Читать книгу Хроники реального мира. Хранитель - Эрих Иероним фон Корр - Страница 2

Не понимаю, как можно не любить жаркое лето.

Cтрадания прячущихся от солнца в жаркий день людей мне очень давно были понятны только умозрительно. Я понимал, конечно, их желание спрятаться в тень, но очень давно уже не мог сам ощутить что-либо подобное. Я, в определенном смысле, мог буквально питаться солнцем. Для меня оказаться на недельку без глотка воды посреди пустыни Сахара было бы гораздо предпочтительнее пребывания хоть один день в трех шубах, но в разгар сибирской зимы.

Но довольно сложно в двух словах объяснить, почему и как это стало возможным.

Тот день начинался просто замечательно. Довольно большой чистый город на русском севере, стоящий на берегу огромного озера, к полудню буквально прокалился. Такой жары здесь не помнили очень и очень много лет. Я то помнил, но это было так давно, что с точным годом ошибся бы и я. Через пару дней я планировал уехать в Европу. Архитектура старых средневековых городов и крепостей, как и органная музыка и хорошее пиво, всегда исправно приводили мне в порядок и душу, и нервы. А и то и другое в порядок привести стоило. Так уж получалось, что время от времени я был вынужден оказываться в этих краях. Иногда пару раз в столетие, иногда – чаще. А во времена больших войн, бывало, и по несколько раз в год. И это было определено очень давно и силами несоизмеримо сильнее меня.

Город мне нравился. Я помнил его, когда на его месте стояло лишь несколько бараков в излучине реки, но кабак уже был! