Читать книгу Мальчик, который выращивал драконов - Энди Шеферд - Страница 3

– Что, дедушка планирует растить картошку у тебя на голове? – спросила мама, когда я вошел на кухню.

Она показала на мои волосы.

– У тебя тут половина сада. В душ сейчас же. И поторопись – чай почти готов.

Я застонал. Но ругаться не было смысла. Только не в случае, когда мама смотрит своим «меня не сдвинет с места даже стадо несущихся носорогов» взглядом.

До душа я, правда, так и не добрался. Не потому, что наткнулся на последний комикс о Человеке-пауке, который оставил наверху лестницы, – и вздумал проверить, не пропустил ли что-нибудь за те шесть раз, когда уже читал его, – а потому что, войдя в комнату за халатом, заметил нечто очень странное.

Драконий фрукт светился. По-настоящему светился! Я подошел ближе и внимательно вгляделся. Осторожно ткнул колючую кожуру. Фрукт запульсировал оранжевым, красным и огненно-желтым. Мигом вспомнились дедушкины слова о плесени. Вдруг она токсична? Я отдернул руку и оглядел пальцы, не исключая, что те отсохнут и отпадут из-за какой-нибудь необратимой реакции. Они не отпали. Я почувствовал облегчение с легкой долей разочарования. Нет, я не хотел, чтобы пальцы отвалились, просто если читаешь так много комиксов, как я, так или иначе надеешься получить немного суперсил, когда такое случается. Не сказать, правда, что со мной случалось. До сих пор.

Фрукт перестал пульсировать и теперь выглядел совершенно нормальным, не считая свечения. Не успел я ткнуть его еще разок, как услышал, что мама кричит с первого этажа, мол, чай готов, и если за тридцать секунд никто не спустится есть, ей придется отдать все соседской собаке, а нам останутся одни хлопья. Может, я бы серьезнее отнесся к ее словам, если бы у соседей действительно была собака – но у них не было. Только хорек. Да еще и привередливый. Поэтому я сомневался, что он вообще захотел бы есть мамину лазанью.

Папа просунул голову ко мне в дверь и позвал:

– Чай готов, Томас.

Затем отправился дальше по коридору.

Я махнул ему: «Уже иду, пап», даже не попытавшись сказать, что кричать было не обязательно. Папа все равно не услышит. Он почти всегда носит увесистые наушники. Музыка – это и его работа, и хобби, и занятие, которому он предается в любую свободную секунду между первым и вторым. Папа пишет музыку для телевизионной рекламы (и один раз для очень низкобюджетного фильма, о котором никто не слышал и который никто не видел), но, мне кажется, он все еще в тайне хочет стать рок-звездой и мечтает, как победит на шоу талантов или где-нибудь еще. В любом случае, я привык общаться с ним по большей части языком пантомимы.

Вспомнив, что я и близко до душа не дошел, я переоделся в толстовку, бросился в ванную и быстро сунул голову под кран. Состояние раковины, когда я закончил, позволяло нам растить картошку и в ней.

У нас дома всегда интересно, когда мы едим. Нет, мы не ведем разговоров о всяких занимательных вещах, дело в моей сестренке Конни, которой даже и трех нет. Особенно интересно наблюдать, как родители запускают еду «в полет» и пытаются убедиться, что хоть несколько «самолетиков» достигло рта Конни.

К тому же, раз это единственное время, когда папа не в наушниках или не носом в клавиатуре, мама пытается выжать из него максимум, без умолку тараторя со скоростью сто слов в минуту. Никому не под силу усвоить то количество информации, которое она выдает в перерывах между жеванием. Правда, я уверен, что, пока мама говорит, папа складывает в голове мелодии, а кивками, принимаемыми ею за согласие, на самом деле отбивает такт.

Убрав лазанью, которой Конни щедро поделилась с полом, мама принесла десерт. Она штудировала поваренную книгу под названием «Великие британские пудинги», которую бабушка подарила ей на прошлое рождество. Сегодня мама приготовила рулет с вареньем и заварной крем. Ну, то есть комки заварного крема.

– Он чуть-чуть плосковат, – извиняющимся тоном заметила она, предлагая свою готовку на пробу. – Тесто и варенье здесь должно идти слоями. В смысле, не кашей.

Она была права. Рулет выглядел так, словно на него кто-то сел. Но мы уже привыкли.

Видишь ли, мама – ветеринар, ей под силу надеть ветеринарный конус на шею сопротивляющегося добермана, но не под силу превратить ингредиенты для пудинга во что-то похожее на десерт. Сколько бы кулинарных шоу она ни смотрела.

Возможно, дело в том, что она убрала половину ингредиентов, чтобы сделать рулет полезнее. Как по мне, пирог без сахара – это не пирог. Но шквал шоу о том, как приготовить идеальный пудинг, с одной стороны, и четко заложенная идея, что семья должна есть фрукты и овощи пять раз в день – с другой, сделали десертный вопрос для мамы гораздо более сложным, чем для всех нас.

Я хотел сказать ей что-нибудь приятное, приободрить, но врун из меня не очень. Отец же загляделся в окно, мурлыкая себе под нос. Вот бы он опередил меня и не дал сболтнуть глупость, которая заставит маму швырнуть блюдо об стену. Хотя этот исход не самый плохой.

Внезапно Конни запихнула в рот кусок рулета. И мигом выплюнула. Мама пришла в ужас. Все вместе мы наблюдали, как Конни взяла другой, развернула тесто и с счастливым видом стала слизывать варенье из середины.

– Видишь? Конни нравится, – пролепетал я.

Маму это, казалось, не убедило, поэтому я быстро взял кусок и стал издавать звуки, похожие, надеюсь, на аппетитное причмокивание.

Мама вздохнула и просто попросила:

– А можешь хоть раз назвать ее Шарлоттой?

– Но ей нравится имя Коннифетта Бобаретта – правда, Коннифетта Бобаретта? – ответил я, все еще жуя безвкусный ком теста.

Конни хихикнула и протянула ко мне перемазанные вареньем ручки.

– Видишь? – спросил я, умудрившись наконец проглотить свинцовый ком десерта.

Он застрял в горле, и пришлось сделать громадный глоток воды, чтобы протолкнуть его.

Мама отвернулась, и, пока она отмывала Конни, я сгреб с тарелки остатки десерта и сунул в карман толстовки. Так сестренка спасла меня от поедания рулета. Мы ведь с ней в одной лодке, Конни да я. Даже без варенья.

Вдруг сверху донесся громкий БУМ.

Мама посмотрела на потолок:

– Что это такое?

– Наверное, Томтом играет с моими вещами, – предположил я.

– Этот кот – просто пушистый клубок разрушений, – простонала мама. – Иди и разберись со своим животным, Томас.

Мне не нужно было повторять дважды, особенно когда со стола на меня по-прежнему угрожающе смотрела половина рулета. Я побежал наверх.

– Томтом, вылезай, – сердито сказал я, заходя в комнату.

Я огляделся в поисках рыжего кота, готовый приказать ему выметаться, но виновника не нашел.

Зато увидел, что драконьего фрукта нет на столе, где я его оставлял. Он лежал на полу около моей кровати. А еще – он стал больше.