Читать книгу Сплетая рассвет - Элизабет Лим - Страница 5

Моим новым домом служила тесная комнатка, по форме напоминавшая локоть, обставленная койкой и столом с тремя ножками, на котором и свечка вряд ли выстоит. На деревянном подоконнике стояла небольшая латунная миска с благовониями для молитв, на потолке висел бамбуковый фонарик, а в фарфоровом умывальнике тонула муха.

– По крайней мере, здесь чисто, – вслух произнесла я. – И мне не нужно ни с кем ее делить.

Впервые за неделю мне выдалась возможность побыть одной. Я прислонилась головой к расписной стене, чтобы пару секунд просто подышать воздухом, прежде чем задуматься о реальной причине, почему мне хотелось уединиться.

Медленно расстегнула пуговицы на рубашке. Все туловище пульсировало от боли. Моя грудь и так была плоской, но в целях предосторожности я обмотала ее льняными повязками, и после пяти дней в дороге мой дискомфорт достиг апогея. Не осмеливаясь снимать их, я просто окунула руки в миску с водой и смыла с себя пот.

Придется привыкнуть к боли.

Вновь застегнув рубашку, я высыпала вещи из узелка на кровать. Впервые вид моих инструментов не вдохновлял и не утешал. Тяжело вздохнула. Мне никак не расшить целую шаль к завтрашнему утру.

Но можно ее разукрасить.

Только я собралась порыться в вещах в поисках кистей, как на глаза попался сверток с подаренными отцом ножницами. Поддавшись любопытству, я развернула их и подняла к тусклому свету, отчего они заблестели. Ручки были тоньше и более изящными, чем у моих, но, помимо солнца и луны, выгравированных на концах лезвий, в них не было ничего особенного. Кроме того, запасные ножницы были мне ни к чему, поэтому я завернула их и спрятала под матрас.

– Куда подевались баночки с краской? – пробормотала я, копаясь в своих пожитках. – Неужели забыла их в зале?

Видимо, да. Застонав, я поковыляла обратно в Зал Высшего Прилежания, надеясь, что не встречу никого по пути, но тут меня подозвал какой-то старик.

Он был крупным и широким, но его пальцы выглядели тонкими и ловкими. Посмотрев на пояс, я убедилась, что это мой коллега-портной: он носил булавки и иглы, как генерал – медали. Я остановилась, чтобы поздороваться. Он не был одним из тех, кто спорил о моем мастерстве, – хотя бы это я знала.

– Ты, наверное, сын мастера Тамарина, – сказал старик. – Твое лицо самое узнаваемое. Ты едва выглядишь достаточно взрослым, чтобы отращивать бороду!

Он произнес это таким задорным голосом, что я не сдержалась и засмеялась.

– Вин Лонхай, – представился он. – Из провинции Бансай.

Имя было мне знакомо. Мастер Лонхай прославился благодаря пошиву мужских халатов; он одевал наиболее значимых ученых и верхний эшелон знати. Даже сшил халат для отца императора Ханюцзиня.

– Кетон Тамарин, – ответила я. – Из Порт-Кэмалана, что на юге Гансуня.

Лонхай улыбнулся. Его лицо было грубоватым и с глубокими морщинками, кожа загорела под солнцем, что довольно необычно для мастера-портного, а значит, он, как и я, был скромного происхождения. Но даже несмотря на это, его одежда была сшита из очень хорошего материала, а от самого старика слегка попахивало рисовым вином, замаскированным парфюмом с нотками сандалового дерева и лотоса.

– Ах, – сказал он. – Я так и думал, что ты с Юга. Полагаю, ты привез с собой амулеты для удачи и стойкости? Жена не выпускала меня из дома без арсенала талисманов. На столе мастера Иньди уже висит с дюжину!

Я сложила руки на трости.

– Я не верю в эти безделушки.

– И ты зовешь себя южанином?

– Порт-Кэмалан очень маленький, – кратко ответила я. – В нем нет места для магии.

Лонхай покачал головой.

– Может, в Порт-Кэмалане и нет, но теперь ты в императорском дворце. Вот увидишь, ты еще изменишь свое мнение. Особенно после того, как познакомишься с императорским лордом-чародеем.

Я подняла бровь. Мне мало что было известно о чародеях, не говоря уж о лордах, кроме того, что они встречались редко и кочевали из страны в страну. Мне они не казались подходящим выбором для должности верного советника, поэтому я не понимала, почему короли и императоры так их ценили.

