Читать книгу Алый Первоцвет возвращается - Эмма Орци - Страница 3

Двадцать шестого апреля 1794 года, или седьмого флореаля второго года Республики, согласно вновь утвержденному календарю, в маленькой, тщательно занавешенной комнате встретились три женщины и мужчина. Комната эта находилась на последнем этаже дома по рю де ла Планшет, в самом отдаленном и унылом квартале Парижа. Мужчина сидел на стуле, помещавшемся на невысоком подиуме. Он был изящно и безукоризненно одет в темный сюртук и желтоватые бриджи. Рубашка его была идеально белоснежной, а на ногах красовались такие же белоснежные чулки и туфли с пряжками. Его собственные волосы скрывались под париком мышиного цвета. Незнакомец сидел совершенно спокойно, положив ногу на ногу и сцепив на коленях тонкие костлявые руки.

Сразу за подиумом прямо через всю комнату висела тяжелая портьера, рядом с которой в другом углу на корточках сидели две юные девушки в серых одеждах. Их руки безвольно лежали на коленях. Третья женщина со скрещенными на груди руками стояла посередине комнаты и смотрела в потолок. Ее редкие, растрепавшиеся седые волосы частично прикрывала большая свободно лежавшая вуаль неопределенного цвета. Ее одежда, весьма смутно напоминавшая платье, тяжелыми и бесформенными складками свисала с худых плеч. Перед ней находился столик с большим хрустальным глобусом на подставке из черного дерева, изысканно гравированной и инкрустированной жемчугом. Рядом с глобусом лежала какая-то металлическая коробочка.

Непосредственно над головой этой немолодой уже женщины висела накрытая куском малинового шелка, наподобие абажура, масляная лампа, от которой разливался слабый и причудливый свет. Занавеси на окнах и дверях были такими тяжелыми и плотными, что не только перекрывали доступ свету, но, казалось, не пропускали даже воздуха.

Старуха уныло и монотонно говорила, уставившись в потолок:

– Гражданин Робеспьер, избранник самого Бога, почтил своим присутствием ничтожнейшего из слуг своих… Каковы сегодня его желания?

– Тень Дантона преследует меня, – едва ли не в тон ей откликнулся гражданин Робеспьер. – Не поможете ли вы ему наконец успокоиться?

Женщина простерла руки к потолку.

– Кровь! – диким голосом кадавра возопила она. – Кровь вокруг тебя и на твоих ногах! Я вижу, как ты ступаешь по морю крови, но одежды твои остаются непорочно чистыми, а ноги твои все так же белоснежны, как лилии. Вперед! – завопила она замогильным голосом. – Вперед, духи зла! Вперед, привидения и вампиры! Да не дано вам будет посметь своим зловонным дыханием потревожить спокойствие нашей Рассветной Звезды!

Девушки также воздели к потолку руки и эхом повторяли ее восклицания.

Из дальнего угла комнаты появилась маленькая фигурка. Это был одетый в белое с головы до ног негритенок. В полумраке были видны лишь его одеяния и белки глаз. Он принес объемный гравированный медный кубок и поставил его на стол рядом с глобусом и коробочкой. Сивилла открыла коробочку, достала оттуда щепотку какой-то коричневатой пудры и тихо произнесла:

– Из самого сердца Франции возносится ладан веры, надежды, любви!

После этих слов щепотка пудры была брошена в кубок.

– Да станет известно нам – кто есть истинный господин Франции!

Сноп голубоватого пламени вырвался из глубин принесенного кубка, осветив на мгновение тощую фигуру колдуньи, оскалившееся лицо негритенка, и растаял призраком во вновь навалившейся темноте. По комнате разнесся сладковатый запах. После этой вспышки малиновая темнота вокруг стала выглядеть еще таинственнее, чем прежде.

Затем старая шарлатанка вновь повторила свои заклинания. Опять взяв щепотку коричневатой пудры и бросив ее в сосуд, она произнесла все тем же глухим голосом:

– Из самого сердца любящих и боготворящих тебя воскуряется ладан похвал Избраннику!

