Читать книгу Бессмертные. Почему гидры и медузы живут вечно, и как людям перенять их секрет - Эндрю Стил - Страница 3

Перенеситесь мысленно на 25 000 лет назад. Сейчас поздний теплый весенний день в том месте, которое мы теперь называем Южной Францией, и вы собираете дрова недалеко от своего лагеря. Мужчины охотятся, бегают с копьями и ищут дичь, например оленей и бизонов. Вы и ваши собратья-кочевники очень похожи на современных людей, но жизнь совсем другая – не в последнюю очередь из-за того, что существует вездесущий риск, что она внезапно оборвется.

В свои 28 лет вы неплохо справляетесь для доисторической женщины. Опасность подстерегает везде. Крошечная царапина может заразить и убить; вас может настигнуть внезапная смерть при нападении животного или несчастном случае; или другие доисторические люди, голодные и отчаявшиеся, могут убить вас в бою. Но самое трагичное, что из пяти детей, которых вы родили, двое умерли: один вскоре после рождения от того, что мы теперь понимаем как серьезную лихорадку, а другого в возрасте трех лет вы похоронили всего месяц назад. В доисторическую эпоху жить было опасно, и смерть, кажется, поражала наугад, часто без очевидной причины. Тогда не было понимания микробов или пороков развития – возможно, вы обвиняете капризных мстительных богов или духов в попытке понять все это.

Нам трудно точно определить, как долго жили люди в то время, не в последнюю очередь потому, что доисторический период определяется как эпоха, предшествующая развитию письменности. Не было ни свидетельств о рождении, ни страховых компаний, составлявших подробные таблицы смертности. Однако исследования костей в нескольких археологических памятниках и изучение современных обществ охотников и собирателей дают нам некоторое представление об этом – и оно одновременно лучше и хуже, чем вы могли бы ожидать.

Во-первых, плохая новость: ожидаемая продолжительность жизни была низкой, вероятно, где-то между 30 и 35 годами. Статистически говоря, многие в возрасте моих читателей уже были бы мертвы. Однако ожидаемая продолжительность жизни – это число, которое может скрывать столько же, сколько и раскрывать. Это связано с тем, что оно усреднено и сопровождается всеми сопутствующими статистическими ловушками. Главной причиной того, что она была столь низкой в доисторические времена, был ужасающий уровень младенческой и детской смертности. Инфекции в первые годы жизни поражали многих, очень многих младенцев и детей. Вероятно, у вас было всего 60 % шансов дожить до 15 лет – это едва ли лучше, чем подбросить монетку. Огромное количество смертей в молодом возрасте значительно снижает средний возраст смерти.

Однако если выпал орел и вы дожили до позднего подросткового возраста, то можете рассчитывать прожить еще 35 или 40 лет, с комфортом достигнув пятидесяти. Этот «показатель ожидаемого числа лет оставшейся жизни» средний, поэтому вполне вероятно, что некоторые древние люди доживали до шестидесяти или семидесяти лет – того возраста, который мы в наше время начали бы называть старостью. Слова «ожидаемая продолжительность жизни 35 лет» одновременно маскируют ужасное число детских смертей и приводят к недооценке того, как долго жили самые старые древние люди. Такова задача количественного определения такого сложного явления, как продолжительность жизни человека, с помощью одного числа.

Так было на протяжении десятков тысяч лет: ужасающий уровень детской смертности сдерживал общую продолжительность жизни. Большинство из тех, кто дожил до зрелого возраста, прожили достойную, но не исключительно долгую жизнь. На протяжении тысячелетий смерть была вездесущей чертой человеческой жизни, часто наступая быстро и без предупреждения. Тех, кто избежал капризных когтей инфекционных болезней, травм или невезения, встречало необъяснимое состояние упадка, которое мы теперь определили бы как старение: постепенная потеря способностей в мире, где физическая форма, обостренные чувства и острота ума могут повлиять на то, кто вы – хищник или добыча.

