Читать книгу Свет между нами - Эмма Скотт - Страница 11

Шарлотта

Я нажала на звонок, все еще пытаясь восстановить дыхание после забега от метро. Ной не ответил. Я ждала, и ждала, и ждала.

Позвонила снова. И еще раз. Уже нацелилась четвертый раз нажать на звонок, когда заработал домофон.

– Что? – злобно рявкнул Ной.

Я поморщилась. Второй дозы фирменного очарования Ноя совсем не хотелось, но мне нужна моя скрипка. Я редко прикасалась к ней в последнее время, но мне становилось дурно от одной мысли быть вдали от нее.

– Это я, Шарлотта. Я оставила в гостиной скрипку.

– Оставила что? – ответа Ной не ждал. – На кой черт ты притащила сюда скрипку?

– Люсьен попросил.

– Он что, впадает в маразм?

Я немедленно ощетинилась. Удивительно, как быстро Люсьен стал важен для меня.

– Сделаю вид, что не слышала этого.

– А подождать не судьба?

Я насупилась. Он это серьезно?

– Это займет пару секунд. Я войду и тут же выйду.

После короткой паузы дверь открылась.

Я вошла и взбежала по ступенькам на второй этаж, собираясь взять скрипку и сразу уйти… и еще, может, мельком взглянуть на свое будущее жилье. Я также ожидала, что Ной будет у себя, не желая общаться со мной, но вместо этого обнаружила его в гостиной, на последних трех ступеньках, ведущих на третий этаж. Ной сидел, свесив руки с колен и опустив взгляд. На меня он его не перевел.

– Эм… привет.

Я решила, что могу смотреть на него в упор сколько угодно, пока жду ответа, поэтому без всякого стеснения таращилась. Боже, он словно произведение искусства. Грубое, неприветливое и сердитое произведение искусства.

Через какое-то время я осознала, что Ной и не думает отвечать. Заметив на полу возле дивана скрипку, а на его подлокотнике синий нейлоновый дождевик, я нахмурилась. Ной выгнал меня из дома, и я, как побитый щенок, поспешила удрать, позабыв обо всем на свете.

«Больше не позволю ему так действовать на меня», – пообещала я самой себе и чуть из кожи не выпрыгнула, когда Ной заговорил.

– Неплохой план придумали.

– Я не знала ничего о…

– Не утруждай себя извинениями, – зарычал он. – Спасибо тебе и Люсьену за львиную долю снисхождения. За потерю моего времени на собеседование, результат которого был и так предрешен.

– Забавно, но я могу то же самое сказать о тебе.

Ной недоуменно моргнул и поискал меня глазами, расширившимися от удивления.

– И как же ты это поняла?

– Ты не проводил никакого собеседования. Не задавал мне никаких вопросов, не спрашивал о моей квалификации или рекомендациях. Я сомневаюсь, что ты знаешь мое имя. Ты просто перечислил мои обязанности, и все.

– И к чему ты это?

Я надела дождевик и скрестила руки на груди.

– К тому, что тебе было совершенно не важно, кто перед тобой сидит. Подобное «собеседование» ты проводил уже раз шесть, вероятно с мыслью, что человек перед тобой бросит работу через несколько недель.

Ной усмехнулся.

– Пока шесть из шести.

– Шесть из семи, – поправила его я. – Может, тебе и все равно, какие трудности ты доставляешь Люсьену каждый раз, когда ему приходится искать тебе другого помощника, а мне – нет. Он мне небезразличен, и ради него я постараюсь стать тебе хорошим помощником.

– Ну да, – фыркнул Ной. – А зарплата и бесплатное проживание, конечно же, не имеют к этому никакого отношения.

– Имеют, ты прав. Для меня они немаловажны. До этой выпавшей мне возможности я словно бегала на месте. Многое сейчас стоит на кону, – твердо сказала я, – так что можешь язвить и ворчать на меня сколько угодно, я никуда не уйду. Честно тебя предупреждаю.

В воцарившейся тишине я подумала, что, вероятно, перешла черту или что он поднимет меня на смех. Он ведь может подождать с недельку и уволить меня, сказав Люсьену, что я не справилась с работой. Чувствуя себя глупо, я ждала, пока Ной заговорит, ждала насмешек и издевок.

Вместо этого Лейк наклонил голову и свел брови.

– Ты всегда так честна?

– Ну… да. Я не хотела грубить тебе, – я переступила с ноги на ногу.

– Честность лучше притворства, будто все вокруг чудесно и прекрасно, и уж куда лучше жалости.

– Поэтому ты всем грубишь? Чтобы тебя не жалели?

– Но ведь действует?

– Не на всех, – мой голос смягчился. – Я… я знаю о твоем несчастном случае. Люсьен рассказал мне, и я…

Ной поднял руку, обрывая меня на полуслове. В его голосе еще слышалась толика сарказма, но еще сильнее улавливались усталость и глубокое горе.

