Читать книгу Небесные преследователи - Эмма Кэрролл - Страница 4
Один – слезу утри
1[1]
ОглавлениеЮг Франции, февраль 1783 года
Я дожидаюсь полуночи. С последним ударом церковных часов я пускаюсь бежать по мостовой, едва касаясь булыжника загрубевшими пятками. Анноне уже затих, засыпая: жители задвинули ставни, потушили свечи. Городок сопит, погружаясь в дремоту. А мне только того и нужно: я наконец осталась наедине со звездами, и впереди маячит обещание награды за мои труды. Эта часть города с темными и извилистыми, как звериные лазы, улочками зовется Гнездом. Приличные, законопослушные граждане сюда не заглядывают. Да и вам бы не захотелось. Я-то темноты не боюсь: когда промышляешь воровством, дневной свет куда опаснее.
Однако сегодня, должна признаться, нервишки у меня пошаливают: я вся вспотела, хотя стоит холодная мартовская ночь. А все потому, что меня почти против воли впутали в одно дельце. Так называемый клиент подсторожил меня в сумерках у кафе «Крылышки».
– Это ты Сорока? – с места в карьер спросила женщина. Она оглядела меня с ног до головы своими странными бледными глазами, словно у пастушьей собаки.
Подбоченившись, я уставилась на нее в ответ.
Интересно, что она подумала обо мне… о девчонке, слишком смуглой для этих краев?
– А что? Вы-то сами кто будете?
Нельзя доверять незнакомцам, которые называют вас по имени.
– Меня зовут миссис Делакруа. Мне сказали, что я найду тебя здесь. Тебя и эту твою… птицу.
Она имела в виду Коко, моего ручного петуха. Сейчас он – как и всегда, впрочем, – сидел в сумке, которую я специально смастерила для него и носила через плечо.
– А еще мне сказали, что ты лучшая воровка на многие мили вокруг. Если это правда, то я с радостью предложу тебе небольшой заказ.
Не поймите меня неправильно: я не закоренелая преступница. Я никого не убивала, лошадей не крала. Я – карманница, пальцевых дел мастерица. То горбуху хлеба стяну, то пару монет, просто чтобы нам с Коко не умереть от голода. Я забираю у богатеев то, что они по глупости оставляют на виду, так что в каком-то смысле это даже урок, а не преступление. Я работаю в одиночестве и заказов не беру. Так проще.
Однако ей, этой миссис Делакруа, страшно хотелось, чтобы я принесла ей ларчик из дома на Рю-де-Сантим. В своем простом черном платье она выглядела вполне прилично, почти как гувернантка или монахиня. Интересно, подумала я, почему она сама не может пойти и забрать этот ларчик?
– Простите, миссис, но я на заказ не работаю.
Судя по всему, ответ ее не обрадовал. От ее пронзительного взгляда у меня по телу побежали мурашки. Я решила, что доверять миссис Делакруа не стоит, и уже развернулась уходить.
– У меня хитростью отобрали то, что принадлежит мне по праву. И мне нужно вернуть содержимое этого ларца, – чуть ли не с мольбой в голосе объяснила она. – Прошу, не отказывай сразу. Подумай над моим предложением.
И что бы вы думали? Она раскрыла ладонь (кстати, на ней были перчатки – дорогие, ладные, из хорошей кожи), и я увидела у нее в руке пять золотых. ПЯТЬ!
Естественно, я тут же передумала.
– Ладно, – ответила я быстро. – По рукам.
Она бросила взгляд на Коко:
– Но птицу с собой не бери. Еще поднимет шум.
– Нет, миссис, он будет сидеть тихо.
И я не врала: с тех пор как я спасла его с арены петушиных боев несколько месяцев тому назад, Коко по большей части спал, ел червей и отращивал новые блестящие перышки взамен выщипанных. Я ни разу не слышала, чтобы он кукарекал.
– Птицу не бери, – повторила миссис Делакруа.
Мне не хотелось его оставлять. Но и лишаться пяти золотых тоже было неохота.
И вот теперь я направляюсь к реке, как и приказала мне миссис Делакруа. Я оставила Коко под забором недалеко от места, куда я должна буду принести ларец. В глубине души я даже рада: завтра утром, представьте себе, я смогу заплатить за свой завтрак. Может, даже куплю себе пирог с каштанами в дорогущей пекарне «У Ланселота», что на Рю-Антуан!