Может показаться заманчивым думать о доисторических людях как о примитивных существах, но на самом деле их мозг был очень похож на наш. Кажется вероятным, что эта постоянная бессмысленная потеря сородичей будет иметь последствия. Хотя мы можем только предполагать это, есть места, где человеческие или предчеловеческие останки находят рядом друг с другом, что говорит о преднамеренном захоронении мертвых. До сих пор ведутся споры о том, когда именно возникли погребальные ритуалы – многие, конечно, не оставили никаких следов, которые могли бы пережить прошедшие тысячелетия. Но если эти места таковы, какими кажутся, то погребальные ритуалы могут датироваться десятками или даже сотнями тысяч лет, до того, как появился вид Homo sapiens, когда наши предки-гоминины[3] начали ходить по Земле и стареть. По мере того, как мы переходим к письменным историческим источникам, озабоченность человека смертью трудно игнорировать: все более экстравагантные скульптуры, кульминацией которых стали древнеегипетские пирамиды, сформировали инженерное воплощение все более богатых мифологических представлений об окружающей жизни и ее конце.

Учитывая это, возможно, не стоит удивляться, что некоторые из самых ранних философов говорили о старении и смерти. В Древней Греции Сократ и Эпикур не беспокоились о смерти, полагая, что она будет похожа на вечный сон без сновидений. Платон был таким же оптимистом, но по другим причинам: он верил, что бессмертная душа будет продолжать существовать даже после того, как тело обратиться в прах. Аристотель был более озабочен смертью и, возможно, стал первым философом, предпринявшим серьезную попытку научного объяснения старения в 350 году до н. э. Его главный тезис состоял в том, что это процесс, посредством которого люди и животные высыхают. Как вы заметите по игнорированию его взглядов в остальной части этой книги, к сожалению, эта теория не выдержала испытания временем.

Хотя философские школы, религии и империи постоянно появлялись и исчезали, за тысячи лет на удивление мало что изменилось в продолжительности жизни. Семья, переехавшая в Лондон XIX века в поисках работы в индустриализованной Англии, могла бы рассказать удивительно похожую историю, по крайней мере статистически. Точные причины смерти были совершенно разными – меньше плачевных исходов на охоте, больше несчастных случаев на производстве и другой спектр инфекционных заболеваний дома в густонаселенных городских центрах, а не в небольших кочевых группах. Но результат был почти тот же: высокий уровень рождаемости, высокий уровень смертности. О том историческом периоде у нас наконец появились некоторые фактические данные – две страны, чьи записи простираются дальше всего в прошлое, – это Великобритания и Швеция, и в обеих общая продолжительность жизни в начале девятнадцатого века была около сорока лет.

В середине XIX века все наконец начало меняться. Между 1830 и 1850 годами кривые ожидаемой продолжительности жизни медленно стали стремиться вверх. Если мы возьмем в любой данный момент времени ведущую страну в мире, которая может дать нам показатель состояния здоровья населения в конкретный исторический период, то вырисовывается просто поразительная картина. Максимальная ожидаемая продолжительность жизни в мире увеличивается на три месяца каждый год с 1840 года, как по часам. Более того, у тенденции нет никаких признаков ослабления. Предсказывать будущее всегда трудно, но можно сделать и нечто худшее, чем экстраполировать эту тенденцию почти на два столетия вперед. Это означает (если вы среднего возраста или моложе), что каждый год, когда вы остаетесь в живых, ожидаемая дата смерти отступает на несколько месяцев[4]. С другой стороны, за каждый прожитый день вы получаете еще шесть часов – это означает, что хороший ночной сон на самом деле не является потраченным впустую временем, поскольку вы получите большую его часть обратно благодаря росту продолжительности жизни.

Совокупный эффект этого невероятного прогресса заключается в том, что продолжительность жизни теперь в среднем вдвое больше, чем в начале XIX века. Ожидаемая продолжительность жизни выросла с 40 лет тогда до более чем 80 в развитом мире сегодня. Легко говорить об этом стремительном прогрессе, потому что это так знакомо, поэтому найдите минутку и рассмотрите эти сухие цифры на собственном примере. В XIX веке в 40 лет по статистике вы были мертвы. Теперь у вас столько же времени впереди. У 20-летнего сегодня больше шансов иметь живую бабушку, чем у 20-летнего в XIX веке – живую мать. Через пару столетий – возможно, 0,1 % от общей временной шкалы нашего вида – мы уже пересмотрели (фактически удвоили) то, сколько может жить человек. Семьи теперь объединяют представителей многих поколений, мы можем строить планы в долгосрочной перспективе, предполагая, что доживем до этого. Выход на пенсию – это больше, чем несколько лет плохого здоровья для горстки людей, которые могут дожить до этого возраста. Впервые в истории человечества большинство детей, рожденных сегодня, получат шанс состариться.