Должно быть, Лонхай заметил скептическое выражение моего лица, так как сказал:

– Лорд-чародей консультирует императора по многим вопросам. Он годами служил его отцу, но при этом не постарел ни на день! Некоторые портные пытаются с ним подружиться – эти люди пойдут на что угодно ради победы.

– Разве использование магии не считается жульничеством?

– Скорее, нечестным преимуществом. Но жульничеством? – Лонхай посмеялся. – Думаешь, испытание императора должно проверить нас исключительно на мастерство?

Я пожала плечами. Всегда критически относилась к магии. Впрочем, как и к большинству вещей, которые не могла сшить иглой и нитью.

– А на что же еще?

– Тебе многому предстоит научиться, – по-доброму ответил он.

Мы вместе пошли в Зал Высшего Прилежания, огибая сад с извилистыми тропинками, соснами и сливами.

– Двор Небесного Спокойствия. Нам запрещено заходить дальше водопада без специального разрешения. – Лонхай понизил голос. – Но это не значит, что мы не можем смотреть.

Внезапно он присел, пригнув голову, а затем толкнул меня, чтобы я сделала так же. Тогда вдалеке, в противоположной части сада, возникла быстро идущая девушка, за которой семенили три служанки.

Она была прекрасной, с кожей цвета слоновой кости, струящимися черными волосами и лебединой шеей. Определенно знатного происхождения, учитывая свиту и величественную поступь, но вот ее наряд выглядел странно: простая светло-голубая сорочка из сукна, которая едва доставала до лодыжек, кожаные сапоги и стеганая шуба, накинутая на плечи, хотя она едва ли подходила для нынешней теплой погоды.

Служанки молили ее:

– Ваше высочество, до банкета в вашу честь осталось не так много времени. Вы не хотите переодеться?

– А что не так с моей одеждой? – спросила леди. Ее тон был резким и не терпел возражений.

– Ваше высочество, пожалуйста! – не унимались девушки.

Но леди шла дальше, будто и не слышала их. Позади нее следовал самый крупный мужчина, которого я когда-либо видела. Размером с медведя, он занимал всю тропинку. У него была ровно подстриженная бородка, узкие глаза венчали густые черные брови.

– Ваше высочество, – произнес он низким и сиплым голосом. – Вам стоит прислушаться к советам служанок. Пожалуйста. Ваш отец бы этого хотел.

Леди замерла. На своего компаньона не посмотрела, но между ними возросло напряжение. Она вскинула подбородок.

– А вы всегда на его стороне, не так ли, лорд Сина?

Я не видела, кивнул ли он или поклонился в ответ, но леди повернулась к главной служанке.

– Очень хорошо, – сказала она с легкой дрожью в голосе. – Я согласна взглянуть на платья, которые может мне предложить его величество. Однако не обещаю, что надену их.

Как только они отошли подальше, Лонхай выпрямился.

– Ну и ну. Я бы сказал, что это того стоило. Завтра у нас будет преимущество над остальными. Это была леди Сарнай, дочь шаньсэня.

Я попыталась скрыть свое удивление. Это леди, для которой нам придется шить во время испытания? Я представляла ее воином, похожей на отца, – девушкой, которая носила штаны и броню, без единого намека на женственность, выросшую дикой и необузданной. Леди Сарнай действительно выглядела свирепой, но еще… красавицей.

Морщинистое лицо старика расплылось в улыбке.

– Я так понимаю, она не такая, как ты себе представлял.

– Она очень грациозная, – еле выдавила я. – А кто тот мужчина с ней?

– Лорд Сина, – ответил Лонхай напряженным голосом. – Излюбленный воин шаньсэня и сын его самого доверенного советника. Его присутствие – оскорбление для его величества.

– Оскорбление?

– Ходили слухи, что до перемирия лорд Сина был обручен с леди Сарнай. Что он – ее любовник. Но все это просто дворцовые сплетни. Никто не знает наверняка.

Старый портной потянулся в халат за флягой. Затем протянул ее мне и, когда я отказалась, сделал щедрый глоток.

Я задумалась над тем, как дочь шаньсэня говорила с лордом Синой – была ли горечь в ее голосе направлена на возлюбленного или на отца? Или на обоих?

Тем временем Лонхай закрутил флягу.

