Читать книгу Поворот калейдоскопа - Елизавета Леонидовна Бранник - Страница 2
Глава 2
ОглавлениеАня
После знакомства с курсом она промчалась по коридору, стараясь выровнять дыхание, и влетела в преподавательский туалет на третьем этаже. Рявкнула:
– Черт!
Лицо ее в отражении было раскрасневшимся, растерянным. Ну это ж надо, а?
… – Доброе утро, третий курс, интеллектуальные системы и автоматика, – Аня старалась вести себя так же, как со своими бывшими студентами – непринужденно, но соблюдая дистанцию. – Меня зовут Анна Сергеевна Борисова. Я ваш новый преподаватель по веб-программированию. Мы будем дружить с вами сначала полгода, что ознаменуется зачетом в зимнюю сессию, а потом еще полгода…
– И сольемся в экстазе в летнюю! – крикнул кто-то из зала.
– Однозначно, – серьезным тоном подхватила Аня – нельзя изображать из себя строгую ханжу, но и фривольность непозволительна, – и степень его будет зависеть от ваших оценок на экзамене. Хочу сразу предупредить: мой предмет трудный, я капризный преподаватель: не приветствую прогулы, неуспеваемость и купюры любого номинала в зачетках.
Аудитория загудела.
– Че усложнять-то так? – раздался голос с верхних рядов, на этот раз девичий.
– Наоборот, – холодно сказала Аня. – это все упростит. Схема обучения банальна, даже примитивна: я учу, вы учитесь. Я обеспечиваю вас поддержкой и учебным материалом, вы его осваиваете. Лекции продлятся до ноября, затем у нас промежуточный зачет по теории и семинары по компьютерной практике. Прежде чем мы начнем, – она поставила на кафедру свой портфель, – я попрошу сейчас встать студентов группы одиннадцать.
В зале поднялось несколько человек.
– Я ваш новый куратор. Вот анкеты, передайте, – она обратилась к первому ряду, протянув одному из студентов стопку листков, – группа одиннадцать, заполните их к следующей лекции в четверг. Вопросы?
– Да, – один из стоявших почти у самой стены молодых людей поднял голову.
Сердце Ани пропустило несколько ударов. Перед тем как заснуть, она все пыталась представить, какие у него глаза. Они оказались темными. Серыми?
– Пожалуйста, – сухо сказала Аня, зачем-то включая планшет.
– У нас тоже есть к вам вопросы. В форме анкеты подойдет?
– Или как-то… орально? – другой парень, блондин, сидящий рядом со стеной, глумливо ее разглядывал.
Третий курс загудел одобрительно-насмешливо.
– Вы имели в виду, вербально? – Аня совладала с собой и критически подняла бровь.
Ах ты, хамло малолетнее! Хорошо, что блондин не из ее группы. Однако из четной или нечетной?
Меж тем, темноволосый парень смотрел на нее с полуулыбкой. Судя по выражению лица, узнал. А она-то надеялась, что в рекреации было темно. А еще на то, что они не пересекутся. У мальчика теперь есть козырь, а он еще и в ее группе. Она будет вести все нечетные группы направления. Четные отданы преподавателю с каким-то сложным иностранным именем, он проведет спецкурс в ноябре.
– Именно это я и имел в виду, – с издевательской ухмылкой сказал блондин..
– Фамилия? – она обратила взгляд на темноволосого.
– Громов, – видно было, что парень пытается не улыбаться, впрочем, не особо старается. – А курс третий.
– Спасибо, – Аня иронично покачала головой. – Я догадалась. После лекции сможете задать мне любые вопросы, если они касаются учебного процесса. Еще что-то?
– А что, у всех нечетников ВЫ будете вести? – взволнованно спросила девочка из второго ряда, тоже из одиннадцатой.
– Да.
– Не Герман Фридрихович?
– Нет. У него четные группы.
По аудитории прокатился разочарованный гул. По довольным и недовольным лицам было видно, кто из студентов из четных групп, а кто из нечетных. Аня закусила губу.