Рисксмертности от COVID-19 по-прежнему меньше, чем возможность умереть от инфекций в прошлом.

Прямота линии, показывающей увеличение продолжительности жизни, почти подозрительна, потому что эти улучшения обусловлены совокупностью культурных сдвигов, мер в области общественного здравоохранения и научных и медицинских прорывов, происходящих более или менее случайным образом. И все же каждый год мы получаем еще три месяца. Последовательные фазы этой революции были обусловлены очень разными явлениями. Все началось с укрощения величайший древних врагов человечества – инфекционных болезней.

Пандемии – это напоминание о силе природы по сравнению с нашей. Коронавирусный кризис обнажил то, о чем многие из нас подзабыли: без лечения или вакцин мы можем понести ужасные потери от инфекционных заболеваний. Тем не менее риск смерти от COVID-19 все еще существенно меньше, чем возможность умереть от инфекций в прошлом. На протяжении всей человеческой истории бактерии, вирусы и другие микроорганизмы, вероятно, убили больше людей, чем что-либо еще. Даже в самом худшем случае последствия коронавируса вряд ли превзойдут результаты пандемии испанского гриппа, или «испанки», 1918 года. Во время этой вспышки из-за вирусов гриппа умерло от 50 до 100 миллионов человек в течение нескольких лет— до 5 процентов мирового населения в то время – по сравнению с 20 миллионами, убитыми за предыдущие четыре года взаимоуничтожения в Первой мировой войне. Человечеству не мешало бы помнить, что наши настоящие враги – это не мы.

Однако в течение XIX века грязные города и поселки были перестроены, открытые канализационные трубы заменены, начали укореняться общественные инициативы в области здравоохранения, а инфекционные заболевания стали отступать. Наука и медицина вступили в борьбу с инфекциями, сначала используя вакцины, а затем микробную теорию, демонстрируя, что именно крошечные невидимые организмы, а не плохой воздух или невезение, становятся причиной недугов. Вакцинация с тех пор стерла оспу с лица земли (хотя и шокирующе недавно, лишь в 1977 году), а сейчас уже на пути к тому, чтобы предать забвению и полиомиелит, и сделала бывшие чрезвычайные угрозы для детей, такие как дифтерия и коклюш, настолько редкими, что их названия кажутся архаичными. Разработка новых удобрений и механизация сельского хозяйства привели к улучшению питания населения в целом, что укрепило здоровье детей и взрослых, сделав их способными лучше противостоять многим причинам смерти, включая инфекции. В то же время сдвоенный двигатель образования и экономического роста выводили миллионы людей из нищеты, способствуя повышению качества пищи и чистоте. Улучшение здоровья и увеличение продолжительности жизни также упрочили экономику.

В 1850 году ожидаемая продолжительность жизни при рождении в Норвегии составляла около 45 лет. К 1950 году норвежцы, которые вернули себе корону после почти столетнего господства Новой Зеландии, могли рассчитывать на жизнь после 70 лет. Прогресс был в значительной степени обусловлен улучшением здоровья в раннем и среднем возрасте. Инфекционные заболевания непропорционально поражали детей, но также были распространены и во взрослом возрасте – и их обуздание резко увеличило ожидаемую продолжительность жизни в целом.

Именно в последние семьдесят лет увеличение ожидаемой продолжительности жизни в пожилом возрасте наконец начало двигать показатель ожидаемой продолжительности жизни в целом, главным образом благодаря огромным успехам в науке и медицинском обеспечении, а также более здоровому образу жизни. Изучив другие необходимые составляющие современной медицины – автоматические дефибрилляторы[5], стенты[6], специализированные отделения коронарной терапии в больницах, операции по шунтированию сосудов сердца[7], – вы обнаружите, что в 1950 году ничего из этого не было доступно. Даже сердечно-легочная реанимация (СЛР), при которой нужно провести компрессию грудной клетки для перезапуска остановившегося сердца и которая служит основным клише телевизионной драмы, тогда еще не была изобретена. Также отсутствовали профилактические препараты, такие как статины, которые снижают уровень холестерина и вероятность развития сердечно-сосудистых заболеваний. И все это только в мире кардиологии. Лекарства, устройства и хирургические методы улучшили результаты лечения людей с различными заболеваниями в любом возрасте, но их эффект был особенно важен для пожилых людей. Это связано с тем, что при массовом снижении уровня распространенности инфекционных заболеваний самые смертоносные проблемы со здоровьем сегодня – это такие недуги, как сердечно-сосудистые заболевания и рак, которые в первую очередь поражают в пожилом возрасте.

