за собой правую ногу.

Солнце уже ярко светило в небе, но из-за занятых рук я не могла прикрыть глаза от его сияния. Мое лицо сморщилось. Увидев меня, Лорса хмыкнул.

– Кетон Тамарин? – спросил он, рассматривая меня с головы до пят. – Вы с сестрой необычайно похожи.

Все мое тело скрутило, как плохо смотанную веревку. Я выдавила из себя басовитый смешок, который больше напоминал кашель.

– Надеюсь, это единственное, в чем мы схожи. В конце концов, я умею шить, а она – нет.

Евнух согласно что-то крякнул, после чего кинул моему отцу мешочек с цзенями.

– Садись в экипаж, – приказал он мне.

Кетон прав. Люди видят только то, что хотят видеть.

Бросив прощальный взгляд на отца и брата в окне, я забралась в карету, не имея ни малейшего представления, что ждет меня впереди. Только зная, что я должна преуспеть – любой ценой.