– Пожалуйста, потише. Одиннадцатая группа, сели. Все претензии к учебному плану могут быть высказаны в деканате. Открываем тетради. Рекомендую вести конспект. Электронная версия лекции будет выложена на сайте, в разделе курса, но моих примечаний там нет. Зачем они нужны, вы поймете ближе к зачету.
Аня подошла к кафедре и нажала на кнопку включения проектора. Никакой реакции. Она заглянула под стол – там вперемешку торчали провода. Она со вздохом выпрямилась.
– Аудиторию еще не подключили, – сказал рыжеватый парень в ряду слева. – Здесь был ремонт.
– Понятно. Кто-то может позвать технический персонал?
– Давайте я!
– Вы, Громов? Хорошо. Позовите кого-нибудь.
– Зачем? Сам подключу. Делов-то!
– Точно? – Аня злорадно позволила сомнению промелькнуть в голосе.
– Точно, – ответила за Громова девушка в первом ряду, очаровательная шатенка с пышными волосами. – Гром у нас – компьютерный гений.
– Да что там подключать? Обычный системник, – ревниво сказал рыжий парень, недружелюбно глядя на Громова, пробирающегося по своему ряду.
Аня отступила в сторону. Он ввинтился под стол, сел лицом к Ане, быстро принялся разбирать разноцветные провода, подключая проектор к системному блоку. Аня мельком взглянула на него, поймала улыбчивый взгляд: Громов выразительно повел глазами по ее фигуре, опустил их на ноги в строгой юбке до колен. Она нахмурилась, он продолжил возиться с проводами. Закончив, парень встал, потянулся через Анино плечо к кнопке и еле слышно прошептал:
– Я же говорил, красивые.
Проектор загудел, на доске появилась программная заставка с логотипом университета. Громов встал и пошел на свое место. Темно-серые с синевой… глаза.
Во время лекции Аня с удовлетворением отмечала на многих лицах непритворный интерес. Она была хорошим преподавателем и знала это. Конечно, были и скучающие физиономии. Таких всегда четверть, если не половина. После лекции студенты быстро собрались и потянулись к выходу. Про вопросы, к счастью, никто не вспомнил. Но Аня рано обрадовалась. Громов остался на месте, только передвинулся на второй ряд, а блондин, сидевший на лекции с ним рядом, подошел к кафедре и оперся на нее, разглядывая Аню.
– Вам помочь?
– В чем?
– Выдернуть. Или еще что-нибудь воткнуть, – блондин кивнул на проектор. – Я люблю… втыкать.
Такие тоже были в каждом потоке. Озабоченные. Или те, кто активно изображал «ходячее либидо», стараясь вогнать в краску красивую молодую преподавательницу. С ними было бесполезно общаться, они все ее слова воспринимали как поощрение, игру без конца и без края. Аня просто научилась изображать из себя неприступную «снегурочку», что, в принципе, было правдой. Через какое-то время ей присваивался статус «фригидной стервы», и в дальнейшем это ее полностью устраивало.
Она всегда выглядела моложе своих лет, ее принимали за студентку, в нее влюблялись. Один парень полгода ходил к ее дому с цветком и стоял под окнами. Его влюбленность сошла на нет лишь с появлением Иннокентия.
– Спасибо, не надо. Думаю, и выдернуть, и воткнуть найдется кому, – равнодушно сказала Аня.
– Как хотите, – блондин лениво повернулся и словно бы случайно коснулся Аню бедром. Она сделала шаг в сторону, студент сказал: – Я, кстати, в нечетной группе. С удовольствием у вас поучусь, Анна… Сергеевна.
Аня промолчала.
– Фил, ты идешь? – крикнул блондин Громову, уходя.
– Иду, – отозвался Громов. – Я тут вопросы набросал, – он показал Ане листок, исписанный корявым почерком, – все по учебному процессу.
– Оставьте здесь, – кинула Аня, указав на стол. – Я ознакомлюсь.
Громов неохотно встал, положил листок на кафедру и пошел к двери.
– Послушайте, – нарочито устало сказала Анна ему вслед, – не придавайте особый смысл тому нашему… маленькому недоразумению. Мы все люди. Всякое бывает. Бывает, что человек… вымотался и неосмотрительно согласился на предложение…
– Вы о пари? – Громов посмотрел через плечо, вспыхнув белозубой улыбкой..