– Видел ее шубу? Из кролика, лисы, волка и как минимум из трех разных медведей. Северяне носят лишь то, что сами добывают на охоте – леди Сарнай должна быть весьма способной. – Он вздохнул с сочувствием. – Ей будет нелегко привыкнуть к жизни здесь. – Старик наклонился ко мне, словно хотел поделиться секретом. – Но ей явно нравится раздражать его величество. Она явилась на чаепитие с императором и его военными министрами в штанах!

Дерзости леди Сарнай было не занимать. Я даже не знала, уважать ли ее за это или наоборот.

– Уверен, завтра мы об этом услышим, – сказал Лонхай, когда мы подошли к залу.

Мне очень хотелось сидеть рядом с ним, но, увы, его место находилось в противоположном конце помещения. Поэтому я вернулась за свой стол в одиночестве, достала блокнот, чтобы сделать набросок рисунка для шали, и даже не потрудилась поприветствовать остальных портных. Что-то мне подсказывало, что их возмущало мое присутствие.

К превеликому облегчению, они тоже меня игнорировали. Но с помощью обрывков разговоров я узнала, что стала последним портным, прибывшим на испытание, и это объясняло, почему мне достался худший стол – посредине зала, где вся моя работа будет чуть ли не выставлена на всеобщее обозрение.

Мне также удалось кое-что выяснить о своих соперниках. Помимо Лонхая, никто из портных мне не представился, но я услышала несколько знакомых имен. Как и Лонхай, они были мастерами – я изучала их стили с детства и пыталась им подражать. Эти мужчины шили задолго до того, как я родилась.

Мастер Тарахэ и мастер Иньди обучались разным школам рукоделия, но оба считались гениями: первый специализировался на цветах, а второй на двусторонней вышивке. Мастер Бойень шикарно вязал, мастер Дэлунь ткал парчу, как никто другой. Мастер Норбу был фаворитом среди знати.

А я? Когда мы жили в Гансуне, отец просил навещавших его друзей научить меня своим региональным стилям и ремеслу, а в Порт-Кэмалане я перенимала технику у каждого купца и портного, которые соглашались со мной говорить.

Но у меня не было ни звания мастера, ни репутации.

– Эй, ты! – рявкнул мужчина, прерывая мои тревожные мысли. – Смазливый!

Волоски на моей шее встали дыбом, но я повернула голову. Мастер Иньди был тучным, хоть и не так, как Лонхай, и с носом картошкой, который постоянно отчего-то морщился. А еще лысым, не считая седых бакенбард, спускающихся по щекам. Довольно иронично, если учесть, что его борода доставала почти до колен.

– Слушай, можно забрать твой шелк? Ты все равно скоро отправишься домой, так почему бы не отдать его тому, кто сумеет использовать его с умом?

Все прыснули от смеха. Казалось, никто не сомневался, что меня первой отошлют обратно. Мои губы сжались в тонкую линию.

– Оставь мальчишку в покое, – подал голос Лонхай. – Если вы все такие умелые мастера, то вам не нужен дополнительный шелк.

– Водишь дружбу со сбродом, а, Лонхай? – спросил Иньди. – Ничего иного я от тебя и не ожидал. – Вновь повернулся ко мне и продолжил насмехаться: – Уверен, что не уколешься иголкой? Мой подбородок не был таким гладким с тех пор, как я был ребенком.

– Что случилось с твоей ногой? – встрял еще один портной.

Чернила на бумаге размазались. Я перевернула страницу и начала рисовать эскиз заново. «Люди видят только то, что хотят видеть, – напомнила я себе. – Лучше пусть считают меня женоподобным парнем, чем мужеподобной девушкой».

– Ты глухой, симпатяга?

– Или только хромой?

Тут уж я перестала рисовать.

– Я сражался на войне. И сломанная нога не означает, что я не могу работать руками, – дерзко огрызнулась я. – Держу пари, что шью быстрее любого из вас!

Мастер Иньди рассмеялся.

– Это мы еще посмотрим. Когда я был в твоем возрасте, то по-прежнему стирал рубашки своего учителя. Он и близко не подпускал меня к ткацкому станку. – Мужчина фыркнул. – Дай-ка взглянуть на твои руки, симпатяга. Я могу отличить портного от юнца, занимающегося стиркой.

Я растопырила пальцы, чтобы показать мозоли. Братья часто дразнили, что мне никогда не найти мужа, потому что у меня руки грубые, как у мужчины.

– Ну? – спросила я. – Портной или юнец?

