Читать книгу Упущение. Психология убийства - Ена Март - Страница 7

Я никогда не позволял, чтобы мои школьные занятия мешали моему образованию.

Марк Твен

Был теплый осенний день. Листва, уже окрашенная огненным цветом, будто грела пространство. Дети во дворе, еще по-летнему одетые, не обращая внимания на ссадины, увлеченно играли в футбол. Шум доносился даже до самых макушек многоэтажек. Он стал уже чем-то привычным, олицетворяющим уходящее лето.

– Вы только посмотрите, какая красота вокруг! А ты, Андрей, должен хорошо учиться, не позорить нас с матерью, вложивших столько времени и сил в твое воспитание. Должен же от тебя быть хоть какой-то толк, – завершил отец, все это время державший поднятую на уровне лица рюмку.

Не вынося больше ожидания, поспешно опрокинул содержимое себе в рот. Издав характерный звук удовлетворения после выпитого, закусил лежащим рядом огурцом и продолжил свою речь. Но, казалось, никто за этим столом его не слушал, даже не останавливал взгляд на ораторе. Каждый из присутствующих был погружен в свои мысли. На дворе стояло первое сентября…

Отношения Андрея с родителями никак нельзя было назвать тесными, а уж тем более теплыми. Вместо ответов на интересующие вопросы парень получал скандалы и обвинения в идиотизме, тупости и бесполезности его существования. Особенно изобретателен в унижениях и составлениях складных речей на заданную тему был отец. Вместо привычных для многих детей сказок на ночь, стоя в углу, мальчик мог часами слушать высказывания о своих недостатках. Мать же была менее красноречива, но при этом более болезненно наносила удары по психическому состоянию ребенка, чутко подмечая травмирующие его моменты. Привития сыну каких-либо требуемых навыков тоже добивались криками и нередко насилием, ловко совмещая авторитарное давление с наплевательским отношением. Они хотели вырастить приличного человека, им было совершенно не безразлично то, что подумают люди, но в то же время неинтересно, что чувствует их чадо.

Институт семьи сотни раз подвергался обсуждениям и противоречиям в социуме, многие по сей день ведут споры о правильности воспитания, выстраивают комфортную им линию или же соответствуют устоям общества. Что же касается Андрея Андреевича, уточнения о том какую модель отношений он получил, кажутся очевидными. Взрослые изо дня в день убивали в мальчике потребность в социализации. Отсутствие компании ощущалось чем-то более надежным, состоянием, где не навредят. Это помогло парню вырасти замкнутым и отстраненным, совершенно незаинтересованным в общении со сверстниками, испытывающим удовольствие в одиночестве. В школе он старательно пытался избегать всяческого внимания. Временами что-то и складывалось, так как полностью исключить всяческие контакты было просто невозможно, то только мимолетные взаимодействия с такими же отстающими.

– Волоков! К доске! Отчетливо, и даже перейдя на крик, потребовал учитель. В классе воцарилась тишина, и все внимание заострилось на испуганном школьнике. – Ты что, глухой? Или я со стеной разговариваю?

Ладони покрылись липким, теплым потом. В ушах звенело от нависшего напряжения. Он не любил привлекать внимание, и даже такие обыденные вещи, будоражили сознание ребенка.

– Если ты сейчас же не пошевелишься, то весь класс останется без перемены! А если и этого будет мало, то после уроков!

На задних партах начали шептаться, но парень уже совсем ничего не слышал, комната как будто поплыла перед глазами, калейдоскопом, разрываясь на части и соединяясь вновь. Слюна наполняла рот с несвойственной ей раньше скоростью, ком подступил к горлу – Андрея вырвало.

Завтрак покинул желудок так же ловко, как и попал туда, оставив после себя неприятный привкус и боль в районе шеи. Пол, ботинки и даже одежда были задействованы в происходящем. Комнату обхватил шум и смех сидящих за партами детей. Некоторые подскочили со своих мест и, указывая пальцем, заливались в хохоте. Другие, не скрывая на лицах отвращения, поворачивались спиной и, недоумевая, переглядывались друг с другом.

