Читать книгу Девочка и стол - Энди Кейдж - Страница 8

Комната Септимы располагалась на втором этаже дома, где всегда играла музыка. Она была не похожа на комнату одиннадцатилетней девочки. Это было небольшое помещение, выполненное в теплых тонах, где совсем не было игрушек. Возле одной стены стояла кровать, а возле другой – шкаф и цифровое пианино Casio, черного цвета. Джек расположился рядом с окном. Ничего лишнего. Ни ноутбука, ни смартфона, ни интернета. Девочка была отрезана от окружающего мира, как хомяк в клетке, жизнь которого проходит в колесе.

Так было не всегда. В какой-то момент треклятая «мечта» настолько сильно ударила в головы Джону и Лоре Хадсонам, что они решили, – не без участия Виктории Эмери, разумеется, которая безусловно знала, как сделать из девочки звезду фортепиано, – принять ряд домашних законов, упраздняющих все, как им казалось, лишнее. С тех пор в комнате на втором этаже практически ничего нет.

Родители девочки хотели, чтобы Септима тратила свой талант исключительно на фортепиано и ни на что другое. Это может показаться жестоким, и честно говоря, это – жестоко, но когда в следующий раз вы увидите пианиста-виртуоза, то не удивляйтесь, ведь наверняка он прошел такой же путь, в котором нет времени на детство. Иногда нужно чем-то жертвовать, чтобы добиться высот. Этого не замечает случайный прохожий, это игнорирует обычный слушатель. Некоторые думают, что дети просто рождаются с необычайным талантом. Но правда в том, что какой бы ни был у тебя талант, его придется оттачивать годами.

Мисс Эмери в первый же день обучения запретила Септиме сочинять музыку, потому что все лучшее, по ее мнению, человечество уже сочинило более ста лет назад, а потому тратить на это время – бессмысленно. Но сейчас в комнате девочки не было Виктории, так что ей ничто не мешало сочинять свои мелодии.

Септима села за стол, взяла листок бумаги и черную ручку. К счастью, письменные принадлежности и старый-добрый папирус пока еще были законны в доме, где всегда играла музыка.

– Эй, Джек, как мне назвать свою первую песню?

Стол молчал.

– Ну, помоги мне. Что как не родной?

Тишина.

– Я не говорила тебе, что песня будет рассказывать о лучшем столе на свете? – девочка хитро улыбнулась.

Джек издал тихий звук.

– Что-что ты сказал?

Джек застучал ящиками.

– Другой разговор. Только, Джек, Min vän är Jack¹⁴ звучит как-то, ну не знаю, какой это вообще язык? Может, как-то по-нашему назовем?

Стук-стук.

– Мой друг – Джек? Но первый вариант тебе больше нравится? Джек, иногда приходится идти на жертвы ради искусства, даже вам – крутым столам из заснеженной Швеции, – Септима закатила глаза вверх.

– Ладно, не скучай, мне нужно встречать репетитора по математике. Позанимаюсь и вернусь.

Стук-стук.

– Да, я расскажу тебе, что мы проходили. Все, пошла.

***

Жизнь постепенно выходила из затяжного пике.

Всякий раз, когда у Септимы заканчивались школьные занятия, – девочка училась на домашнем обучении, как и все гении, во всяком случае, так говорили ее родители, – она бежала к Джеку и рассказывала ему то, что изучала, подтягивая образование друга. Септима не была уверена, что Джек ходил в школу. Но не потому, что его мама и папа хотели вырастить дурачка. Нет, была другая причина. Как бы там ни было, Джек слушал все, что рассказывала Септима, он был хорошим столом.

– Джек, прикинь, миссис Эндрюс – мой новый репетитор по математике – так удивилась, что я знаю дроби.

Стол заскрипел.

– Да, знаю, что я их не знаю, но ведь, оказывается, знаю! – с гордым видом сказала Септима. – Музыка мне помогла в этом, я же с малых лет разбираю размеры композиций, длительности нот, а это все чистая математика, – девочка усмехнулась. – А может, у меня талант, стану великим математиком!

Стук-стук-стук.

– Ну вот чего ты мне настроение портишь. Да я уже представляю себе бешеный взгляд мисс Эмери, когда скажу ей: «Спасибо за все, мисс Злюка, но мне математика нравится больше, чем эта ваша помпезная академическая музыка», и она такая покраснеет от ярости и скажет… – Септима не успела закончить.

