Читать книгу Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых - Энн Райс - Страница 7

Мне шел двадцать первый год. Однажды зимой я сел на лошадь и в одиночестве отправился в путь, намереваясь уничтожить стаю волков.

Дело происходило во владениях моего отца во Франции, в провинции Овернь. Шли последние десятилетия перед Великой французской революцией.

Такой ужасной зимы на моей памяти еще не было, а волки постоянно воровали овец у наших крестьян и по ночам даже бегали по улицам деревни.

Для меня это было очень тяжелое время. Я являлся седьмым по счету и самым младшим из троих оставшихся в живых сыновей маркиза – такой титул носил мой отец. Я не мог претендовать ни на титул, ни на земли и не имел никаких перспектив. Подобная судьба зачастую была уготована младшим сыновьям даже в очень богатых семьях, а благосостояние нашей семьи давно ушло в прошлое. Мой старший брат Августин, который по закону должен был унаследовать все наше имущество, едва успев жениться, тут же промотал небольшое приданое своей жены.

Замок моего отца, окружавшее его поместье и расположенная рядом деревня составляли для меня весь мир. От рождения я был очень непоседлив, мечтателен и вечно всем недоволен. Мне не нравилось сидеть у камина и рассуждать о войнах прежних лет и временах «короля-солнце». История для меня не имела никакого значения.

Этот мрачный, живущий по старинным законам мир сделал меня охотником. В случае необходимости я приносил домой фазанов, оленину и пойманную в горных реках форель и таким образом кормил всю семью. Со временем сей образ жизни стал для меня привычным, мне не приходилось разделять его ни с кем, что меня вполне устраивало. А кроме того, если бы не я, вся наша семья могла бы умереть с голоду.

Охота на собственных наследственных землях считалась привилегией людей благородного сословия, и, кроме нас, заниматься ею никто не имел права. Даже самый богатый буржуа не смел поднять ружье в моих лесах. Хотя он в этом и не нуждался. У него были деньги.

Дважды пытался я избавиться от такой жизни. И оба раза меня заставляли вернуться к ней, словно птицу со сломанными крыльями. Но об этом я расскажу после.

А в данный момент я думал о снеге, покрывшем горы вокруг, и о волках, наводивших страх на крестьян и воровавших моих овец. А еще о том, что провинция Овернь с незапамятных времен совершенно справедливо считается одной из самых отдаленных.

Если учесть, что я все же был господином, причем единственным из господ, кто способен был держаться в седле и умел стрелять, становится понятным, почему именно ко мне обратились крестьяне со своими жалобами на волков, почему именно от меня ждали они помощи и надеялись, что я смогу расправиться с этими зверями. Это входило в мои обязанности.

Я не испытывал совершенно никакого страха перед волками. За всю свою жизнь я ни разу не слышал, чтобы волки напали на человека. Я мог бы просто отравить их, но существовала опасность, что мясо тоже пропитается ядом. А мясо было слишком ценным продуктом, чтобы портить его таким образом.

Итак, ранним январским утром я вооружился, намереваясь одного за другим убить всех волков. У меня было три кремневых ружья и великолепная кремневая винтовка. Я взял их с собой, прихватив также свои мушкеты и отцовскую шпагу. Кроме того, в последний момент я решил пополнить свой маленький арсенал еще кое-каким древним оружием, которым никогда прежде не пользовался.

В нашем замке было очень много старинного вооружения. Еще со времен Крестовых походов Людовика Святого мои предки принимали участие во множестве великих войн. А потому, помимо прочего хранившегося в замке старья, на стенах висело великое множество древних боевых мечей, копий и пик, а также булав и цепов.

В то утро я взял с собой огромную булаву – шар с торчавшими во все стороны острыми шипами – и большой цеп – прикрепленный к цепям железный шар, который можно было с неимоверной скоростью и силой опустить на голову противника.

Не забывайте, что это все происходило в восемнадцатом веке, в те времена, когда парижане носили белоснежные парики, изящно ступали в атласных туфлях, презрительно смотрели на тех, кто нюхал табак, и прижимали к носу вышитые носовые платочки.

А теперь представьте себе меня, собравшегося на охоту: сапоги из сыромятной кожи, плащ из оленьей шкуры, привязанное к седлу старинное оружие и два самых крупных мастифа в ошейниках с шипами.