Из улучшений в образе жизни самым значительным было снижение количества курящих. Это шокирует, но тень одной отрасли – по большому счету одного продукта, сигареты, – омрачает статистику ожидаемой продолжительности жизни даже через полвека. В 1950 году 80 % британских мужчин и почти половина женщин курили. Это поколение заядлых курильщиков в масштабах всей популяции породило эпидемию заболеваний, связанных с курением. И она – поскольку для того, чтобы вызвать болезнь и смерть, требуется время, – достигла пика несколько десятилетий спустя, в 1980-х и 1990-х годах, когда примерно шестая часть всех смертей (и ошеломляющие 25 процентов смертей мужчин) в развитых странах была связана с табаком. В общей сложности, по оценкам, в двадцатом веке от курения умерло 100 миллионов человек. Уровень курения снизился более чем вдвое с момента своего пика и продолжает падать – и это падение сейчас отражается в статистике на ожидаемой продолжительности жизни.

Совокупный результат всего этого можно увидеть в таблицах ожидаемой продолжительности жизни в разных государствах: страной с самой высокой ожидаемой продолжительностью жизни в 2019 году стала Япония, граждане которой в среднем доживают до 84,5 лет. И есть много других, наступающих ей на пятки – у всех 30 лучших стран в мировом рейтинге ожидаемая продолжительность жизни выше 80 лет.

Помимо роста продолжительности жизни, мы также увеличиваем продолжительность периода жизни в состоянии здоровья. Исследование, изучавшее изменения в Великобритании в период с 1991 по 2011 годы, показало, что ожидаемая продолжительность жизни в возрасте 65 лет выросла примерно на четыре года, как и количество лет, проведенных без когнитивных нарушений. И если вы попросите людей оценить свое собственное здоровье в ходе опроса, то количество лет, проведенных в здоровом состоянии, снова увеличится на такую же цифру. Улучшение состояния здоровья наиболее заметно у очень старых людей: доля лиц старше 85 лет в США, классифицированных как инвалиды, сократилась на треть в период с 1982 по 2005 годы. А число тех, кто находится в стационаре, за тот же период сократилось почти вдвое – с 27 до 16 процентов. В зависимости от того, как оценивать здоровье или инвалидность, продолжительность жизни, проведенной в плохом состоянии здоровья, либо сокращается, либо примерно постоянна, и это хорошая новость.

Единственный нюанс этих данных заключается в том, что в то время как уровень тяжелой инвалидности снижается, распространенность незначительной инвалидности – такие состояния, как артрит, которые болезненны и вызывают дискомфорт, но, за исключением очень запущенных случаев, все еще позволяют пациентам вести относительно активную жизнь без посторонней помощи, – кажется, растет. Одной из проблем может быть улучшение диагностики и регистрации заболеваний и инвалидности, а не реальное увеличение их распространенности. Раннее выявление заболеваний может иметь сложные последствия. С одной стороны, когда мы смотрим на статистику, кажется, что люди страдают большим количеством заболеваний в более молодом возрасте. С другой стороны, медицинскую или социальную помощь часто можно оказать раньше и улучшить и даже продлить жизнь. В разных странах также существует значительная разница в продолжительности жизни в состоянии здоровья, но поскольку ее гораздо труднее определить, чем общую продолжительность жизни, есть место для обсуждения того, что именно лежит в основе этих различий.