Теперь полыхнуло нежное белое пламя, осветив все ярким и неземным светом. И в третий раз произнесла колдунья мистические слова:

– Из сердца всей нации подымается ладан радости и торжества по поводу твоего триумфа!

В третий раз из кубка вырвалось яркое красное пламя, после чего комната вновь погрузилась в малиновую полутьму. Старая ведьма склонилась над сосудом, и в этом кровавом воздухе длинный крючковатый нос, отбросив уродливую тень, превратил ее лицо в чудовищную маску.

– Красный! Красный! – возопила она и, подняв перед собой хрустальный глобус, стала пристально в него вглядываться.

– Все красный и красный, – продолжала она бормотать. – Трижды я вызывала имя нашего избранника… И трижды духи закрывались кроваво-красным… Красным… Всегда красным… Не только кровь… Но опасность… Опасность смерти через нечто красное…

– Хватит загадок, матушка, – нетерпеливо воскликнул Робеспьер и быстро спустился с подиума. Он приблизился к старой некромантке и, взяв ее за руку, стал пристально вглядываться вместе с ней в хрустальный глобус, пытаясь хотя бы что-нибудь разглядеть.

– Что вы там видите? – грубо спросил он в конце концов.

Но она оттолкнула его, продолжая все так же напряженно вглядываться в свой глобус.

– Красный, – прошептала старуха. – Нет, алый. Ах, да, алый! Теперь он начинает принимать форму… Алый… Он затмевает избранника… Форма все более и более проясняется… Избранник все более и более растворяется…

Вдруг колдунья издала пронзительный визг.

– Берегитесь!.. Берегитесь!.. Этот алый принимает форму цветка… Пять лепестков… Я совершенно отчетливо вижу пять лепестков… А Избранника больше совсем не вижу…

– Проклятье! – отозвался посетитель. – Это еще что за глупости?

– Нет, это не глупости, – уныло ответила старая шарлатанка. – Ты решил посоветоваться с оракулом. О ты, зовущийся Избранником французского народа! И оракул ответил тебе. Берегись алого цветка! Алый цвет несет для тебя опасность, а возможно, и смерть!

Робеспьер попытался рассмеяться.

– Кто-то сильно задурил тебе голову, матушка, этими сказками про англичанина, назвавшегося именем алого цветка, Сапожком Принцессы…

– Он твой смертельный враг, о посланец всевышнего, – прервала его старая богохульница. – В далекой туманной Англии он дал клятву, что погубит тебя. Берегись…

– О, если это единственная опасность, которая мне грозит, – начал Робеспьер, пытаясь казаться беззаботным.

– Единственная и величайшая, – настойчиво подхватила ведьма. – Не презирай ее лишь за то, что она кажется тебе такой незначительной и далекой.

– Я не презираю ее, но не собираюсь и уважать. Комар неприятен, но укус его не смертелен.

Женщина в ответ на это поднесла к груди стеклянный глобус и зашептала:

– Я вижу алый цветок совершенно отчетливо… Маленький алый цветок… Я вижу великий свет, словно нимб, вокруг головы избранника. Он невероятно ярок, а над Алым Цветком сгущаются мрачные стигийские тени.

– Спроси своих духов, – не выдержал Робеспьер, – как бы мне получше расправиться с этим врагом.

– Я вижу нечто… – все так же монотонно продолжала ведьма, вглядываясь в свою хрустальную игрушку. – Нечто белое, розовое, горячее… Это женщина?..

– Женщина?!

– Она высока и прекрасна… Она чужеземка… Да, это женщина. Она стоит между светом и этим кровавым цветком. Она берет цветок в руки… Любуется им… Подносит к губам… Ах! – и старая Сивилла издала громкий победный вопль. – Она бросает его, изуродованным и окровавленным, в яркий испепеляющий свет… Теперь он лежит, растоптанный и увядший, а свет сияет все ярче и ярче, и ничто более не в силах затмить его первоначальной славы…

– Но женщина? Что за женщина? Как ее имя? – не смог удержаться Робеспьер.

