Читать книгу Главные мысли - Epikur - Страница 3

Учение о познании Эпикур называет каноникой, от слова «канон» (правило), а не логикой или диалектикой, как у других философов. Эпикур полагал, что сложные гносеологические теории, вроде платоновской или стоической, только запутывают людей. Он также не считал нужным выделять канонику в особую часть философии, считая ее предварительной частью физики.

Человек может мыслить ясно, если он будет полагаться на три простых «критерия» познания: ощущение (αἰσθήσεις), предвосхищение (προλήψεις) и претерпевание (πάθη). Содержание ощущения всегда является истинным: даже если нам что-то видится во сне или в состоянии умопомрачения, все равно то, что мы ощущаем, равно самому себе. Мы не можем опровергнуть ощущения ни другим ощущением, поскольку все ощущения равноценны, ни рассуждением, поскольку все рассуждения основаны на ощущениях. Об истинности ощущений говорили еще софисты, согласно которым «человек есть мера всех вещей»: если человек с больной гортанью воспринимает мед как горький, то он для него именно таков, равно как для здорового – сладок. Но софисты полагали, что ощущения не дают нам основания выносить разумные суждения о том, каковы вещи сами по себе, каков вкус меда на самом деле. Согласно же Эпикуру ощущение дает нам прямой доступ к вещи. Ведь вещи постоянно испускают свои материальные копии, эйдолоны, сохраняющие их характеристики, которые на нас физически воздействуют так, как если бы вещь воздействовала непосредственно (подробнее об этом в разделе про физику). Разумеется, порой мы видим оптические иллюзии, например, переломанную ложку в стакане с водой. Однако совершенно истинно, что ложка в воде нам представляется такой, и было бы странно, если бы она казалась целой. Обманываемся мы, только если выносим суждение, что ложка сломана; однако при ближайшем рассмотрении, вынув ложку, мы убеждаемся в ее целостности. Конечно, есть ряд факторов, которые препятствуют нашему восприятию: удаленное расстояние до воспринимаемого предмета, состояние нашего организма и органов восприятия, среда (туман, темнота), сохранность полученного впечатления. Однако благодаря опыту все эти препятствия устранимы. Проблема, которая ставила в тупик софистов и скептиков, – какова башня, видимая издали, круглая или прямоугольная в плане, – решается легко, нужно лишь подойти к башне. Ошибочные и поспешные выводы, которые мы можем сделать, не дискредитируют чувственное познание в целом; напротив, сомнения могут основываться только на несомненном основании. Эпикур делает софистам и скептикам такое возражение: «Если ты борешься со всеми ощущениями, тебе не на что будет сослаться при суждении о тех из них, которые, по твоим словам, лживы»[4]. Схожее рассуждение высказывает крупнейший философ и логик XX века Людвиг Витгенштейн, разрабатывая свою теорию достоверности: «Попытавшийся усомниться во всем не дошел бы до сомнения в чем-то. Игра в сомнение уже предполагает уверенность» (О достоверности, 115). Ученик Эпикура Колот в сочинении «О том, что невозможно жить, если следовать учению других философов», обращенном к правителю Египта Птолемею, подверг критике все скептически направленные учения, в которых высказано сомнение в истинности чувственного знания: Демокрита, Парменида, Эмпедокла, Сократа, Мелисса, Платона, Стильпона, киренаиков и Аркесилая. Каждый пассаж он начинал со слов: «Как можно жить, если…» – люди, отрицающие истинность чувств, не смогут есть или перемещаться, защититься от угроз и, более того, не смогут даже сказать, живы они или мертвы.

Однако в гносеологии Эпикура возникает другая проблема: как нам познавать небесные объекты? Ведь о полетах тогда люди лишь мечтали. Этот вопрос очень важен, ибо именно неправильное восприятие небесных явлений, грома, молнии, образов, рождающихся в облаках, порождает страх перед богами. Эти проблему можно решить, если строить гипотезы, которые не должны противоречить земному опыту; таких равно истинных гипотез может быть несколько, однако все они исключают «баснословие», то есть возведение небесных явлений к деятельности богов. Эта позиция вызывала удивление у критиков Эпикура, а порой и смущение у его последователей. Ведь если существуют противоречащие гипотезы, то только одна из них может быть верной. Сторонники Эпикура указывали на то, что любое физическое явление может быть результатом множества причин, и теория Эпикура имеет в виду это. Другие указывали, что, например, затмение Луны, может вызываться в одном случае тем, что между Землей и небом возникает какой-то объект, в другом – что на Луну падает тень Земли. Лукреций вообще высказывал смелое предположение, что если гипотезы радикально исключают друг друга, то это значит, что в одном из множества миров истинной оказывается одна гипотеза, а в другом – другая (О природе вещей, V, 526–533). Но целью Эпикура отнюдь не было отыскать истинную причину снегопада или затмения: даже исключающие друг друга гипотезы в любом случае исключают действия богов, поэтому чем больше гипотез, тем лучше. Только в главных вопросах, касающихся достижения блаженства, нельзя допускать такой неопределенности.

