Читать книгу Аутоиммунный протокол. Новый подход к профилактике и лечению астмы, волчанки, псориаза, СРК, тиреоидита Хашимото, ревматоидного артрита и других аутоиммунных состояний - Эми Майерс - Страница 6

Я не могла поверить, что это происходило со мной.

Я лежала в постели, охваченная панической атакой. Я отчаянно хотела продолжить свой второй год обучения в медицинской школе. Но я боролась с кошмарными симптомами болезни Грейвса, аутоиммунного состояния, при котором щитовидная железа атакует сама себя и вырабатывает свой собственный гормон в избытке. Какими бы ужасными ни были симптомы, беспомощность была еще хуже – ощущение, что моя жизнь больше не принадлежит мне.

Первые признаки проявились еще в начале моего второго года обучения в Центре медицинских наук университета штата Луизиана в Новом Орлеане. Как и в случае с большинством аутоиммунных заболеваний, я понятия не имела, что происходит. Впервые в жизни меня охватили приступы паники. Несмотря на то, что я почти не тренировалась и ела огромное количество пиццы и овсяного печенья, я худела, как марафонский бегун. Я перешла с 4-го размера на 0-й за несколько месяцев. Да, это звучит как идеальный план похудания, но на самом деле было неожиданно сбросить такой вес без видимой причины. Я всегда была в легком поту. Мое сердце не переставало биться. Мой разум работал хуже, отчасти из-за болезни, а отчасти из-за того, что я была напугана. Я никогда не знала, когда может случиться паническая атака. Мои ноги были такими слабыми, что они дрожали каждый раз, когда я спускалась по лестнице. Когда я брала ручку, чтобы делать заметки в классе, моя рука дрожала, я едва могла её контролировать.

Затем началась бессонница. Я ворочалась ночь за ночью. Если у вас когда-либо была бессонница, вы знаете, какие это могут быть мучения – лежать без сна по несколько часов, обезумев от усталости и все же не в силах заснуть. Вскоре перспектива новой бессонной ночи становится почти такой же ужасной, как и сама бессонница. Мне казалось, что я живу в тюрьме беспокойства, головокружения и усталости. «Должно же быть решение», – сказала я себе, печально глядя на свою мирно спящую собаку Беллу. Теперь моя жизнь изменилась, и я не могла не задаться вопросом, всегда ли она будет такой.

В конце концов, тремор стал настолько сильным, что мои друзья это заметили. Они были встревожены и убедили меня пойти к врачу, который быстро отмахнулся от моих опасений.

«Я думаю, это просто стресс», – бодро сказала она. «Вы студент-медик на втором курсе, и очень часто думаете, что у вас имеются все болезни, которые вы сейчас изучаете. Я бы не стала об этом беспокоиться».

Каким бы болезненным для меня ни был ее ответ, он стал ценным уроком. Сегодня, когда пациентка приходит ко мне в слезах, настаивая на том, что существует часть ее истории, которую ее врач пропустил, я всегда готова ее выслушать. «Вы знаете свое тело лучше, чем я», – говорю я своим пациентам, желая, чтобы тот первый врач сказал что-то похожее мне.

По крайней мере, я знала достаточно, чтобы доверять своим инстинктам. В конце концов, я пережила множество стрессовых моментов в своей жизни и никогда не реагировала так. Как злющая женщина из Луизианы, которой меня вырастили, я потребовала полного обследования и лабораторных анализов.

Оказалось, что мои инстинкты не обманули. Я паниковала не только из-за курсов и экзаменов. Я не сошла с ума загадочным образом. У меня было настоящее диагностируемое заболевание: болезнь Грейвса. Наконец мое горе получило имя.

Болезнь Грейвса – это состояние, при котором щитовидная железа функционирует слишком активно. Она увеличивается вдвое по сравнению с нормальным размером, вызывая все симптомы, от которых я страдала: учащенное сердцебиение, тремор, мышечная слабость, нарушения сна, чрезмерная потеря веса. Однако узнать название своего состояния было чуть ли не последним утешением, потому что традиционные методы лечения болезни Грейвса были довольно устрашающими. У меня было три варианта, и ни один из них не походил на путь к счастливой жизни.

