Читать книгу Вспомни меня - Эми Маклеллан - Страница 9

Шестнадцать лет назад

Я всегда считала, что в библиотеке должна быть тишина, а не шум до небес от буйной толпы дошколят, колотящих в бубны. Прячась от какофонии, я опускаюсь на пуфик из кожзаменителя в дальнем углу. Ноги слегка дрожат после непривычно долгой ходьбы. На доске объявлений висят постеры кафе «без собак» и прогулок для людей с деменцией и их опекунов. Или наоборот? Иногда слова у меня путаются, и я попадаю в лингвистический тупик; либо долго, обходными путями подыскиваю нужные. Джоанну это раздражает. Ничего удивительного – саму бесит.

Детишки заводят «Плыви, плыви, моя лодка», безбожно перевирая мотив. Не понимаю, как сестра выдерживает. Она просто помешана на всех этих группах, собраниях и прочем. Чаепития в местном клубе, пока Джеймс возится с деревянным паровозиком и рельсами. «Прыжки и стишки для самых маленьких», где все дружно агукают и хлопают в ладоши. Болтовня с другими мамашами на занятиях «Маленьких тигрят» – кошмарно шумном мероприятии в спортзале с гуляющим эхом, где устроено что-то вроде полосы препятствий, которые Джеймс в основном с ревом обегает.

– Мне нужно куда-то выходить, чтобы общаться с кем-то на равных, – обычно говорит Джоанна.

Я стараюсь не брать близко к сердцу то, что мои способности к этому ставятся таким образом под сомнение.

– …И для Джеймса полезно – пусть играет с другими детьми.

Слова повисают в воздухе облаком ядовитого газа – подразумевается, что у мальчика нет и уже никогда не будет братьев или сестер. Роберта за все это время Джоанна не упомянула ни разу. Порой я застаю ее с их свадебным фото в руках; заметив меня, она тут же ставит его на место. Разве подобное молчание вообще нормально?

Об аварии она тоже никогда не говорит. В моей памяти зияют пробелы – из нее стерлось не только случившееся, но и несколько предшествующих лет. Месяцы, которые я провела в больнице, тоже. Я помню «Хилвуд-хаус» и доктора Лукас; постепенно у меня восстановилась кратковременная память. Однако период в районе моих двадцати пяти пропал. Правда, если момент самой аварии исчез полностью, оставив непроницаемую тьму, то годы перед ней представляют скорее нечто темно-бурое, вроде смога или заилившегося пруда, в котором иногда мелькают какие-то смутные очертания, клочки и тени.

Доктора Лукас это описание очень заинтересовало: она считает, что налицо амнезия сразу двух типов – связанная с травмой, полученной при аварии, и другая, обусловленная подсознательным подавлением неприятных воспоминаний. Впрочем, когда я возвращаюсь к более ранним годам, там только вихрь цветов и радостей жизни, ни намека на какое-то горе или неприятности. Все у меня тогда шло прекрасно, и вообще я наконец-то обрела свободу от матери.

Как я жила в те потерянные годы? Была ли у меня работа? Любовники? Друзья? Когда я пытаюсь вызвать в памяти последнее, что помню, перед мной словно проносится поток ярких картинок со страниц фотоальбома. Пляж на Бали, загорелые длинные ноги в песке, кричащего цвета бикини, бокал с коктейлем, дешевые серебряные безделушки с местного базара… Другой кадр – я лежу в парящей ванне, втирая в лицо увлажняющий крем, на веках тени с блестками; в дверь нетерпеливо барабанит моя соседка Кити (или Кэз?): «Такси ждет!» Снова я – бегу босиком к автобусу, поддернув юбку, в руках туфли на шпильках, волосы выбиваются из прически. Успеваю едва-едва, пассажиры приветствуют меня одобрительными возгласами, а водитель подмигивает и не берет денег – хоть какое-то утешение за опоздание в первый же рабочий день.