Стук-стук, – весело зашумел Джек.

Девочка залилась смехом:

– Ой, сейчас умру, ты иногда такое выдаешь, что прям до слез. Может тебе в стэндап комики податься? Диваны будут смеяться раскладываясь!

Девочка посмотрела на Джека и улыбнулась. Это был хороший день. Септима села за стол и начала размышлять о том, какой должна быть ее песня. Она смотрела куда-то вверх со смещением вправо и грызла колпачок ручки.

– Джек, вот ты – самый крутой стол дикого севера, – сказала девочка. – Это можно отразить в пафосном морозном вступлении. Партия фортепиано в маршевом ключе будет выстукивать холодные ноты. Хотя нет, это звучит ужасно.

Стол застучал ящиками.

– Ужасно, как Великий ледяной маневр¹⁵? Джек, мне иногда кажется, что в твою древесину впиталась вся история Швеции.

Стук-стук.

– Да брось, это было лет пятьсот назад. Ну да, осадочек остался, но будь сильным столом.

Джек застучал с большим энтузиазмом.

– Так, все, никакую Данию мы захватывать не будем. Угомонись, великий полководец. Помоги лучше с песней.

Стук-стук.

– Ну вот, можешь же, когда нужно. Так и запишем: начинаем в Ля-мажоре. Я попробую сыграть что-то теплое, я хочу, чтобы эта музыка согревала, – девочка задумалась на миг. – Знаешь, Джек, может, я дам послушать эту песню маме с папой. Да, они скорее всего будут злиться, но может быть их холодные сердца наконец-то потеплеют. Музыка – это все, что я умею, что-нибудь обязательно получится.

Джек ничего не ответил.

Септима была прирожденным музыкантом, жаль, этого никто не замечал: она могла представить мелодию у себя в голове и тут же ее записать. Ноты просто лились потоком и заполняли партитуру. Ей хватило двух часов, чтобы сочинить песню, которая называлась «Мой друг – Джек».

– Да я в ударе сегодня, Джек.

Стол зашумел, как ликующий морж.

– Ой, прям захвалил. Но ты еще не слышал песню. Мне нужно ее отработать на пианино. Хорошо, что к нему можно наушники подключить, а то мама меня бы урыла. Помню, однажды я играла Рахманинова, а потом неосознанно перешла к импровизации. Это было так круто, но когда мама услышала, что я играю что-то не старое как динозавры, то начала проповедовать свою лекцию про светлое будущее и «мечту».

Джек вопросительно постучал. Он был крутым столом, для него не составляло труда изобразить вопрос в стуке.

– Да знаю я, что песенный жанр подразумевает вокал, но пою я не очень, да и… Вот знаешь, Джек, я всю жизнь играю сюиты, сонаты и прочие формы музыки, да там голову сломаешь от всех этих названий и их классификаций. Но я хочу, чтобы моя песня была просто песней, даже если она не песня.

Септима взяла партитуру, установила ее на пианино, и сыграла несколько раз в наушники.

– Вау, как же это классно – быть музыкантом и воплощать свои идеи в жизнь!

Стол издал звук.

– Завтра в полдень, Джек. Приходи в колизей Септимы на Мелоди-стрит. Все билеты проданы, но для тебя у меня завалялся один – в вип-сектор. Только не опаздывай, – сказала девочка в красном платье.

***

Септима хоть и была одинокой девочкой, но ее всегда отличало умение слушать. Всякий раз, когда она оказывалась на конкурсах, где находилось много людей, девочка внимательно слушала, что говорят участники, зрители, персонал, и брала для себя ту информацию, которую считала полезной или веселой. Септима не смотрела ни одного фильма в своей жизни, но узнала много про кино от других. Богатая фантазия девочки помогала визуализировать незнакомое искусство. Может быть, это не всегда было точно, но во всяком случае, такой способ помогал Септиме не отдаляться от мира поп-культуры, ведь в конце концов она хотела завести друзей и быть с ними на одной волне.

***

Наступило долгожданное завтра.

Септима никогда не врала родителям насчет травмы, хотя могла растянуть свой отдых от фортепиано еще на несколько дней. Срок ее восстановления должен был занять около месяца, на что и ориентировались Джон с Лорой. Однако, девочка пошла на поправку немного раньше.

