Читать книгу Свидания во сне. Роман - Эльмира Алейникова - Страница 6
Декабрь
ОглавлениеРазговора не получилось ни назавтра, ни через неделю. Бердах был всё время занят на работе или дома. Пару раз забегал проведать меня на минутку, когда и мама с папой приходили на обед, и исчезал. Иногда звонил, однако говорил о пустяках, а когда я спрашивала о чём-то, касающемся лично нас, менял тему или, сославшись на срочные дела, прощался и торопливо бросал трубку. Природная робость и выпестованная в одиночестве гордость не позволяли мне позвонить ему первой и поговорить начистоту, крича в унисон, что я вульгарно навязываюсь Бердаху в жёны. И я деликатно молчала, мучаясь от неизвестности и не понимая, что происходит вокруг. Временами уныние накрывало тёплым тяжёлым одеялом, и тогда казалось, что всю историю с Бердахом я придумала сама, чтобы хотя бы в своих фантазиях быть любимой и нужной. «Ну и пусть, ну и ладно», – шептала перед сном, стараясь не плакать, и всё равно ревела белугой, зарывшись в подушки.
После сдачи повторных анализов и визита в поликлинику, насквозь пропахшую хлоркой и микстурами, мне закрыли больничный лист. Идти на работу не хотелось. Сочувственные взгляды и перешёптывания за спиной – не то, о чём я мечтала, выбирая кольцо в Ташкенте и мечтая о скорой свадьбе с любимым. Но работа есть работа и, собрав остатки воли в кулачок, я поехала в управление, захватив с собой термос с горячим настоем ромашки и мамин оренбургский пуховый платок.
Пустой поначалу автобус, скоро заполнился пассажирами, и мы тронулись. Устроившись на скамейке у окошка и поставив сумку на колени, попыталась представить удивлённое лицо Бердаха, который забежит по делам в бухгалтерию и наткнётся на меня. Его чёрные густые брови взметнутся вверх, глаза округлятся, и он с улыбкой скажет: «Ланочка, ты уже здесь?» – протянув руку для приветствия. А я буду серьёзно глядеть на него снизу вверх и даже бровью не поведу. Я улыбнулась своим мечтам, подумав, что так и осталась глупой девчонкой в душе, играющей роль взрослой женщины. В этот момент автобус проезжал тот самый мост, отделяющий старый город от нового, на котором неделю назад я видела себя в ужасном сне, падающей в чёрные воды канала. Страх подкатил к горлу, на секунду показалось, что сваи моста прогнулись под грузом набитого автобуса, но мы уже сворачивали направо перед кинотеатром «Амударья», и я успокоилась. «Нервы шалят, надо у мамы вечером спросить трав успокаивающих и пить на ночь, а то всякая ерунда мерещится и снится», – поставила себе диагноз и назначила лечение, снова улыбнувшись своим мыслям о Бердахе.
Утро в бухгалтерии началось как обычно: приветствия, сводки сарафанного радио последних новостей со всего управления, жалобы на здоровье и мужиков-гадов, перемывание косточек шефу. Правда, девчонки сегодня отвлеклись и на меня, забросав вопросами о самочувствии, но скоро забыли о моей болезни и принялись за бесконечные столбики и строчки цифр, накладные и ведомости, щелкая временами счётами и бегая к моему столу за консультациями. Всё как всегда. В первый час работа у меня шла тяжело: за время болезни я расслабилась и мой мозг не хотел вникать в скучные документы, однако, незаметно для себя, я втянулась в работу, и папки с документацией медленно, но уверенно сменяли одна другую на моём столе. Конечно же, нашла кучу ошибок и упущений, писала короткие заметки на листочках и передавала на столы невнимательным сотрудницам. Те фыркали, делали недовольные лица, но, зная мою дотошность, принимались исправлять и переделывать документы. Наш шеф-ветеран, неторопливо войдя в комнату в одиннадцатом часу и увидев меня за столом, расплылся в широкой улыбке, осветив пространство вокруг себя золотом вставных коронок. «Лана пришла! – воскликнул он, словно дитя. – Можно идти в отпуск, а то у меня путёвка горит в санаторий». Вокруг многозначительно переглядывались коллеги, закатывая глаза и морща носы, только я сохраняла невозмутимый вид и вдруг, неожиданно для самой себя, выпалила: «У меня трудовой отпуск за два года горит. Сейчас не возьму, значит, пропал, а это – нарушение трудового законодательства. Да и после тяжёлой болезни мне нельзя находиться на холоде долго, поэтому врачи посоветовали отлежаться до весны дома. Уж вы меня извините, но сейчас мой черёд отдыхать». Главный бухгалтер уставился на меня, как будто видел в первый раз, потом пожевал губами и, бросив, «Зайди ко мне», вышел вон. В полной тишине было слышно как тикают часы на стене и шумит горячая вода в радиаторах. Присев за свой стол, размашисто написала заявление об отпуске и молча пошла с ним к шефу. Он долго не замечал меня в своём кабинете, роясь в папках и кипах ведомостей, затем открыл сейф, достал печати, разложил их перед собой и только после этого соблаговолил заговорить.