Ане вдруг изменило самообладание: она совсем забыла о пари и рукопожатии…и, боже, эти складочки у рта. Чувствуя, что краснеет, она раздраженно бросила:
– Я о пиве!
– А-а-а, – многозначительно протянул Громов.
И ушел…
… Аня смотрела на свое румяное отражение и чертыхалась, уже про себя, сообразив, что в кабинке может кто-то быть. Но было слышно только, как капает вода из перекошенного крана. Она зашла в кабинку, постелила на крышку унитаза несколько салфеток и села: нужно прийти в себя, Громов ее смутил. Почему? Почему она так на него реагирует? Да, она не ожидала, что он ее ночной собеседник, с которым она довольно… сдержанно общалась. Сдержанно или фривольно? Аня застонала, сжав голову руками. Он ведь ее узнал. Значит, хорошо разглядел в темноте. Что еще он разглядел? Что она позволила себе выразить взглядом? То, как он… притягателен, интересен? Нет, это было пиво… и тоска. Теперь только официальные отношения преподаватель-студент, все остальное пресекать… пресекать.
Хлопнула дверь, в туалет вошли. Аня замерла, дожидаясь пока вошедшие дамы воспользуются кабинками и выйдут. Зашумела вода. Две женщины разговаривали у раковин:
– Видели новенькую? – спросил молодой голос.
– Борисову, по вебу? Да, мы познакомились уже. Я ее лично в курс дел вводила, – у отвечавшей голос был мягкий, зрелый.
– Слушайте, вот она одета! Свитерочек серенький, юбка – карандашик. Я думала, Москва – это Москва.
– Москва – это Москва, – сказала дама постарше с легкой иронией. – то, что на ней надето, стоит в два раза дороже, чем все наше с тобой вместе взятое.
Аня едва сдержалась, чтобы не выглянуть и не пожать руку Елене Александровне (так, кажется, звали заместителя завкафедрой).
– Да? – озадаченно спросила молодая. И все-таки ворчливо ввернула: – В ушах изумрудики… мелочь.
– Верно, – вздохнула Елена Александровна, – но молодым и красивым все к лицу. Вот твоя бижутерия – никогда не скажешь, что не бриллианты из бутика. На тебе – просто сказка.
– Да? – снова переспросила молодая уже повеселевшим голосом, добавив: – Она, конечно, ничего, эта Анна. Заносчивая немного. Интересно, проставляться будет? Ой, а когда Герман Фридрихович с конференции возвращается? Он ведь именно таких… фиф любит. Хотя, последняя его…
Елена Александровна опять вздохнула:
– Ну, ты сама это и сказала. Герман Фридрихович наш мимо не пройдет, Борисова как раз в его вкусе, а вкус его я уже успела изучить, за пять лет-то. Оценит ястребиным взглядом и…
– … оприходует, – рассмеялась молодая.
– Светочка, – осуждающе протянула Елена Александровна.
– Начнет обхаживать, вангую! Разве пропустит? Господи, хорошо, что у меня дома муж любимый! Мне плевать, а в нашем террариуме грядет плевание ядом. Жалко москвичку.
– Мне тоже.
Дамы вышли. Ане все больше хотелось домой.
… Она заказала в кондитерской самый дорогой торт и купила банку элитного растворимого кофе, хотя никогда не понимала, почему коричневым крупинкам с кофейным запахом приписывают славу ее любимого напитка. «Террариум» мило снизошел до угощения. Под чай и кофе с тортиком знакомство с кафедрой продолжилось гораздо веселее и непринужденнее. Светочку Аня узнала сразу (по голосу и по ярким, кричащим серьгам в ушах – подделке под известный бренд), заручилась ее расположением, сказав несколько комплиментов, и сумела выудить некоторые подробности о Германе Фридриховиче. Ей даже показали фотографию, хорошую, а не ту пиксельно-неразличимую, что красовалась на сайте вуза.