Еще одна проблема в том, что главные понятия физики Эпикура – атомы и пустота, равно как их свойства, неявны (ἄδηλα), бесчувственны, как выражался Михайло Ломоносов – не даны нам в опыте. К представлению о таких вещах Эпикур приходит путем рассуждения, отталкиваясь от фактов опыта, которые рассматриваются как «знаки». Например, мы видим, как в мире происходит движение, и это понуждает нас принять, что существует пустота, в которой вещи могли бы двигаться. Позже принципы выведения явного из неявного подробно разрабатывает Филодем в трактате «О знаках». Согласно ему существует два способа рассуждения. Первый способ, исключения, предполагает жесткую логическую связь между неявной и очевидной вещами, такую, что если исключить неявную вещь, то придется исключить и очевидную. Например, в случае с движением и пустотой: если исключить существование пустоты, то придется исключить и существование движения. Второй способ, подобия, состоял в том, чтобы по очевидной вещи заключать о подобной или аналогичной ей неявной (например, если все известные нам люди смертны, то любой подобный им человек вне пределов нашего восприятия тоже смертен).

Претерпевания – наш внутренний опыт, наши чувства, из которых главными являются наслаждение и страдание. Они тоже всегда истинны: боль, которую ощущает человек, всегда боль, даже если она фантомная или неврологическая. Претерпевания определяют наше поведение: будем ли мы стремиться к чему-либо или избегать этого.

Предвосхищение, пролепсис, это образ некой вещи, сложившийся благодаря многократному опыту: если мы много раз видели лошадь, у нас формируется нечто вроде эмпирического понятия, которое всплывает в уме при слове «лошадь» и затем нам позволяет опознавать других лошадей и отличать их от коров. Природа предвосхищения вызывала споры. Порой пытались видеть в них априорные понятия, то есть существующие до опыта и определяющие опыт. И действительно, некоторые понятия имеют такой априорный характер, например, идея божества, существующая у всех людей, несмотря на то, что божество мало кому встречалось в опыте. Впрочем, тот факт, что у людей есть такая идея, также является эмпирическим. Однако остальные понятия едва ли можно счесть априорными. Сам Эпикур считал, что все без исключения понятия берутся из опыта: «все наши помышления возникают из ощущений в силу их совпадения, соразмерности, подобия или сопоставления, а разум лишь способствует этому»[5]. В отличие от концепций других философов, полагавших, что понятия нужно определять, и разрабатывавших сложные процедуры вроде диалектики или платоновского «припоминания» врожденных идей, пролепсис Эпикура как раз не нуждается в определении, поскольку базируется на чувственной очевидности. Чтобы правильно мыслить, нужно лишь держаться «первого значения» слова. Это первое значение не случайно и не является результатом соглашения: «Сама человеческая природа у каждого народа, испытывая особые чувства и получая особые впечатления, особым образом испускала воздух под влиянием каждого из этих чувств и впечатлений, по-разному в зависимости от разных мест, где обитали народы; лишь потом каждый народ установил у себя общие названия, чтобы меньше было двусмысленности в изъяснениях и чтобы они были короче»[6]. Такая теория позволяет разрешить проблему, которую в философии языка обсуждают до сих пор: если мы будем давать определение каждому слову, то нам потребуется давать определение словам, из которых состоит предыдущее определение, и так до бесконечности, и мы в таком случае вообще не сможем о чем-либо рассуждать.

Последователи Эпикура также разрабатывали четвертый критерий, «фантастический бросок мысли», эпиболэ: человек предполагает, что некий предмет в тумане – лошадь, а затем он может это проверить.

Гносеология Эпикура по большей части обращена к зрению как к основному чувству, но слух и обоняние действуют таким же образом. Что касается осязания и вкуса, то Эпикур отдельно не рассматривает их, по-видимому, из-за того, что в этом случае непосредственное воздействие предмета на орган чувств очевидно, а то, что очевидно, не требует объяснений.