Читать книгу Узловые точки русской истории - Епископ Дионисий (Алферов) - Страница 6

Гонения на христиан нарушали обычный римский порядок и законность, погружали государство в пучину беззакония. Между прочим, это прекрасно понимали такие умеренные императоры-гонители из Антонинов, как Траян. В сохранившейся его переписке с Плинием Младшим, правителем Вифинии, прекрасно видно, как этот император опасался разгула доносительства и общего падения римского правосознания. А потому Траян заботился, чтобы обязательный порядок судопроизводства никоим образом не колебался, анонимные доносы не принимались во внимание, клеветники подлежали строгому наказанию.

Война между преемниками Диоклетиана привела к тому, что ответственная и законная центральная римская власть отсутствовала. Восстановлена эта власть была в лице императора Константина. Захват власти Константином в результате гражданской войны – любимая тема либеральных историков. Стоит напомнить, что система управления империей, введенная Диоклетианом, предусматривала двух августов для западной и восточной половин империи и двух цезарей им в помощь, управлявших четвертинками империи. Таким четвертовластником цезарем был отец Константина – Констанций Хлор, а после его смерти в 305 году легионы Галлии и Британии провозгласили Константина его наследником. Старший Август Диоклетиан утвердил это назначение. Таким образом, Константин был цезарем и сыном цезаря, а не человеком из толпы, хотя и не обладал всей полнотой власти в империи. В междоусобную войну он был вовлечен поневоле, для своей защиты.

Его победа в битве под Римом у Мульвийского моста (312), перед которой он имел видение Креста, и христианами, и язычниками воспринималась, как чудо. Войско его противника Максенция было и многочисленнее, и боеспособнее. Победа Константина была воспринята населением Рима, в большинстве языческом, как победа носителя законности над тираном, попиравшим мораль и закон. Это было главное, как и прописано на статуе Константина, сохранившейся в Риме до наших дней («сим знамением я освободил Рим от тирана»). Как же воспользовался победитель полученной властью? Константин прекратил гражданскую войну, восстановил законность и правосудие, амнистировал жертв религиозных и политических репрессий. Это сразу привлекло к нему симпатии большинства населения империи, независимо от вероисповедания, уставших от хаоса и гражданской войны. Природа вещей познается по их действиям. Действия Константина показывали, что именно он выражал подлинную природу имперской римской власти.

В контексте этой политики стоит и Миланский эдикит, опубликованный в 313 году. Важной здесь является уже преамбула, где говорится о признании Единого Бога, по воле которого существует империя и которому должна служить императорская власть. Провозглашается, что только свободное служение угодно Богу, и потому принципиально признается свобода совести за всеми подданными империи, в том числе и за христианами. Именно христиане персонально именуются в эдикте несколько раз впереди всех прочих исповеданий. Таким образом, личная симпатия императора обозначена ясно: христиане пользуются его особым покровительством, но свобода и других исповеданий нисколько не нарушается. В дополнение к сему, по Миланскому эдикту, христиане освобождались из заключения, церквам возвращались конфискованные прежде здания и участки земли (с выкупом за счет казны). Кроме того, Константином из императорской казны выделялись средства для строительства христианских храмов, давались льготы епископам и клирикам (освобождение от налогов, пользование государственной почтовой службой и т. д.). Очень важно, что опять же на счет своей казны Константин организовал перепись пятидесяти экземпляров полного свода Библии на пергаменте – чрезвычайно затратный проект. По-видимому, один из этих экземпляров Писания дошел до нас из Синайского монастыря, хранилища которого ни разу не уничтожались завоевателями (знаменитый Синайский кодекс).

Такие огромные по масштабам и значимости подарки Церкви не делаются по лицемерию. Безусловный внутренний поворот, происшедший в душе Константина перед Миланским эдиктом состоял в том, что римский император впервые признал господство Единого Бога, а себя – Его служителем (а не богом), признал империю не самоценной, а служебной по отношению к истинному Богу. Следствием этого поворота было налаживание сотрудничества с христианской церковью, которая тоже служила истинному Богу. Для многих христиан трудность заключалась в признании того факта, что император обратился ко Христу и имел откровения не через Церковь, а непосредственно от Бога (звание, якоже Павел не от человек приим, – как поется в тропаре Константину). Но какова бы ни была роль церкви и ее служителей в личном религиозном пути Константина, это все-таки не первый вопрос. Бог на самом деле действует в истории не только через Церковь, но и непосредственно, промышляет о царствах и носителях верховной власти. Свою власть император Константин принял также не от Церкви, а по Промыслу Божию, проявившемуся в чудесном даровании воинской победы. Поэтому он мог быть «епископом внешних дел Церкви», как он сам себя называл, сотрудником, но отнюдь не послушником церковной иерархии, как хотелось бы представить дело сторонникам папской теократии. Непосредственное призвание Константина Богом означало, что и христиане должны признать обновленную Римскую империю как благословляемую Богом, а не как «царство зверя», и строить с ней равноправное сотрудничество, симфонию царства и церкви. Впрочем, и обращение Константина при помощи служителей церкви в свете дальнейшей его деятельности означало бы то же самое. Кафолические христиане так это и поняли. Например, Эльвирский собор 314 года в Испании пригрозил отлучением от церкви тем христианам, которые будут дезертировать из войска императора Константина.

Те, кто до сих пор пытаются объяснить поворот политики Константина политическим расчетом, игнорируют тот факт, что к моменту Миланского эдикта христиане в империи, по подсчетам разных историков, составляли не более 5-10 % населения. При этом в результате гонений они были изгнаны из всех органов власти и находились вне закона. Какой политик будет опираться в своей деятельности на такое гонимое меньшинство? Твердая и последовательная позиция Константина, чуждая колебаний и экстремизма, показывает, что он руководился живой верой в истинного Бога, служить которому он обещался, а не надеждами на людей.

Этого мало. «Реальные христиане» его времени, сначала донатисты, затем ариане, своими смутами дали много поводов императору для разочарования в «исторической церкви». Любой «реальный политик», но не верующий христианин, устал бы от этих многолетних смут в христианском обществе и пересмотрел бы свою религиозную политику. Константин не сделал этого только потому, что, как и Павел, знал, в Кого уверовал (ср.: 2 Тим. 1, 12), опирался на христианского Бога, а не на человеков. Иного объяснения его религиозной политике дать невозможно. Альтернативные объяснения оказываются не историчными.