Читать книгу Школьная королева - Элизабет Мид-Смит - Страница 4

Первого мая погода была чудесная. Холодный, пронзительный восточный ветер, обычно дующий в апреле, уступил пространство западному ветерку. Небо было ясное и голубое. Море и небо словно соперничали между собой в яркости и прозрачности красок. Уже утром стало совсем тепло.

Королева мая в простом белом платье, с мягкими темными волосами, перехваченными широким белым бантом и распущенными по спине, появилась перед собравшимися. За ней шли фрейлины и статс-дамы. Когда королева остановилась, они надели ей на голову венок из белых цветов, а гирляндой из таких же белых цветов обвили ее шею. Свита королевы была также вся в белом и с белыми гирляндами, но без венка. Все стояли у майского дерева, украшенного цветами. Миссис Шервуд и другие педагоги присоединились к воспитанницам.

Девочки взялись за руки и стали танцевать сначала вокруг своей королевы, а потом вокруг майского дерева. Немного позже на траве был приготовлен завтрак. Королеву подвели к ее трону, усыпанному весенними цветами; фрейлины и статс-дамы приносили ей самые вкусные кушанья. Никогда темно-серые глаза Китти не казались такими красивыми.

– Я совсем растерялась, я не узнаю себя, – шепнула она одной из своих фрейлин, Клотильде.

– Как это чудесно, что ты счастлива, милая! – ответила Клотильда. – Знаешь, Китти, я просто уверена: в Мертон-Геблсе никогда еще не было такой красивой королевы мая.

Каждый час этого дня приносил новое удовольствие. Сама королева заранее составила программу развлечений, придумала различные игры. Все, что она делала, было так изящно и мило, что девочки смотрели на нее с увеличивающимся восторгом.

После полудня появились гости, жители ближайшего селения. Королева мая в венке и с гирляндой из белых цветов грациозно вышла приветствовать их. Леди и джентльмены, занимавшие места на залитой солнцем лужайке, сдержанно, как подобает взрослым, выражали свой восторг.

Девочки танцевали ирландские танцы, которым Китти заранее обучила их. Потом они протанцевали несколько старинных английских танцев. Все гости, находившиеся в весеннем саду, уверились, что одно лишь добро царит в школе миссис Шервуд.

Долгожданный день, самый счастливый в жизни Китти О’Донован, клонился к концу. Миссис Шервуд сказала несколько слов старшей статс-даме, после чего королева в сопровождении своей свиты прошла по саду и остановилась рядом с миссис Шервуд. Другие девочки – все в белых платьях – толпились за начальницей. У всех на уме была только королева мая. Даже Мэри Купп и Томасина Осборн забыли про Генриетту и ее зависть. Они не могли не поддаться очарованию Китти – королевы мая.

Миссис Шервуд приблизилась к королеве и вложила ей в руку красивую коробочку из кедрового дерева. Внутри коробочка была выложена бархатом, и в ней лежал золотой медальон на тонкой цепочке.

– Дарю тебе этот медальон в знак любви и уважения, – сказала миссис Шервуд. – Твои подруги избрали тебя королевой мая, и то, что именно ты, милое дитя, в этом году удостоена такой чести, есть свидетельство всеобщей любви к тебе.

– Мы любим тебя, Китти! – крикнули хором все девочки, кроме одной.

– Да, милая Китти, – продолжила миссис Шервуд, – это так. Но мы также уважаем тебя, не правда ли, девочки?

– Верно… О, да!

Миссис Шервуд мягким жестом сдержала восторг воспитанниц.

– В прежние годы другим девочкам оказали честь стать королевой мая. Это высокая честь. И вам, дети мои, всем – кто был и кто хочет быть королевой, – нужно жить по совести, чтобы являться достойной этой чести. Мир полон искушений и горестей. Поэтому, Китти О’Донован, желаю тебе иметь силы для преодоления всех трудностей и оставаться такой же славной, какая ты есть. Будь всегда достойной уважения, и да хранит тебя Господь.

