Читать книгу Разбойничья душа - Эльза Вий - Страница 3

В Малых Дубках утро было солнечным и радостным. По селу промчался слух о том, что сын головы влюбился. Все местные девки и не шибко молодые бабы крутились у дома богатыря, ежели и не в надежде быть "той самой", то хоть первой узнать – кто же станет счастливой невестой.

– Так и кто же твоя голуба ненаглядная? – уже в который раз спрашивал Степан Захарович. Он был рад за сына, надеялся на скорую свадьбу, уже лелеял грезы о том, как балует красавицу-внучку и делает деревянные мечи внукам-богатырям. Марьяна Филипповна тоже была рада.

– Не скажу, – в который раз отвечал Микула. – Гневаться будешь…

– Да не буду, хоть на Ксении женись! – добродушно отмахнулся отец семейства. Ксения была самой незавидной невестой на всю округу: ни ума, ни красоты, ни приданого, капризна и ко всем встречным мужикам липла.

– Не Ксения.

– Любава? – с надеждой спросила мать. Дочь соседки-подруги всегда нравилась Марьяне.

– Нет…

– Ну хоть расскажи, как выглядит! – взъелся голова.

– Глаза темные, глубокие, как омут, – едва дыша, принялся перечислять Микула. – Волосы белые, как снег. Лик светлый, душа добрая…

– Марьянушка, а ты знаешь хоть одну похожую?

– Нет… Что-то не припомню.

– А имя хоть скажешь?

– Ни… Не скажу.

Аксинья надежно заперла дверь, завесила окна. Очень ей не хотелось, чтобы о ее даре прознали любопытные соседи. Она зажгла толстые свечи, поставила на стол бадью с водой и принялась колдовать. Она хотела знать, к кому приворожила богатыря. От ее слов пламя свечей вздрагивало, а вода пошла рябью. Вскоре в бадье Аксинья увидела щуплого старичка самой гнусной внешности. Он был ей не знаком – значит, был не из местных. Ворожея приняла решение проследить за Микулой и познакомиться с "его суженым".

Оставив всякую надежду выпытать у сына имя будущей невестки, Степан Захарович загрустил и решил поделиться своим горем с харчевником. Работы по хозяйству не осталось: всем селом еще пять дней назад вспахали и засеяли поля, животину кормила Марьяна, огородом занималась тоже супруга, а дел, требующих могучую силу головы, не осталось (он еще вчера на радостях переделал всю работу). В харчевне было полно народу, все маялись от безделья. Голову встретили радостно, налили большую кружку хмеля и налетели с расспросами.

– Ну что, голова! Прими поздравления! Как невестку звать-то, а?

– Не ведаю, – вздохнул Степан. – Не признается Микула. Говорит, мол, гневаться буду…

– Да ладно… Ксюха, что ли? – ужаснулись все.

– Не, не она.

– А тады кто?

– Да бес ее знает! – раздосадованно всплеснул руками староста. – Очи черные, волосы белые, лик светлый, душа добрая… Да я ужо полдня голову ломаю! Нет у нас на селе такой…

– Да в округе тоже не могёт быть, – задумался харчевник. – До ближайших соседей два дня пути, а по лесам девки не бегают обычно. Тока эти… на голову хворые…

– А может, богатырь твой напутал чего? Может, вообще она ему привиделась?

– Да не мог же он две ночи подряд бегать за видением! Хотя в наших краях и не такое станется…

– Да ежели и видение – хер с ним! – махнул рукой голова. – Хоть русалка, хоть кикимора, хоть ведьма старая… Внуков только нарожала бы…

– Ну, с русалкой могёт и не получиться… – хихикнул кто-то, но тут слово взял отец Евпатий.

– Не рви душу, Степан Захарович. На всё воля Божия. Коли любовь у них истинная, Господь и камень родить заставит. Токмо ежели с нечистью какой твой богатырь спутался, так извини – венчать не буду. Еще чего доброго, рассыпется невестка твоя в прах под молитвами и крестом. Тут уж ни о каких внуках думать не придется…

– И даже слово поперек не скажешь? – удивился голова.