Иньди хмыкнул и, потягивая бороду, вернулся на свое место.

Ко мне подошел Лонхай, берясь рукой за ширму.

– Не волнуйся из-за Иньди. Он лает, но не кусается.

– Мастер Лонхай говорит мудрые вещи, – вмешался Норбу, к моему удивлению. Портной был тихим, и я не заметила, как он подошел к моему столу. – Мы ничего не успеем, если будем тратить время на придирки к мальчишке. – Он показал на статуи Трех Мудрецов. – Боги слушают нас, мастера. Вы хотите пробудить их гнев?

Один за другим все покачали головами. Даже Иньди, чей стол украшали амулеты от демонов и невезения, нахмурился.

– Тогда возвращайтесь к работе.

Норбу имел большое влияние, поскольку владел собственной лавочкой в столице, Цзяпуре, где под его началом было более ста портных. Среди нас он был самым богатым и могущественным. Его дочь вышла замуж за важного чиновника, так что он сам стал чуть ли не представителем знати.

– Полагаю, теперь они оставят тебя в покое, – сказал мужчина, когда болтовня затихла. А затем улыбнулся, и у меня сложилось устойчивое впечатление, что теперь я перед ним в долгу.

– Спасибо.

Он начал возиться с нитями, разложенными у меня на столе. Норбу напоминал мне раздутую ящерицу: длинное и худое тело, но при этом круглый живот; веки наполовину опущенные, из-за чего создавался обманчиво сонный вид. Портной не казался таким злым, как Иньди, но мне все равно хотелось, чтобы он перестал трогать мои вещи.

– Мы слышали, что ты занял место отца в испытании, – сказал он. – Как благородно. Мой отец умер еще до моего рождения, но мастер Хуань – последний портной императора – был мне как родной.

Я сложила руки, которым не терпелось приступить к работе, и изобразила вежливую заинтересованность.

– Я не знал, что он был вашим учителем.

– Очень давно, – ответил Норбу, шмыгнув. – Но меня все равно ранило в самое сердце, когда в прошлом месяце его тело обнаружили в реке Цзинань.

Я сглотнула.

– Мне очень жаль это слышать.

– Знаешь, он работал в этом самом зале, с десятками своих подмастерьев. Даже я иногда приходил ему помочь. – Норбу помедлил. – Служанки клянутся, что его призрак до сих пор бродит ночами по дворцу.

По мне прошла дрожь.

– Я не верю в призраков.

– Как и я. – Портной наклонил голову, изучая меня своими глазами цвета мрамора. – Насчет остальных не беспокойся, юный Тамарин. Я буду присматривать за тобой.

Когда он наконец-то ушел, я расслабилась и накинула шаль себе на руку. Шелк – материал легкий и приятно ощущается на коже. Поэтому он такой востребованный и дорогой.

Как и мастер Лонхай, я хорошо умела рисовать, но моей сильной стороной была вышивка, как у мастера Иньди и Тарахэ. Посему я решила нарисовать сад и расшить его цветами: пионами, лилиями и хризантемами. А еще даму, держащую стрекозу на пальце. Мне уже сотни раз доводилось расписывать эту сцену, да и краска быстро высохнет. Поскольку на шаль нам дали всего день, сейчас было не время для неоправданного риска.

Шли часы. Благодаря рисованию мой разум и руки оставались занятыми, но на заднем фоне постоянно галдели остальные портные.

– Это работа для слуг, – проворчал один. – Мне не приходилось вязать узел кисточки с тех пор, как я был мальчишкой.

– Красить еще хуже.

– И все это для того, чтобы стать портным дочери предателя. И какая в этом слава?

– Достаточно и привилегии служить его величеству, – отрезал Лонхай. – Еще немного чести, и нам придется стать священниками в Великом храме.

Так они и болтали, пока не перевалило за полночь. Глаза слипались. Я не высыпалась с тех пор, как уехала из Порт-Кэмаланя.

«Нет, нужно сосредоточиться. Мне ни за что не закончить работу, если пойду спать сейчас».

Я размяла пальцы и потерла задеревеневшую мышцу в шее. Тело постоянно находилось в напряжении. Для меня было привычно часами напролет горбатиться над работой, но не в окружении одиннадцати других портных. Соблазн подсмотреть за прогрессом соседей увеличивался с каждой секундой, а из-за всеобщего трепа было невозможно сосредоточиться.