Первым и наименее инвазивным вариантом был прием препарата, известного как пропилтиоурацил (ПТУ). Предполагалось, что ПТУ притормозит такую напряженную работу моей щитовидной железы и не даст ей вырабатывать гормон в чрезмерных количествах.

Звучит хорошо, правда? Затем я посмотрела на побочные эффекты этого препарата. Вот лишь неполный их список: сыпь, зуд, крапивница, аномальное выпадение волос, изменение пигментации кожи, отек, тошнота, рвота, изжога, потеря вкуса, боли в суставах или мышцах, онемение и головные боли. Менее распространенным, но все же возможным побочным эффектом, связанным с терапией, является состояние, известное как агранулоцитоз, которое представляет собой уменьшение числа лейкоцитов, вызывающее инфекционные поражения горла, желудочно-кишечного тракта и кожи, а также общее ощущение болезни и лихорадки.

Хорошо. Какие у меня были другие варианты?

Ну, по сути, это были два разных способа разрушения моей щитовидной железы. Я могла бы удалить ее хирургическим путем. Или я могла бы пройти процедуру, известную как абляция щитовидной железы, которая включает в себя проглатывание радиоактивной таблетки, чтобы убить железу.

Несмотря на то, что я поступила в обычную медицинскую школу, я считала, что есть и другие пути к здоровью, помимо лекарств и хирургии. Например, питание явно способствовало поддержанию здоровья в краткосрочной и долгосрочной перспективе.

Когда я была ребенком, моя мама готовила большую часть нашей еды сама: цельнозерновой хлеб, простой органический йогурт, мюсли и овсяное печенье, а также перец и помидоры, которые она выращивала прямо в нашем собственном саду. Мы не употребляли покупные полуфабрикаты; в наших шкафах почти не было консервов. Мы всегда ели вместе, как семья – в основном, здоровую пищу 1970-х годов, такую как коричневый рис, тофу, зелень и овощи. Мы редко болели, и я гордилась таким питанием, которое помогает нам оставаться здоровыми. В четырнадцать лет я даже стала вегетарианцем.

Потом у моей мамы обнаружили рак.

Ей тогда было всего пятьдесят девять, а мне – двадцать девять лет. Я только что провела два увлекательных года в качестве волонтера Корпуса мира в сельских районах Парагвая и вернулась в Штаты, чтобы закончить подготовку к медицинской школе. Когда я узнала новости о маме, я просто не могла поверить в это. Моя мать всегда была эталоном здоровья. Она выглядела на десять или пятнадцать лет моложе своего возраста, бегала трусцой по три мили каждый день и даже преподавала йогу. Но неожиданно у нее обнаружили рак поджелудочной железы – болезнь, от которой традиционная медицина не лечит.

Это стало для меня настоящим тревожным звонком. Я обнаружила, что можно вести правильный образ жизни – или то, что вы считаете правильным, – и все равно сильно заболеть.

В некоторой степени это связано с тем, что большинство серьезных заболеваний многофакторны. Генетика играет важную роль. То же самое и с нашей токсичной окружающей средой. У нас нет полного контроля над условиями, которые вызывают расстройства.

Я также обнаружила, хотя и не в течение следующих нескольких лет, а позже, что наша «здоровая» семейная диета на самом деле отравляла всех нас. Цельнозерновой хлеб, зерна и бобовые, которые составляли основу семейного обеда, были полны химических веществ, которые провоцируют воспаление и вполне могли спровоцировать рак у моей мамы, усугубить аутоиммунное заболевание моего отца (состояние, известное как полимиозит, сопровождающееся болями в суставах и мышечной слабостью) и вызвать мои собственные проблемы со здоровьем.