– Тишина в классе! – Громкий стук указки по столу привел в чувство всех присутствующих. Дети выпрямившись на своих стульях, замерли в ожидании исхода сложившейся ситуации.

– А сейчас, ты возьмешь ведро, тряпку и уберешь все, что здесь натворил, а после уроков я жду твою мать на разговор.

Прозвенел звонок. Гул, доносящийся из коридора, оборвал стоящее в кабинете напряжение. Дети соскочили со своих мест, поспешно сталкивая все лежащее на столах в ранцы.

– Я никого не отпускала! Разве кто-то сказал, что урок окончен? Звонок для учителя! Немедленно сели за свои места!

– Только не маму, пожалуйста, не надо маму, – все еще стоя неподвижно, пролепетал мальчик.

– Аа! Голос прорезался? А я уже подумала ты немой! – не скрывая пренебрежения и театральности, выкрикнула преподаватель. – Умей нести ответственность за свои действия!

От тряпки несло сыростью, слившейся с резким запахом рвоты. Этот ансамбль, без сомнения, мог свести с ума любого. Класс замер, дети пристально разглядывали каждое движение провинившегося. Напряжение только усиливалось. Вонь пропитывала пальцы, рукава рубашки и, казалось, теперь навсегда останется сопровождать их.

Несложно представить, какие эмоции тогда испытывал не виновный в сложившихся обстоятельствах ребенок, хотя для него подобное отношение было уже чем-то привычным, другого он просто-напросто не знал. Поэтому безмолвно принимал происходящее вокруг как данность. То, что так стремительно рушило формирование личности и самооценку. Зачастую эта самая самооценка является результатом примера, который подают родители и, конечно, отношение взрослых к психологическому пространству ребенка. Унижения, обесценивания личности, рукоприкладство – все это разрушает ядро личности подрастающего члена общества. Проекция родителей передает роль, от которой самостоятельно он не в силах отказаться. И эта роль будет в дальнейшем формировать его индивидуум, как слабого, человека, потенциальную жертву, того, кто проецирует насилие на окружающих или же, наоборот, пытается спасти не нуждающихся в этом.

Унижения и насилие по отношению к детям существует во многих семьях, во всех уголках нашего мира, и, к сожалению, или же к счастью, совершенно не зависит от культурного уровня, образования, религии и дохода взрослых. Самое ужасное, что насилие в большинстве своем совершается там, где должна обеспечиваться безопасность: дом, семья, школа, детский сад или же приют, место, где ребенок более уязвим. Все дело в том, что взрослые воспринимают формы эмоционального и физического насилия в черте дома как некую культурную норму: «Нас били, и ничего, выросли же хорошими людьми. Вот и из тебя человека сделаем!». Агрессию одноклассников так же трактуют, как привычную всем «школу жизни» благодаря которой происходит формирование той самой личности. Усталость на работе, упреки ребенка в том, что все вокруг делается ради «неблагодарного, неспособного потерпеть» отпрыска. Так почему же в большинстве случаев нам так режет слух вырезка из газеты о буллинге в школе или же сцена из фильмов и новостей, но собственное бессилие и некомпетентность в отношениях никто не замечает?!

Учебный день подошел к концу. Не желая участвовать в очередном неприятном разговоре с учителем, Андрей, не дождавшись матери, ускользнул через дыру в школьном заборе, прямиком в гаражный кооператив. Осталось преодолеть небольшой лесок, недалеко от которого, в заброшенном здании, у мальчика было место, где он мог побыть один… Место, где его никто не найдет. Там же, в подвале, он прикармливал остатками от школьных обедов бродячую кошку, которая не так давно окотилась. Ребенок находил утешение в общении с животными, казалось, они его понимали и совсем не делали зла. В этот день любимица как будто чувствовала его тревогу, вилось у ног кормильца, словно пытаясь утешить. Мальчик посадил ее на колени, и в ту же минуту слезы сами полились из глаз. Осознание всей несправедливости минувшего дня охватило его до кончиков пальцев. Страх перед предстоящим набирал обороты.