Закончив напутствие, начальница поцеловала Китти О’Донован, а та поклонилась всем и поблагодарила за добрые слова и за доброе отношение к ней. Внезапно ее прекрасные ирландские глаза наполнились слезами, и она убежала в дом, чтобы скрыть волнение, вызванное сильной радостью.

Девочки устали. Ведь от слишком большого счастья можно устать так же, как от большого горя.

– Право, у нас никогда не бывало такого дня, – сказала Маргарита Лэнгтон, и с ней согласились другие девочки.

– Да, у нас никогда не бывало такого дня, – повторила Елизавета Решлей. – Но как бы он ни был хорош, сейчас я думаю о моей кроватке, а не о развлечениях.

В хорошем настроении девочки разошлись по своим комнатам.

У Мэри Купп не было возможности поговорить с Генриеттой и Томасиной. Мэри очень веселилась весь день. Теперь же она снова подумала о своем намерении и решила утром напомнить Генриетте о вчерашнем разговоре. Нужно заставить Китти сойти с трона. Мэри пришла в комнату раньше сестер и нашла на своем столике письмо. Она сразу узнала почерк матери.

– Боже мой! Что пишет мне мама?

Мэри открыла письмо и начала читать. Ее охватило беспокойство. Она нагнулась так, чтобы свет от лампы падал прямо на бумагу. Вот что было написано там:

«Дорогая моя Мэри, пишу тебе в большом волнении и надеюсь, что ты поможешь нам. Ты знаешь нашего дорогого Поля…»

Руки у Мэри задрожали. «Ты знаешь нашего дорогого Поля…» Что значат эти слова?! Ведь Поль – ее старший брат, ее кумир. С самого раннего детства она делила с ним радость и горе. Мэри почувствовала, как сильно забилось ее сердце.

«Милая Мэри, – продолжала мать, – хочу заметить, что Поль в последнее время стал слабее, чем прежде».

Мэри уронила письмо на колени. Она вспомнила: Поль отказался от футбола, он говорил, что эта игра вызывает у него боль в боку. Она, Мэри, даже рассердилась на него за это.

– Удивляюсь, как ты мог отказаться, – сказала она. – Ведь все мальчики стремятся быть лучшими игроками в футбол и крокет.

– Я задыхаюсь, – ответил Поль, взглянул на сестру своими честными глазами, взял ее руку и сказал: – Неужели ты думаешь, Мэри, что мне легко отказаться от футбола?

Теперь она с болью в душе припомнила объяснение брата. Однако надо было продолжить чтение письма.

«Поль приехал из школы дня два-три назад. Он, шатаясь, вошел в комнату, где я обедала с младшими детьми, со словами: «Мама, мне плохо», – опустился на стул и впал в обморок. Мэри, дитя мое, в ту минуту я подумала, что он умер, и желала, да простит мне Бог эту безумную мысль, тоже умереть. Но дорогой мой сын пришел в себя, только вид у него был страшно больной. Твой отец пришел, и я рассказала ему о болезни Поля. Ты знаешь, как он относится к нему: на свете для него нет равного Полю. Когда я описала отцу состояние сына и сказала, что уложила его в постель, он пошел за доктором нашей семьи, Андерсоном. Доктор внимательно осмотрел Поля, а потом говорил с нами совершенно откровенно. Он сказал, что силы Поля истощены и что, возможно, у него болит правое легкое. Господин Андерсон рекомендовал немедленно отвезти Поля в Лондон и показать его одному известному доктору, адрес которого он дал. И мы с твоим отцом, дорогое дитя, стали ломать голову, как нам съездить на короткое время в Лондон, прожить дня два в гостинице и заплатить доктору за осмотр нашего мальчика. Должна признаться, что мы были в отчаянии. Ты знаешь, какое маленькое жалованье получает твой отец, и потому мы еле-еле сводим концы с концами. Я уже продала все ценные вещи, дитя мое. Целую ночь я пролежала без сна. Наконец к утру мне пришло в голову, что ты, Мэри, можешь помочь нам.