Между тем болезнь мамы ясно показала, насколько большинство обычных врачей полностью сопротивляются любым нетрадиционным подходам, особенно когда это касается питания, пищевых добавок или чего-то естественного. Когда я спросила у маминого врача о некоторых новых лечебных продуктах, о которых я узнала, врач просто усмехнулся, высмеивая саму идею о том, что питание может играть важную роль. «Твоя мама могла бы засунуть арбуз себе в ухо и подпрыгнуть на одной ноге, и это тоже может помочь, но, вероятно, нет», – сказал он мне. Готовясь к поступлению в медицинскую школу, я поняла, что подобная реакция будет типичной для того мышления, с которым я столкнусь. Мой план с самого начала заключался в том, чтобы стать врачом-интегратором, который рассматривал бы тело в целом и использовал диету и естественные подходы в максимально возможной степени. Опыт мамы просто подтвердил, насколько сложно было бы объединить эти два подхода.

Тем временем традиционная медицина не могла предложить моей маме ничего, кроме химиотерапии, от которой они даже не ожидали эффекта, и прибегли к ней только для того, чтобы отсрочить неизбежное. Моя мать умерла менее чем через пять месяцев после того, как ей поставили диагноз. В следующем году я поступила в медицинский институт, а через год заболела болезнью Грейвса.

Теперь я знаю, что помимо диеты важным фактором развития аутоиммунных заболеваний является стресс. Стресс, вызванный смертью моей матери, явно помог спровоцировать мою болезнь Грейвса. Но были и другие факторы:

Диета. Как у вегетарианки, моя диета была основана на большом количестве глютена, злаков и бобовых, а также на молочных продуктах, орехах и семенах. Эти, казалось бы, здоровые продукты на самом деле ухудшили мое здоровье, создавая проблемы с иммунной системой. Если бы у меня, как и у многих людей, была генетическая предрасположенность к аутоиммунным заболеваниям, эта диета фактически гарантировала бы, что моя предрасположенность превратится в полномасштабную болезнь.

Повышенная кишечная проницаемость. Моя диета с высоким содержанием углеводов привела к состоянию, известному как избыточный рост бактерий в тонком кишечнике (SIBO), которое, в свою очередь, привело к развитию повышенной проницаемости кишечника, при которой стенки кишечника стали проницаемыми, что имело опасные последствия для моей пищеварительной и иммунной систем. (Вы узнаете больше о повышенной проницаемости кишечника в главах 4 и 5).

Токсины. Тяжелые металлы являются еще одним фактором, вызывающим аутоиммунные заболевания, и я много раз подвергалась воздействию ртути: она содержалась в еженедельных прививках, которые я делала в Корпусе мира, во всех консервированных тунцах, которые я любила есть, и во время длительного пребывания в Китае, где воздух загрязнен тяжелыми металлами. Если бы я уменьшила контакты со ртутью, то могла бы снизить воздействие на свой организм токсинов, и, возможно, моя иммунная система не вышла бы из строя.

Инфекции. Определенные типы инфекций являются еще одним фактором риска аутоиммунных заболеваний. И угадайте, какие именно. У меня была одна из них: вирус Эпштейна-Барр (ВЭБ), который вызвал у меня тяжелый случай мононуклеоза, когда я училась в старшей школе. В перечень патологии, вызываемой ВЭБ, также включен синдром хронической усталости, поэтому люди, страдающие этим заболеванием, также подвержены риску аутоиммунных заболеваний.

Если бы я знала тогда то, что знаю сейчас, я бы поняла, сколько факторов риска у меня есть, и я бы знала, как использовать диету, лечение кишечника, детоксикацию и снятие стресса, чтобы предотвратить свое состояние. Если бы я все еще страдала от аутоиммунного расстройства, я, по крайней мере, смогла бы вылечить себя, облегчить симптомы, восстановить свое здоровье и избежать ужасных исходов, предлагаемых традиционной медициной.

Но это было еще в 2000 году, и функциональные медицинские подходы тогда только зарождались. Мои традиционные врачи предложили мне три неприятных варианта, и, насколько я знала, это единственный выбор, который у меня был.