– Духи не говорят имен, – ответствовала колдунья. – Любая женщина счастлива стать служанкой избранника Франции! Духи говорят, – добавила она тихо, – что спасение придет к тебе через руки женщины.

– А мой враг? – продолжал настаивать тот. – Кто же из нас двоих теперь в смертельной опасности? Он или я? Теперь, когда я знаю это?

Однако Екатерина Тео продолжала оставаться совершенно неподвижной, будто не слыша настойчивых требований избранника.

Она взяла еще одну щепотку пудры из коробки и бросила ее в свой колдовской сосуд. Легкий аромат разнесся по комнате, а стенки кубка засверкали золотом. Дым спиралью поднялся к потолку.

Диктатор почувствовал странное возбуждение, пронзившее все его тело, и с глубоким вздохом погрузился в величественнейшую грезу. Он восседал на облаке. Трон его был из золота. В его руке был огненный скипетр, а у ног, изуродованный и растоптанный, валялся алый цветок. Но вдруг он услышал голос прорицательницы.

– Такими же сокрушенными будут лежать у твоих ног и все те, кто осмелится отрицать твое владычество!

После этого раздался совершенно неожиданный звук, который заставил диктатора вновь спуститься на землю. Горло его пересохло.

Звук же сам по себе был совершенно обыкновенный – нормальный, хотя и несколько ленивый человеческий смех. Он едва долетал из-за тяжелой, висящей посреди комнаты портьеры.

– Что это? – прошептал Робеспьер.

Старуха подняла глаза.

– Что «что это», о избранник?

– Я слышал какой-то… смех, – пробормотал диктатор. – Что, в комнате есть еще кто-нибудь?

Колдунья лишь пожала плечами.

– Должно быть, в приемной скопилась очередь, – сказала она равнодушно после некоторого молчания. – Люди ждут, когда вы изволите покинуть меня. Обычно они сидят очень тихо, в полном молчании. Но почему бы кому-то из них вдруг и не рассмеяться?

После чего, поскольку Робеспьер продолжал все так же молча стоять, старуха колдунья спросила:

– У тебя есть еще какое-нибудь желание, о любимец народа?

– Нет, более нет, – шепотом отозвался он. – Я пойду.

Она низко поклонилась ему, раскачивая при этом рукой. Две девушки стукнулись об пол лбами. Избранник, опасаясь выглядеть смешным, раздраженно нахмурился и твердо сказал:

– Никто не должен знать о том, что я посещал вас.

– Кроме тех, для кого ты кумир… – начала старуха.

– Знаю, знаю, – сердито прервал диктатор. – Но у меня так много врагов… завистников, следящих за каждым моим шагом… Никто из наших врагов не должен узнать о наших встречах.

Старая ведьма, распростершись перед кумиром, ответила, горячо убеждая:

– Именем Франции, твоим именем, именем всей земли заклинаю тебя – открой свои уши словам духов. Берегись исходящей от алого цветка опасности. Направь на него свой могучий разум. Не отвергай женской помощи в этом деле, ибо духи возвестили тебе, что лишь через женщину ты получишь спасение. Помни! Помни!

Робеспьер молча повернулся и собрался уйти. Негритенок подал ему плащ и шляпу. Тщательно завернувшись и закрыв полями глаза, диктатор твердыми шагами вышел из комнаты.

Еще какое-то время ведьма прислушивалась к звуку постепенно удаляющихся шагов избранника. Затем коротким и нетерпеливым жестом освободила своих ассистенток.

Подождав еще немного, пока окончательно стихнет смех ее юных помощниц, она подошла к подиуму и приоткрыла портьеру.

– Гражданин Шовелен…

Из темноты появилась маленькая фигурка мужчины, одетого во все черное. Волосы его были подернуты легкой сединой, а несколько мятый воротник рубашки придавал его внешности какую-то непонятную угрюмость.

– Ну? – сухо начал он.

– Вы довольны? – быстро спросила старая ведьма. – Вам было слышно все, что я говорила?

– Да, я все слышал, – небрежно ответил тот. – Вы думаете, что он вас послушает?