Таков был мой образ жизни. Точно так же я мог жить и в Средние века. Я очень остро чувствовал это и переживал, ибо не раз встречал на почтовых дорогах нарядно одетых путешественников. Столичная знать презрительно называла нас, провинциальных землевладельцев, «зайчатниками». Мы тоже, конечно же, могли сколько угодно смеяться над ними и обзывать «королевскими лакеями». Наш замок стоял уже тысячу лет, и даже великому кардиналу де Ришелье в то время, когда он вел борьбу с представителями нашего сословия, не удалось разрушить эти древние башни. Но, как я уже говорил, история меня мало интересовала.

Поднимаясь в горы, я был зол и чувствовал себя несчастным.

Я жаждал сразиться с волками. Если верить крестьянам, стая состояла из пяти зверей, а у меня были прекрасные ружья и два пса, способных перекусить своими мощными челюстями волчьи хребты.

Уже более часа я поднимался по горным склонам. Наконец я достиг небольшой долины, которую, насколько мне было известно, не мог засыпать никакой снегопад. Через обширное пустое пространство я направился к голому в это время года лесу, и тут до меня донесся вой первого волка.

Через секунду завыл второй волк, потом еще один и еще… и вскоре их голоса слились в единый мощный хор. Я не мог определить, сколько их было в стае, понял лишь, что они меня увидели и подавали сигналы друг другу, призывая всех собраться вместе. Именно на это я и рассчитывал.

Не могу сказать, что в те минуты я испытывал страх. Но ощущения были такими, что волосы у меня встали дыбом. На всем огромном, казавшемся пустым пространстве я был совершенно один. Я приготовил ружья и приказал собакам прекратить рычать и следовать за мной. В голову мне закралась смутная мысль, что лучше бы мне побыстрее уйти с открытого места и спрятаться в лесу.

Собаки предупреждающе и тревожно залаяли. Оглянувшись через плечо, в нескольких сотнях ярдов позади я увидел волков, несущихся по снегу в мою сторону. Три огромных волка двигались в ряд.

Я помчался к лесу.

Мне казалось, что я без труда успею до него добраться, прежде чем волки меня настигнут. Но я не учел того, что волки – животные чрезвычайно умные. Пока я скакал, остальные представители стаи – пять матерых волков – оказались впереди меня, отрезая мне путь слева. Это была засада, и я понял, что мне не удастся вовремя достичь леса. В стае было восемь волков, а не пять, как утверждали крестьяне.

Даже в тот момент у меня не хватило здравого смысла, чтобы испугаться. Мне и в голову не пришло, что эти огромные звери голодны, ибо в противном случае они никогда не появились бы в деревне. Их естественная терпимость по отношению к человеку полностью исчезла.

Я приготовился к сражению. Прикрепив к ремню цеп, я поднял ружье и прицелился. Уложив в нескольких ярдах от себя матерого самца, я стал перезаряжать ружье, в то время как собаки и волки сцепились между собой.

Из-за шипов на ошейниках волкам не удавалось вонзить клыки собакам в шею. В первые же минуты этой всеобщей свалки псы с помощью мощных челюстей завалили одного из волков. Я выстрелил и уложил другого.

Но стая уже окружила собак. Я делал выстрел за выстрелом, стараясь перезаряжать ружья как можно быстрее и целиться как можно точнее, чтобы не попасть в собак, как вдруг увидел, что та из них, которая была поменьше, рухнула в снег с переломанными задними лапами. Снег окрасился кровью. Звери накинулись на умирающего пса, и второму удалось выбраться из общей кучи. Однако через пару минут волки вновь на него набросились, вспороли бедняге брюхо и убили его.

Как я уже говорил, мои мастифы были животными очень мощными и крепкими. Я сам вырастил и выдрессировал их. Каждый весил более двухсот фунтов. Я всегда брал их с собой на охоту и, хотя сейчас я называю их просто собаками, всегда звал псов только по именам. Увидев, как они погибли у меня на глазах, я наконец понял, в какую сложную ситуацию попал и что может произойти дальше.

Все это случилось за несколько минут.

Четыре волка были убиты. Еще один лежал покалеченный. Но оставались еще три зверя, один из которых отвлекся от кровавой трапезы, перестал рвать на части собаку и, скосив глаза, пристально смотрел на меня.

Я выстрелил из винтовки, промахнулся, выстрелил из мушкета, но в тот момент, когда волк бросился на меня, лошадь моя попятилась.

Остальные волки, как по команде, прекратили терзать свои жертвы. Резко дернув повод, я пустил лошадь мчаться во весь опор в сторону спасительного леса.