Надеясь на лучший способ, я пошла к врачу китайской традиционной медицины и начала принимать много трав в виде ужасного на вкус коричневого порошка. Похоже, они не принесли много пользы, плюс к этому я была обеспокоена тем, что, если мне когда-нибудь понадобится экстренная помощь, врачи скорой помощи не будут знать о потенциальных перекрестных реакциях – они даже не узнают, что я принимала. Несмотря на растущее недоверие к традиционной медицине, я не хотела полностью отказываться от нее.

Так что, неохотно, я остановила свой выбор на ПТУ. Я получила свой первый урок о потенциально пагубных побочных эффектах, когда через несколько месяцев у меня развился токсический гепатит в результате того, что отпускаемые по рецепту лекарства начали разрушать мою печень. Состояние было настолько тяжелым, что меня отправили на длительный постельный режим, и я чуть не бросила медицинскую школу.

Моим оставшимся выбором было хирургическое вмешательство или абляция: удаление щитовидной железы или ее уничтожение. Между тем, я все еще придерживалась «здоровой» зерновой диеты, которая заставляла мою иммунную систему атаковать мою щитовидную железу.

Я выбрала абляцию и попрощалась со своей щитовидной железой, о чем жалею до сих пор. Если бы я только знала о функциональной медицине, у меня могла бы остаться щитовидная железа сегодня, я могла бы жить без симптомов и быть здоровой с неповрежденным телом.

Однако в то время я не знала другого пути. Мне просто нужно сказать себе, что я сделала все, что могла, с теми знаниями, которые у меня были.

Но даже тогда я интуитивно знала, что есть лучший способ – подход к здоровью, который работал бы с естественной способностью к исцелению тела, вместо того, чтобы атаковать его с помощью сильнодействующих лекарств и инвазивной хирургии. Я всегда понимала, что существует какое-то другое лекарство, хотя я не знала, как оно называется и как его найти. Я поступила в медицинскую школу с целью найти этот другой вид исцеления, и искала все возможные места, где можно было узнать больше об интегративной и альтернативной медицине. Я даже была президентом группы по интересам в сфере дополнительной и альтернативной медицины в моей школе. Но ни один подход, который я находила, похоже, не помог устранить корень проблемы.

Поэтому, когда я окончила медицинский институт, я решила обратиться в службу неотложной помощи. Благодаря этой специальности я всегда могла работать в сфере международного здравоохранения, что было моей страстью в Корпусе мира. А поскольку у врачей скорой помощи нет устоявшейся практики, я могла бы свободно использовать этот другой вид медицины – как только я узнаю, что это такое.

Я переехала в Остин, штат Техас, где мое время было разделено между основным травматологическим центром в больнице Брэкенриджа и детским травматологическим центром в Детском медицинском центре Делл. Как врач отделения неотложной помощи, я имела возможность лечить людей в самых экстремальных условиях, и я гордилась жизнями, которые помогла спасти. Возвращение ребенка с того света и осознание того, что я помогла не только ему, но и всей его семье, заставили меня снова вспомнить, насколько сильным может быть правильное лечение.

Тем не менее, подавляющее большинство людей, которых я видела, поступали не из-за травм, а из-за чего-то, связанного с хроническим заболеванием. Это было поистине душераздирающе, потому что традиционная медицина немногое могла сделать, чтобы помочь им. Мало того, что традиционная медицина подвела меня, теперь и я тоже подводила их.

Тем временем у меня продолжались проблемы со здоровьем. В результате абляции в мой кровоток попало большое количество гормона щитовидной железы, а это означало, что в течение нескольких месяцев я страдала от сильных перепадов настроения. Поскольку мой организм все еще был воспален, у меня развился синдром раздраженного кишечника (СРК). Даже когда худшие из моих симптомов исчезли, я никогда не чувствовала себя по-настоящему здоровой. Лучшим, что я могла чувствовать, было ощущение, что мне не больно.

И вот, наконец, я нашла то, что искала. Я открыла для себя функциональную медицину.