– Что же теперь будет дома? Мама выпорет меня, вот увидишь, выпорет, – мальчик еще долго рассказывал о случившемся. Обида и ужас плавно перерастали в злость. Злость на себя и на свою беспомощность.

«Слушательница» ни на минуту не оставляла Андрея, будто понимая происходящее и пытаясь оказать посильную поддержку. Он же в ответ машинально чесал за ушами мурчащий комочек. Когда руки спустились в область шеи парень замер, пальцы медленно смыкались, доставляя дискомфорт кошке, животное, прилагая все большие усилия, пыталось выбраться. Удерживать ее становилось все сложнее, но отступать от намеченного уже было нельзя. Увидев под ногами пыльную веревку, школьник с несвойственной ему ловкостью, одним движением затянул петлю вокруг горла все еще сопротивляющейся подруги, оттолкнулся ногой и сильнее сжал узел. Послышался хруст костей. Тело кошки обмякло, завершив конвульсии, взгляд помутнел, жизнь покидала ту, что доверилась непринятому другими маленькому человеку.

Парень не испытывал ничего, кроме облегчения и даже нахлынувшего прилива сил. Отыскав под завалом камней спрятанный им же складной нож, он четко решил не останавливаться на достигнутом. Лезвие впилось в обмякший живот убитой, углубляясь все дальше, стремясь выпустить оставшееся тепло наружу, кровь струилась сквозь пальцы. Андрей увлеченно, будто не в первый раз, делал надрезы, отделял кожу животного от выпотрошенной плоти, руки устали, но усталость эта была до ужаса приятной. Словно он наконец-то совершил что-то значимое и ощутил такое отчетливое ощущение власти.

Домой школьник вернулся, когда уже стемнело. Мать спала в привычном для нее месте, у включенного телевизора, сложив на колени спицы и то, что она ими ваяла. Прошмыгнув в ванную, он тщательно отмыл руки и даже попытался отстирать одежду от пятен крови и высохших, еле заметных капель рвоты. Также беспрепятственно парень добрался и до комнаты, поспешно лег в кровать и уже готовый провалиться в объятия морфия, услышал шаркающие, приближающиеся шаги. Дверь со скрежетом, будто специально нагнетая происходящее, отварилась. В проходе стоял отец, армейский ремень в его руках ребенок разглядел уже в тот момент, когда пряжка больно ударила по ногам.

– Сколько ты еще собираешься вытирать о нас ноги? И как только у такого маленького мальчика получается быть таким большим разочарованием? – еле внятно бормотал себе под нос Андрей Андреевич. – Ты позор нашей семьи! – хватая за плечи ребенка, который пытался уклониться, мужчина не прекращал его бить.

Остановился воспитатель только когда увидел, что Елизавета Григорьевна вошла в комнату.

– Это ты его таким воспитала! – крепко сжимая руку отпрыска, прошипел мужчина. – Вот сам теперь с ним и разбирайся, если знаешь как лучше, но ты же у нас только говорить мастер! – словно на одном дыхании выкрикнула хранительница очага.

В какой-то момент воспитательный процесс перерос в склоку между родителями, благодаря которой они, хлопнув дверью, удалились на кухню, продолжая выяснять отношения. Но ребенок уже ничего не слышал, он уснул, не обращая внимания на обжигающую боль по всему телу… Сегодня был очень тяжелый день.

Совершенно неправильно помещать ребенка в ситуацию, с которой он никаким образом не может справиться. Винить его в том, что недостаточно воспитан, хоть и отсутствие каких-либо манер зачастую не его вина. Мы рассказываем детям как нам плохо и трудно, взращивая у них чувство вины за происходящее, вместо того чтобы защищать. Манипулируем состоянием здоровья. Это все вселяет в него животный страх, который в дальнейшем проявляется в виде синдрома жертвы или же, наоборот, в неконтролируемой агрессии. Кто-то переполняется тревожностью, а есть и те, которых охватывает чувство гиперответственности, приносящее не меньше проблем. Период зависимости очень важен для становления психики. Но так ли просто в какой-то момент остановиться, выдохнуть и понять для себя кто взрослый а кто ребенок и насколько сильно их не сформированное сознание нуждается в поддержке?!