– Не вижу ни единой причины для обсуждения случившегося, а ты?

– Нет, – покачала я головой.

– Ты будешь жить на первом этаже, – вяло сказал Ной. – Я – на третьем. Если дело не касается твоих обязанностей, лучше меня не трогай. Второй этаж тоже в твоем распоряжении, если захочешь. Я редко сюда спускаюсь. Но это не значит, что ты можешь приводить сюда друзей и устраивать вечеринки. Я запрещаю это. Это все еще, черт возьми, мой дом.

– Хорошо, никаких проблем, – отозвалась я и, шокированная, уставилась на поднявшегося Ноя.

Мама дорогая! Я знала, что он высокий, но не до такой же степени, не под два метра ростом. Я всего сто шестьдесят. Если бы мы танцевали медленный танец, то даже на шпильках я доставала бы ему только до подбородка.

Танцевали? Откуда это взялось? Я захлопнула отвалившуюся челюсть и пронаблюдала за тем, как Ной медленно прошел в гостиную. Он держал руки опущенными, изо всех сил пытаясь выглядеть обычно, пока не уткнулся бедром в спинку кресла, на котором ранее сидел. Ной обошел его и сел.

Мое сердце слегка заныло – не из-за его слепоты, а из-за того, как усиленно, но тщетно он пытается делать вид, что ее не существует.

– Моя интуиция подсказывает мне, – произнес Ной. – Ты смотришь на меня?

– Да. Ты намного выше, чем я ожидала.

Он, естественно, не удержался от очередной насмешки.

– Я выше, чем ты думала, моложе, чем ты думала, а вот ты остаешься для меня загадкой. Давай разрешим ее. Как ты выглядишь?

– Прощу прощения? – остолбенела я.

– Это сложный вопрос? И присядь, пожалуйста, – Ной потер уголок глаза. – Я не знаю, куда направлять взгляд при разговоре с тобой. Помоги мне с этим, чтобы я не промахивался.

Я опустилась на диван. Собеседование, часть вторая. Пульс слегка участился. Ясное дело, этот разговор будет существенно отличаться от предыдущего.

– Ты хочешь знать мою внешность?

– Думаю, это справедливо при наших обстоятельствах?

– Полагаю, что да.

Услышав в моем голосе мягкость, Ной решил не давить на меня.

– Если тебе самой трудно себя описать, давай я помогу. Цвет волос?

– Эм… каштановый.

– Каштановый, – Ной почесал подбородок. – Господи, и это я слепец. Темный? Светлый? Какой он на солнце? Отдает в красное или в золото? Или это просто дурацкий скучный коричневый цвет?

– Светло-каштановый. Особенно на солнце.

– С легкой рыжиной, значит. Волосы длинные? Короткие?

– До плеч. Обычно я их закалываю, так как они густые и непослушные.

– Очаровательно. Глаза?

Я сложила руки на груди.

– Синие.

– Просто синие?

– Просто синие, хотя это и грубо с твоей стороны.

Ной вздохнул и провел рукой по своим темным волосам.

– Я помню краски и цвета. Множество. Все их комбинации, оттенки и полутона. Когда ты говоришь «синий», я не представляю, какой именно оттенок ты имеешь в виду.

– Синий с легким серым оттенком.

– Аллилуйя! Кожа?

– Да, кожа у меня есть, – тихо рассмеялась я. Ной поморщился. – Вопрос был смешным.

У него дернулся уголок губ, но он ничего не сказал.

– У меня светлая кожа с горсткой веснушек. Я могла бы загореть, будь у меня на то время. Но его нет, и я уж молчу о том, что Нью-Йорк не славится пляжами с белым песком.

– Это точно.

На лице Ноя появилось отсутствующее выражение. Видимо, он вспомнил настоящие пляжи с белым песком, на которых бывал в своей «другой жизни». Я мысленно подметила, что лучше бы мне следить за своим языком. Но потом Ной открыл рот, и любое сочувствие к нему тут же улетело в окно.

– Рост, вес, сложение? Мне кажется, ты не полная, но маленького роста. Ты мелкая?

Я снова сложила руки в защитном жесте.

– Мое сложение к делу не относится, и спрашивать о нем крайне нетактично.

Ной резко рассмеялся.

– Ой, не обольщайся. Судя по всему, у меня пострадала не только черепушка, но и член, поэтому не бойся, что я буду к тебе приставать.

Я распрямила плечи.

– Мой рост сто шестьдесят сантиметров, и это все, что тебе нужно знать. И не заводи со мной разговоров о членах – пострадавших или нет. Я теперь твой наемный работник, и это считается сексуальным домогательством.

Он смутился, чем поразил меня.

– Как скажешь.

Последовало молчание. Ной, похоже, чего-то ждал. У меня появилось чувство, что, несмотря на вечно хмурое выражение лица, он получал удовольствие от нашей беседы.

