Читать книгу Церворум - Елизавета Передерина - Страница 2

Глава 1

Оглавление

***

Дождь мерно барабанил по козырьку завешенного плотными занавесками окна, у которого спала девушка. Под теплым одеялом в просторной комнате было уютно и спокойно. Часы исправно отмеряли последние секунды этой ночи, легонько покачивался ловец снов от редких слабых порывов ветра, сладко вздыхала свернувшаяся у ног спящей рыжая лиса.

Разбуженная оглушительной трелью массивного железного будильника, девушка не сразу сообразила, сколько времени, какой сегодня день и что было вчера. Вульпи сонно спрыгнула с мягкого ложе и недовольно встряхнулась всей своей маленькой тушкой. Голова девушки раскалывалась от вчерашней трехчасовой истерики и слишком продолжительного и крепкого сна. Возвращаться в реальность совершенно не хотелось – она не сулила ничего приятного.

Встав и походив без особой на то цели по комнате, Равенна плюхнулась обратно на кровать лицом вниз. Она не представляла, как жить дальше после такого сногсшибательного позора. Ей было все равно на однокурсников и учителей в школе. С ними она как-нибудь сможет разобраться, да и мало кто осмелится тронуть дочь княжеского советника, даже если она оказалась обычным человеком. Но как она будет смотреть в глаза отцу? Что он ей скажет? Будет ли ей место при дворе? А что подумает Оттон?

Эти и тысячи похожих вопросов с невероятной скоростью проносились в нестерпимо гудящей голове девушки. Лиса обеспокоено описывала круги рядом с хозяйкой, но бедное создание не знало, как ей помочь. Но примерно через пятнадцать минут Равенна справилась с этим сама.

«Мне нельзя раскисать. Нужно выглядеть на все сто и вести себя подобающе. Если они увидят, что со мной что-то не так, прицепятся еще сильнее. А нам это не нужно, верно, Равенна?»

Равенна Мэйн была одной их тех людей, которые много разговаривают сами с собой. В процессе таких диалогов, основное «я» человека делится на две, а может и на три личности. Человеку зачастую бывает даже интересно, как их личность в такие моменты поляризуется и спорит сама с собой. Еще интереснее, когда человек начинает разбираться – где его собственные идеи и суждения, а где мысли, явно навязанные извне. В таких «спорах» часто рождается верное решение.

Девушка никогда не старалась щеголять в школе дорогими вещами и украшениями, чтобы выделиться. Ее имя справлялось с этим самостоятельно. Семья Мэйн была… необычной. Многие назвали бы ее даже скандальной. Ее отец, Ронал Мэйн – родовитый и могущественный крит, приближенный княжеской семьи, отказавшись от милости большей части высшего общества Режионемы и, главное, родного отца, взял в жены какую-то нищую из обычного люда! Долго после их свадьбы не утихали сплетни об их семье и о преданности Ронала князю. Некоторые особо злые языки распространяли догадку о том, что эта свадьба – не что иное, как проявление неуважения дворцу и идеям Главного Народа. Но, несмотря ни на что, князь Питер не отдалил от себя своего дорогого советника и завещал своему сыну ценить его службу. Поэтому сплетни потихоньку утихли, но двор с некоторыми недоверием и нелюбовью относился к удачливому Роналу и его красавице-жене Пелагее.

Без удовольствия натянув свои повседневные вещи, уложив каштановое каре и продев указательный палец в кольцо с семейным гербом в виде сокола, она спустилась вниз.

Ее аккуратные лакированные туфельки предательски цокали по винтовой лестнице из белого мрамора, извещая о ее присутствии.

Сидя за гладким длинным столом, выполненным из точно такого же, что и лестница, камня, держа толстую потрепанную книгу, отец потягивал утренний кофе. При звуке шагов он повернул голову.

– Сегодня ты не торопишься. Не опоздаешь? – спросил он так, будто бы ничего не произошло.

– Я не буду завтракать.