Я слышал позади себя яростное рычание и лязг звериных зубов, но ни разу не обернулся. Но вдруг почувствовал, как волчьи зубы вцепились в мою лодыжку. Выхватив еще один мушкет, я повернулся налево и выстрелил. Мне показалось, что волк вдруг резко встал на задние лапы, однако почти мгновенно он исчез из виду, а моя кобыла неожиданно остановилась. Я едва не упал. Задние ноги лошади подкосились.

Мы были почти у самого леса, и я успел соскочить с лошади, прежде чем она рухнула на землю. У меня оставалось еще одно заряженное ружье. Повернувшись и держа его для верности обеими руками, я тщательно прицелился в готового броситься на меня волка и снес ему верхнюю половину башки.

Теперь хищников осталось двое. Лошадь издавала тяжелые стоны, которые затем переросли в мучительный крик, – ничего более жуткого мне не доводилось слышать за всю мою жизнь. На нее набросились два оставшихся волка.

Я стрелой помчался по снегу, чувствуя ногами скрытую под ним твердую мерзлую землю. Мне необходимо было как можно скорее добраться до деревьев. Если я успею перезарядить ружье, то смогу пристрелить волков оттуда. Но вокруг не было ни одного дерева с ветками, которые росли бы достаточно низко, чтобы я мог ухватиться за них.

Я подпрыгнул, пытаясь достать до сука, однако ноги скользнули по обледенелому насту, и я упал на спину. Волки были совсем рядом. Времени, чтобы перезарядить единственное остававшееся у меня ружье, не было. Теперь вся надежда на цеп и на шпагу, потому что булаву я где-то потерял.

Пока я с трудом поднимался на ноги, мысли в голове у меня лихорадочно крутились. Я понимал, что могу погибнуть. Но не допускал даже мысли о том, чтобы сдаться. Я обезумел, можно сказать, озверел до такой степени, что сам едва не рычал. Повернувшись лицом к волкам, я пристально посмотрел в глаза тому, который оказался ближе ко мне.

Широко расставив ноги для большей устойчивости, я взял в левую руку цеп, а правой выхватил шпагу. Волки остановились. Передний в свою очередь внимательно посмотрел на меня, потом пригнул к земле голову и осторожно сделал несколько шагов в сторону. Второй в это время словно ожидал какого-то невидимого мне сигнала. Первый снова устремил на меня неподвижный взгляд и вдруг бросился вперед.

Я принялся размахивать цепом таким образом, чтобы шар с шипами описывал вокруг меня круги. Я отчетливо слышал собственное хриплое дыхание и чувствовал, что колени мои сами собой сгибаются, будто готовясь к прыжку. Нацелив цеп в челюсть волку, я взмахнул им изо всех сил, но лишь слегка задел волчью голову.

Волк отскочил прочь, а второй тем временем бегал вокруг меня, то приближаясь, то вновь отпрыгивая. Потом оба хищника стали крутиться возле меня на расстоянии достаточно близком, чтобы заставить меня размахивать шпагой и цепом, но каждый раз волки успевали вовремя отбежать.

Не знаю, сколько времени это продолжалось, однако в конце концов я понял их стратегию. Они намеревались измотать меня, а у них самих сил оставалось вполне достаточно. Для них это было не более чем игрой.

Я вертелся во все стороны, бросался вперед и снова отступал, иногда чуть не падал на колени. Думаю, все это продолжалось не более получаса, но в той ситуации время нельзя было измерять обычными мерками.

Вскоре я уже едва держался на ногах, а посему решился на последний отчаянный шаг. Опустив оружие, я неподвижно замер на месте. Надежды мои оправдались – волки подошли совсем близко, уверенные в том, что на этот раз им наконец удастся убить меня.

В последнюю секунду я резко взмахнул цепом и почувствовал, как под ударом железного шара хрустнули кости. Волк вздернул вверх голову, и я тут же полоснул по его шее шпагой.

Второй волк был уже возле меня. Я ощутил, как зубы его вцепились в мои бриджи, еще секунда – и он разорвет мне ногу. Ударив клинком, я рассек ему морду, попав заодно по глазу, а спустя мгновение на волчью голову опустился железный шар цепа. Зверь разжал челюсти. Отпрыгнув назад, я получил возможность снова замахнуться шпагой и на этот раз всадил ее волку в грудь по самую рукоятку, а потом выдернул обратно.

Битва была окончена.

Волчьей стае пришел конец, а я остался жив.

Тишину, царившую на огромном пустом заснеженном пространстве, нарушало теперь лишь мое тяжелое прерывистое дыхание да издалека доносились пронзительные вопли несчастной подыхающей кобылы.