Герман Фридрихович Каде оказался довольно интересным мужчиной чуть за сорок, по происхождению немцем из местной диаспоры, очень необычным – с внешностью пирата-метросексуала. У него были смоляные вьющиеся волосы до плеч, острые глаза с зеленцой и нос с горбинкой. Он был смугл и ходил с тростью, что было результатом давней автомобильной аварии и придавало образу романтичности. В него был влюблен весь преподавательский состав женского пола вуза (а может, и не только женского, кто знает, по крайней мере Светочка, замдекана по воспитательной работе, на что-то такое намекала), от кандидатов технических наук до лаборанток в его лаборатории интеллектуального анализа данных. Аня немного расслабилась: китчевый Герман Фридрихович не показался ей человеком, способным создать проблему. Ну бабник, и черт с ним! Сколько таких возле нее крутилось.
Оказалось, что после конференции в Санкт-Петербурге Герман Фридрихович поедет в Москву, в головной вуз, и их знакомство вновь откладывается. «Уж полночь близится, а Германа все нет», пошутила Аня в ответ на очередное причитание лаборанток, сокрушающихся, что завлаборатории задерживается в столицах. Шутку не оценили, наверное, она была бородатой. Дамы лениво попивали кофе с тортиком, блаженно прикрывая глаза. «Тюлени дремлют на песке, а Герман наш невдалеке3», пробормотала Аня, уже себе под нос.
Анну порадовал четвертый, выпускной курс. Занятия начались с практикумов, группы Германа Фридриховича были хорошо подготовлены. Жаль было, что их придется отдавать обратно, более опытному преподавателю.
На следующей лекции у третьего курса Аня несколько раз прошлась вдоль рядов, продолжая говорить, и, словно в задумчивости, скользила глазами по залу. Громова не было. Она уже запомнила свою группу в лицо – на большой перемене в четверг ей удалось собрать в западном холле девять человек из десяти. Громов сбор тоже пропустил.
На выходных она съездила к теткам, на следующую субботу запланировала поездку к отцу, но ее расписание было неожиданно изменено. Аня чего-то такого ожидала – ее, нового препода без особого авторитета, удобство принесли в жертву комфорту других преподавателей. Теперь у нее были большие разрывы между парами, и в субботу появились учебные часы. Она злилась, но ничего не могла поделать.
После выходных комендант общежития организовал замену старой мебели на новою. Кровать Ане досталась пружинная, с панцирной сеткой, зато широкая. Ее втащили в блок Громов и еще один мальчик. Аня сурово наблюдала, как третьекурсники собирают железную конструкцию из двух спинок и сетки. Второй студент пошел за стульями, а Фил сел на кровать и запрыгал:
– Мягкая, но скрипеть будет. Здравствуйте, Анна Сергеевна. Я сегодня дежурный по общаге.
– Вы тоже здесь живете?
– Да. Я почти что ваш сосед, только я в аппендиксе, очень удобно, не видно, кто ко мне прихо…
– Вы пропустили лекцию и сбор группы, Громов.
– Можно на ты. Я Филипп. Но вы, наверное, уже знаете. Мы же почти на брудершафт пили, Анна Сергеевна.
– Будешь теперь до конца года острить?
– А вы тут у нас до конца года продержитесь? – Громов неожиданно серьезно посмотрел ей в глаза.
– Ты о чем?
– У нас тут холодно зимой.
– Я не мерзлячка.
– Люди с разбитым сердцем всегда мерзнут.
– Это ты по себе можешь сказать? – Аня добавила в интонацию немного язвительности.
– Хотел бы, но себя в пример привести не могу, – Фил улыбнулся, – я уже вылечился. И снова заболел. Но это другое. От этого мне горячо, любую зиму переживу.
– Громов, вы много болтаете не по существу. Я же четко объяснила, как отношусь к прогулам. На семинарах все это выйдет вам боком.
– У меня были обстоятельства. Я прочитал вашу лекцию на сайте.
– Там не все.
– Я перепишу у кого-нибудь конспект.
– У Матвея Мехрина? – так звали блондина из девятой группы. – Его тоже не было. Вы вместе прогуливали?
