Читать книгу Принцесса из собачьей будки - Елизавета Ланская - Страница 2

Алевтина Викторовна смотрела во все глаза на нечто непонятное, шевелящееся на стуле перед кроватью. Рассмотреть и сказать, что это такое, сложно, потому что в комнате не горит свет. А почему он не горит, ведь окна зашторены? Сквозь них пробивается полоска света. Можно понять, что на улице день. Но ведь это значит, что нужды в свете электрическом нет. Тогда как рассеять темноту? Чехарда какая-то.

После сомнений и раздумий, длящихся еще минут пять, Алевтина Викторовна решается все-таки щелкнуть кнопочкой включения настольной лампы и рассмотреть получше непонятный предмет. Можно было бы, конечно, проигнорировать его, но так он надоел своим «тук-тук-тук», что голова уже пухнет.

Пока рука тянулась к заветному выключателю, голова лихорадочно соображала, что может находиться на стуле и стучать. Может бомбу подбросили? А что, такие как Костик и Миша могут, хоть и дети. Не посмотрят, что старая и немощная, укокошат бабку и глазом не моргнут! А потом и домом завладеют! Если есть такое желание, то взрывное устройство смастерить – невелика премудрость, это можно сделать в два счета. Устав гадать, женщина в нетерпении зажгла свет.

Небольшой полукруг искусственного солнца осветил часть комнаты, но не ту, которая волновала особенно Алевтину Викторовну. Чтобы исправить эту досадную неприятность морщинистые руки женщины с плотными голубыми канатиками вен, направили лампу прямо на стул, дабы выхватить из лап полумрака причину собственного беспокойства. Однако когда таинственный предмет осветился, спокойнее не стало. Старческие глаза сумели отличить только нечто бесформенное, словно желе. Оно также подрагивало и вместе с тем то вздымалось, то опускалось, производя свое «тук-тук» при этом. Не веря увиденному, Алевтина Викторовна, с досадой, недовольно потянулась за очками, которые лежали под подушкой. И пока правая рука щупала очки на постели, левая тянулась за предметом. Вот уж по правде получилось, что одна рука не знала, чем занимается другая. Когда они встретились, чтобы разгадать загадку, очки уселись на носу, а ладони чувствовали скользкость и вместе с тем тепло предмета, Алевтина Викторовна смогла посмотреть на это чудо природы.

И только взглянула, как вопль ужаса вырвался из груди. Теперь предмет, увеличенный стеклами очков, взятый в руки, предстал перед женщиной во всей своей противности. Пульсирующее нечто с прожилками и чем-то алым, стекающим с краев, как ни в чем не бывало, продолжало стучать. Только теперь звуки эти были громче. Страшнее. Не в силах оторваться от находки, завороженная и испуганная, Алевтина Викторовна смотрела и смотрела. Где-то она уже видела нечто похожее.

Копаясь старательно в сундуках памяти, сдувая с них пыль времен, женщина пыталась дать имя этому найденному «нечто». «Точно! Я видела такое на анатомии, когда училась в медицинском!». Догадка порадовала, но тут же довольное выражение на лице сменилось гримасой ужаса. Теперь-то она поняла что держит в руках, – это сердце. Настоящее человеческое сердце, причем, живое до сих пор. Как же оно так может стучать? Вот уж что-что, но биться сердце вне человеческого тела, – Алевтина Викторовна и сейчас помнит очень хорошо, – может некоторое время только при достаточном количестве кислорода. А где же тут кислород-то? Сплошной дым – так сильно было накурено. Давно уж известно хозяйке дома, что старший внук Костя курит и среднего подсадил. Сколько не била их – все без толку, только еще крепче дымят! Только не о том она заботится – откуда человеческий орган в доме? Неужто расчлененкой занялись?! Этого не хватало еще для полного дурдома! Однако рассердиться в полную силу женщина не успела, потому что под мерные «тук-тук» бросила взгляд на собственную грудь. А там зияла огромная черная дыра. Пустое место. Руки задрожали, сердце выпало, ударилось о пол и застучало сильно-сильно.

С криком проснулась Алевтина Викторовна вся в холодном поту. Косынка сбилась, седые волосы запутались. Бешено колотилось сердце в груди, вовсе не вынутое. Бессовестно громко колотили в дверь дома. Матерясь на ходу и одновременно причитая, женщина пошла открывать. «Вот так стуки! Ироды! Спать не дают нормальным людям!». Язык от только что увиденного кошмара немного заплетался, так что в повторяемой фразе слышалось не то «стуки», не то «суки». В общем-то, большой роли это не играло, потому что, когда хозяйка приблизилась к двери, такой отборной бранью окатила пришедшего, словно помоями из ведра, что любой бы сбежал без оглядки. Но только не ночная гостья! В ответ на ругательства бабушки откликнулся детский голосок.