Почуяв мое приближение, она сделала отчаянную попытку подняться на передние ноги и вновь издала жалобный, полный боли и муки крик, который отразился от гор и достиг, казалось, самих небес. Я продолжал стоять, глядя на ее искалеченное туловище, черневшее на фоне ослепительно-белого снега, на ее неподвижные задние ноги и на судорожно дергавшиеся в тщетных попытках подняться передние, на задранную кверху голову с прижатыми ушами и на закатывающиеся огромные наивно-невинные глаза. Она походила на полураздавленное насекомое. Однако она не была насекомым. Она была моей страдающей, но не желавшей сдаваться кобылой. Она вновь попыталась встать.

Сняв с седла ружье, я медленно зарядил его. И в то время как она продолжала мотать головой и одну за другой предпринимать тщетные попытки подняться, я выстрелил ей прямо в сердце.

Теперь ее муки закончились. Она была мертва и неподвижно лежала на снегу, который постепенно окрашивался потоком льющейся из ее тела крови. Вокруг стояла гробовая тишина. Меня трясло как в лихорадке. Вдруг я услышал какой-то странный сдавленный звук и увидел на снегу рвотные массы, не сразу осознав, что и то и другое принадлежало мне. Воздух вокруг был напоен запахом волков и крови. Попытавшись сдвинуться с места, я чуть не рухнул.

И все же я продолжал, не останавливаясь, двигаться вперед, мимо уничтоженных мною волков, пока наконец не дошел до того, который едва не убил меня и которого я заколол последним. Взвалив его на плечи, я побрел по направлению к дому.

Обратный путь занял, наверное, около двух часов.

Но так это или не так, я опять же не знаю точно. Пока я шел, я снова и снова вспоминал и переживал все, что происходило со мной во время сражения с волками. Каждый раз, когда я спотыкался и падал, внутри меня словно что-то застывало, мне становилось все хуже и хуже.

К тому времени, когда я достиг наконец ворот замка, мне казалось, что я перестал быть Лестатом. Уже не я, а кто-то совершенно другой, пошатываясь, вошел в большой зал, неся на плечах остывшую тушу огромного волка. Неожиданно яркий свет огня в камине раздражающе действовал на мои глаза. Я был измотан до предела.

Я увидел, как навстречу мне встали из-за стола мои братья, как мать успокаивающе похлопывает по руке слепого отца, с тревогой спрашивающего, в чем дело. Я даже начал было объяснять им что-то, но что именно я в тот момент говорил, я не помню, знаю только, что голос мой звучал совершенно ровно и изложение событий было предельно простым.

«А потом… А потом…» – что-то в этом роде.

Неожиданно мой брат Августин вернул меня к действительности. Он подошел ко мне, и его силуэт четко возник на фоне огня, горевшего в камине. Холодным и резким голосом он прервал мою монотонную речь:

– Врешь, негодяй! Ты не мог уничтожить восемь волков! – На лице его явственно читалось отвращение.

Однако самое примечательное состояло в другом: едва эти слова слетели с его губ, он вдруг понял, что совершил ошибку.

Возможно, причиной тому послужило выражение моего лица. А может быть – возмущенный шепот матери или молчание моего второго брата. Как бы то ни было, на его лице почти мгновенно возникло выражение полнейшего замешательства.

Он стал бормотать о том, что все это просто уму непостижимо, что я мог погибнуть, что слугам, наверное, следует сейчас же разогреть для меня бульон и так далее в том же духе. Однако все его усилия оказались тщетными. В тот краткий миг случилось нечто такое, что исправить было уже нельзя. Следующее, что осталось в моей памяти, – это как я лежу один в своей комнате. На моей кровати не спали собаки, как это всегда бывало прежде. Теперь они были мертвы. Несмотря на то что огонь в камине не горел, я, как был – грязный и окровавленный, забрался под одеяло и провалился в глубокий сон.

Много дней не выходил я из своей комнаты.

Августин приходил ко мне и рассказал, что крестьяне поднялись в горы, нашли там убитых волков и принесли их в замок. Но я даже не удостоил его ответом.

Прошло, наверное, около недели. Как только я почувствовал, что способен выносить присутствие других собак, я отправился на псарню и привел оттуда двух уже достаточно больших щенков, чтобы они составили мне компанию. Ночью они спали по обе стороны от меня.

Слуги входили и выходили, но никто из них не отваживался меня побеспокоить.

Но однажды ко мне в комнату бесшумно и едва ли не крадучись вошла моя мать…