Филипп вдруг резко встал и оказался совсем близко к Ане. Взгляд его был странным, сосредоточенным, Аня увидела в его глубине свое отражение. В комнате было светло, солнце пробивалось через шторы, и глаза Громова казались ярко-синими:
– Я не дружу с Мехриным… с недавних пор. Вы прочитали мои вопросы?
– К сожалению, у меня не было времени.
– А индивидуальные занятия вы проводите, Анна Сергеевна? Я бы подтянулся.
Аня молчала. Студент смотрел на нее, наклонив голову. Почему она не осадит его, как других, дерзковатых, с чертятами в глазах, что пытались играть с ней в вечную игру противостояния мужского и женского и отступали после ее отпора, разочарованные? Она открыла рот, но из коридора раздалось:
– Громов! За столом! Быстро!
Филипп:
Фил купил четыре бутылки светлого – на что-то покрепче он не решился, потому что любил только пиво, да и давиться градусами не хотелось, даже ради алкогольного забвения. Он не дошел до блока, просто не выдержал, уселся в рекреации и присосался к бутылке. В голове вертелось какое-то старинное «Лалы, яхонты, смарагды-изумруды». Лала. Что она сказала ему в тот вечер, когда шла… он знал, куда она идет, стуча каблучками. К тому, другому.
… – Я же тебе все сразу объяснила, – сказала она. – Я не стала скрывать, изменять тебе, как только поняла, сразу…
– Лала, зачем? Ну зачем? Разве тебе было плохо… тебя что-то во мне не устраивало?
– Фил, ты что? Это не из-за тебя! – она улыбнулась своей наивной улыбкой, своим чувственным большим ртом с пухлыми губами, которые всегда сводили его с ума. – Это ведь мой шанс! Ты пойми, там Москва! Москва, понимаешь! Я буду жить в этом… элитном студенческом кондоминиуме. Университет совсем близко.
– А он будет приезжать с тобой трахаться? – Фил скривился, пытаясь скрыть боль за грубостью.
– Ну… зачем, Гром? Мы любим друг друга.
– Не верю, – Громов помотал головой. – Лал, ну как ты можешь с этим… хером?
– Не называй его так! – она вдруг сверкнула глазами, произнесла со странной интонацией, с придыханием, с дымкой в глазах. – Фил, он мне нравится, он мне очень-очень нравится, – и добавила со страхом: – Только не лезь к нему! Пожалуйста! Умоляю, не надо этих разборок! Никто не виноват, что я полюбила другого!
– А, ну да, – Громов криво усмехнулся, – сердцу не прикажешь, и все такое… Не волнуйся, ничего я с этим уродцем делать не буду, пусть гуляет, раз вы…
До него вдруг дошло, что она говорит правду, что действительно любит другого. Месть, которую Фил так тщательно планировал, его крестовый поход против соперника вдруг показались ему смешными. Зачем? У Лалы с ее «бойфрендом» все хорошо. Громов только опозориться, если полезет что-то доказывать.
– Дурак! Думаешь, я за него волнуюсь? Я за тебя! Знаешь, какой он сильный! Он тебя может просто убить одним пальцем!…
… – Сама дура! – пробормотал Громов, сидя на подоконнике. – Какая же ты дура!
Девушка появилась из правого коридора. Она шла, неуверенно оглядываясь… такая… сонная… в длинном халате наподобие кимоно. Фила она, кажется, не заметила, а он решил, что не будет привлекать к себе внимание. Питьевой кран традиционно сыграл свою шутку, и девушка выругалась. А потом подхватила полу халатика, вытирая лицо, и Фил не выдержал, заговорил. Она смотрела на него со странным выражением, и Громов никак не мог различить, что в нем: интерес, недовольство, досада? Он хорошо видел в темноте, а она, кажется, нет, возможно потому, что была близорука. От нее пахло чем-то волнующим, теплым, халатик сползал то с одного точеного плеча, то с другого, густые русые волосы распадались на пробор, обдавая его нежным запахом какой-то дорогой парфюмерии, и она была такой свежей и… желанной, что Филу вдруг захотелось посадить ее на колени, прижать к себе, попробовать на вкус. Он давно уже не испытывал ничего подобного. После Лалы у него не было ни одной девчонки и, должно быть, молодой организм потребовал свое. Так он решил и успокоился. Бодро наплел, правда, какую-то чушь про пари, понимая, что такая девушка наверняка не одна и вряд ли всю жизнь ждала парня с разорванной в клочья душой. Она сама сказала что-то про разбитое сердце, но он не поверил. Такую парни носят на руках, не давая опуститься на бренную землю. Он все-таки помечтал, когда она ушла, и мечты эти были далеко не целомудренными. Потом долго не мог заснуть, жалел, что не спросил если не номер телефона, то номер блока, допытывался у Захара Петровича, кто из студенток в последние вселялся на второй этаж и в общагу вообще, но тот пожимал плечами и говорил, что никто.
