Читать книгу Дорогой ценой - Элизабет Вернер - Страница 6

Георг Винтерфельд сидел у себя дома за письменным столом. У него был утомленный вид; свежий цвет лица, с которым он возвратился из недавнего путешествия, уже успел исчезнуть. Георг слишком много работал. Служебные обязанности отнимали у него очень много времени, а он еще считал необходимым посвящать каждую свободную от занятий минуту своему дальнейшему образованию, которое могло принести ему пользу в будущем. Очень часто молодой человек работал в ущерб своему здоровью, руководствуясь более благородными побуждениями, чем честолюбие. С каждым шагом вперед уменьшалась бездна, лежавшая между ним и его возлюбленной, а он был слишком уверен в своих силах, чтобы не питать надежды на то, что в недалеком будущем эта бездна совершенно исчезнет.

Сослуживцы Винтерфельда, ограничивавшие свой труд теми обязанностями, которые несли в стенах канцелярии, не имели понятия о его усиленной умственной деятельности. Только проницательный взор его начальника заметил его огромное трудолюбие и недюжинное дарование, хотя у молодого чиновника еще не было случая проявить их на деле.

Георг особенно любил работать утром. Вот и сегодня он сидел над юридическим сочинением и так углубился в него, что совершенно не заметил, как в передней хлопнула дверь.

– Не трудитесь, пожалуйста! Я сам найду дорогу к господину асессору, – произнес чей-то знакомый голос, и только при его звуках Георг в изумлении вскочил со своего места.

В ту же минуту посетитель уже вошел в комнату.

– Здравствуй, Георг! Это я!

– Макс! Какими судьбами? – радостно воскликнул Винтерфельд, спеша навстречу другу. – Как ты попал в Р.?

– Прямо из дома, – ответил Макс Бруннов, дружески здороваясь с товарищем. – Я всего лишь полчаса тому назад остановился в гостинице и тотчас же отправился к тебе.

– Но почему же ты не написал мне? Хотел сделать сюрприз?

– Вовсе нет. Ты, может быть, думаешь, что меня привело сюда идеальное чувство дружбы? Ошибаешься, далеко не то. У меня здесь совершенно реальное дело, а именно хлопоты о наследстве. Но прежде всего – что с тобой? Ты так побледнел… Впрочем, если с самого раннего утра ты уже сидишь за книгами… Георг, ты неисправим!

С этими словами Макс выразил явное намерение схватить приятеля за руку, чтобы проверить пульс, но Георг, смеясь, оттолкнул его и усадил на диван.

– Оставь, пожалуйста, свои докторские замашки, я чувствую себя великолепно! Итак, ты приехал по делу о наследстве? Что же, на тебя свалилось богатство?

– Не богатство, – возразил Макс Бруннов, – а лишь небольшое состояние, оставшееся после одного старого родственника, владевшего поместьем близ Р. Я даже не знал его лично. Между ним и моим отцом уже давно произошел полный разрыв все из-за того же политического прошлого. Теперь родственник этот умер, не имея прямого наследника и не оставив завещания, и здешний окружной суд известил об этом отца, как его ближайшего родственника, приглашая предъявить свои права на наследство. Разумеется, отец не может сделать это лично, поскольку, едва переступив границу своего отечества, очутится в крепости, которую некогда покинул не совсем обычным путем, а именно при помощи веревочной лестницы. Поэтому ему пришлось послать меня в качестве своего доверенного.

– У тебя есть доверенность? – спросил Георг.

– Самая полная, – ответил Макс. – Но, несмотря на это, будет достаточно много проволочек и формальностей. Во-первых, усложняет дело бегство отца и его продолжительное отсутствие, а затем порочное имя революционера едва ли расположит здешних судей к особенной любезности по отношению к нему. В предвидении этого я взял более продолжительный отпуск и думаю пробыть в Р. до окончания дела. Я весьма рассчитываю на твои юридические советы и помощь.

– Весь к твоим услугам. Но прежде всего переезжай из гостиницы ко мне, у меня хватит места.

– С твоего разрешения я не сделаю этого, – сухо ответил Макс.

– Почему?

– Потому что не хочу навлечь на тебя неприятности со стороны начальства. Разве ты можешь дать мне слово, что твое пребывание у нас осталось незамеченным и не имело никаких последствий?