– Я уверена в этом.

– Почему же не прозвучало имя Терезы Кабаррюс? Я был бы более уверен…

– Он мог испугаться реального имени… Заподозрить меня в заговоре… Избранник народа столь же проницателен, сколь и недоверчив. У меня репутация ясновидящей. Вы же слышали, как я говорила ему – высокая, темноволосая, красивая иностранка. Так что, если вы хотите воспользоваться помощью этой испанки…

– Конечно, хочу, – безапелляционно заявил ее собеседник. – Более того, Тереза Кабаррюс – единственная женщина, которая действительно может мне помочь.

– Но вы не можете заставить ее делать что-либо, гражданин Шовелен.

Глаза гражданина Шовелена неожиданно вспыхнули от этих слов; он вспомнил не столь отдаленное прошлое, когда мог заставить любого, будь то мужчина или женщина, делать все, что ему было нужно.

– Мои немногочисленные друзья и бесчисленные враги безусловно согласны с вами, мамаша. Все они также считают, что в настоящее время гражданин Шовелен бессилен заставить кого-либо подчиниться. Тем более – пассию всевластного Тальена.

– В таком случае каким же образом вы рассчитываете?..

– Я только надеюсь, мамаша, – вежливо прервал ее Шовелен, – что после вашего сегодняшнего сеанса гражданин Робеспьер сам найдет средство помочь себе.

Екатерина Тео пожала плечами.

– Хо-хо, – презрительно проронила она. – Для Кабаррюс не существует ничего, кроме ее капризов. А положение тальеновской fiancée[1] делает ее совершенно недосягаемой.

– Почти, а не совершенно! Тальен всевластен, но не более чем Дантон.

– Но Тальен более благоразумен.

– Тальен трус. Его можно водить как овечку на веревочке. Он вернулся из Бордо, держась за юбку своей прекрасной испанки. Этот деятель собирался устроить побоище в своей вотчине, однако же, по ее просьбе, ударился в милосердие.

– Ну что же, если вы всем довольны, – вздохнула старуха.

– Да, вполне, – ответил он, поднося руку к нагрудному карману. В глазах корыстолюбивой старухи промелькнуло ненасытное вожделение. И едва лишь банкноты оказались в руке Шовелена, как она нетерпеливо рванулась к ним. Однако прежде чем передать ей деньги, тот жестко предупредил:

– Запомните – молчать! А кроме того, будьте поосторожней!

– Можете положиться на меня, гражданин.

Но Шовелен, минуя протянутую руку старухи, презрительно швырнул банкноты на стол. Екатерине Тео не было никакого дела до презрения гостя, она совершенно спокойно собрала со стола рассыпавшиеся банкноты и спрятала их в складках своих просторных одежд. А когда Шовелен собрался уйти, она схватила его костлявой рукой за локоть.

– А я могу положиться на вас, гражданин? – едва ли не свирепо зашипела колдунья. – Когда Сапожок Принцессы будет пойман…

– Вы получите десять тысяч ливров, если Тереза Кабаррюс поможет мне. Я никогда не отступаюсь от своих слов, – резко прервал он.

– А я не отступаюсь от своего, – сухо резюмировала она. – Мы ведь теперь зависим друг от друга, гражданин Шовелен. Вы хотите поймать английского шпиона, я хочу получить десять тысяч ливров. Так что мы можем вполне доверять друг другу. Я не оставлю великого избранника до тех пор, пока он не вынудит Кабаррюс принять вашу сторону. После этого можете располагать ею, как вам заблагорассудится. Эту английскую шайку обезвредить просто необходимо. Мы не можем позволить, чтобы избраннику самого Господа Бога угрожала какая-то мерзкая гадина. Так вы говорите – десять тысяч ливров? – неожиданно спросила она, и, казалось, вновь, как в присутствии диктатора, ее душой овладело мистическое возбуждение.

Но Шовелен был явно не расположен выслушивать болтовню этой старухи, и, пока она, воздев к потолку руки, приводила себя в состояние экстаза, повернулся и тихо выскользнул из ее колдовской обители.