Покрутив плечами, я взяла иглу, чтобы расшить края шали, стараясь не смазать рисунок.

– Я создал плащ для леди Баньдэй, расшитый тысячей пионов, – говорил мастер Тарахэ. – Он так ей понравился, что она заплатила наипрекраснейшим нефритовым ожерельем. Моей дочери повезло с отцом. Я подарил ей его как часть приданого.

– Я лично знаком с леди Сарнай и знаю ее предпочтения.

– …Не представляю дочь варвара в таком роскошном шелке. Какая потеря!

Я завязала узел и оторвала нить от катушки. Если бы только они перестали болтать!

– Что насчет тебя, Кетон Тамарин? – крикнул Иньди с другой части зала. – Ты такой тихий. Почему ты хочешь победить в маленьком состязании его величества?

Я замерла. Что сказать? Я действительно пришла за славой, но моя главная цель – помочь семье.

«Не скромничай, – предупреждал меня Кетон. – Мужчина гордится своим ремеслом. Если он этого не показывает, то выглядит так, будто стыдится».

Я сказала со всей заносчивостью, на которую была способна:

– Потому что я лучший портной в Аланди.

Некоторые мужчины фыркнули.

– Да у тебя едва молоко на губах высохло!

– Молодость – сама по себе талант, – заметил Норбу, успокаивая их. – Я доверяю суждению его величества.

Но Иньди не унимался:

– И почему же ты лучший портной, юный Тамарин?

Я сглотнула, но дерзко ответила:

– Я быстрый и могу прясть, ткать и завязывать узлы. Изучал все четыре школы вышивки. Могу наложить сотню разных стежков во сне.

Кто-то шмыгнул.

– Великолепность кройки зависит не только от скорости или изящества стежков.

– Знаю, – продолжила я, – она также зависит от композиции. И цвета…

– И ты думаешь, что знаешь о цвете больше, чем я? – Иньди шумно выдохнул. – Что ж, симпатяга, посмотрим, что ты придумаешь. Держу пари, завтра твой последний день.

– Полагаю, он может сузить и подшить штаны с закрытыми глазами, – пробормотал Бойень достаточно громко, чтобы я услышала. – Но тогда почему он пришел в деревенской одежде?

Мое эго дало слабину, но я заметила ободряющую улыбку Лонхая.

– Увидите, – вот и все, что мне удалось выдавить.

«Не привлекай внимания, – предостерегла я себя. – Они и так думают, что в тебе есть что-то странное».

Мои руки дрожали. Впервые за всю жизнь у меня не получалось продеть нить в ушко иглы.

– Проблемы, Тамарин? – насмехался надо мной Бойень. – Может, попробуешь облизать нить? – издал причмокивающий звук. – Так детей учат.

Больше я этого терпеть не могла. Взяв трость, заковыляла к двери.

– Ты же еще не устал, юный Тамарин? – спросил Норбу, когда я проходила мимо его места. – Почему бы тебе не выпить чаю?

Идея была хорошая, и я кивнула в знак благодарности. Запасы чая хранились в комнатке перед залом, и, налив себе чашку, я сделала щедрый глоток.

Но, вернувшись к столу за шалью, не смогла сдержать крик. Кто-то вылил чай на мою работу! Краски расплылись по всему шелку. Дама, которую я усердно рисовала по подобию леди Сарнай, превратилась просто в сгусток чернил.

Кто это сделал? Я посмотрела на портных, но они меня игнорировали.

Закусив губу, смяла испорченный шелк. На глаза накатились слезы, но я отказывалась доставлять своим соперникам удовольствие и показывать, что они меня задели.

– Ну что, начаевался, симпатяга? – крикнул Иньди.

Норбу хлопнул в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.

– Юный Тамарин, если тебе нужен дополнительный шелк, можешь взять мои обрезки. Я иду спать.

– Спасибо, – прошептала я. – Но я справлюсь.

– Норбу, – загалдели остальные, – ты уже на боковую?

– Лучше всего мне работается в одиночку, – ответил он, зевая. – И по утрам.

Я сердито спрятала испорченный шелк в узелок и последовала за Норбу на выход, лицо пылало от усилий подавить слезы.

В коридоры, тускло освещенные лунным светом и фонариками на стенах, свободно проникал благоухающий ночной воздух. Я считала серые двери с латунными защелками, пока не дошла до своей комнаты.