Ты помнишь, милая, что у тебя есть двенадцать фунтов в сберегательной кассе. Никто из моих детей, кроме тебя, не обладает такой бережливостью. У тебя есть двенадцать фунтов, и самое лучшее применение для них – это спасти жизнь твоему брату. По получении письма ты повидайся с миссис Шервуд и попроси ее одолжить тебе денег, пока ты не возьмешь свои из кассы, чтобы вернуть ей. Ведь ты сделаешь это, дорогая? Ты не сможешь отказаться помочь Полю.

Твоя убитая горем мать

Матильда Купп».

Письмо лежало на коленях Мэри, и она смотрела на него, ошеломленная прочитанным. В коридоре раздались голоса – это ее сестры шли спать. Она сунула письмо в карман и, не раздевшись, быстро легла в постель.

Матильда и Джен устали и были рады отдохнуть. Они подумали, что Мэри уже спит крепким сном, и, потушив лампу, сами легли. Минуты две спустя мисс Хонебен просунула голову в дверь. Увидев, что лампа потушена и все три девочки лежат в постелях, она не вошла в комнату.

Мэри лежала тихо, как мышка. Она даже старалась сдерживать дыхание. Когда стало ясно, что сестры уснули, Мэри приподнялась и села в постели. Ей было не по себе. Она закрыла лицо руками.

Конечно, Мэри очень любила Поля. Она всегда искренне восхищалась им и охотно пожертвовала бы собой ради него. Но случилось ужасное, чего не могла представить себе ее несчастная мать. Миссис Купп не знала, что у Мэри не было двенадцати фунтов в сберегательной кассе. Когда-то, очень давно, крестная подарила маленькой Мэри пять фунтов, с которых и началось сбережение. Со временем сумма увеличилась до двенадцати фунтов, и они могли спасти Поля. Увы! Хотя мистер Купп запретил брать деньги, положенные в сберегательную кассу, Мэри нарушила это правило. Узнав о поступлении в школу миссис Шервуд, где много богатых девочек, Мэри, чтобы не казаться хуже, накупила всяких вещиц. Двенадцать фунтов растаяли быстро, от них не осталось ни одного шиллинга.

«Что же мне делать? – мучительно думала Мэри. – Я не могу помочь Полю, а сказать о том, что сделала, значит навлечь на себя позор. Отец возьмет меня из школы. Он погубит всю мою будущность, никогда не простит меня. А Поль умрет! И я сойду с ума. О! Что мне делать? Что делать? Как выйти из этой беды?»

Долго бедная Мэри страдала от безысходности. И вдруг ей в голову пришла одна мысль. Генриетта – вот в ком спасение! Она, Мэри, достаточна умна, чтобы понимать: нужно вернуть Генриетту к ее прежнему настроению. Если бы только удалось приобрести влияние на Генриетту! Как бы устроить это?

Рано утром Мэри встала, сняла свое белое платье и надела ежедневное. Сестры спали спокойно, не зная ничего о горе, которое угрожало их семье! Мэри тихонько отворила дверь и вышла из комнаты. Она должна действовать быстро, чтобы отослать деньги матери.

Мэри вспомнила, что Китти писала письмо накануне первого мая. Письмо было отослано по почте. Китти нарушила правила. Но в данном случае это не было таким грехом, за который Китти могла бы быть исключена из школы. Нужно придумать что-нибудь посерьезнее. И Мэри придумала. Китти была общительной, открытой и относилась по-дружески ко всем. Она рассказывала о своих знакомых и друзьях в старой Ирландии, постоянно говорила о Джеке.

Джек О’Донован, двоюродный брат Китти, был одних лет с ней. И Китти любила его. Поступив в школу, она пошла к начальнице и спросила ее, можно ли переписываться с кузеном Джеком. Миссис Шервуд жаль было отказать девочке в ее просьбе, но она твердо держалась своего мнения.

– Я с удовольствием исполнила бы твою просьбу, моя милая, но не могу сделать этого. Если в школе узнают, что ты пишешь письма своему брату, все девочки обратятся ко мне с такой же просьбой. Ты понимаешь, что этого нельзя позволить. Тогда я должна буду просматривать все письма.

Китти согласилась с миссис Шервуд.

– Я понимаю, – сказала она, – и буду сообщать Джеку о себе через моего отца.