– Вот, значит, какая ты, Лана Мирхайдарова. То тихонько сидела и работала, а теперь, почувствовав поддержку, нос кверху и начальство побоку. Помнишь, что старики говорят? Чем выше взлетишь, тем больнее падать.
– О чём вы? Мне действительно нужно долечиться и отлежаться в тепле, да и отпуск нужно отгулять, – мне не хотелось вникать в его намёки.
– Так-так. На моё место метишь? Думал я порекомендовать тебя на эту должность, когда на пенсию выйду, но вижу, не готова ты ещё, не созрела быть руководителем. Личные интересы ставишь выше интересов государства и партии. Болезнь у неё! А у меня фронтовые раны ноют, и то ничего, работаю, чтобы оправдать оказанное высокое доверие…
Шеф выговаривался минут пятнадцать, не обращая внимания на стук в дверь сотрудников управления и мой отсутствующий взгляд. Об «оказанном доверии и интересах партии и народа» я слышала от него и раньше частенько, поэтому не реагировала на слова, думая о том, чью это, интересно, я поддержку сверху заимела, с которой начал свою тираду главбух. Устав выступать, шеф вытер испарину на лысине и уставился на меня, ожидая оправданий и извинений. Я молчала, все так же безразлично глядя на него и держа на коленях заявление. Не дождавшись, когда я заговорю, он просто произнёс: «Не подпишу. Можешь жаловаться, куда хочешь. Пока руководство ещё старое, мы с вами, нахальными молокососами, повоюем». Я удивлённо приподняла брови и спросила: «С кем повоюете? Я ни с кем конфликтовать не собиралась. У меня горит отпуск в конце года, и это – всё. Не подпишите, я пойду к начальнику отдела кадров, а потом к управляющему, потому что вы не имеете права лишать меня отдыха, кстати, тоже предусмотренного нашей партией и руководством государства. Сейчас не чрезвычайное положение, чтобы работать без выходных и отдыха», – с последними словами я положила заявление на стол перед шефом и вышла. Что самое интересное, не чувствовала ни злости, ни обиды на старика, боявшегося потерять должность и оказаться ненужным никому, кроме своей жены. В моём, вслух высказанном при всём отделе желании взять отпуск в то же самое время, когда, обычно он едет лечиться в санаторий, шеф усмотрел бунт и неподчинение или даже поползновение на его должность с моей стороны. Бедный, если бы он знал, что должность главного бухгалтера мне даром была не нужна, особенно сейчас, когда решалась моя судьба. Поэтому, немного постояв в фойе, я вернулась в кабинет без стука и, подойдя к его креслу, тихо сказала: «Отпустите меня, ради Бога. Не могу я сейчас работать, честное слово. Плохо мне, очень плохо. Если бы вы знали, как всё в жизни завязалось, не обижались бы зря. Пожалуйста!». «Я подумаю», – проворчал он, деловито перебирая бумаги на столе и не глядя на меня. «Спасибо», – мягко произнесла я и пошла дорабатывать последний день перед отпуском, зная отходчивость старика и его доброту.