– Почему? – обеспокоенно выглянула из-за широкой спины мужа Пелагея. Девушка с матерью были чертовски похожи. Такие же густые каштановые волосы, тот же слегка хмурый изгиб бровей, те же черты лица, осанка и поступь. Несмотря на бедное людское происхождение, Пелагея будто бы была создана для дворца – она всегда сохраняла достоинство и обладала прекрасными манерами. Единственное отличало их с дочерью: Равенна унаследовала сияющие серые глаза своего отца, в то время как Пелагея была обладательницей бархатных карих.

– Не хочется. – она не хотела разговаривать о вчерашнем. Хотя бы сейчас. Ей очень нужно было увидеться с Террой. Как бы ни иронично это не было, подруги будто бы поменялись местами. И ей очень хотелось убедиться, что после теста между ними все осталось, как было.

Тест – изобретение одного именитого крита, придумавшего его еще сотню лет назад. Он состоял из психологической части и практической. Первая почти ни на что не влияла и была просто формальностью. Но вторая решала абсолютно все.

Учеников по очереди заводили в маленькую комнатушку, где их вводили в транс и давали определенные маленькие команды, которые, впрочем, ученики знали заранее. Если испытуемый был способен их выполнить, значит он – крит, если нет – простой человек, а если вытворял нечто из ряда вон выходящее, его отводили на тест для шаманов.

А куда девались дети оттуда, никто не знал.

Схватив свою кожаную куртку и проверив карманы на наличие ее любимого складного ножика, подаренного отцом еще в детстве, она выскочила на неприветливую пасмурную улицу.

Разумеется, семья Мэйн жила в благоприятном районе. Элитный коттеджный поселок находился достаточно близко к княжескому дворцу, примерно в десяти минутах езды на автомобиле. У каждого дома была большая приусадебная территория, на которой обычно разбивали роскошные вечнозеленые сады. Их дом не был исключением, и Равенна любила проводить время на свежем воздухе среди зелени. Но именно в этот дождливый ветреный день все вокруг казалось чужим.

Дойдя до границы поселка, отмеченной высокой черной оградой с острыми пиками, девушка пролезла в узкий проход, найденный ею еще на первых курсах. Конечно, она могла ходить по главным улицам, но так на дорогу тратилось в два раза больше времени, поэтому Равенна предпочитала добираться через достаточно опасный, но короткий путь.

Так она и научилась видеть обратную сторону жизни. Это не помешало бы многим заносчивым «золотым» деткам, с которыми она училась. Узкие улочки, разбитые дороги, размокшая от дождя грязь, согнувшаяся старушка, которая неизменно по утрам поливает скудный цветник у себя на окне – все это напоминало Равенне, что помимо сытой жизни существует и совсем другая.

Здесь жилье строилось каким-то особенным образом. Это не были отдельно стоящие дома, но одно- и двухэтажные лачужки стояли будто бы штабелями. Бок к боку, а некоторые и вовсе имели общие стенки. Местность была выбрана самая неудачная – то и дело маленькие холмики и пригорки заставляли дорогу петлять и извиваться, а из-за неоднородности почвы строения то и дело проседали, косились, давали трещины.

Из года в год Равенна видела здесь одних и тех же людей. Иногда, когда она встречала их вне этого унылого квартальчика, ей даже хотелось поздороваться с ними. Они тоже узнавали слишком опрятно одетую девицу, но приметив ее еще с ее детства – не трогали, в отличие от других иногда плутающих здесь душ. Как-то негласно она стала здесь своей.

На подходе к школе сердце стало биться чаще, странное чувство холодка подступило к груди. Зубы сами стали нервно покусывать нижнюю губу.

Школа, конечно же, была выстроена в самом лучшем виде. Это было величественное пятиэтажное здание, отделанное в стиле классицизм. Светло-коричневые стены возвышались над зеленью вековых деревьев, высаженных вокруг него. Широкая дорога вела от распахнутых кованых ворот к массивным деревянным дверям, в которые постепенно затекали пестрые вереницы учеников.