– Конечно, дорогая. Ты можешь писать сколько угодно отцу, и я никогда не буду читать этих писем. Но обещай мне, что никогда не будешь вкладывать в них письма к Джеку.

Китти пообещала и держала свое слово.

Теперь Мэри Купп пришло в голову: надо послать Джеку О’Доновану письмо, будто бы написанное Китти. Это навредит Китти и будет соответствовать желанию Генриетты. Мэри могла осуществить задуманное, поскольку у нее была способность искусно подражать чужому почерку.

В доме было тихо. Хотя уже рассвело, все еще спали. Мэри осторожно отворила дверь классной комнаты, в которой стояли рабочие столы девочек. Здесь, за этими столами, девочки читали, писали, занимались рукоделием. Мэри подошла к столу королевы мая, открыла ее тетрадь и вгляделась в почерк. А потом почерком Китти она написала письмо Джеку: рассказала ему обо всем, что произошло накануне, и выразила сожаление, что его не было на празднике, а также надежду на то, что они наговорятся во время каникул; еще написала, что считает правила миссис Шервуд, касающиеся переписки, очень глупыми. Сама Китти никогда не написала бы такого письма. Оно было написано за нее и адресовано мистеру Джеку О’Доновану в имение отца Китти, где Джек подолгу жил. Приклеив марку, Мэри пошла в прихожую, положила письмо в почтовый ящик и, вернувшись в свою комнату, мгновенно уснула. Она проснулась, когда Матильда потрясла ее за плечо.

– Мэри, что с тобой? Как ты бледна, какой у тебя усталый вид! И почему ты одета?

– Да, я одета… Вчера я была так взволнована, что проснулась, оделась и сошла вниз, ненадолго. Пожалуйста, сестренки, не рассказывайте никому об этом.

– Конечно, мы не станем рассказывать, – кивнула Джени. – Но отчего ты говоришь так сердито, Мэри?

– Я вовсе не сердита, милочка… право, не сердита. У меня немного болит голова.

Выражение озабоченности появилось на лице Матильды.

– Мэри, вчера ты была мила, очень мила. Надеюсь, что ты будешь такой и дальше.

– Ну конечно! А теперь простите меня. Я должна поговорить с Генриеттой.

Мэри поспешно вышла из комнаты.

Генриетта еще лежала в постели.

– Ты опоздаешь, Генни! – воскликнула Мэри.

– Мне все равно, опоздаю или нет.

– Бедная Генни! Ты и сегодня не в духе. Это неудивительно – после того, как поступили с тобой.

– Вчера я немного забыла об этом, – продолжала Генриетта, – но ночью видела во сне эту противную Китти и теперь чувствую, что ненавижу ее. Она получила такой медальон! Воображаю, что представляет из себя имение ее отца! Во время каникул она потеряет медальон в каком-нибудь болоте. О, я с ума схожу от зависти!

– В следующем году ты будешь королевой мая. Вот увидишь!

– Если даже буду, то миссис Шервуд уже не подарит такого медальона. Она каждый год дарит разные подарки, и никто не может угадать, что это будет за подарок. Я не сомневаюсь, что мне достанется несколько противных книг, а я люблю что-нибудь фантастическое. Я хочу, чтобы восхищались мной, а не какой-то ирландкой.

– Генриетта, если я устрою так, что Китти будет лишена почестей и унижена…

– Я была бы очень обязана тебе, если бы это удалось, но это невозможно. Китти такая порядочная, ей и в голову не придет сделать какой-нибудь низкий поступок. Ее трудно поймать на чем-нибудь.

– Ты думаешь, что Китти никогда ничего не сделает потихоньку?

– Уверена, что нет.

– Ну а я знаю, что она сделала кое-что.

– Ты знаешь?

– Да, знаю.

– Мэри! Уверена ты в этом?

– Вполне. Генриетта, ты веришь, что я хочу оказать тебе услугу?

– Да, дорогая Мэри. Томасина говорит, что ты одна из самых милых девочек в школе, и ты такая умная.

– А вот что скажи – ты ведь богата?

– Как ты думаешь?

– Я полагаю, что так.