Эта картина не совсем свободна от уточнений и нюансов, но она существенно более позитивна, чем стереотипы о медицинской помощи, просто продлевающей наши годы в состоянии немощности. И чисто теоретически это то, что мы ожидаем: чтобы умереть, вы должны умереть от чего-то, что подразумевает, что вы будете больны. И обратное также верно, поскольку болезни, которые вызывают тяжелую инвалидность, такие как сердечно-сосудистые заболевания и деменция, также смертельны. Было бы действительно странно, если бы мы существенно продлили жизнь, не откладывая инвалидность, так что вполне логично, что, вообще говоря, такого не происходит.

Наша история до сих пор была сосредоточена на развитом мире. А как насчет менее развитых стран? Ответ, по крайней мере с 1950 года, многообещающий. Страны с низким и средним уровнем дохода очень быстро догоняют те, чья историческая удача позволила им возглавить цивилизацию. С 1950 года в развивающихся странах преобладает стремительный рост: ожидаемая продолжительность жизни в Индии почти удвоилась – с 36 лет в 1950 году до 69 лет сегодня. Результатом стало резкое сокращение неравенства в области здравоохранения в прошлом столетии. Даже в 1950 году существовало сильное разделение между богатыми и бедными странами: в то время как средняя продолжительность жизни в Индии составляла 36 лет, норвежцы могли рассчитывать дожить до 72. Сегодня же индийцы отстают от стран, возглавляющих списки по продолжительности жизни, всего на 10–15 лет. В целом 90 процентов населения мира в настоящее время проживает в странах, где ожидаемая продолжительность жизни превышает 65 лет, и 99 процентов – в государствах, где она больше 60. Хотя у нас, конечно, есть моральный долг помочь тем, кто живет в странах с низкой ожидаемой продолжительностью жизни; на контрасте с тем, как это было лишь 50 лет назад, они являются исключением, а не половиной мира. Конечным результатом прогресса за последние два столетия стало то, только что описанные факты верны для большей части мирового населения.

Это означает, что теперь, впервые в истории человечества, мы стали жертвами собственного успеха. Победа над злобными микробами, улучшение общественного здравоохранения, более здоровый образ жизни, современная медицина, развитое образование и достаток сговорились поставить нас лицом к лицу с новым злом – старением. Независимо от того, где вы живете, вы, скорее всего, проживете достаточно долго, чтобы испытать старческую астению, потерю независимости и болезни, связанные со старением. Это век старения.

Век старения – странное время для жизни, но нам трудно его оценить, потому что мы все живем в эту эпоху. Большинство жизней имеют довольно схожую, четко определенную структуру, и эта универсальность скрывает, насколько сильно она отличается от жизни даже столетие назад. Хотя жизни некоторых людей обрываются трагическими катастрофами или болезнями, такие случаи исключительны. Большинство из нас наслаждается классической трехэтапной жизнью, к которой мы привыкли: образование, затем работа, потом выход на пенсию.

Продолжительность жизнив Индии удвоилась за последние 70 лет: в 1950 году она составляла 36 лет, а сегодня – 69!

Эта структура приспособлена к длине и форме человеческой жизни – просто не обязательно к той, в которой мы живем сегодня или будем жить в ближайшем будущем. Первые два десятилетия мы проводим в сфере образования не благодаря какому-то бесстрастному анализу оптимальной продолжительности обучения и развития, а потому, что нам нужно спешить перейти к следующему этапу и начать работать. Затем мы пытаемся зарабатывать деньги до 40 или 50 лет, частично для того, чтобы обеспечить себя, частично для того, чтобы платить налоги и помогать следующему поколению в их ранние годы и тем, кто уже старше нас, а отчасти для того, чтобы накопить себе на старость. Карьера отражает это постоянным продвижением по служебной лестнице, пока мы не достигнем пятого или шестого десятка, а затем спадом деловой активности. Продолжительность и характер этого периода также не оптимизированы, но история с «пенсионным возрастом», привязанным к периоду начала серьезных заболеваний в первой половине двадцатого века, неслучайна.