– Бабуля, это я, Оксана. Открой, пожалуйста, пусти переночевать.

Скрипнул засов, брякнул замок. Дверь открылась. Не решаясь переступить через порог, девочка ждала, что Алевтина Викторовна примется ругаться, а может и драться от злости, что ее разбудили. Но та лишь поморщилась, почмокала губами и, не сказав ни слова, отступила. Хотелось ей сказать, мол, приперлась, малахольная, да вспомнился недавний кошмарный сон, в котором сердце из груди выскочило. Сон как в руку. Не бессердечная она все же – пустит девочку, а завтра разберется.

Как только солнечные лучи запрыгали на подоконнике комнаты, в которой, подперев ладонью щечку, спала Оксана, голос Алевтины Викторовны продребезжал о том, что спать с нее хватит, пусть встает и принимается за дела. Делами оказались мытье посуды со стиркой и кормлением собак. Больше всего из этого маленькой Оксане не нравилось стирать – неприятно было елозить бабушкиными панталонами и сорочками по стиральной доске, от которых девочку воротило, так что она всеми силами сдерживала рвоту.

Зато она очень любила возиться с собаками. Они так приветливо виляли хвостами, так звонко заливались лаем, что улыбка сама собой расцветала на лице. Приглянулась девочке Найда – большая собака с пушистой шерстью и выразительными глазами, словно человеческими. Оксана не разбиралась еще в породах собак, но понимала и так, что Найда – самая добрая на свете, самая преданная.

– Ух ты, да у тебя скоро щенки будут! – с восторгом воскликнула девочка, когда Найда легла на бок, подставив солнечному теплу свой огромный живот. Конечно, девочка отличила это сразу, потому что Найда сильно поправилась, да к тому же соски у нее вспухли. Замечать такое Оксану научил Миша и девочке это нравилось. Может быть, когда она станет взрослой, будет спасать животных, определять болезни и справляться с ними. Оксане думалось, что с животными куда проще и интересней общаться, чем с людьми, ведь они не предают, не обманывают.

– Ау, ветеринарша, сейчас ворона в рот заскочит, вот узнаешь! – звонкий смех прокатился по двору. Девочка подняла глаза. Верхом на заборе, словно заправский ковбой, сидел Костя. Оксана просияла, только хотела подбежать к брату, но он уже сам в несколько прыжков приблизился к ней и обнял. – Ну, привет, сеструха! Опять ты здесь? А мамка с папкой что, совсем буйные?

– Не совсем, – отстраняясь от брата, пробурчала девочка, – может я просто соскучилась без вас!

– Ха-ха! Да уж! Особенно скучно без нашей чокнутой бабульки приходится, правда?

Оксана не хотела отвечать, брат откровенно задирался, а ссориться не хотелось, потому что настроение и так не веселое. И тут как раз, словно долгожданное спасение, появился Миша. Давно сестренка не видела братьев, удивилась, как они выросли. Про Мишу так и говорить нечего – высокий, плотный, с небольшим пушком первых усов над верхней губой, он смотрелся на все 18 вместо своих двенадцати. В общем-то, он и был заводилой, командиром, которого Костя во всем слушался, чьему примеру следовал. Костя, хоть и старший, но не такой шустрый, сноровистый. Не в тягость ему было уступить лидерство Мишке. Вот и теперь Миша заговорил тоном знатока, понимающего в жизни больше, чем следует.

– Оксанка, дуреха! Чего шляешься туда-сюда? Дома не сидится? Чем не нравится тебе с предками жить?

– Тем же, чем и тебе, – огрызнулась девочка. – Сам-то что здесь просиживаешь, прячешься?

– Ничего не прячусь. Бабке помощь нужна, она же – старая. Челюсть снимет, на полку положит и забудет, где оставила, а потом ходит и голосит, мол, зубы сняли последние. Такого гонору нагонит, особенно если подскажешь ей, куда руку притянуть за челюстью. В общем, и смех и грех!

– Ну и пусть. Я с вами хочу. Дома хуже. Там или пристанет кто или сопьюсь с ними, не жалко разве меня?

– Ого, совсем как взрослая говоришь! – Мишка притворно удивился.