Во вторник все узнали, что ушедшему по состоянию здоровья преподавателю по веб-программированию и веб-дизайну наконец-то нашли замену. Фил все воскресенье и весь понедельник провел в каком-то странном «виртуале» и на новость особо не среагировал. Преподша опаздывала. Преподша? Женщина? Фил немного расстроился. Он собирался брать «питона» на годовой курсовик. Если баба будет преподавать, то толку не будет. Это же веб-программирование! Старый препод Иван Матвеевич был в нем асом. Что теперь? К Герру Херу идти кланяться? Нет! Стукнула дверь, и Матвей, сидевший у стены, подпрыгнул на месте:
– Ах, ё! И этот наш новый препод?! Какие сиськи! Попец какой! Я побежал! – Мехрин сделал вид, что собирается устремиться к вошедшей в зал барышне, выставив впереди руки и двигая пальцами, словно тискал даму за грудь, потом упал на сидение и разочарованно пробормотал. – Ах да, презики закончились.
Громов поморщился. Матвей своим неуемным показушным свербением ниже пояса начал здорово раздражать Фила в последнее время. Девушек у Мехрина было много, но он постоянно был в поиске. Однако именно Матвей, с его шутками и постоянной жаждой развлечений, помог Филу вылезти из той ямы, в которую загнало его весной расставание с Лалой. Они с Мехриным таскались по клубам, перепробовали все коктейли, снимали девчонок (но Фил всегда сходил с дистанции, оставляя Матвея самого разбираться с телками), пока Громов, впервые за долгое время, не выскреб со счета все свои нелегким трудом заработанные бабки.
– Мехрин, нехрен… орать! – простонал Громов, поднимая с парты помятое, невыспавшееся лицо.
И застыл. Анна. Ее звали Аня. Она смотрела в зал, не замечая его, может, не узнавая, и русые волосы ее в гладком, густом каре, открывавшем изящную шею, жили своей жизнью, летая вокруг лица, когда она наклоняла голову или поворачивалась. И опять Громов не смог выдержать, встал и… показался. Она его узнала, даже немного смутилась. Рука ее то поправляла кулончик на груди, то включала и выключала ай-пад. Вблизи она была еще красивее… Нет, классически красивой назвать ее было трудно. И ничего такого, что всегда раньше заводило Фила, в ней не было: ни пухлых губ, ни мальчишечьей субтильности. Фила всегда привлекали девушки с маленькой грудью и узкими бедрами, а у Анны стройная, женственная фигура напоминала изгиб гитары. Как же ему хотелось сыграть на этой гитаре, посмотреть, как отзовутся ее струны! У нее было нежное, немного скуластое лицо с подвижными бровями, а глаза вспыхивали и гасли, когда она вскидывала взгляд на собеседника. Когда Анна приоткрывала рот, прищуривалась, покусывая нижнюю губу, Фил был готов поднять руки и сдаться ей на милость.
После лекции он некоторое время бродил по бульвару возле общаги, словно чумной. И вдруг заметил, что наступила самая красивая пора осени. Жизнь наполнилась красками. В этой жизни опять были люди, любимая работа, перспективы, новые места, в которых он хотел побывать… и прекрасная женщина, пока далекая и недоступная, но это пока.
3
Переделанная цитата из «Антиквария» Вальтера Скотта («Тюлени дремлют на песке, а Гектор наш невдалеке»