Несмотря на политику трех последних князей, дети людей и критов до сих пор учились вместе. Правительство не напрасно опасалось, что народ взбунтуется, если его лишат хорошего образования. Но несмотря на то, что система не подразумевала дискриминации обычных людей в школе, дети более высокопоставленных и родовитых родителей устраивали ее сами.

До идентификации криты и люди изучали одни и те же предметы. После – у критов добавлялись свои профильные дополнительные занятия, а у людей свои, «чтобы с большей эффективностью развивать их потенциал».

Равенна многое бы отдала, чтобы первым уроком был какой-нибудь предмет для «простачков», к которым она теперь относилась. Но в расписании стояла чертова география.

Зайдя в класс, она немного удивилась. Терры, которая всегда приходила за двадцать минут до начала занятий, не было на своем месте. В замешательстве она села за парту и достала тетрадь.

– Всегда было видно, как вы похожи со своей маменькой, Рав. Но кто мог подумать, что настолько? – раздался за спиной девушки приторно-сладкий голосок. У присутствующих чистокровных критов на лица полезли гнусные улыбки.

Равенна лишь молча окинула девицу своим фирменным высокомерным взглядом. Она выработала его за годы заступничества за свою лучшую подругу, теперь, как оказалось, крита человеческого происхождения.

Как раз в этот момент она и вошла в класс. И Равенна ее не узнала.

Терра шла, прижавшись к огромному ухмыляющемуся Агну, который тем временем своей лапищей обнимал ее за плечи. По спине высокой худенькой девушки рассыпались золотистые волнистые пряди. Всегда сияющие миндальные глаза сейчас были красными. В руке она держала бутылку минералки. Вместе с ними гурьбой зашла вся его задиристая компашка, от которой Терре вечно доставалось в прошлые годы.

Но теперь подруга не выглядела угнетенной.

Тяжело плюхнувшись рядом с Равенной, она размяла шею. Ночка явно выдалась бурной.

– Думаю, нам стоит поговорить, Терра. – сказала слегка ошарашенная подруга. Она не могла найти в сидящей рядом с ней девушке хоть крупицу от ее любимой наперсницы.

– Потом. Голова раскалывается. – безразлично ответила та.

– Разумеется. – задумчиво проговорила Равенна, уже отмечающая про себя новые обстоятельства.

После географии все уроки оказались профильными, и Равенна вроде бы сначала выдохнула. Но ненадолго.

Зайдя в класс черчения, она поняла, что ей и здесь тоже не рады. Лица простенько одетых бедноватых подростков, детей обычных ремесленников и захолустных картографов, хмуро обратились на девушку. Она, независимая и всегда уверенная в себе, в тот момент хотела провалиться сквозь землю.

– Привет… – она еле выдавила из себя какое-то подобие улыбки и быстренько заняла пустое место за последней партой. Равенна почувствовала, что этот год, как и вся ее жизнь, обесценившаяся после теста, выдадутся своеобразными.

По окончании уроков она решила подождать Терру у входа. Но тут же поняла, что это было ошибкой.

Из школы она вышла так же с Агном и кучкой его туповатых приспешников. И вся толпа, заприметив неплохую жертву для издевательств, направилась к ней.

– Привет, Рав. Как жизнь? Шитье поддается? – оскалился бугай. Девушка закатила глаза.

– Как мило, что ты осведомляешься о моем расписании, Агн. Мы обязательно поболтаем с тобой позже, но я хотела бы поговорить со своей подругой.

– Правда? Ну, так, говори. – он указал на девушку, которая тихонько опустила свои глаза вниз и разглядывала что-то под своими тряпичными кедами.

– Ты не понял. Я хочу поговорить с ней наедине.

– О, ну раз наедине, тогда понятно… – протянул он. – О чем, если не секрет?

– Секрет. – тут Равенна схватила Терру за рукав старенького черного платьица и повела прочь, но знакомый сладенький голосок, который, видимо, мог звучать только исподтишка, снова раздался за ее спиной.

– Не представляю, как ты высидела все уроки, Рав. Пятая точка не болит? – Равенна сначала не поняла подвоха, а потом ее осенило:

– Меня, в отличие от тебя, Миранда, родители не бьют.