Ближе к обеду все печати были проставлены, подписи собраны и я, получив отпускные, не знала чем себя занять. Но самое главное, не представляла, чем буду заниматься столько времени до и после праздников. И Бердах не зашёл ни разу. Уходить же, не увидев хоть одним глазком любимого, заставить себя не смогла. «Лана, иди уже домой. Мы тебе разрешаем, – шутили девчонки, накрывая стол к обеду. – Не забудь в гости позвать к Новому году, а то мы же соскучились. Только пришла и опять уходишь». Сапаргулька ласковым голосом пропела: «И держи с нами связь, чтобы не проспать свадьбу Бердаха Алибекова. Эх, гульнём, девчонки!». Последние слова моя персональная змея подколодная произнесла с деланным энтузиазмом, пританцовывая на месте и тряся кистями рук, словно уже отплясывает хорезмскую лязги. Никто её не поддержал. Все делали вид, что поглощены завариваем чая и распаковыванием еды, принесённой из дома. «Бог даст, погуляем», – ответила я спокойно, удивляясь хладнокровию, откуда-то взявшемуся у меня сегодня, и вышла из комнаты, накинув мамину шаль на плечи.
Бердах сидел за своим столом и проверял бумаги, когда я вошла, не постучавшись, в его отдел.
– Здравствуйте, мужчины! – поздоровалась с двумя инженерами за руку. – Доброго дня, Бердах Алибекович! Как дела?
– Ланочка! Как ты хорошо выглядишь! Не поверю, что ты болела, как будто с курорта вернулась, – рассыпался он в любезностях, словно на самом деле не видел меня больше месяца. Глаза лучились неподдельной радостью.
– Никому такого курорта не пожелаю, – грустно ответила я. – Ладно, мужчины, я на минутку забежала поздороваться и попрощаться. Ухожу в законный отпуск, еле у старика нашего вымолила утром право на отдых, так что увидимся на ёлке, если я в городе буду. Пока всем, – и пулей выскочила из отдела, боясь взглянуть на Бердаха.
Для чего мне понадобился зимний отпуск, я и сама не знала. Просто сердцем понимала, что лучше мне сейчас побыть вдалеке от работы и ядовитой Сапаргульки, одной, не путаясь под ногами у занятого карьерой Бердаха. Только ли карьерой? Ой ли? Об этом старалась не думать, трусливо отгоняя от себя мысли о свадьбе и будущем, желая только, чтобы всё поскорее закончилось, и я могла вернуться к прежней жизни без жениха, обручения и любви.
Бердах окликнул уже в коридоре: «Я еду на обед в микрорайон к брату. Лана, тебя подбросить до дома?». Отрицательно мотнув головой, громко ответила: «Спасибо, нам не по пути. Я сейчас у родителей живу в старом городе», – и пошла, спиной чувствуя растерянный взгляд любимого. Затем вернулась, на ходу снимая колечко с пальца, взяла его правую руку в свою и вложила знак несбывшихся надежд в полураскрытую ладонь, прошептав: «Я не обижаюсь. Всё нормально». В этот момент из отдела выходили остальные инженеры и я, смутившись, отдёрнула руку, быстро зашагав прочь, проклиная глупую любовь, проснувшуюся в неурочное время и не к тому, с кем можно было бы мечтать о будущем.
Зная, что в обеденный перерыв при девчонках Бердах не затеет разговора со мной, осталась пить чай, выжидая, когда он уедет, чтобы незаметно уйти домой. Выдержать объяснений я бы просто не смогла, разревелась бы у него на плече, потому что хладнокровия хватило только на шефа и на то, чтобы вернуть колечко. Сейчас же меня просто-напросто трясло как в лихорадке. Под каким-то предлогом вышла проверить, стоит ли ещё машина Бердаха перед конторой, но «жигули» на месте не было. Меня охватили противоречивые чувства. С одной стороны, я обрадовалась возможности беспрепятственно убежать домой без вопросов и сцен, чтобы спрятаться от мира и любимого за спинами родителей и стенами родного дома, а с другой – огорчилась, увидев, что он не сделал ни единой попытки поговорить со мной, извиниться и объяснить, что не может идти против воли властной матери. Я бы сделала безразличный вид и пожелала счастья. Хотя, смогла бы сыграть такую трудную роль, обожая и желая каждую частичку мужчины, ставшим за полгода родным и близким? Может быть, он правильно сделал, что уехал, дав мне шанс не унижаться и не плакать перед посторонними? Обида раздирала меня, пока я надевала шубу и шапку, прощалась с девчонками и медленно шла к остановке. Вспомнила лето, когда впервые села в машину к Бердаху, обратив внимание на его красивые и ухоженные руки на руле, бешбармак у Фатимки дома, ташкентские прогулки по старому городу. Постепенно успокоилась и решила смириться с судьбой. А что ещё сделаешь? Не топиться же в канале.