– Ладно, Миха, оставь ее в покое. Мелкая ведь еще. На самом деле, жить там невесело, а тут – хоть не одна, заступиться есть кому.

Возразить на это было нечего. Миша молчал, а значит соглашался. Потом вдруг заговорил заговорщицким шепотом, обращаясь к Косте и Оксане одновременно.

– Костик, помнишь, мы собирались тут с тобой одно дельце провернуть? Давай тогда и Оксанку с собой возьмем, пусть включается? Шустрее соображать начнет, а?

– Опасно с одной стороны.

– Уж всяко не опаснее, чем с предками жить под одной крышей.

Костя согласно кивнул. Они не говорили вслух, но Оксана видела, что нечто важное решается между ними, и в этом важном она примет участие.

Следующим утром вышли на рассвете. Куда шли, для чего – сестра не спрашивала. Она считала, что взрослые на то и взрослые, что лишнего не говорят, а ведь она – взрослая. Пусть братья тоже видят это, тоже понимают. Пришли к пятиэтажному дому. Костя и Миша направились в подъезд, который Оксане был незнаком, но и тут девочка смолчала. Мальчишки стали стучать в квартиры. Девочку терзало любопытство, почему выбрали именно эти квартиры, а не другие, чего хотят и вообще – что это за игра такая – сперва стучать, а когда открывают, – прятаться? Наконец, она не выдержала и спросила разрешения тоже поиграть в эту игру. Ей досталась квартира номер 21 на втором этаже. Оксана принялась стучать. Никакого ответа. Тогда братья сказали, чтоб стучала сильнее, и она принялась с тройным усердием колотить в дверь. Опять тишина. Тогда Костя подмигнул Мише, и они принялись на пальцах что-то высчитывать. Когда высчитали, выбежали из подъезда, немного обошли дом и притормозили напротив одного из окон. Можно сказать, что сегодня им везло вдвойне, потому что окна выходили в небольшой палисадник, который жители старательно взращивали, так что кусты с еще не опавшими листьями были хорошим прикрытием.

– А теперь слушай, мелкая. Сейчас ты встанешь мне на плечи и как раз дотянешься до окна. Откроешь форточку, пролезешь в квартиру и откроешь нам с Костей дверь, поняла?

Оксана угукнула, верная своему намерению быть взрослой и лишнего не спрашивать. В первый раз в жизни она что-то делала вместе с братьями, а потому подвести не могла, иначе ее бы сочли за сопливую неумеху. Взгромоздившись на Мишины плечи, так как он был выше Кости, девочка стала тянуться к форточке. Пальчики чуть не доставали. Оксана пыхтела и кряхтела, пытаясь дотянуться. Ничего не выходило. Тогда Костя шепотом подсказал, чтобы она немного подпрыгнула. Делать это было рискованно, страшно, но трусость показать было хуже. Оксана слегка подпрыгнула. Одна нога чуть не соскользнула с Мишиного плеча, но ручка вовремя ухватилась за оконный выступ. Девочка подтянулась и взобралась на карниз. Довольная успехом, она теперь решительно открыла форточку и протиснула свои маленькие худенькие плечики внутрь, а потом и целиком проскочила внутрь, словно гуттаперчевая. Через минуту замки были открыты, и мальчики вошли в дом. Она не понимала, что происходит, когда увидела, как сумки братьев быстро наполняются чужими вещами.

– Зачем это нам? – наивно спросила она Костю, которого не так боялась как Мишу, – это ведь чужое, а брать у чужих – плохо.

– Плохо голодными и ободранными ходить и перебиваться с картошки на макароны, – отозвался со смешком вместо старшего брата средний. Что на это сказать, Оксана не знала, потому что Миша был прав, макароны с картошкой действительно приелись, а вкус другой пищи она, казалось, уже совсем позабыла…

Итак, набрав вещей и незаметно ускользнув, ребята отправились на рынок, где некоторые вещи продали и выручили за них деньги, другие же обменяли на продукты. Целых три дня дети питались как богачи, не отказывая себе во всяких вкусностях. Бабушка, естественно ни о чем не знала, потому что припасы были спрятаны надежно в подвале, в ящике. Костя и Миша запирали ящик на замок, так что ни одна крыса не могла проникнуть в него.

С того самого дня как братья впервые взяли с собой Оксану на «дело», она утратила границу между плохим и хорошим, правильным и ошибочным. Для нее отныне существовал только закон потребности, так что, если что-то у кого-то плохо лежит, это не значит, что воспользоваться этим запрещается. Пусть потом на себя пеняют, что плохо положили.