– Не скажу, – кивнул батюшка. – У нас тут народу не много, почитай все друг другу роднёй приходимся. А ежели любовь у них настоящая, так и мне противиться не из-за чего. Ибо сказано в Писании, что Господь наш и есть любовь. Да и я сам всё понимаю – дело-то молодое…

Микула скучал. Не нашлось ни одного дела, которое смогло бы отвлечь парня от тоски. В харчевню он идти не хотел: там и без того обиженный голова горе заливает, так еще и все опять допытывать будут – кого любишь, как звать, откуль… Да он и сам не знал, где искать любимого старика. Никодим уходил в болото – скорее всего, там он и живет. Да токмо как в болоте не утопнуть да найти желаемое? Оно ведь не маленькое…

Марьяна Филипповна старалась не докучать сыну расспросами – сама такой же по молодости была, так же по Степану у окна вздыхала… Она неторопливо собрала небольшую корзину с гостинцами, вручила ее удивленному сыну, улыбнулась и пошла к подружкам, не сказав ни слова. Микула быстро собрался, приоделся, на всякий случай взял короткий меч (как-никак в лес, полный нечисти, идет) – и двинулся в путь. За ним последовала и Аксинья…

Никодим проснулся, как всегда, к обеду, сладко потянулся до хруста в костях и, ойкнув, так и замер с вытянутыми руками. Спину защемило. Бедный старик не мог даже нормально вдохнуть: каждый намек на движение сопровождался страшной болью. Кое-как он всё же сполз с постели; ругаясь и кряхтя, дошел до большущего сундука. В сундуке том Никодим держал свое единственное сокровище – самогон и настойки на лесных травах. Подхватив одну из бутылей, старый лиходей пополз обратно в постель делать компресс, не забывая и о лечении души, само собой…

…Богатырь обогнул приболотный камень и двинулся в болото. Поначалу он с легкостью перепрыгивал с кочки на кочку, словно дорогой они стелились перед ним. Но вскоре он остановился, ибо впереди была лишь топь. Решив повернуть назад, Микула обнаружил, что и позади кочки пропали.

– Дух лесной, хозяин болотный! – воскликнул молодец, озираясь по сторонам. – Не губи за ради смеху! Я не ради забавы к тебе пожаловал! Гостинцами попотчую, коли дорогу мне нужную укажешь и…

– Да не кричи, богатырь, – послышался томный голос позади.

Микула обернулся и обомлел: перед ним стояла по пояс в болоте прекрасная молодая девушка, зеленоватые волосы были собраны в тугую косу, голову украшал венок из веточек и трав, а ниже… Микула отвел взгляд от пышной девичьей груди.

– Не часто в болото такие красавцы заглядывают, – усмехнулась незнакомка. – Заплутал, голубчик?

– Есть такое дело, – кивнул Микула, старательно разглядывая небо.

– Да чего же ты на меня не глядишь, добрый молодец? Али краса моя тебе не по вкусу?

– Красе твоей каждая девка в нашем селе бы позавидовала, да токмо сердце моё уже занято…

– И кем же? Не к ней ли путь держишь? – хитро сощурилась девица.

Микула знал, что перед ним сама хозяйка болот – кикимора. Именно из-за нее никто из сельских старался в болото не захаживать, ибо страшной силой колдовской та головы морочила, а после без жалости в болоте топила. Она и его заманила, сейчас потешится немного, а потом и утопит, как и всех до него.

– Чего молчишь, богатырь? Али думу думаешь, как из лап моих вырваться? – рассмеялась кикимора.

– Думаю, – кивнул Микула. – Пришел я помощи просить у тебя…

– Помощи?! Ох, нахал… – заулыбалась красавица. – А что мне за это будет? Уж не думал ли ты, что я тебе просто так помогать стану?

