Читать книгу До встречи в феврале - Эллисон Майклс - Страница 22

– Почему вы хромаете?

Уилл бережно коснулся моего локтя, когда я неудачно наступила на ту часть стопы, где зиял порез от жирафа, и ойкнула.

– Боевая травма. – Отшутилась я.

– Отбивались от енотов? – Вполне серьёзно спросил Уилл.

– Скорее, от жирафов. А что, здесь водятся еноты?

Мой спутник склонил голову, как добрый спаниель, и улыбнулся точно так же.

– В Берлингтоне кто только не водится. И еноты, и барсуки, и медведи.

Нужно не забывать закрывать двери на ночь. Похоже, в отличие от Лос-Анджелеса, налёта грабителей здесь бояться не стоит, а вот нашествия хищников – ещё как!

Ровно к десяти утра уже знакомый «бентли» подкатил к дому и мелодично поскрипел шинами по свежему снегу. Кто-то там наверху решил засыпать этот городок белой крошкой и скрыть его от постороннего мира. На этот раз Уилл не сигналил – к назначенному времени я уже подготовилась и вышла на крыльцо при полном параде, пусть и скромном. Всё те де джинсы и тёплые ботинки, разве что свитер я сменила на кашемировый джемпер и волосы успела уложить во что-то более презентабельное, нежели вчерашнее гнездо кукушки.

Проспать я не боялась, потому что полночи провалялась без сна. Вечер в компании «Эвана Уильямса» притупил чувства, но не усыпил их окончательно. Обещание мистеру Кларку я сдержала – его бесценный «Гленн Макаллан» остался невредим. Ни капли не исчезло – бурбониться до беспамятства я всё же не стала. Смочила рецепторы и успокоила нервы, после чего бутылка «Эвана» вновь отправилась на своё законное место в бар, а я на своё – в исцарапанное кресло у камина, который получилось разжечь с четвёртой попытки.

Наблюдение за танцем огня успокаивало сильнее алкогольных паров. Я всегда искала утешения в рисовании, но без полного набора инструментов не хотелось даже начинать, и я погрузилась в ленивое прозябание до самой ночи. Наспех поужинав остатками вчерашней еды, что Бетти так любезно привезла вместе с одеждой дочери, я рано отправилась наверх, но так и не уснула.

Угрозы Гэбриэла меня напугали, а ссора с мистером Кларком испортила боевой настрой окончательно. Я украла картины из «Арт Бертье» и несколько дней скрывала их в своей квартире. На этот раз мистер Кларк отстоял их, но в следующий Гэбриэл и правда может заявиться с подмогой в лице двух полицейских и потребовать вернуть его законное имущество. Меня объявят в розыск по всем штатам – уж Гэбриэл позаботится о том, чтобы отплатить мне за эту выходку сполна.

Да уж, бабуля Эльма и родители глядели на меня с небес и не могли глазам своим поверить – их драгоценная дочка и внучка сбилась с пути и нажила себе проблемы с законом. Но судебное разбирательство или даже тюремный срок пугали меня не так сильно, как риск потерять картины. Любому родителю невыносимо расставаться с тем, кого произвёл на свет. А мои картины – мои дети.

Когда я подписывала договор с Гэбриэлом о том, что буду выставляться в его галерее и забирать себе лишь процент с продаж, я не просто продала своё право на эти картины, но и душу дьяволу. Он – демон перекрёстка, что сладкими уговорами заманил меня в невыгодную ловушку. Хотя два года назад у меня не было особого выбора. Или остаться «на улице», или довольствоваться крохами в надежде однажды стать великой художницей. И только Гэбриэл Бертье мог мне в этом помочь. До тех пор, пока не перестал помогать.

Уилл снова сам сел за руль, устроив водителю длительные выходные. Как только я забралась к нему в машину, Гэбриэл тут же куда-то исчез. С некоторыми людьми заведомо хорошо и спокойно просто находиться рядом. Бабушка Эльма была такой. Мир могла проглотить бездна, но я бы даже не заметила этого, если бабушка садилась на кровать в моих ногах, гладила меня по спине и напевала свои убаюкивающие колыбельные. Этой ночью мне очень не хватало её прикосновений и голоса. Больше некому было спеть мне «Спи, моя радость».