Для тех, кто живет сегодня, заманчиво предположить, что трехступенчатая жизнь, разделенная примерно так, как сейчас, была нормой гораздо дольше, чем на самом деле. В реальности даже 50 лет назад гораздо меньше людей доживали до этого возраста и были достаточно здоровы, чтобы вообще наслаждаться выходом на пенсию. Благодаря росту ожидаемой продолжительности жизни и падению рождаемости во всем мире в период с 1960 по 2020 годы, мировое население в возрасте старше 65 лет росло значительно быстрее, чем население в целом. Оно увеличилось почти в пять раз, со 150 до 700 миллионов человек. К 2050 году, по прогнозам, оно снова удвоится до 1,5 миллиарда человек – это означает, что люди старше 65 лет будут составлять 1/6 мирового населения. Чем старше срез населения, на который вы смотрите, тем быстрее он растет: число людей в возрасте 100 лет и старше (известных как сверхдолгожители, или суперцентарии[8]) выросло с 20 000 в 1960 году до полумиллиона сегодня и увеличится до прогнозируемых трех миллионов в 2050 году – изменение в сто раз менее чем за столетие. И, подобно росту ожидаемой продолжительности жизни, старение населения в развивающихся странах также происходит быстрее, чем в развитых. Франции, США и Великобритании потребовалось 115, 69 и 45 лет соответственно, чтобы доля населения в возрасте старше 60 лет удвоилась с 7 до 14 процентов. Прогнозы для Бразилии предполагают, что она претерпит тот же переход всего за 25 лет. Это означает, что у более бедных стран будет еще меньше времени, чтобы адаптироваться к грядущему цунами старости.

Социальные и экономические последствия этой эпохи старения будут драматическими, если мы не будем действовать быстро. Пенсии – это полезный и простой пример. Первая государственная пенсия в Великобритании была выплачена в 1909 году людям старше 70 лет, а в 1925 году схема была обновлена, а пенсионный возраст снижен до 65 лет. В 1948 году государственная пенсия стала всеобщей, а пенсионный возраст для женщин был снижен до 60 лет. Этот показатель не менялся до 2010 года, после чего было введено постепенное повышение, чтобы сделать стартовый возраст для мужчин и женщин одинаковым в соответствии с законодательством о равенстве. Пенсионный возраст мужчин окончательно вырос в декабре 2018 года, а это означает, что возраст, в котором мужчины получали государственную пенсию в Великобритании, оставался неизменным почти столетие. За это время ожидаемая продолжительность жизни в стране увеличилась на 23 года. То, что сменявшие друг друга правительства стояли в стороне, когда ожидаемая продолжительность жизни росла, оставляя в значительной степени нетронутым то, что сейчас вполне предсказуемо является одной из самых больших статей государственных расходов, ошеломляет. Простой факт заключается в том, что нам нужно будет работать дольше, чтобы заплатить за значительную часть жизни, проведенную на пенсии.

Нам повезло, что благодаря десятилетиям экономического и демографического роста пенсии до сих пор не привели к коллапсу, но кризис наступит, если мы ничего не будем делать. Эта новость также имеет довольно позитивный оттенок, который редко подчеркивается. Поскольку мы живем в добром здравии гораздо дольше, многие нынешние 65-летние люди лучше способны работать, чем наши предки в том же возрасте. Это дает нам больше времени, чтобы внести вклад в экономику и накопить на пенсию, которая все еще может быть более долгой, здоровой и богатой, чем в прошлом. 65-летний человек был старым в 1920-е годы: только чуть более половины людей доживали до этого возраста, что в то время было примерно равносильно тому, чтобы переступить порог девятого десятка сегодня. Хотя повышение пенсионного возраста до 80 лет может вызвать недоумение, очевидно, что можно было бы достичь компромисса, сделав этот возраст более 65 и менее 80 лет.

В более широкой перспективе век старения подчеркивает необходимость переосмысления трехэтапной жизни по мере ее удлинения. Образование и профессиональная подготовка на протяжении всей жизни будут приобретать все большее значение. Модель жизни, которая начинается с 20 лет обучения и заканчивается 20 годами пенсии, предполагает 40-летнюю карьеру, когда ожидаемая продолжительность жизни составляет 80 лет. Если вы доживаете до 100 лет с тем же шаблоном, ваша карьера снова станет вдвое длиннее. Шесть десятилетий – это долгий срок для занятия одной и той же профессией, достаточный для того, чтобы она вообще перестала существовать или вам стало скучно. 50-летний человек больше не будет вступать в более поздние этапы карьеры, ожидая выхода на пенсию. Вместо этого он может взять несколько лет отпуска, переучиться и начать совершенно новую карьеру с десятилетиями продуктивности впереди. С увеличением времени работы и отсрочкой выхода на пенсию, возможно, мы не захотим работать десятилетиями, а затем выходить на пенсию еще на несколько десятилетий, но вместо этого будем периодически брать перерыв, чтобы вернуться к образованию, путешествиям или заняться новыми увлечениями в разное время жизни. Мне кажется вероятным, что трехэтапная модель – это самая эффективная структура жизни даже сейчас, не говоря уже о том, что мы продолжаем жить дольше.

