Читать книгу Стена памяти (сборник) - Энтони Дорр - Страница 10

А Феко, успев все-таки на автобус компании «Голден эрроу», отправляющийся в 9:20, едет к себе в Кайели́че. Феко тщедушный, маленького роста мужичонка в черных брюках и красном свитере узорчатой вязки. Сидя на автобусном сиденье, едва достает ногами до полу. Мимо проносятся участки за высокими заборами, утопающими в зарослях бугенвиллеи, и маленькие бистро, освещенные цветными шарами. На Хэнни-стрит автобус делает остановку около стеклянного фитнес-клуба британской сети «Вёрджин-эктив», где в трех крытых бассейнах, испускающих аквамариновое свечение, водную гладь дорожек рассекают последние запоздалые пловцы, а в углу исходит водопадом горка, оформленная в виде слона.

Автобус наполняется девушками из тауншипа: уборщицами офисов, официантками, прачками – женщинами, у которых в Кейптауне одно имя, а в тауншипах другое: ведь даже продавщицы и экономки, все эти Сильвии и Алисы, став матерями, меняют имена и становятся Малили и Момтоло.

От моросящего дождя стекла все в каплях. В гомоне голосов слышатся языки коса, сото, тсвана… Промежутки между фонарями удлиняются; вскоре взгляду Феко остается лишь выхватывать не всегда хорошо освещенные прожекторами рекламные билборды, которые там и сям вдруг возникают где-то вверху. Пейте чай OPA.{5} Сообщайте о тех, кто ворует провода. Пользуйтесь презервативом.

Кайеличе{6} – это тридцать квадратных миль лачуг из шлакоблоков, жести и полиэтилена с дверями от автомашин. На рубеже веков это место стало домом для полумиллиона человек, а сейчас там количество жителей выросло еще раза в четыре. Беженцы от войны, от безводья, от ВИЧ-эпидемии. Безработица там временами доходит до шестидесяти процентов. Беспорядочно натыканные среди лачуг, там высятся тысячи осветительных мачт, как деревья без веток. Вдоль дорог ходят женщины – у кого-то на руках ребенок, кто-то с пластиковым пакетом овощей или десятилитровой канистрой воды. Побрякивая на ухабах, мимо проезжают мужчины на велосипедах. Бродят собаки.

Феко выходит в квартале Сайт-Си и семенит под дождем вдоль ряда лачуг. Чуть слышно звенят ветряные колокольчики. По лужам, не разбирая дороги, бредет коза. На бамперах выпотрошенных машин или на ящиках из-под фруктов под рваными брезентовыми навесами сидят понурые мужчины. Несколькими кварталами дальше кто-то запускает фейерверк, который оглушительно бабахает, сыплет искрами, а потом над крышами гаснет.

Дом B478A – это бледно-зеленый сарай с земляным полом и выкрашенной в светло-голубой цвет дверью. Крыша положена на три лысые покрышки. В стене два окошка с решетками. Темба дома, еще не спит, он оживлен, что-то шепчет, чуть не скачет на месте от нетерпения. На нем футболка, которая ему велика на несколько размеров; на переносице подпрыгивают очочки.

– Папочка! – радуется он. – Папочка, ты опоздал на двадцать одну минуту! Папочка, а Богинкоси поймал сегодня трех кошек, представляешь? Папочка, а ты умеешь делать парафин? Из пластиковых пакетов, а?

Феко садится на кровать и ждет, когда глаза адаптируются к полутьме. Стены в их сарайчике оклеены выцветшими проспектами из супермаркета. Мыло в мыльнице за 1,99 рэнда. Сок два по цене одного. Под потолком сохнет вчерашняя постирушка. В углу на кирпичах высится ржавая железная печь. Обстановку дополняют два металлопластиковых складных стульчика.

За окнами сеется дождик, в свете дуговых ламп его даже видно; стуча по крыше, он производит тихое, успокоительное шуршанье. Спасаясь от дождя, в дом лезут насекомые – комары, сороконожки и большие зеленые мухи. По полу тянутся две муравьиные дорожки; подобно венам, они разделяются на мелкие прожилки, которые ведут к норкам под печкой. На окнах сетка, об нее бьются ночные мотыльки. У Феко до сих пор в ушах голос бухгалтера: Вы должны были это предвидеть. Его серебряная авторучка так и бьет в глаза, пуская блики по светлым стенам кухни.

– Ты ел, Темба?

– Не помню.

– Как это ты не помнишь?

– Да нет, ел я, ел! Мисс Аманда кормила кукурузной кашей с фасолью.

– А очки днем надевал?

– Все время ходил в очках!

– Темба, смотри у меня!

– Да правда в очках ходил, папа. Не видишь разве? – Двумя пальцами малыш тычет в стекла.

Феко снимает туфли.

– Ладно, ягненочек, верю, верю. А теперь выбирай: в какой руке? – Протягивает два кулака. Темба стоит босой в огромной футболке, карие глаза за стеклами очков моргают.

В конце концов выбирает левый. Феко качает головой, улыбается и раскрывает пустую ладонь.

– Ничего нет?

– В следующий раз, – обещает Феко.

Темба кашляет, вытирает нос. Похоже, изо всех сил прячет разочарование.

– Теперь сними очки и покажи, как ты умеешь взять папу в клещи, – говорит Феко, и Темба, положив очки на печку, прыгает на отца, обхватывая его руками и ногами. Они катаются по кровати. Темба крепко обнимает отца за шею, сжимает его спину ногами.

Феко встает, шагает по крошечной комнатенке туда-сюда, но малыш упорно висит на нем.

– Пап, – говорит Темба, уткнувшись отцу куда-то в грудь. – А что было в другой руке? В этот раз что-то было?

– Не могу тебе сказать, – говорит Феко. Притворяется, будто хочет стряхнуть с себя малыша. – Постарайся в следующий раз угадать.

Феко тяжело топчется по комнате. Мальчик висит на нем. Его головенка камнем бьется отцу в грудину. От волос пахнет пылью, карандашными стружками и дымком. На крыше шебаршится дождь.