– Правда, мне пришлось выслушать несколько неприятных слов от своего начальника. Однако осторожность в моем положении имеет свои границы. Я ни за что не пожертвую дружбой.

– Этого вовсе и не требуется, но незачем вызывать и конфликты. Тебе известно, что я ни во что не ставлю бесцельное самопожертвование, а твое приглашение является именно таковым. Не возражай, Георг, я останусь в гостинице. Ты и так достаточно компрометируешь себя в глазах всех этих лояльных господ, не отрекаясь от дружбы со мной.

Отказ был произнесен таким решительным тоном, что Георг не стал настаивать.

– В таком случае позволь по крайней мере поздравить тебя с получением наследства, – сказал он. – Я думаю, что если оно и не велико, то все же весьма существенно для вас.

– Конечно, и главным образом для отца. Теперь, когда вопрос о хлебе насущном навсегда отойдет на задний план, он сможет беспрепятственно отдаться своей любимой науке. Да и я приобрету благодаря этому давно желанную самостоятельность. Я уже давно бросил бы свое место в больнице, если бы не необходимость прочного обеспечения нашего домашнего обихода. А теперь это излишне. Я создам себе практику и женюсь.

– Ты хочешь жениться? – изумился Георг. – На ком же?

– Я и сам не знаю. Как только обзаведусь собственным углом, начну подыскивать невесту.

– Среди дочерей Швейцарии?

– Конечно. Я высоко ценю деятельный и практический характер этого народа, хотя по временам его представители бывают довольно грубоваты. Впрочем, я и не ищу нежной жены – муж и жена должны подходить друг к другу.

– Ты весьма трезво рассуждаешь, – насмешливо заметил Георг. – Вероятно, уже составил и перечень тех качеств, которыми должна обладать твоя будущая жена? Итак, параграф первый!

– Состояние! – лаконически произнес Макс. – Оно необходимо. Параграф второй: практическое домашнее воспитание, что не менее важно, если хочешь вести удобный образ жизни. Параграф третий: цветущее здоровье; для врача, который возится всю жизнь со всевозможными болезнями, вовсе не желательно разыгрывать эту профессиональную роль и в своем доме. Параграф четвертый…

– Ради бога, перестань! – прервал его Винтерфельд. – Я верю, что для твоего семейного счастья необходимо по крайней мере двенадцать параграфов. Но любовь, надо полагать, не упомянута ни в одном из них?

– Любовь приходит сама собой после свадьбы, – уверенно сказал молодой врач, – по крайней мере у людей благоразумных, и самыми лучшими браками оказываются те, при заключении которых принимаются в расчет характер будущих супругов и материальные условия. Как только я найду девушку, подходящую к моей программе, сейчас же сделаю предложение и женюсь…

Георг, положив руку на плечо своего друга, сказал:

– Милый Макс, я отлично понимаю, к кому относится вся твоя проповедь; к сожалению, она бесполезна. Разумеется, ты сам поймешь это только тогда, когда страсть перевернет вверх дном все твои параграфы.

– О, я не мечтатель! – возразил Макс. – Предоставляю мечтания другим. Кстати, как обстоят твои дела с твоей возлюбленной? Имеешь ли ты в виду и здесь для меня роль поверенного любовных тайн, а при необходимости и часового?

– Нет, Макс, об этом не может быть и речи! Я почти не вижу Габриэль и всего лишь единственный раз говорил с ней в присутствии ее матери. Губернатор окружил себя и свой дом настоящей крепостной стеной важной замкнутости, и нет никакой возможности преодолеть ее.

– Бедняга! – с состраданием произнес Макс. – Теперь мне вполне понятен твой элегический вид. Видишь, что бывает, когда принимаешь слишком близко к сердцу подобные вещи? Моя «программа» и мои «параграфы» вполне гарантируют меня от этого.

Георг взглянул на часы и сказал:

– Прости, пожалуйста, мне нужно идти в канцелярию. Скоро начнутся занятия. После трех я опять буду свободен и тогда приду к тебе. Может быть, проводить тебя до гостиницы?

Молодой врач предпочел проводить своего друга до места его службы, и они вместе отправились в путь. Оживленно разговаривая, они не заметили, как достигли подошвы замковой горы и здесь столкнулись с советником Мозером.

Последний жил в самом здании губернского правления, но ежедневно перед началом занятий совершал прогулку по городским улицам. С нее-то он и возвращался теперь. Он шел своим обычным медленным, мерным, торжественным шагом и с большим достоинством ответил на поклон своего молодого подчиненного.

