Читать книгу Кто и как жил на земле Эстонии - Елизавета Рихтер - Страница 5

Рис. 1. Пахотные орудия:

а) соха с конной тягой;

б) рало, в которое запрягали волов.

Крестьянские работы делились на сезоны и циклы. Весенний цикл начинал Юрьев день (23 апреля), день первого выпаса скота. В мае начинались мужские работы – пахали, боронили, сеяли, а женщины сажали овощи и картофель, в конце мая сеяли лен. Следующей работой было приготовление поля под озимые. Почвы Эстонии были бедны и требовали удобрений. Вывозка навоза, накопившегося за зиму в хлевах, была спешной, на один день. Своей семьей не обходились, звали соседей и родственников, собирали толоку. Всем толочанам находилось дело: мужчины поднимали слежавшийся за зиму навоз, наваливали его на телегу, мальчики вели лошадей с телегами на поле (на одну десятину поля требовалось 45 возов). Навоз сбрасывали небольшими кучками, а женщины короткими вилами равномерно разбрасывали его по полю. Работа тяжелая и грязная, но из нее умели сделать веселье и праздник.

Вот закончена работа, девушки в шутку окатывают парней водой, всех толочан зовут к столам. Девушки уже в нарядной одежде, парни в белых рубахах. После угощения начинались танцы под скрипку или волынку. За столом договаривались, к кому из хозяев пойдут на следующую совместную работу. Толочан звали, когда тягали лен, копали картошку.

Определяя сроки сельскохозяйственных работ, крестьяне учитывали наблюдения над природными явлениями, например фазы луны. К молодой луне приурочивали посадки всего, что «растет вверх» (зерновые), при старой луне сажали все, что «растет вниз», в землю: картошку, овощи. Разнообразны были загадывания. Например, если в Тынисов день (Тõnesepäev) (17 января) солнце выглянет хоть на миг, будет урожайный год, если до Юрьева дня (23 апреля) прогремел гром, жди холодов, но и хорошего урожая ржи, если же идет дождь и дует северный ветер, рожь не уродится.

Лен сей не раньше, чем зацветет черемуха (или рябина). Можно говорить и о магических (колдовских) приемах, когда сам человек воздействовал на урожайный год. В апреле надо было выйти в поле с сохой, даже если идет снег, и провести хотя бы одну борозду. На Масленицу приносили на вилах навоз и разбрасывали его в поле. В этот же день катались с гор, загадывали – у кого санки дальше проедут, у того и лен вырастет выше. Важным для будущего урожая были и такие обычаи: хозяин сам сжинал первый сноп, который до нового урожая сохраняли в клети. Там же, в закромах, находился хлеб из первых сжатых колосьев. Весной кусок этого хлеба получал пахарь перед первым выездом на пашню, в Рождество кормили им скотину.

Летние работы – страда, как называют это время, – шли безостановочно. С Иванова дня (Jäänipäev), 24 июня, начинали косить, а окончить сенокос следовало ко дню св. Якова (Jaakobipäev), 25 июля. С этого дня, говорили в народе, в сене появляется «железный гвоздь, в колодце – холодный камень, в лесу – черный человек». Управившись с сеном, принимались убирать зерновые, в первую очередь рожь. За нею – яровые, пахали пашню под озимую рожь, которую сеяли в конце августа – начале сентября. Тягали лен, начинали сушить хлеб и молотить. Полагалось закончить молотьбу к Мартынову дню (Mardipäev), 10 сентября. Завершались срочные полевые работы к Михайлову дню (Mihklipäev), 29 сентября. Тогда же заканчивались и женские полевые работы: «Репа должна быть в погребе, а жена в доме». Когда в 1830-е годы получила распространение картошка, то и ее следовало выкопать к Михайлову дню. Об этом дне помнят и сейчас. А вот обмолот длился намного дольше, иногда до глубокой осени. Снопы следовало просушить в риге, на что уходили сутки, а затем молотить цепами в гумне.

Во второй половине XIX века, когда крестьянам деньги были крайне необходимы для выкупа дворов в собственность, стало быстро развиваться льноводство. Лен был культурой трудоемкой. Дергали его в первой половине августа, обрезали головки с семенами, снопы выдерживали в специальных ямах, мочилах, чтобы размягчить костру (верхнюю оболочку стебля), высушивали в риге и мяли на льномялках и трепали, освобождая от кострицы. Обработка льна велась зимой после обмолота зерна. Обмятый, тщательно вытрепанный лен получался шелковистым, серебристого цвета, очень прочным и приносил большие доходы в крестьянские семьи.

Уровень животноводства до середины XIX века был низким: малодойных коров держали в первую очередь для удобрения (называлось это «навозным» скотоводством). Держали овец, свиней, лошадь. Крестьяне верили, что о домашних животных заботились высокие покровители: св.Антоний (Tõnis) – о свиньях, св.Анна (Anne) – об овцах, св. Георгий считался защитником лошадей. В праздники святых хозяева выполняли различные обряды, чтобы обеспечить сохранность и плодовитость домашнего скота: «замыкали» стадо в первый день выпаса магическим кругом. Еще и в начале XX века пастух, получивший стадо, трижды обходил его, обводя палкой на земле круг, защищал животных от зловредных сил и волков.

Надо ли говорить о том, что такое хлеб для крестьян? Есть прекрасные, мудрые слова, идущие из древности: молитва-заклинание «Отче наш». Ее произносят и лютеране, и православные:

«...Хлеб наш насущный

Даждь нам днесь...»

«Meie igapäevast leiba

anna Meile tänapäev...»