В «Марвело» с лёгкостью заблудился бы даже кто-то более находчивый, чем я со своим топографическим умением блуждать в трёх соснах. Для каждого на этой планете найдётся свой земной рай. Для художников и любителей попачкать руки в красках и грифеле таким местом оказалась художественная лавка на Лейк-стрит. Симпатичная улочка сразу напротив озера Шамплейн и парка Уотерфронт. Было что-то сказочное в том, как принарядились ели и сосны в белые шубы, и как завидовали их одеянию голые канадские клёны и высокие дубы. Как же здесь красиво летом – и представить страшно!

Лавка удобно устроилась на первом этаже невысокого жилого дома, прямо напротив кафе быстрого питания и, по иронии судьбы, студии йоги. Весь город уже украшали гирлянды и венки к Рождеству, но хозяин «Марвело» отыгрался по полной на своём магазинчике. Тот заманивал внутрь переливами огоньков на карнизах здания. У самых дверей стояла живая ёлка под два метра ростом, украшенная разномастными игрушками. Многие из них оказались ручной работы и были исписаны узорами и мордочками животных.

– Они подписаны! – Изумилась я, покрутив белый шарик со звёздами в руках. – Мисси Уолтерс, 6 лет. – Пробормотала я и оглянулась на Уилла. – Это сделал ребёнок.

– В начале каждого года мистер Дункан выставляет у входа коробку. – Принялся объяснять мой спутник. – Собирает пожертвования для детей со всего штата. Игрушки, сладости – кто что бросит по пути, пробегая мимо лавки. Сам же он обчищает витрины своего магазина, чтобы подарить детям принадлежности для творчества. К концу ноября коробка исчезает, потому что мистер Дункан расфасовывает всё добро и рассылает подарки по детским домам и онкологическим отделениям.

– Ух ты, как благородно!

– Не то слово. И в благодарность некоторые детишки дарят что-нибудь в ответ на его доброту. В основном это ёлочные игрушки. – Уилл кивнул на десятки таких же кривовато, но душевно расписанных шаров. – А ещё внутри целая стена с рисунками, сами увидите.

– Это самое потрясающее, что я когда-либо слышала. Звучит как настоящее рождественское чудо.

– Этот городок ещё не раз вас поразит. – Улыбнулся Уилл, даже не подозревая, что одна его улыбка поражает в самое сердце.

Деревянная вывеска «Марвело» играла разными цветами и так и манила поскорее войти.

– Вы сказали хозяина зовут мистер Дункан. – Припомнила я.

– Да, Клайд Дункан.

– Хм, я почему-то решила, что в маленьких городках, подобных вашему, лавки носят названия своих хозяев. Довольно прелестный, но всё же стереотип.

– Вы не ошиблись. По большей части так и есть.

– Но… – Я непонимающе перевела взгляд на вывеску и снова на Уилла. Тот понял, почему в моей голове произошла нестыковка и пояснил:

– Марвело – так звали сына мистера Дункана. Он умер больше тридцати лет назад от рака крови.

– Какой ужас. – По коже пробежали мурашки от потрясения, а горло сдавило знакомыми чувствами. Я знала, какого терять самых близких. Но терять ребёнка в разы тяжелее, чем родителей.

– Потому мистер Дункан и затеял такую благотворительную акцию.

– Жаль, что коробку уже убрали. Я бы тоже хотела хоть как-то поучаствовать. – Пусть в моих карманах и не было даже десяти лишних долларов, я бы с удовольствием принесла их в жертву на такое благородное дело.

– Думаю, мы что-нибудь придумаем. – С тёплой, успокаивающей улыбкой пообещал Уилл и открыл передо мной дверь.

Внутри лавка оказалась куда просторнее, чем снаружи. Уилл послушно бродил следом за мной между стеллажами с тележкой и любопытством. Мне хотелось похватать всё, что я видела, но я лишь скромно подбирала то, что мне пригодилось бы для написания пейзажей Берлингтона. Сперва было неловко наполнять корзину – я не привыкла, чтобы за меня платил мужчина. Гэбриэл со всеми его деньгами оказался скупым кавалером, и всё, что я могла от него ждать – ужины, редкие преподношения в виде «Барбареско» и коробки конфет, и ещё более редкие дары вроде «Лабутенов».

Увидев мои колебания, Уилл укоризненно покачал головой:

– Мисс Джеймс, у нас ведь был уговор. Берите всё, что пожелаете, и не беспокойтесь о цене. Я попросил вашей помощи ,и я буду беспокоиться о таких мелочах.

Мелочах! Да в корзине уже лежало товаров почти на тысячу долларов! Набор чернографитных карандашей для создания эскизов, холсты разных размеров, пастельные и акриловые краски, а также всякие мелочи, которые могли пригодиться в работе. У мольбертов я остановилась.