– А проси чего хочешь, – махнул рукой молодец. – Чего с собой нет, то из дома принесу.

– Э, нет. Не отпущу. И без того вижу, что взять с тебя нечего. А токмо знаешь… – Кикимора внимательно посмотрела на молодца. – Я ведь всю зиму под снегами проспала, ужо третий день от скуки маюсь. Расскажи мне про любовь свою! Коли понравится мне твоя история – так и отпущу, и проведу, куда тебе надобно. А коли хоть слово соврешь…

– По рукам, – тяжело вздохнул молодец.

И принялся он рассказывать о любви своей несчастной, безответной, к старику прекрасному, одинокому. Сначала скромно так, без подробностей, а потом молодца понесло. Накипело. Сколько можно всё это внутри томить, да поделиться не с кем – засмеют. Рассказ его был не очень долгим. Когда он закончил, кикимора смотрела на него круглыми глазами. С минуту они помолчали.

– Так как ты, говоришь, голубу твою звать? – неуверенно спросила кикимора, на всякий случай прочищая уши.

– Никодимушка… – вздохнул молодец.

И тут тишина просто исчезла. От заливистого смеха дрожали кусты и деревья. Кикимора смеялась до слез, бултыхаясь в болотной воде. Даже морок с нее спал. Теперь перед Микулой была не девица красная, а обычная баба, по виду чуть старше Марьяны Филипповны, с грубыми чертами, узкими глазками, тонкими губами и растрепанными зелеными волосами. Голос ее тоже изменился – стал более писклявым.

Микула не сердился и не обижался. Он бы и сам рад посмеяться над такой долей, да на сердце тяжко…

– Знаешь, молодец… хе-хе-хе… – понемногу успокаиваясь и вытирая слезы, молвила кикимора. – Помогу я тебе в любви твоей несчастной… Ух, токмо дай дух перевести… Хе-хе-хе…

– Правда? – не поверил Микула.

– Правда, – честно кивнула хозяйка болота. – Отведу тебя к голубе твоей, всё одно к нему в гости собиралася. Токмо ты пока тут постой, а я сейчас гостинец для старика раздобуду… Ох, чуть со смеху не померла… Это же надо так… – уже исчезая, бормотала она.

Микуле пришлось ждать недолго; кикимора сдержала свое слово и провела его к дому Никодима. Перед ними стояла хатка на высоких столбах, сложенная из давно почерневших от сырости бревен. Кикимора скинула парню веревочную лестницу, тот ловко забрался по ней. Хозяйка болот без стука распахнула дверь и первая вошла в горницу.

– Здорова, сморчок!

– Чё приперлась? – прохрипел Никодим.

Микула, стоявший на пороге, просиял от радости, но всё еще не решался войти.

– Да вот, гостинцев принесла…

– С чего вдруг такая щедрость? – нахмурился старик. Кикимора никогда не делала что-то просто так. Чутье старого лиходея говорило о том, что визит "подруги" ничего хорошего не сулит.

– Да так, – улыбнулась кикимора. – Решила приданого тебе собрать… Чай за тобой такой красавец бегает, замуж зазывает, а ты без приданого! Негоже!

– Откуда ты… – ужаснулся Никодим.

– Да ты не переживай! – махнула рукой кикимора. – Чай не первый год дружим! Да я тебе подсоблю! Ты, поди, ужо давно про ласки любовные всё позабыл, так я тебе напомню, что да как, куда совать, как целовать, да и вообще…

– Да я…

– И чего это ты меня с женихом своим не познакомил? Я ж его чуть в болоте не утопила! А ты, Микулушка, заходи, заходи… Чай, ужо без малого родня…

Когда в горницу вошел богатырь, Никодим ужаснулся. Микула же, наоборот, сиял от счастья: наконец его хоть кто-то выслушал, понял и даже помог, а тут еще и любимый в постели лежит, большими глазами смотрит не мигая. Молодец подскочил к Никодиму, пытаясь обнять, но старик дернулся, издал протяжный вой и скорчил самую страдальческую рожу.