Что ж, от меня не убудет, если я сама с ним заговорю. И потом, пора начинать отрабатывать зарплату.

– Так ты читал «Таинственный сад»?

– Что?

– Ты упомянул девочку, навещавшую больного мальчика. Ты ведь имел в виду «Таинственный сад»?

Ной пожал плечами.

– Я давно читал эту книгу.

– Ты всегда любил читать?

– Да. Тебя это удивляет?

– Немного.

– Почему? Потому что я был тупым спортсменом, любившим бросаться со скал?

– Возможно, – призналась я и отметила про себя, что предвзятое мнение у меня сложилось еще и из-за его привлекательной внешности. Никогда бы не подумала, что такой красавец будет читать книги, тем более классику. От стыда у меня запылали щеки.

– Если не читать много, заниматься писаниной вряд ли получится, а я писал статьи и делал фотографии. Для журнала, – на его лице промелькнула боль. – Какого хрена я распустил язык? Проехали. Разговор окончен. Можешь идти. И не забудь свою чертову скрипку.

– Не забуду, – меня охватил странный приступ разочарования. Я взяла футляр со скрипкой и поднялась.

– Для чего Люсьен просил тебя ее принести?

– Не знаю. Может, подумал, что ты захочешь послушать, как я играю. Он сказал, что, возможно, ты не услышишь мою игру наверху, хотя я буду практиковаться каждый день.

– Возможно, не услышу? – рыкнул Ной. – Я все слышу. Ты будешь заниматься каждый день? Хорошо играешь? Или мне будет казаться, будто кого-то режут или тянут кота за хвост?

– Я играю с пяти лет, – возвела я глаза к потолку, – и в прошлом году закончила Джульярд. Плохой мою игру точно не назовешь.

– А для чего практикуешься? Для прослушиваний в какой-нибудь крутой оркестр? В таком случае работа здесь лишена всякого смысла, не находишь?

– Нет, нет, я не хожу на прослушивания. Я не… Мне нужно практиковаться, чтобы не потерять навык.

Ной сузил глаза, направленные влево от меня.

– Что ж, давай.

– Что давать? – обомлела я.

– Сыграй что-нибудь.

– Оу. Я сейчас почти не играю перед людьми.

Он склонил голову набок.

– Ты выкинула сорок тысяч в год на обучение в школе, где тебя учили выступать перед людьми, чтобы не делать этого?

– Я выступаю в редких случаях.

– Сейчас как раз такой. Давай послушаем тебя.

– Ты серьезно?

– Я ведь сам об этом попросил?

– Скорее потребовал. Ладно, – я снова села. – Что хочешь услышать?

– Удиви меня.

Я открыла футляр, достала скрипку и приложила к подбородку. В голове пронеслась сотня музыкальных произведений. Я коснулась смычком струн, решив сыграть двадцать четвертый каприс Паганини. Это невероятно сложное произведение, и, хотя красоваться не в моем стиле, мне хотелось стереть с лица Ноя сомнения и самодовольство.

Однако ни с того ни с сего из моей скрипки полилось адажио Моцарта к концерту № 5.

Я играла, и звуки, пламенные и тягучие, заполняли собой всю гостиную. Я была лишь сосудом для этой музыки и словно со стороны наблюдала за тем, как пальцы вибрируют, а смычок скользит по струнам. Подобное ощущение я не испытывала с прослушивания для квартета «Весенние струны». Я думала, что утратила его навсегда, но здесь и сейчас…

Прежде чем мелодия изменила темп на более интенсивный, я оборвала ее, дав последней нежной ноте ненадолго повиснуть в воздухе. Сердце колотилось как сумасшедшее, и я смотрела на смычок, удивляясь тому, что его держит моя рука.

Я перевела взгляд на Ноя. Он сидел совершенно ошеломленный.

– Почему ты остановилась? – в его голосе слышалась лишь тень обычной горечи.

Не в состоянии говорить, я молча вернула скрипку в футляр.

– Мне пора уходить.

– Шарлотта?

– Что? – обернулась я.

– Ты должна чаще играть для других.

Мне нечего было сказать на это. Я чувствовала себя странно уязвимой и преданной той музыкой, которая впервые за год вышла из-под моих рук. Я застегнула дождевик.

Ной повернулся к выходящим на улицу окнам.

– На улице дождь? Я его не слышу.

– Нет, дождя нет.

– Тогда зачем тебе дождевик?

Я опустила взгляд на рукав.

– Как ты узнал?

Ной снова помрачнел, голос ожесточился.

– Я слышу шорох нейлона. Неважно, иди.

Шорох нейлона. Ничего себе.

– Хорошо. Увидимся в понедельник, – я поморщилась. – То есть я вернусь в понедельник. Ровно в восемь утра.

И почти дошла до ведущей вниз лестницы, когда Ной ответил:

– Увидимся, Шарлотта.