– У вас утомленный вид, господин асессор, – начал он весьма благосклонно. – Даже его превосходительство изволил заметить и спрашивал меня об этом. По мнению его превосходительства, вы слишком много работаете и подрываете этим свое здоровье. И для добрых дел должна быть мера, вам следует щадить себя.

– Я довольно часто проповедую это своему другу, – заметил Макс, – но безуспешно. Он не обращает никакого внимания на мои врачебные советы.

– Вы – врач? – спросил Мозер, очевидно ждавший, что ему представят незнакомого молодого человека.

– Мой друг доктор Бруннов, – произнес Георг Винтерфельд. – Советник Мозер.

Старый чиновник вдруг разом вынырнул из своего галстука.

– Бруннов… Бруннов, – повторил он, словно что-то припоминая.

– Вам знакомо это имя, господин Мозер? – спокойно спросил Макс.

С лица старика сразу исчезло благосклонное выражение, и он почти с ужасом резко ответил:

– В былое время это имя часто упоминалось, сперва во время революции, затем на суде и, наконец, в крепости, при бегстве оттуда одного из арестантов. Надеюсь, у вас нет ничего общего с доктором Брунновым, о котором я говорю?

– Совершенно напротив, слишком много общего, – с весьма учтивым поклоном возразил Макс. – Доктор Бруннов – мой отец.

Мозер торопливо отступил на несколько шагов, словно желая оградить себя от возможного соприкосновения с одиозной личностью, а затем повернулся спиной к Бруннову и обратил весь свой гнев на Винтерфельда.

– Господин асессор, – начал он уничтожающим тоном, – существуют чиновники… весьма деятельные и способные чиновники, которые почему-то не знают или не хотят признавать первого и самого священного долга каждого слуги государства – лояльности. Знаете вы таких чиновников?

– Не знаю… – как будто смутился Георг.

– Ну а я знаю, – с необыкновенной торжественностью произнес Мозер. – И очень жалею их, потому что они в большинстве случаев являются жертвами заблуждения или дурного примера.

Молодой человек нахмурился. Правда, он привык к подобным благочестивым проповедям своего начальника, но теперь, в присутствии своего друга, не мог смириться с нотацией и потому раздраженно ответил:

– Будьте уверены, господин советник, что я отлично сознаю свой долг, но об этом…

– Да, я знаю, что молодежь вся поголовно считает себя реформаторами и находит обязательным для себя быть в оппозиции, – прервал его Мозер, очень любивший кстати и некстати цитировать изречения своего начальника, – но это весьма опасно, так как оппозиция ведет к революции, а революция, – старый чиновник даже вздрогнул, – это нечто ужасное!

– Чрезвычайно ужасное, господин советник! – с особенным ударением повторил Бруннов.

– Вы находите? – спросил Мозер, несколько сбитый с толку неожиданным единомыслием.

– Безусловно, – подтвердил Макс. – И потому я нахожу, что вы поступаете весьма достойно, стараясь образумить моего друга. Я и сам часто говорил ему, что он недостаточно лоялен.

Мозер остолбенел при этих словах, произнесенных совершенно серьезным тоном. Он только что собрался отвечать, как вдруг опять нырнул в свой галстук и, приняв почтительно позу, вполголоса произнес, снимая шляпу:

– Его превосходительство!

Это в самом деле был губернатор, пешком направлявшийся в город. Он с холодной сдержанностью ответил на их поклон, мельком скользнул взглядом по Максу Бруннову и затем обратился к Мозеру:

– Хорошо, что я встретил вас, господин советник! Мне нужно кое-что сообщить вам. Пойдемте на несколько минут со мной.

Мозер присоединился к губернатору, и они направились в город, между тем как молодые люди продолжали свой путь к замку.

– Вот это и есть ваш деспот? – спросил Бруннов. – Пресловутый и грозный барон Равен! Нужно отдать ему справедливость, у него очень представительная внешность. Какая княжеская осанка! И притом этот повелительный взор, которым он окинул меня! Сразу видно человека, привыкшего властвовать.

– И сгибать всех в дугу, – с горечью добавил Георг. – Мы только недавно снова имели случай наблюдать это. Весь город взволнован неслыханными полицейскими постановлениями, изданными губернатором. Он силой желает сломить оппозицию, которая становится все более и более мощной и грозной. Он дал этим пощечину всем жителям города.

