Читать книгу Идолы театра - Елизавета Елагина - Страница 5

Габриэль был сыном священника. Приход его отца посещали люди благородного происхождения, обладавшие высоким достатком и прекрасными манерами. Выбираясь на воскресную службу, достойные прихожане надевали свои лучшие одежды. Габриэль обожал этот день. Ему нравилось, что приходя к его отцу, люди наряжались, как на бал, но вели себя при этом исключительно сдержанно и чинно. Ему нравилось наблюдать за поведением прихожан во время службы. Мужчины хмурили брови и сосредоточенно смотрели на потолок, женщины взволнованно вздыхали и теребили платочки или ароматизированные четки. Все это они проделывали с видом безграничного смирения и покорности.

Еще потомку горного поэта нравилось участие, которое прилежные прихожане принимали в его особе. Участие это было тем сильнее, что его несчастная мать умерла и в целом мире у бедного мальчика не осталось ни души, кроме отца, который каждую минуту своей жизни был занят тем, что отмаливал грехи своих щедрых прихожан и любовно выписывал им индульгенции.

Со дня трагичной кончины его бедной матери прошло уже лет двадцать, но сердобольные дочери города продолжали лить слезы, обращаясь к нему, называть его бедным сироткой и подносить скромные подарки вроде пряников, орехов, марципана, изящных безделушек и расшитых вручную платков.

Когда в церкви проходила служба, Габриэлю нравилось забраться под самый свод и следить за порядком. Изредка порядок нарушался каким-нибудь шаловливым юнцом, которого за это тут же отчитывали. Габриэль любил наблюдать за этими сценами, набивая себе рот орехами.

В раннем детстве во время одной из таких служб Габриэль и обратил внимание на Принца и Арабеллу. Ему и раньше приходилось видеть семейство ювелира Барольда, но в этот день Сара, жена почтенного ювелира, произвела на него особенно сильное впечатление своими слезами и подарками. Сара была крайне сдержанной и даже холодной женщиной, но ей свойственно было порой впадать в приступы истого нервного возбуждения. Ее длинные сухие пальцы яростно стискивали четки из вишневого дерева, худое тело отчаянно раскачивалось, глаза были зажмурены, а губы шептали страстные молитвы. Барольд, в противоположность своей жене, сидел неподвижно и угрюмо смотрел прямо перед собой.

Дети этой всеми уважаемой пары, сидевшие по бокам от родителей, были похожи на двух маленьких ангелов. Рыжеволосая Арабелла, смиренно сложив руки на коленях, спокойно и радостно слушала песнопения, а Принц, откинув голову на обитую бархатом спинку скамейки, не тревожимый ни трясущейся рядом с ним женщиной, ни монотонным голосом святого отца, безмятежно спал.

Габриэля это несколько задело. Он привык, что ребенок, неподобающим образом ведущий себя в церкви, должен быть наказан, и как можно скорей. Габриэль размышлял, какую бы злобную гувернантку ему натравить на непослушного мальчика, как тут Принц открыл глаза, встал, прошел по ковру, лежащему между скамейками, и вышел из церкви. Никто из его родителей не повел ни бровью, ни глазом. Тогда Габриэль тоже вышел на улицу. Принц сидел у входа и считал ворон. Габриэль поинтересовался у него, что это он вздумал спать во время службы. Принц ответил:

– Мой отец говорит, что усердие надо проявлять в жизни. – Габриэль хмыкнул. Он немного растерялся. Тут Принц показал на оттопыривающиеся карманы Габриэля. – Ладно, доставай свои пряники.

И Принц принялся жадно поглощать дары, которые Габриэлю преподнесла его мать. Своих деток Сара мало чем баловала, кроме полнейшего безразличия.