– Быть богатой не особенно весело. Бедные думают, что богатым очень хорошо живется, но они ошибаются.

– О нет, быть богатой очень хорошо. Во всяком случае, я не отказалась бы поменяться с тобой.

Генриетта пожала плечами.

– Если бы ты очутилась на моем месте, то не нашла бы в этом ничего восхитительного. Но о чем ты? Чего ты хочешь?

– Сейчас скажу. У меня есть старший брат, чудесный брат. Его зовут Поль. Он очень болен. Мне тяжело говорить об этом. Мама написала мне вчера. Они пригласили местного доктора, и он сказал, что брата надо отвезти в Лондон. Но у моих родителей нет денег на это. Они понадеялись на мои маленькие сбережения. А я, представляешь, все потратила тайно. И теперь не знаю, что же мне делать… что делать, Генриетта?

Мэри стиснула руки, наклонилась вперед и напряженно ждала, что ответит Генриетта. Страстное желание сердца выражалось в ее маленьких некрасивых глазах. Генриетта с удивлением посмотрела на нее. В сущности, она вовсе не любила Мэри, но давно заметила, что Мэри не глупа, не особенно разборчива в средствах; теперь вот выяснилось, что она находится в большом затруднении. Что же, Генриетта может воспользоваться этим обстоятельством, если захочет.

– Жаль, что ты истратила свои деньги, – сказала Генриетта. – А как насчет Китти О’Донован? У тебя есть какой-то план, Мэри. Какой?

– У меня великолепный план. Я могу устроить так, что Китти будет опозорена. Но, Генриетта, ты…

– Да, что же я должна сделать?

– Дай мне… дай мне двенадцать фунтов, которые я взяла из сберегательной кассы.

Генриетта помолчала, прежде чем ответить.

– Как спокойно ты говоришь это, – наконец произнесла она. – Я должна дать тебе двенадцать фунтов?

– То, что я скажу тебе, стоит тридцати или сорока фунтов, а я прошу только двенадцать. Что такое двенадцать фунтов для такой богатой девочки, как ты?

– Я, конечно, могла бы дать тебе эти деньги.

– О, Генни… если бы ты дала! Генни, я готова умереть за тебя, если ты дашь!

– Но что стоит таких денег? Не расскажешь ли ты мне прежде?

– Выручи меня, и тогда я расскажу.

– Хорошо, будут деньги.

Генриетта подошла к столику, отперла ящик и достала кошелек.

– Вот, возьми, – сказала она, протягивая Мэри деньги. – Но если ты не поможешь мне…

– О, Генриетта, как я люблю тебя!

– Мне нужна не любовь, а помощь. Я желаю занять должное место. И нужно убрать с моей дороги эту ирландку.

– Все твои желания исполнятся, – сказала Мэри дрожащим от волнения голосом. – Теперь я расскажу тебе все, что случилось.

– Пожалуйста. И побыстрее.

– Хорошо, Генни. Ты знаешь, что наша начальница требует строгого исполнения школьных правил.

– Да, Мэри. Продолжай.

– Позавчера вечером, накануне праздника, я не могла заснуть и вышла в сад.

– Но, Мэри, ты же сама нарушила одно из правил, – усмехнулась Генриетта.

– Меня никто не видел. Ты ведь никому не скажешь? Я вышла потихоньку и погуляла немного. Тогда же я увидела, как наша примерная Китти О’Донован сидела за столом и писала письмо.

Генриетта удивленно взглянула на Мэри.

– Да, она писала письмо. Думаю, что отцу.

– Это все?

– Нет, далеко не все. Я расскажу тебе, что случилось сегодня утром.

– Сегодня утром?

– Да, слушай. Миссис Шервуд позволяет нам переписываться с родителями и не читает этих писем. Она говорит, что даже учительницы не должны стоять между детьми и родителями. Но все другие письма должны просматриваться ею.