Светловолосая девушка поджала губы, идеально очерченные яркой помадой, оскорбленно вздернула носик и тряхнула головой. То, что она частенько получает дома, не было секретом, особенно для тех, кто крутился в княжеских кругах. Но никто не осмеливался заводить об этом речь.

– Пока что.

– Посмотрим.

Подруги отошли под сень яблонь, что росли у забора школы. Равенна выгнула бровь и посмотрела на Терру снизу-вверх – их рост различался сантиметров на двадцать.

– Ничего не хочешь мне объяснить?

– Что я должна тебе объяснять?

– Терра, я не узнаю тебя. Столько лет эти выродки издевались над тобой… Что изменилось между вами?

– Не называй их так… Они не так уж и плохи… – Терра не смотрела в глаза Равенне. С привычной ей застенчивостью она ковыряла носком кеда мокрую землю.

– Что? – девушке показалось, что она ослышалась. – Они? У тебя совсем память отбило?

– Послушай, – вдруг Терра с невиданной для нее уверенностью посмотрела Равенне прямо в глаза. – Ты бы могла просто порадоваться за меня.

– Боже, Терра, конечно же я рада за тебя. Но то, что ты – крит, еще не значит, что нужно общаться с каким-то отребьем.

– Меня предупреждали, что ты будешь пытаться настроить меня против них. – эти слова оглушили Равенну. И от этого она стала еще злее.

– Ах, да? Чему еще тебя научили твои новые добрые друзья?

– Ты просто завидуешь.

– Завидую?

– Да. Ты всегда вела себя так, будто ты лучше меня. Но теперь все развернулось на 180 градусов, и тебе трудно с этим смириться.

– Прекрасно. Знаешь, Терра, катись ты к чертям собачьим с такими умозаключениями.

Развернувшись, Равенна быстро зашагала к воротам. Терра не стала ее останавливать, а направилась обратно к своим бывшим обидчикам.

У Равенны лились непрошенные слезы обиды по щекам, когда она шла по извилистым улочкам трущоб. У больших дорог она сдерживалась, но здесь можно было дать волю чувствам. Она остановилась между двумя голыми серыми стенками и вздохнула полной грудью. Отсчитав семь вдохов и выдохов, она ненадолго справилась с эмоциями и пришла в себя. Девушка не могла поверить, что Терра так быстро успела переметнуться на чужую сторону, ополчиться против нее. Хотя, остывающий разум подсказывал ей, почему так могло произойти.

За Террой всегда прослеживалась чрезмерная мечтательность. Вдохновленная историей семьи Мэйн, она грезила выйти замуж за знатного крита и всегда заглядывалась на родовитых юношей в школе. Терра мечтала вертеться в тех кругах, в которых находилась Равенна, ее тяготила жизнь в маленьком домике двух помешанных на критах картографов. Она ужасно боялась, что ей уготована судьба простой прислужницы.

А теперь ей дали карты в руки. И она не собиралась оставаться в том же разряде отбросов школы, в котором была до этого. Поверив всем тем глупостям, что ей наговорили ее кумиры, она быстренько поменяла свое мнение о единственной подруге за все школьные годы.

Равенна тяжело вздохнула. Она не винила девушку. Ведь желание быть счастливой – не преступление. Ее душила досада на саму себя из-за того, что она была слепа и позволила себе привязаться к человеку, который видел в ней лишь способ достижения цели.

Собравшись идти дальше, девушка уловила странный и неестественный для обычного дня в Алтене звук. Подняв голову вверх, она увидела среди поредевших туч, уже просвечивающих ясное синее небо, маленькую приближающуюся точку.

Летел вертолет. А из него вихрями вырывались маленькие пестрые листовки.

Подобные акты не были новостью для Режионемы. Часто, особенно в неблагоприятных районах, княжеские противники старались продвигать свои оппозиционные идеи. Десятки различных группировок ходили по домам, раздавали литературу, флаера, некоторые, самые дерзкие, даже прерывали радио эфиры и вставляли информацию о своей организации. Они обещали изменение режима, улучшение жизни обычных людей, даже окончание опалы на шаманов. Полиция и органы власти, если находили этих смельчаков, обращались с ними очень жестко. Из рассказов отца и учебников истории, раньше таких приговаривали к высшей мере наказания. Но на своей памяти Равенна помнила только одну казнь.