– И добрые горожане Р. спокойно приня – ли ее?

– Что же им делать? Восстать против назначенного правительством губернатора? Это повлекло бы за собой тягостные последствия. А между тем, пожалуй, достаточно было бы раскрыть правительству истинное положение вещей и обнаружить перед всей страной произвол и самоуправство представителя власти, злоупотребляющего вверенными ему полномочиями. Если бы это случилось, его падение было бы неизбежно.

– Или правительство вместо того устранило бы неудобного критика, что уже бывало, и не раз. Равен не похож на человека, которого легко свергнуть; при своем падении он по крайней мере увлечет за собой всех своих врагов.

– И все же рано или поздно это случится, – решительно произнес Винтерфельд. – Найдется же в конце концов такой смельчак!

– Не ты ли будешь им? Не глупи, Георг, и не суйся прежде других в огонь! Это может стоить тебе не только карьеры, но и жизни. Да и, кроме того… разве ты забыл о том, что барон – опекун твоей обожаемой Габриэль? Если ты прогневаешь его, у него хорошее орудие в руках, чтобы на всю жизнь лишить тебя счастья.

– Барон сделает это и так, – мрачно возразил Георг. – Он, безусловно, постарается связать Габриэль каким-нибудь блестящим браком, и если только узнает, что я могу помешать этому, то мне придется ожидать всего наихудшего.

– А с ним, вероятно, нелегко бороться, – добавил Макс. – Я вполне понимаю, что ты вдвойне ненавидишь его.

– Ненавижу? – нерешительно повторил Георг. – Многое меня удивляет в нем, а город и провинция за многое весьма признательны ему. Его могучая энергия повсюду открыла вспомогательные источники процветания, повсюду пробудила к деятельности новые силы; зато своей железной рукой он придушил всякую мысль о свободе. Реакция обязана ему своим злостным торжеством. К счастью, оно кончается. Старая система колеблется, и все ее приспешники стараются спасти то, что еще возможно спасти. Только один Равен с упорной последовательностью не желает расстаться с прошлым; он не допускает никаких уступок и не обращает ни малейшего внимания на предостережения, достигающие его слуха. Не могу понять, что это – ослепление или же такая твердость характера?

– Твердость характера… у ренегата? – презрительно произнес Бруннов.

– Макс, – произнес Винтерфельд, задумчиво опустив глаза, – у меня бывают минуты, когда я готов скорее усомниться в словах твоего отца, чем заподозрить что-нибудь бесчестное в поступках своего начальника. Он может пойти на преступление из страсти или жажды власти, но не способен на обыкновенное низкое предательство – все в нем противоречит этому.

– И все же он сделал это, – возразил Бруннов. – Неужели, по-твоему, отец мог бы так беспощадно осудить своего кумира, не имея для того достаточных оснований? Вся жизнь Арно Равена служит достаточным доказательством предательства. Некогда он был пылким борцом за свободу… а теперь?

– Ты прав, Макс, и все же… Однако нам пора расстаться, мы уже у замка.

Они и в самом деле уже подошли к зданию губернского правления и здесь расстались. Условившись встретиться после обеда, Георг отправился в канцелярию, а Макс стал осматривать замок. Впрочем, молодой врач мало интересовался архитектурой и старинным романтизмом замка, он обратил на него внимание ради его теперешнего хозяина.

Макс побродил по сводчатым переходам и галереям и уже решил вернуться обратно, но заблудился и попал вместо выхода в один из боковых флигелей. Он заметил ошибку только тогда, когда вошел в коридор, несомненно ведущий в чью-то квартиру, и хотел было уже повернуть обратно, как вдруг дверь квартиры отворилась и из нее выглянула пожилая женщина.

– Ах, это вы, господин доктор! – радостно произнесла она. – Прошу вас, пожалуйста, фрейлейн ждет вас.

– Меня? – спросил Макс, изумленный этим приветствием.

– Конечно! Вы ведь доктор?

– Да, я доктор.

– В таком случае войдите. Я сейчас доложу о вас фрейлейн.

С этими словами женщина – судя по внешности, экономка или ключница – исчезла в комнатах; Макс же остался в передней.

– Вот это я называю везением, – вполголоса произнес он. – Не успел я приехать в Р., как уже неожиданно получаю практику. Посмотрим, в чем тут дело.