– Ну да, я знаю это, – сказала Генриетта. – У меня, например, нет ни двоюродных братьев, ни двоюродных сестер, ни подруг, которым я особенно хотела бы писать. А так как я единственный ребенок у моих родителей, то мне некому писать, кроме них. Однако, Мэри, у тебя такой взволнованный вид…

– Есть отчего быть взволнованной. Слушай самое интересное. Весь вчерашний день я не могла спокойно смотреть на королеву мая, которая прямо вся светилась от счастья. В то время как по отношению к тебе, дорогая Генни, была совершена чудовищная несправедливость. Потому что ты более всех других достойна этого титула. Я так переживала из-за тебя, Генни! Так переживала, что не могла спокойно спать. Я встала и, стараясь не разбудить сестер, вышла из комнаты.

– Ночью?! – уточнила Генриетта, заинтересовавшись рассказом.

– Было раннее утро. Я решила сойти вниз, в классную комнату, чтобы взять какую-нибудь книжку. В доме еще никто не вставал… так, по крайней мере, думала я. Но когда я тихо приоткрыла дверь… кого я увидела сидящей за столом?

– Кого же? – в нетерпении спросила Генриетта.

– Китти О’Донован, вот кого, – торжествующе ответила Мэри.

Было видно, что Генриетту ответ удивил. И она, конечно, ждала продолжения рассказа. Мэри в душе была довольна и поспешила закрепить успех.

– Сердце у меня почти остановилось. Я прокралась тихонько к ширме, стоящей недалеко от двери, – к той, которая скрывает кувшин с водой и тазик для мытья рук. Я встала там неподвижно, боясь задеть кувшин. Мне было видно, что Китти очень быстро писала. Наконец она встала и вышла из комнаты. Думаю, она пошла за маркой. Я не могла удержаться, прошла на цыпочках по комнате и увидела на ее столе запечатанное письмо с адресом: «Мистеру Джеку О’Доновану, имение «Пик», Киллерней, графство Керри».

– О! – произнесла Генриетта.

– Да, вот что я увидела, – торжествующе продолжила Мэри. – Едва я успела вернуться за ширму, пришла Китти. Конечно, она ходила за маркой. Выйдя в прихожую, она бросила письмо в почтовый ящик.

– И что было потом?

– Потом она побежала наверх, к себе в комнату.

– Не понимаю, Мэри, какое же большое преступление совершила эта грешная Китти? – не скрывая раздражения, спросила Генриетта. – Нарушила наши правила, встав раньше других и написав письмо отцу?

– А вот и нет! – почти с радостью возразила Мэри. – В том-то и дело, что мистер Джек О’Донован – это не отец Китти, а ее кузен, живущий в имении «Пик» у своего дядюшки. Ты понимаешь, Генни, что это значит? Она написала своему двоюродному брату, хотя миссис Шервуд строго запретила нам писать кому-либо, кроме родителей.

– Да, это уже серьезно, – кивнула Генриетта. – А откуда тебе известно об этом брате?

– Китти сама о нем рассказывала девочкам. Она говорила, что очень любит своего дорогого Джека. Но миссис Шервуд не позволила ей писать Джеку, а только посылать ему поклоны через отца. Ну а теперь что же? Она так осмелела после того, как стала королевой, что написала ему письмо. И оно уже на пути к мистеру Джеку О’Доновану, потому что письма из почтового ящика вынимают в семь часов утра. Что ты на это скажешь, Генриетта? Какова наша королева мая?!

– Все это удивительно! И вот что я тебе скажу, Мэри. Ты должна пойти к миссис Шервуд и рассказать ей всю правду.

– Считаешь, что нужно уже сейчас рассказать?

– Да. Нехорошо скрывать это от нее. Может быть, Китти сумеет объяснить свой поступок. А может быть, и нет.

– Довольно неприятно. Не могла бы ты сделать это, Генриетта?

– Я? Считаю, что моя роль окончена после того, как я дала тебе двенадцать фунтов. А ты должна сделать это непременно. Я вовсе не намерена спасать мисс Китти О’Донован. Разве ты не слышала, что говорила ей миссис Шервуд вчера вечером? Разве не ей она подарила чудесный медальон? Ты, Мэри, действительно рассказала мне нечто нужное. Отправь деньги родителям и потом расскажи все подробно миссис Шервуд. Надеюсь, ты обо всем мне доложишь вечером.