Эта основная молитва сохранилась у эстонцев до наших дней. В лютеранской церкви прихожане нередко читают эту молитву хором. А прежде в крестьянских семьях, да и в городе, когда все собирались за столом, не начинали есть, пока отец не прочтет «Отче наш». По окончании еды вставали из-за стола и вновь произносили слова благодарности за хлеб.

Во второй половине XIX и в XX веке старинная обрядность постепенно сокращалась, многое менялось в хозяйственной деятельности крестьян. Дольше всего сохранялись приметы, связанные с явлениями природы (фазы луны).

К середине прошлого века барщинная система и трехполье себя исчерпали. Помещичьи хозяйства так же, как и крестьянские, находились в тупике, урожаи не поднимались. Уже в 1840-х годах прибалтийские помещики были вынуждены искать пути рационального ведения хозяйства. Чтобы получить наибольшую прибыль от земли, необходимо было переходить к агрономическим новшествам, появившимся в Европе, покупать новые сельскохозяйственные машины. Заграничные машины были дороги, и, чтобы получить деньги, помещики перевели многих крестьян на аренду, а иногда даже продавали в собственность крестьянам участки земли. Это, конечно, лишь одно из последствий полной отмены крепостного права.

Получить землю, завести собственное хозяйство было извечной мечтой эстонских крестьян, особенно тех, кто не наследовал отцовский хутор и был батраком. Если семья помогала брату, а самому ему удавалось скопить какой-то капитал, необходимый для первого взноса, мечта становилась реальностью. Но все ухоженные земли давно были во владении помещиков или крестьян-дворохозяев, в продажу шли лишь неудобные для обработки земли. Между тем Эстония значительно различалась качеством почв. Центральная и Южная Эстония, особенно возвышенные части, были пригодны для земледелия, их и освоили раньше. Менее плодородной была Северная Эстония, зато земли здесь отдавались дешевле и надел площади мог быть большим. Именно здесь купил хутор Андрес из Варгамяэ, герой автобиографического романа А. Хансена-Таммсааре «Правда и справедливость». Прототипом главного героя романа был отец писателя, на этом хуторе родился и сам писатель. «Большая часть земли лежала в заросшем травами болоте и во мшистой долине, где росли карлицы сосны. Сенокосные луга тоже были разбросаны по краям болот, у источников, среди хилых березок или вдоль зыбкого берега реки... Сухого луга при хуторе лишь самая малость. – Впору лошади поваляться. – сказал о нем бобыль Мадис». На этом хуторе «...и началась работа, работа на целый век, век человеческий, работа, которую продолжать будет и грядущее поколение»**.

Со временем новохуторяне на выкупленных местах расширяли пахотные земли, вели мелиоративные работы. (Отказавшись от трехполья, они перешли к четырех-пятипольной системе). Примитивную соху вытеснял фабричный плуг, появились бороны с железными зубьями. В конце XIX – начале XX века богатые хуторяне покупали и сельскохозяйственные машины (жнейки, косилки, молотилки и др.), облегчавшие трудоемкие работы. Сеяли больше овса и сильный корм – клевер. В Северной Эстонии выращивали молодняк, откармливали быков на мясо, разводили на продажу лошадей. В Южной Эстонии увеличивали молочное стадо. Масло бесперебойно шло на местные рынки, через скупщиков – и в Санкт-Петербург. К концу XIX века увеличилось поголовье свиней, их ставили на откорм, мясо шло на продажу.

В районах с бедными почвами крестьяне находили себе другие занятия: жители прибрежных волостей занимались рыболовством, меняли рыбу на зерно. Часть мужчин ходила в море – нанимались на торговые суда, занимались контрабандой. С островов мужчины шли на материк рыть канавы, плотничать, девушки – служанками в городские семьи, осенью – копать картошку. В некоторых волостях занимались деревообделочными работами, изделия (сани, колеса, сундуки, самопрялки и др.) продавали на ярмарках, меняли на хлеб.

Поселения и постройки

В начале XIX века немецкий путешественник И.Хр. Шлегель отметил: «Эстонские усадьбы стоят разбросанно, не так, как у истинно русских, в одну улицу». Это подтвердил и другой наблюдатель, который писал, что «эстонцы не придерживаются какого-либо определенного плана, как это принято у русских, их дворы разбросаны редко, на разных расстояниях друг от друга». Кроме небольших деревень, были и однодворки – двор, одиночно стоящий на мызной земле. Деревни окружены были пахотными землями, выгонами, покосами.

Во второй половине XIX века началось межевание крестьянских земель. Помещики стремились продать или сдать в аренду цельный, недробный хуторной надел. Если на земле, предназначенной на продажу, стояли дворы, то крестьян выселяли на новые места. Бобылям, в которых нуждались новые хозяева или арендаторы хуторов, приходилось покидать свои участки и сселяться в бобыльские деревни. Владельцам мыз было выгодно иметь неподалеку от имения безземельных крестьян, которые работали бы по найму.

На крестьянском дворе постройки окружали открытую, заросшую травой площадку. По ее периметру стояли рига с гумном и остальные постройки – клеть, хлева, сарай для сена, летняя кухня. Двор украшали березы, липы, клены. (И поныне в новых районах Таллинна можно увидеть группы старых деревьев – следы стоявших здесь некогда хуторов.)

Жилище эстонских крестьян – жилая рига (см. рис. 2) – не имеет аналогий ни у одного соседнего народа, исключая северных латышей. Ученые считают, что жилая рига появилась уже в начале II тысячелетия н.э.

** Никто лучше А. Х.-Таммсааре не написал о крестьянском труде. Сколько усилий и тяжелейшего труда было вложено в неплодородную землю, чтобы она получила тот облик, который стал привычен для нашего глаза.