Еще одной особенностью века старения является значительная доля ресурсов, которые мы выделяем на заботу о пожилых людях. Из-за многочисленных болезней и лекарств средний 80-летний человек обходится системам здравоохранения в США и Великобритании примерно в пять раз дороже, чем средний 30-летний. Это еще один способ общественной интернализации[9] старения, даже индустриализации. Больницы, дома престарелых, медсестры, врачи, администраторы, фармацевтические компании, производители медицинских изделий и многие другие элементы составляют систему, которая поглощает значительную часть государственного бюджета. Типичные развитые страны, такие как Великобритания и Германия, тратят примерно 10 % ВВП на здравоохранение, в то время как США выделяют 17 % – в значительной степени из-за хронических заболеваний старения. Из-за растущей потребности в длительном лечении и уходе за пожилыми людьми эти расходы, по прогнозам, будут только увеличиваться.

Помимо этих прямых затрат на лечение болезней старения, существуют также косвенные. Например, люди бросают работу из-за хронических заболеваний или работают меньше, чтобы заботиться о друге или родственнике с одним из них. Они часто скрыты от глаз и игнорируются политиками, но косвенные издержки на такие заболевания, как рак и деменция, часто превышают прямые. Расходы на старость огромны: один только неоплачиваемый уход в Великобритании оценивается примерно так же, как и весь бюджет системы здравоохранения. Также в официальных отчетах никак не оцениваются любовь и поддержка. Мы молчаливо принимаем неподъемное бремя, лежащее на супругах, детях и соседях, и по мере того как все больше людей стареют и заболевают настолько, что нуждаются в поддержке, эта неофициальная система будет напрягаться еще больше, чем сейчас.

По мере того как старение вступает в свои лучшие времена, эти затраты будут становиться все внушительнее. Наряду с откровенными дискуссиями с избирателями о пенсионном обеспечении, здравоохранении и социальной помощи, долгосрочная стратегия должна включать исследования в области медицинских методов лечения самого процесса старения.

Поразительно то, что удвоение продолжительности человеческой жизни с начала XIX века было достигнуто без каких-либо методов лечения старения. Мы получили несколько косвенных результатов: сбалансированный рацион, физические упражнения, отказ от курения и профилактические лекарства для снижения уровня холестерина или артериального давления. Все это, возможно, в какой-то степени замедляет процесс старения, но в местной аптеке или больнице нет ни одного лекарства или метода лечения, специально предназначенного для замедления или обращения старения вспять.

Современноеувеличение продолжительности жизни обусловлено более качественным питанием, вакцинацией и лекарственной терапией.

Фактически регулирующие органы по всему миру – например Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США (FDA) или Европейское агентство лекарственных средств – не выдали бы лицензию на распространение метода антивозрастного лечения, даже если бы он существовал. Лекарства одобряются только в том случае, если лечат конкретную болезнь, а старение не признается заболеванием, а воспринимается как естественный процесс. Это может показаться непреодолимым препятствием для лечения старения, но ученые стараются отменить эти правила – мы поговорим об этом в Главе 11. И есть некоторые намеки на то, что старение начинает признаваться: в 2018 году Всемирная организация здравоохранения добавила в Международную классификацию болезней новый код XT9T для состояний, которые «связаны со старением». Ученые, предложившие включить этот пункт, надеются, что это облегчит переход к разработке реальных методов лечения.