Словно детектив, я пытаюсь по кусочкам собрать свою прежнюю жизнь, выяснить, кем я была до аварии, вернуться к тому, на чем остановилась. Я работала, только чтобы тусоваться, путешествовать, ради туфель на каблуках и теней с блестками. Меня никто бы не назвал ответственным сотрудником. Я любила выпить, посплетничать, я упускала автобус, зато не упускала случай позубоскалить. Хочется думать, что со мной было весело. Я не ходила тогда по библиотекам и не жила в провинциальном Маркет-Лейтоне. Моей стихией были Лондон, шумные празднества, Бали. И куча друзей. Куда они делись? Джоанна говорит, сперва навещали, со слезами, цветами и плюшевыми мишками, но я так долго лежала в коме, что постепенно все как-то пропали. Из родных осталась только слабоумная мать в своем домике на юге. Джоанна иногда ездит туда, но меня с собой не берет – говорит, та тревожится, когда вокруг много лиц. Да и мне дальние поездки даются еще слишком тяжело.

По словам доктора Лукас, следует быть терпеливее – чтобы оправиться от травмы головы, требуется время – и добрее к себе. Сейчас я не знаю даже, как продвигается мое выздоровление; вот если бы мы по-прежнему жили рядом с «Хилвуд-хаус» и я ходила бы к своему психиатру… Джоанна – специалист по кадрам, она где угодно могла бы найти работу. Не понимаю, почему мы приехали в этот богом забытый городишко, где едва теплится жизнь.

Беру книгу с ближайшей полки. Это руководство по варке домашнего пива, втиснутое между «Пчеловодством для начинающих» и «Миром вязания». Был бы здесь еще самоучитель по возвращению к прежней жизни после серьезной травмы мозга…

– Вот ты где!

Передо мной появляется женщина в ярком до вульгарности кардигане, за которой хвостиком плетется сопливый мальчуган. Похоже, это моя сестра.

– Мы уже все. Выбрала что-нибудь почитать? – Она взглядывает на книгу у меня в руках. – Домашнее пиво? Думаю, не стоит. – И берет с полки другую. – Вот, вязание. Отлично подойдет для развития мелкой моторики.

Джоанна говорит тем громким высоким голосом, каким уговаривает Джеймса сесть на горшочек. Я протягиваю ей книгу, и она радостно улыбается, словно любимое чадо наконец покакало как следует. Вот что делает с людьми материнство… Слава богу, я от этого избавлена.

Я жду у дверей, пока сестра сама выбирает книги. Предполагается, что я приглядываю за Джеймсом, хотя на самом деле уже не различаю его среди других малышей, мельтешащих вокруг книжек с картинками в деревянных ящиках. Женщина с татуировкой на предплечье, поймав мой взгляд, бормочет что-то о детях и каникулах. Наверное, думает, что один из них – мой. Я пожимаю плечами. Она вскидывает брови и смотрит на меня со злобой.

– Овца высокомерная.

Потрясенная внезапной враждебностью, я не нахожусь, что ответить. Оглядываясь по сторонам, подходит Джоанна. Я рассказываю ей о стычке.

– Это же Мередит! Ты видишь ее каждую неделю на тренировках «Тигрят». Ох, Сара…

Похоже, она не на шутку раздосадована. Я давно заметила, что для нее очень важно отношение других родителей. Она буквально из кожи вон лезет, чтобы им понравиться, хотя, казалось бы, какая ей разница? Выше головы не прыгнешь. Наверное, это из-за того, что наше собственное детство было весьма своеобразным, вот Джоанна и старается стать самой лучшей матерью на свете. Я пыталась сказать ей, что на этом конкурсе призов не вручают, но она только странно на меня посмотрела и ответила, что мне не понять.

– А где Джеймс?

Она обегает взглядом детский отдел, где несколько карапузов все еще мусолят книги или хнычут, выпрашивая сладости. Я киваю на деревянный ящик, возле которого должен быть племянник, однако его среди этих детей, что чертовски характерно, не оказывается.