– Я думала о том, что стану писать.

Уилл искренне заинтересовался.

– Ваш отец любил город. Несколько картин не смогут показать эту любовь. Теперь я поняла, почему вы хотели выделить в галерее отдельную комнату, где каждый из посетителей смог бы полюбоваться красотой Берлингтона. Оставить там частичку своей души.

– В этом и была затея.

– Мне нравится. Но тогда понадобятся мольберты и полотна разных размеров. – Я призадумалась, как это всё будет выглядеть, и мои фантазии мне очень понравились. Руки сами потянулись к нужным холстам уже без мучительного голоса совести. Уилл ведь сам сказал, что я могу брать, что угодно. И ради того, что созрело в моей голове, мне нужно было именно это.

– Уже придумали, что рисовать? – Оживился Уилл ещё больше. – Не расскажете мне?

– Вы ведь дали мне полный карт-бланш. – Просияла я, заглядывая ему в глаза. Их голубизна – частичка неба в ясную погоду. – Тогда доверьтесь мне.

– Если бы я вам не доверял, то никогда бы не пригласил в свой дом и в свой проект.

Помимо нас в магазине почти никого не было, но мистер Дункан мог не переживать за выручку. Одна наша корзина тянула на проценты за полдня продаж уж точно. Пока Уилл отправился на кассу, катя тележку так же аккуратно как свой «бентли», я замерла у тех самых рисунков детей. Целую стену длиною в две моих гостиных завесили рисунки красками, карандашами или мелками – кто чем больше любил рисовать. Где-то с боку виднелась подпись. «Тимоти, 4 года». Или «Софи Пейнтер, больница Шелберн».

Меня задушило жалостью и тоской. Кое-то из маленьких художников так напоминал меня. Сироты, оставшиеся без родительской любви. Но им не повезло куда сильнее, ведь их передали под опеку незнакомых женщин к таким же озлобленным и несчастным ребятам. У меня была бабушка Эльма, которая любила меня всей душой, В два раза сильнее, чтобы заменить любовь родителей. Чтобы я не чувствовала себя покинутой.

У всех этих детей не было бабушек Эльм. А у кого-то не было и года жизни. Но у всех них было столько смелости, силы и жажды жизни, что я невольно дала волю чувствам. Не знаю, сколько я вот так простояла у детской галереи, но Уилл успел пробить всю гору товаров и упаковать. Он осторожно тронул моё плечо, чтобы не напугать, потому что я не слышала его шагов.

– Я отвезу всё это в машину. – Он кивнул на тележку.

– Хорошо, я буду через минуту.

Пусть коробку с пожертвованиями перед входом в «Марвело» уже убрали, я решила не ждать до начала следующего года, чтобы внести свою лепту в столь доброе дело. Я была на мели, но помощь больным или обездоленным стоила последних денег в кошельке. Я выбрала стопку альбомов для рисования, наборы разноцветных карандашей, акварели и кисти разной толщины, и сгрузила всё это на прилавок перед пожилым мужчиной с печальными глазами и тремором в руках.

– Доброе утро, мисс. – Радушно поздоровался он, слегка поклонившись. Бейджик на его серой рубашке бликнул от света фонариков и привлёк моё внимание. «К. Дункан». Это и был тот самый хозяин лавки, чей сын умер много лет назад.

Я поздоровалась в ответ и не смогла больше ничего сказать, боясь ляпнуть что-то бестактное или обидное, что напомнит мужчине о трагедии, разбередит старые раны. Не упомянула, как мне жаль его сына и его самого, не похвалила за такую важную миссию, а просто протянула последние купюры из кошелька.

– Не могли бы вы положить эти вещи в свою коробку для детей?

Но мистер Дункан запротестовал:

– Не надо денег.

– Почему же? – Удивилась я. – Я хочу помочь…

– Это прекрасно! Спасибо вам за пожертвования. – Заулыбался продавец. – Но тот учтивый молодой человек с полной тележкой уже оплатил всё.

– Да, но он заплатил за тележку, а это – подарки детям.

– Вы не поняли. Мистер Максвелл заплатил наперёд за всё, что вы возьмёте для моей коробки.

Я так и застыла с купюрами в руке и с тёплым компрессом на сердце. Уилл откуда-то знал, что я не удержусь и куплю что-нибудь для деток. Надеюсь, он просто проницателен, а не умеет читать мысли. Иначе будет очень стыдно, если он начнёт читать, что я думаю о нём самом.