– Что с тобой? – уже серьезно спросила кикимора.

– Спина-а-а… – выдохнул старик. – Не вздохнуть, не разогнуться…

– Это всё от сырости, – кивнула гостья. – В твои бы годы у печи теплой сидеть, а не на шкурах в сырости… А ты чего стоишь? Ну-ка, молодец, воды нагрей, супчику сваргань, можешь и дом прибрать, а я пока твою голубу лечить буду…

Микула тут же принялся наводить порядок, очень стараясь угодить Никодиму и хоть чем-то помочь. Уже к вечеру дом сверкал чистотой, в котелке дымились щи, оружие заточено и начищено, шкуры выбиты, полы вымыты, награбленное сложено в тайники. Кикимора честно лечила лиходея, растирала спину и грела, нашептывая заклинания. Так что ближе к ночи Никодим бодро стоял на своих двоих и даже не кряхтел. Микула заботливо усадил всех за стол, разлил щи, а сам ушел дрова колоть, чтобы Никодиму меньше хлопот было.

– Смотри, как старается парень, – ехидно улыбнулась подруга. – Не мужик, а сказка! И по хозяйству хлопочет, и ликом красив, и силой могуч! Бери скорей, пока не увела какая вертихвостка!

– Может, хватит? Сколько будешь еще надо мною измываться? – грустно протянул старик.

– Да ладно тебе, ужо и пошутить нельзя, – отмахнулась кикимора и тут же стала серьезной. – Парню-то не легче, поди. Не по своей воле за тобой ходит. Не любовь это.

– А что ему тогда от меня надо? Пряников? Шоколаду заморского?

– Да привороженный он! Зелье любовное парню голову туманит! Сильное варево, раз даже моим мороком не поняло…

– Коли от этого есть спасение – не тяни. А ежели нет – не трави душу.

– Да есть способ… У тебя еще настойка на баюн-траве осталась?

– Последняя бутылка, – грустно вздохнул старик.

– Ну тогда слушай. Баюн-трава чары любые ослабляет, мысли в порядок приводит, тебе ли не знать. Возьми бутыль, попроси батюшку ее освятить, да чтобы стопку парня потом перекрестил. Вот и всё тебе избавление.

– Да проще я его в болоте утоплю! Это же получается, что не токмо обо мне всё село прознает, но и нашем с ним… этом… Стыдоба-а-а…

– Да не вся, а токмо батюшка да голова. Объяснишь, что да как, а там они и подсобят небось.

– И как мне парня к ним затащить? С чего вдруг я с ним к голове решил идти?

– О, так энто раз плюнуть! – хитро улыбнулась кикимора. – Микулушка-а!

– Да, матушка! – Через минуту богатырь стоял перед столом.

– Ох, льстец… – поправляя волосы, просияла гостья. – Слушай, молодец. А правда ли ты Никодимушку всем сердцем любишь?

– Люблю, – краснея, кивнул богатырь.

– Вот и Никодимушка к тебе чувства ответные имеет…

– Что-о-о?!! – взревел старый лиходей, но подруга заткнула ему рот пряником и усадила на место.

– Так вот, – продолжила кикимора. – Он чувства свои от тебя таил, да сегодня как увидел, какой ты домовитый да хозяйственный, тут же решение и принял!

– Какое? – жалобно спросил Никодим.

– Как какое? Жениться!

Аксинья, проклиная всё на свете, пробиралась через болото. Богатыря она давно упустила, да еще и сама в болоте заплутала: весь подол сарафана изорвала, да лапти промочила. И чего только Микулу в болото понесло? Уже по колено в трясине, грязно ругаясь, она выползла обратно к приболотному камню. Тут и осталась ждать, затаившись в высоких кустах…