Однако я все еще нервничаю. Ладони совсем взмокли. Теперь меня охватывают сомнения насчет пяти золотых. Видимо, работа предстоит серьезнее, чем я думала: иначе почему миссис Делакруа стала бы платить мне такую заоблачную сумму?
Перемахнув через мост, я до глаз натягиваю на лицо шарф. Делаю глубокий вдох. Сегодня ночью так холодно… льдистым светом поблескивают звезды, а небо темное, точно бархат. Чистое небо – хорошая примета. Пора отбросить ненужные мысли и сосредоточиться.
Как увидишь лестницу – поднимайся, сказала миссис Делакруа.
Я насчитываю шестьдесят ступеней и оказываюсь на дороге. Она резко сворачивает налево и выравнивается. Я останавливаюсь перевести дух. И прислушаться. Надо убедиться, что за мной не следят.
Снова пустившись в путь, я начинаю различать во тьме дома. Здесь они больше, величественнее, чем на привычных мне улицах. Подъездные дорожки для повозок, розовые кусты, ворота… И вот я у цели. Дом не больше и не меньше остальных на этой улице. Честно говоря, даже удивительно, каким обычным он выглядит. Судя по всему, тут живет семья. Хотя мне-то какое до этого дело. Лучше не знать, кого грабишь: так совесть не мучит.
Притаившись за воротами, я осторожно осматриваюсь. Как зайти внутрь? Как выйти? Есть ли собаки? Стража? Все ли в доме спят?
Оценив обстановку, я шмыгаю внутрь. Длинная дорожка засыпана гравием, так что приходится передвигаться медленно и на цыпочках. Но вот наконец я у дома. Стоит тишина. Там, где не задвинули ставни, окна поблескивают чернотой. Света нет. Пара шагов – и я оказываюсь у боковой двери. Видимо, сюда-то мне и надо. А вот и куст розмарина, о котором упоминала миссис Делакруа. Что ни говори, а инструкции она дает что надо. Под этим кустом очень удобно притаиться и наблюдать за дверью.
Но не успеваю я сделать к нему шаг, как боковая дверь приоткрывается. Я замираю. Mais non[2], о таком меня не предупреждали!
– Давай быстрей, Вольтер, – говорит мальчик, выталкивая какое-то животное наружу. – Делай свои дела, а я пока закрою ставни. Хорошо? Не копайся там!
Собака. Сейчас на улицу выпустят собаку. Не теряя ни секунды, я бросаюсь на землю.
В дверном проеме стоит мальчик.
– Что такое, приятель? Что ты там увидел? В саду кто-то есть?
Я лежу, не шевелясь. Халтуришь, Сорока, говорю я себе, снова ощущая нервную дрожь. Не успела забраться внутрь, а тебя уже заметили.
Однако собака не лает и не рычит. Она… квакает. Правда-правда. От изумления мне хочется расхохотаться. Сдержаться сложно: даже ущипнув себя за нос, я все равно едва не фыркаю.
– Что ты там нашел, Вольтер? – снова спрашивает мальчик.
Этот Вольтер — утка. Настоящая, живая утка. Да еще какая красивая! Знаете, такие с белоснежным оперением… на вертеле получаются просто объедение. Сам мальчишка тоже не промах: крепкий, на вид здоровый, лицо честное, темные волосы собраны в хвост. И я снова удивляюсь странному заказу: чем же эта семья так насолила миссис Делакруа? Видимо, сильно ее обидели, раз она наняла воришку.
Я лежу, уткнувшись лицом в грязь, и жду. Мальчик с уткой ушли обратно в дом. Я считаю до пятидесяти, делаю глубокий вдох и ползу к двери. Она заперта, и ключа нет. Но это меня не останавливает: старой шпильки и немного внимания достаточно, чтобы дверь со щелчком распахнулась.
За дверью в глубь дома ведет коридор. Я прохожу внутрь. Гладкие каменные плиты греют мне ноги. Я прохожу сквозь кухню. Тут пахнет едой – мясом, чесноком… У меня текут слюни, но я стараюсь не отвлекаться. Если получится, захвачу еды на обратном пути.
Вверх по лестнице, сказала миссис Делакруа. На верхнем этаже. Иди в кабинет на чердаке.
Поднявшись по лестничному пролету, я выхожу в застланный ковром и освещенный свечами коридор. Похоже, он тянется по всей длине дома. Вот ведь незадача: хотя все двери заперты, из-под некоторых льется свет. Я слышу покашливание и тихие голоса. Значит, в доме еще не спят. Так себе ситуация. Сердце начинает колотиться у меня в груди. Медлить нельзя.