Даже если мы продолжим считать старение непреложным фактом человеческого существования, вполне вероятно, что продолжительность жизни во всем мире будет расти и дальше. Но есть и другие улучшения, которых необходимо добиться. Более раннее выявление и лучшее лечение рака и сердечно-сосудистых заболеваний могут дать нам несколько лет, даже если недуги не будут полностью излечены. Непрерывное улучшение образа жизни наряду с совершенствованием и более универсальной медицинской помощью, безусловно, может добавить по крайней мере несколько лет. Учитывая, что грандиозная сложность до сих пор приводила к удивительной простоте, вы могли бы сделать нечто худшее, чем просто экстраполировать данные существующей тенденции, считая, что каждый год продолжительность жизни увеличивается на три месяца. Исходя из этого предположения, прогнозы, которые кажутся невероятными для ныне живущих, таковы: ожидаемая продолжительность жизни увеличится еще на 25 лет в течение столетия, поэтому мы ожидаем, что большинство детей, родившихся во всем мире с 2000 года, отпразднуют свое 80-летие. А большинство детей, которым посчастливилось родиться в этом тысячелетии в развитых странах, отпразднуют свое 100-летие.

Официальные прогнозы и многие демографы часто указывают на то, что некий внутренний предел ожидаемой продолжительности человеческой жизни в итоге остановит этот рост. Но для этого не выдвигается никаких конкретных причин, и пессимисты неоднократно доказывали свою неправоту в прошлом. В одном исследовании рассматривалось 14 предсказаний предела ожидаемой продолжительности жизни человека, и, криво усмехнувшись, ученые заметили, что среднее время между предлагаемым пределом и его достижением составляет всего пять лет.

Есть некоторые препятствия для роста продолжительности жизни, способные замедлить дальнейшее повышение этого показателя. Один из примеров – растущая распространенность ожирения. Расширяющаяся талия уже оказывает негативное влияние на продолжительность жизни во всем мире, но более крупные позитивные изменения, к счастью, до сих пор перевешивали этот отрицательный эффект. Тем не менее улучшение рациона и облегчение интеграции физических упражнений в повседневную жизнь должны быть приоритетами, если мы хотим, чтобы продолжительность жизни продолжала увеличиваться. Другие факторы, от загрязнения воздуха (риски которого только начинают осознаваться, но, похоже, в какой-то степени влияют на старение – не только воздействуя на дыхательную систему, но и способствуя развитию сердечно-сосудистых заболеваний и, возможно, даже деменции) до устойчивости к антибиотикам и новых заболеваний, таких как коронавирусная инфекция (который может привести к частичному возвращению к тому, что было характерно в прошлом, – распространенности смерти от инфекции), также заслуживают того, чтобы попытаться их опередить. Существует также неравенство: хотя ожидаемая продолжительность жизни увеличивается или, в худшем случае, остается постоянной во всех странах, в некоторых социально-экономических группах или регионах этот показатель снизился в последнее десятилетие. Но тем не менее, если мы будем держать надвигающиеся угрозы в узде, продолжать извлекать пользу из открытий и работать над тем, чтобы этот успех разделял весь мир, перспектива того, что большинство людей на планете получат солидные шансы дожить до 100 лет к 2100 году, не кажется неправдоподобной.

Недавняя история ожидаемой продолжительности жизни, возможно, является венцом достижений человечества. Ни одно другое достижение научно-технического прогресса не может претендовать на то, чтобы улучшить жизнь миллиардов людей таким радикальным образом.

Жить в то время, когда одна единственная причина, старение, ответственна за столь многое – начиная от формы наших жизненных траекторий, экономики и многих институтов и заканчивая большинством человеческих страданий и смертей, – унизительно, но также и по-настоящему захватывающе. Разобравшись с этой первопричиной, наука позволит нам сделать что-то со всем этим сразу.

Чтобы покончить с веком старения, нужно понять, что такое процесс старения. Затем можно начать рассматривать методы лечения, которые могли бы решить эту проблему. Поэтому следующие несколько глав будут посвящены изучению старения и демистификации этого процесса. Наука наконец начинает понимать его составляющие и выявлять удивительно скромное число процессов, заставляющих нас всех стареть. Мы увидим, как прорывы в биологии старения превратили ее из странной маргинальной области, в которой вращались только теоретики, пионеры этого движения и просто какие-то чудаки, в признанную господствующую область биологии.

Лучше всего начать с рассмотрения почти универсального феномена старения через, возможно, единственный по-настоящему универсальный принцип в биологии – эволюцию.