Дело быстро объяснилось. Через несколько минут женщина вернулась в переднюю и провела его в уютно обставленную гостиную, где у окна сидела девушка. При появлении Макса она встала и направилась к нему навстречу.

Девушка, в возрасте не больше семнадцати лет, была высока и стройна, но очень болезненна на вид. Прозрачная бледность покрывала ее симпатичное личико, под глазами залегли синеватые круги, и даже на губах почти не было заметно румянца. Черное платье, без какой-либо отделки, отличалось чрезмерной простотой и монашеским покроем; рукава были плотно стянуты у кистей, высокий воротник закрывал всю шею. Волосы девушки совершенно скрывал черный кружевной платок. Она в робком смущении, потупив взор, стояла перед доктором и не произнесла ни слова.

– Вы нуждаетесь во врачебной помощи? – спросил наконец Макс, так и не дождавшись ее обращения. – Я к вашим услугам.

При звуке его голоса девушка подняла взор, но затем снова опустила глаза и с робостью отступила.

Молодость доктора, казалось, навела на размышления и ее пожилую компаньонку, поскольку она подошла вплотную к девушке и не отступала от нее ни на шаг.

– Мой отец желает, – наконец заговорила девушка мягким, мелодичным голосом, – чтобы я посоветовалась с врачом. Разумеется, это совершенно лишнее, я не чувствую себя больной.

– Однако вы очень больны, – перебила ее пожилая женщина, – и господин советник того же мнения.

– Господин Мозер? – спросил Макс, внезапно догадавшись, в чей дом он случайно попал.

– Да. Разве вы не говорили с ним?

– Всего за десять минут перед тем, как пришел сюда, – заметил молодой врач, с трудом сдерживая улыбку.

Макс мысленно представил себе «лояльного» советника, с ужасом попятившегося от него при имени его отца. При всяких других обстоятельствах Макс, вероятно, объяснил бы ошибку, но теперь думал только о том, как будет злиться старик, когда обнаружит присутствие отпрыска революционера в своей собственной квартире. Бруннов решил не сдавать позиции. Он взял руку девушки и стал считать пульс.

– Но у вас очень болезненный вид, сударыня. Не разрешите ли вы мне предложить вам несколько вопросов?

И Макс стал расспрашивать. Обследуя пациента, он всегда полностью отдавался своей роли врача и интересовался исключительно его болезнью. Так и теперь он задавал короткие вопросы, ясные и определенные, не уклоняясь от своего предмета, и это, казалось, мало-помалу внушило доверие его молодой пациентке. Она стала непринужденнее и обстоятельнее отвечать на его вопросы.

Наконец Макс закончил свои расспросы и, по-видимому вполне удовлетворенный, сказал:

– По-моему, нет оснований для серьезных опасений. Ваша болезнь нервного происхождения. Она, может быть, вызвана сильным душевным напряжением и усилилась от недостатка воздуха и движения.

– Совершенно верно, – перебила его экономка. – Фрейлейн Агнеса совершенно не любит движения и вовсе не выходила бы на воздух, если бы ежедневно не ходила к заутрене. Я постоянно говорю, что молитвы, умерщвление плоти и посты…

– Христина! – прервала ее девушка умоляющим голосом.

– Ах да, доктору нужно во всем исповедаться, – возразила Христина. – Фрейлейн Агнеса в самом деле злоупотребляет своей религиозностью и по целым дням не подымается с коленей.

– Это очень вредно. Вам нужно изменить свое поведение, – властным тоном произнес врач.

Агнеса испуганно взглянула на него, словно не веря своим ушам.

– Господин доктор…

– Придется прекратить и ежедневные хождения к заутрене, – так же решительно продолжал Макс, не обращая внимания на восклицание девушки. – Вам следует остерегаться простуды, а по утрам уже довольно холодно. Что же касается постов, то я решительным образом запрещаю их раз и навсегда: для вашего слабого здоровья это – настоящий яд.

– Однако, господин доктор… – снова начала было Агнеса, но и это ее возражение не могло сбить Макса с занятой им позиции.

– Затем я предписываю вам ежедневные продолжительные прогулки, но в полуденное время; побольше воздуха, движений и развлечений. Вскоре ведь начинается зимний сезон с его развлечениями. Конечно, вам вредно слишком много танцевать.

Агнеса быстро отступила шага три назад.