В конце коридора я вижу еще одну лестницу: она-то мне и нужна. Узкие крутые ступени ведут вверх, на чердак. Как хорошо, что я нашла дорогу. Свет свечей сюда не доходит, да и голоса тоже. Тут тихо. В густой, как масло, темноте я на ощупь пробираюсь вверх.
За лестницей лишь одна дверь. Одна комната. Даже во тьме тишина здесь кажется иной: плотной, приглушенной, словно за стеной из книг. Я чувствую запах кожи, сальных свечей и чернил. Под ногами похрустывает бумага. Должно быть, это и есть кабинет.
Ларчик, сказала миссис Делакруа. Обтянутый красной кожей с золотым узором. Замок спереди. А на крышке инициалы: Ж. М.
Сейчас эти сведения совершенно бесполезны: здесь так темно, что я не вижу и собственного носа. А читать я и вовсе не умею, так что инициалы придется угадывать.
Выставив вперед руки, я медленно пробираюсь в глубь комнаты. Где же этот ларчик? Меня уже охватывает отчаяние, как внезапно я натыкаюсь пальцем ноги на что-то твердое. От боли у меня вырывается крик – долгое беззвучное Аааааа!! Я прыгаю на одной ноге, потирая другую рукой.
И тут до меня доходит: это ведь и есть ларчик! Это на него я налетела в темноте. Опустившись на четвереньки, я как следует его ощупываю. Так и есть, обтянутый кожей, спереди замок. Прямо как и говорила миссис Делакруа. Я расплываюсь в улыбке. Нашла!
Однако времени ликовать у меня нет. Нужно унести этот ящик наружу. Не сказать, чтобы он был тяжелым, но очень уж неудобно его держать. Повсюду острые углы, да еще и такой громоздкий, что в бедро не упрешь. Однако удача была на моей стороне, и путь вниз оказался быстрым и тихим.
Оказавшись на первом этаже, я пустилась бежать, на одном дыхании промчалась через кухню. Как только получу свои пять монет, куплю целую коробку пирогов с каштанами у Ланселота, вот увидите!
Осталось совсем чуть-чуть. Я уже у самой двери и даже чувствую ледяной сквозняк, задувающий снаружи. Осталось только спуститься с крыльца, завернуть за угол и…
Я останавливаюсь как вкопанная.
Стоя ко мне спиной, мальчик с уткой рассматривают дверь.
– Но я ведь ее запирал, как сейчас помню, – говорит мальчик. – Как хорошо, что тебе опять нужно облегчиться, Вольтер. А то бы дверь так и осталась незапертой всю ночь!
Он что-то подозревает. А я нервничаю. Он не должен меня увидеть. Замахнувшись кулаком, я сбиваю фонарик над головой. Он с громким звоном ударяется об пол. Забрызганный осколками коридор погружается во тьму.
– Стой на месте! Не двигайся!
Судя по голосу, мальчик напуган не меньше меня.
Я лечу в сторону двери и врезаюсь в него, сбивая с ног.
– Не уйдешь! – вскрикивает мальчик.
И вот он хватается за противоположный край ларца. Я обхватываю ящик руками и тяну на себя.
– Пусти! – громким шепотом приказываю я.
– Это ты пусти!
Он дергает ларчик, и я дергаю в два раза сильнее.
Раздается хруст, потом треньканье, и замок на крышке распахивается. Ларчик кренится, и на пол льется целый водопад бумаг. Я бормочу проклятия. Принеси мне все и не открывай замок, приказала миссис Делакруа.
Ну что ж, ей придется довольствоваться тем, что есть. Выпуская из рук ларчик, я хватаю охапки бумаг и пихаю их под одежду.
– Нет, тебе нельзя! – кричит мальчик, по звукам догадавшись, чем я занята. – Они нам нужны! Это важно!
Но ведь не уходить ж с пустыми руками: мне нужны доказательства, что я побывала в доме. Особенно если я хочу, чтобы мне заплатили.
– Тебе нельзя их забирать, – умоляет мальчик. – Пожалуйста, не надо.
Навстречу нам по коридору движется фигура со свечой в руке.
– Что тут за шум?
Я кидаюсь к двери. Не хочу засиживаться в гостях, особенно у людей, которых я только что обворовала. В моей голове бьется единственная мысль: бежать, бежать, бежать.
2
Ну уж нет (фр.).