– О господи! – с придыханием произносит Джоанна и начинает метаться, выкрикивая имя сына. К ней присоединяются другие родители и беременная библиотекарша в своих хипповских сабо. Одна из мамаш выскакивает на улицу, озираясь по сторонам, и орет на всю Хай-стрит. Я остаюсь на месте – у семи нянек, как известно…

– Нашла! – слышится голос. Женщина с татуировкой на предплечье. Конечно, кто же еще. – За ксероксом прятался, проказник.

Она ведет Джеймса к Джоанне, которая держится за сердце и смаргивает слезы.

– Похоже, с ним произошла маленькая неприятность, вот он и притулился в уголке, – разносится голос татуированной над сочувственным квохтаньем остальных мамаш.

Джоанна вспыхивает до корней волос. Она потеряла Джеймса из виду, и тот наложил в штанишки прямо в библиотеке – у лучшей матери на свете такого бы никогда не случилось.

Больше всего достается, конечно, мне. Сестра недовольно шипит на меня всю обратную дорогу, закатывая глаза и поджимая губы.

– Он там был единственный в футболке с Бэтменом! Уж это-то ты могла бы запомнить. Мне не поспеть везде и всюду, Сара!

Да, да, я знаю.

– Привыкай ориентироваться! Я этот чертов кардиган не просто так ношу, а специально для тебя. А с Джеймсом тебе просто нужно быть повнимательнее.

Да достала уже! Нашла козла отпущения! У меня травма мозга, и та женщина мне нагрубила. Это я должна быть расстроена! И вообще я в вашу библиотеку идти не хотела!

Злость, которую я ощущаю, похожа на живое существо. У нее как будто есть собственная сила, которой я не могу противиться. Есть даже какое-то облегчение в том, чтобы поддаться ей и выпустить гнев наружу. Я пинаю кухонную дверь, пробив в ней дыру, сметаю со стола пару чашек со стаканом и швыряю на пол коробку хлопьев. Выскочив в коридор, я чуть не падаю через стульчик Джеймса и отшвыриваю его ногой. Тот ударяется о батарею, отзывающуюся гулким грохотом. С полочки над ней сыплются ключи, монеты и приготовленные конверты с деньгами на благотворительность.

В гостиной, округлив рот, ревет Джеймс. Бледная Джоанна пытается его успокоить. На щеке у нее ярко алеет царапина с капельками крови. Это что, моих рук дело?! Я замираю, ярость уходит так же мгновенно, как вспыхнула. Из меня словно вдруг вытянули все силы, осталась одна пустая оболочка. Стою в коридоре и только всхлипываю.

Хуже не придумаешь. Хотя нет, были и другие припадки. Я разбила машину об угол гаража, когда Джоанна отказалась отвезти меня обратно в «Хилвуд-хаус». Еще как-то ночью я ворвалась к ней и орала на нее, съежившуюся в своей постели, сама не знаю из-за чего. У меня кровоточат сбитые от ударов в стену костяшки пальцев, горло саднит от рыданий и крика. Не помню даже, что я там несла. Мне надо на прием к доктору Лукас. Мне нужна помощь. Кое-как взобравшись по лестнице, я падаю в кровать и лежу там, хныча от стыда и страха.

Джоанна внизу начинает убираться. Джеймса удается успокоить, включив ему телевизор. До меня доносится звук пылесоса, потом сестра говорит с кем-то по телефону – слишком тихо, слов не разобрать. Звонит, чтобы за мной приехали? Не уверена, что могу ее за это винить. В какой-то момент я проваливаюсь в глубокий сон. Меня преследуют странные образы, растворяющиеся, как корабли в тумане, едва я просыпаюсь. Мочевой пузырь у меня полон, я встаю и ковыляю в туалет, и тут выясняется, что Джоанна в своих хлопотах не ограничилась просто уборкой – она поставила засовы на двери всех спален. С одним различием: на мою снаружи.