Затем рухнула на кровать. У меня был единственный шанс стать кем-то больше чем швеей, штопающей штаны и пришивающей пуговицы в Порт-Кэмалане. Единственный шанс стать императорской портнихой, лучшей во всей Аланди, чьи наряды вызывали бы восхищение по всей стране и носила бы королевская чета.

А теперь?

Я с трудом втянула воздух. Финлей бы не хотел, чтобы я так просто сдавалась. Как и Сэндо. А Кетон… «Мне необходимо получить эту должность, чтобы позаботиться об отце и Кетоне. Чтобы они не оголодали и мне не пришлось выходить замуж за Цалу. Чтобы не стать неудачницей».

Я вытерла глаза краем рукава, а затем встала и зажгла свечу, чтобы изучить степень урона, нанесенного шали. Цветы, которые я рисовала весь день, расплылись. Даже если их промокнуть, дизайн все равно будет испорчен. Единственный способ скрыть ущерб – это начать заново, может, вышить что-нибудь поверх пятна от чая и размазанной краски. Сложная задача, учитывая, что для ее выполнения осталась всего одна ночь.

Сев со скрещенными ногами, я вздохнула, достала пергаментную бумагу и начала устало рисовать набросок.

«Не спи!»

Прислонив голову к стене, мысленно дала себе клятву, что сделаю лишь небольшой перерыв. Но когда я моргнула, свеча уже догорела, расплывшись восковой лужицей.

– Демоново дыханье! – выругалась я. Должно быть, я уснула.

Я зажгла еще одну свечу и посмотрела на луну, чтобы понять, сколько времени было утеряно.

Виски пульсировали, голову наполнил низкий гул.

Потянувшись к узелку, я начала копаться в поисках игл и нитей, но тут мои пальцы нащупали ручки папиных ножниц. «Странно». Мне казалось, что я спрятала их под матрас.

Я достала их вместе с остальными инструментами. Но что толку от ножниц, когда моя шаль испорчена?

«Успокойся. Что ты делаешь, когда попадаешь в такие ситуации? Определенно не паникуешь и не совершаешь новые ошибки. Ты успокаиваешься. Идешь на прогулку».

Прихватив фонарик, я вернулась в Зал Высшего Прилежания. Он опустел, и теперь у меня появилась возможность рассмотреть творения своих конкурентов. Драпировка мастера Бойеня была превосходной, бисероплетение мастера Гарада – изысканным. Лонхай вышил лебедя и деревья вокруг него – работа достаточно прекрасная, чтобы назвать ее произведением искусства. А Иньди впечатлил меня тем, что расшил практически всю шаль.

Послышался шорох страниц блокнота – слишком трепетный, чтобы его вызвал ветер. Встревожившись, я отложила его и подошла к ближайшему окну.

«Никаких призраков. Просто птица».

Вздохнув, я поставила фонарик на стол и начала вышивать.

Гул в голове усилился. Я опустила взгляд, почувствовав странную дрожь у бока. Поначалу казалось, что она исходит от ножниц, но это было невозможно, так что я ее проигнорировала.

А затем они засияли.

Я просто хотела отрезать свободную ниточку, но обнаружила, что не могу выпустить ножницы из рук. Внезапно в моем разуме возник образ законченной шали – прямо как я ее нарисовала. Но добиться такого результата за оставшиеся несколько часов было невозможно.

«Ты все сможешь», – заверил меня голос. Мой, но только более уверенный.

Ножницы скользнули по шали, будто завладев моей рукой. Невидимые нити восстановили урон, нанесенный водой, даруя ткани новую жизнь, а цвета из баночек с краской впитались в шелк, в то время как размазанные пятна растворились и рассеялись, пока не вернулся первоначальный рисунок.

Как бы невероятно это ни звучало, ножницы не только резали, но и вышивали. Тонкие серебристые лезвия рассекали и собирали нити с вышивальным шелком, выплясывая на ткани, вышивая замысловатые цветы, птиц, деревья и горы с точностью и элегантностью.

С магией.

Магией, которой я не могла противиться. Рука отказывалась выпускать ножницы, как бы я ни старалась их снять, как бы ни хотела их отложить. Меня охватило заклятие, опьяняя своей силой.

Если бы не раздражение кожи между пальцами, я бы подумала, что все это мне снится.

Сделав последний надрез, ножницы поблекли, их сияние погасло.

Полностью изнеможенная, я плюхнулась на стол и уснула.