– Танцевать? – вне себя повторила она. – Танцевать?

– Да, а почему же и не танцевать? Все девушки танцуют. Вы ведь не хотите быть исключением?

– Я никогда в жизни не танцевала, – поспешила решительно ответить Агнеса. – Я всегда была далека от всех светских развлечений. Они греховны, и я чувствую к ним отвращение.

– Все же я посоветовал бы вам испробовать это, – добродушно заметил Макс. – А пока пропишу лекарство и через несколько дней снова навещу вас; тогда посмотрим, что делать дальше. Будьте добры дать мне бумагу и перо!

Христина принесла то и другое, и Макс начал писать рецепт. Агнеса же отошла к окну и остановилась там, сжимая руки, с явным выражением ужаса на лице. Написав рецепт, Макс снова подошел к девушке и, без церемонии разжав ее руки, стал снова считать пульс.

– Так! – произнес он наконец. – Теперь прошу вас точно следовать моим предписаниям. Тогда можно будет надеяться на быструю поправку. До свидания, фрейлейн!

Макс ушел. Христина заперла за ним дверь и вернулась в комнату.

– Этот доктор знает свое дело, – сказала она. – Он приказывает и распоряжается, как будто он здесь настоящий хозяин. Как вы находите доктора?

– Я нахожу его безбожником и слишком молодым, – заметила Агнеса таким тоном, словно ставила это Максу в самую тяжкую вину.

– Мне тоже казалось, что он много старше, однако он очень расторопен и аккуратен. Назначив свой визит ровно в девять, он с последним ударом часов был уже у нас в коридоре. Не понимаю лишь, почему опаздывает господин советник. Его, должно быть, где-нибудь задержали, ведь он тоже хотел быть здесь в это время.

– Доктор говорил с папой. Как ты думаешь, Христина, принимать прописанное им лекарство?

– Конечно! Ведь ради этого только и пригласили доктора. Попомните мое слово, он поставит вас на ноги.

Была ли Агнеса того же мнения – вопрос остался открытым. Она взяла рецепт и стала внимательно читать, затем, отложив его в сторону, серьезно произнесла:

– О, если бы он не был таким безбожником!..

Сходя по лестнице, Макс встретил пожилого господина, подымавшегося по ней. Он был в золотых очках, держал в руке палку с позолоченным набалдашником и имел очень важный вид. Макс остановился и посмотрел ему вслед.

– Держу пари, что это мой почтенный коллега отправляется на визитацию. Пусть теперь поломает себе голову, кто отбил у него пациентку из-под самого носа. Затем представляю себе досаду этого напыщенного, сверхлояльного советника, когда он узнает всю историю и прочтет на рецепте мою подпись! Хотелось бы мне представиться ему теперь в качестве его домашнего врача!

Этому роковому желанию суждено было осуществиться: у подошвы замковой горы Макс столкнулся с Мозером, который по долгу службы проводил его превосходительство и теперь возвращался обратно. Едва лишь его взгляд упал на сына революционера, как он выразил явное намерение избежать встречи, но молодой врач заступил ему дорогу и с величайшей учтивостью проговорил:

– Очень рад снова видеть вас. Я только что от вашей дочери.

На этот раз шея советника буквально выскочила из галстука.

– От моей дочери? – повторил он.

– Да, именно. Могу успокоить вас, положение вашей дочери не опасно, хотя она больна и нуждается в очень заботливом уходе. Правда, она очень нервна, но…

– Да как вы попали к моей дочери? – воскликнул Мозер.

– Но при надлежащем режиме это пройдет, – продолжал Макс, не обращая ни малейшего внимания на восклицание советника. – Пока я прописал ей лекарство, от которого ожидаю хороших результатов, а через несколько дней навещу вас снова и посмотрю больную.

– Но я ведь не приглашал вас! – растерянно сказал Мозер, у которого от всего услышанного стала кружиться голова.

– Извините, меня пригласили, – возразил Макс. – Спросите сами у госпожи Христины. Повторяю, я очень надеюсь на прописанные лекарства и послезавтра приду снова. Прошу без благодарностей, господин советник, всегда готов с большим удовольствием! Благоволите передать мой привет вашей дочери. До свидания!

Мозер несколько секунд стоял как статуя, а затем торопливо зашагал к своей квартире, надеясь там найти разрешение этой загадки.

А Макс Бруннов, улыбаясь, направился к городу.