Ей было всего шесть лет, когда это произошло. Всю знать, в том числе и семью Мэйн (в полном составе), обязали явиться. Тут же собрали большое количество обычных людей. Тогда княжеской полиции удалось поймать главу самой крупной и опасной для властей группировки. Равенна не помнила ее названия. Но она не была простой. Почти все представители этой организации были шаманами. План захвата власти состоял в том, чтобы подорвать авторитет князя Питера и поставить на его место своего человека, который смог бы изменить законы Режионемы и мнение людей о шаманах. Они многого добились: смогли поднять целых три восстания, провернуть две попытки убийства князя, но в ночь перед четвертым бунтом их штаб-квартиру накрыли с поличным.

Сразу же после казни князь торжественно передал корону своему сыну Филу. С чувством выполненного долга, оставил теперь уже «чистый» престол.

Фил же не был так же жесток, как его отец. Говоря честно, этот человек был даже мягкотелым. Почти всю работу за него выполняла его свита. Ронал Мэйн, которому Фил действительно доверял, был против смертной казни в целом. Поэтому те немногочисленные раскрытые полицией группировки по официальным данным отправлялись на золотые рудники. Но, несмотря на увещевания отца, Равенна почему-то этому не верила.

Несколько ярких листовок занесло на ту улицу, где находилась Равенна. Пустой, бесцельный интерес заставил ее поднять одну из них.

На флаере размером с половину тетрадного листа размещалась краткая информация о шаманах, о том, почему политика по отношению к ним и простым людям последних трех князей несправедлива, и пару слов призыва к действию. Внизу под звездочкой было указано, когда и где нужно быть, если читающий вдруг правда решится вступить в организацию. Равенна глянула на рядом лежащую листовку и заметила, что там прописаны совершенно другие данные.

«Продуманно» – решила она. Но укол скептицизма вдруг заставил ее задуматься. «Это может быть приманка от полиции. Будет интересно, если по этим адресам скоро начнут отлавливать несостоявшихся революционеров.»

И, отмахнувшись от мысли об этом, она машинально сунула листовку в карман куртки. У нее был вагон своих трудностей, и она не собиралась заниматься чужими проблемами.

***

Равенна с матерью всегда обедали вместе. Отец в это время был во дворце и приходил поздно вечером с кучей бумаг и карт, продолжая разгребать их до самого утра. Мерно жуя кусок белого хлеба, вкуса которого она, впрочем, не чувствовала, девушка устремила замутненный взгляд куда-то вдаль.

– Все нормально? Как школа? – прервала гробовую тишину мать, взволнованная состоянием дочери.

– Да, все хорошо. – ответила Равенна, подняв ложку и начав делать вид, будто ест суп. Она не решалась посмотреть ей в глаза. Так чуткая женщина могла бы прочитать на ее лице все ее переживания.

– Точно? Ты знаешь, ты можешь рассказать мне все, что угодно. Я постараюсь понять.

– Мне нечего рассказывать, мама. – неоправданная злость заставила ее сжать зубы. Она была из тех людей, которые не любили проявлять слабость. Такие личности ставят себе слишком высокие и никому не нужные планки, изо всех сил стараются им соответствовать, но, когда понимают, что не справляются, их одолевает злоба. Которая часто находит выход на других.

– Я поняла. – Пелагея слегка поникла, но она была очень эмпатичной натурой и давно знала об особенностях характера своей дочери. Поэтому уже не воспринимала на свой счет попытки Равенны отдалиться.

В прояснившейся голове девушки агрессия сменилась на вину перед матерью. Но за этот день ее силы иссякли, и последнее, чего она хотела – объясняться с кем бы то ни было. После обеда она почти сразу уснула в своей комнате и проспала до самого утра.

Церворум

Подняться наверх