Септима дождалась, когда родители уедут. До прихода репетитора по английскому языку оставалось еще полчаса, так что в доме, где всегда играла музыка, осталась только Септима и Джек.

Девочка надела свое лучшее красное платье – у нее их было несколько, – взяла карандаш и поднялась на банкетку.

– Дорогие зрители, многоуважаемый стол Джек, мисс кроватка, сеньор шкаф и мистер стул, сегодня я – Септима фон Квинта из ордена Юнайтед Квинтс – презентую вам свою дебютную песню – «Мой друг – Джек».

Стук-стук-стук, – зааплодировал стол.

– Большое спасибо, что вы пришли, для меня это очень важно. Я пережила травму пальцев, но сейчас мои руки в порядке, и первой публикой, для которой я сыграю, – будете вы! – громко произнесла девочка.

Септима просто сияла, ее добрая улыбка делала этот пасмурный день ярким и красочным.

– Вы готовы?

Стол заскрипел.

– Я не слышу! Вы готовы?

Стук-стук-стук, – Джек стучал как Ларс Ульрих¹⁶.

Септима села за фортепиано, положила счастливые десять пенсов рядом с партитурой, выкрутила громкость на полную и начала играть. Ее пальцы филигранно бегали по клавиатуре. Она играла искренне, эмоционально, чувственно и грациозно, заставляя звучать каждую ноту. Черно-белая жизнь Септимы окрасилась в яркие, сочные тона. Пока девочка била по клавишам, ее комната превращалась в волшебный мир, в то самое сказочное королевство Сэптилэнд, в котором она жила, когда была маленькой принцессой.

Руки Септимы двигались изящно, она закрыла глаза и наслаждалась тем, как льется музыка. Это был не Моцарт, не Бетховен и не Лист, это была Септима Хадсон – девочка в красном платье, которая отдавала часть себя вместе с мелодией.

В финале прозвучал торжественный септ-аккорд. Девочка зажала правую педаль пианино, чтобы звук как можно дольше не уходил из комнаты, опустила руки и взглянула вверх. Ее тяжелый вздох говорил сам за себя. Септима выложилась на полную, отдала все свои силы и эмоции.

Аккорд затих и наступила тишина.

Девочка повернулась к Джеку.

– Ну как тебе, Джек?

Стол аплодировал всеми своими ящиками.

Септима улыбнулась, а потом четко и уверенно сказала:

– Я изменю их, изменю их всех своей музыкой! Обещаю тебе, Джек!

***

Позднее в дом, где всегда играла музыка, пришел мистер Нэйл – преподаватель английского. Септима была так довольна своим выступлением, что с радостью взялась за учебу. Девочку переполняли чувства, потому что она впервые что-то создала. Ей хотелось сыграть эту песню всему миру, но прежде она должна была донести свои эмоции до родителей.

Когда Джон и Лора Хадсоны вернулись домой, Септима сразу же побежала к родителям, дала им партитуру и сказала:

– Мама, папа смотрите, что я сочинила, позвольте мне сыграть для вас эту музыку! – девочка была полна надежд, она верила, что ноты могут что-то изменить, нужно только немного постараться.

Лора взяла листок с партитурой у дочери, взглянула на ноты и какое-то время молчала. Ее лицо выражало безразличие. Кажется, она не понимала, что нужно делать и размышляла о том, как бы поступила мисс Эмери.

– Септима, дорогая, послушай, это хм… хорошо, что ты пытаешься сочинять музыку, но тебе лучше сосредоточиться на исполнении программы для будущего конкурса. Из-за травмы тебе придется догонять конкурентов, – сухо сказала Лора.

Септима повернулась к папе.

– Дочка, если ты будешь тратить время на эти глупости, то поставишь крест на своем блестящем будущем, – разозлился отец девочки. – Разве ты не мечтаешь играть вместе с Королевским оркестром? Мы с мамой стараемся сделать все для тебя, чтобы исполнить твое сокровенное желания. Тебе может показаться, что мы неправы, но в конце ты скажешь нам «спасибо», когда будешь выступать с лучшими музыкантами мира перед лучшей публикой мира.

– Хорошо, – прошептала Септима и ушла к себе.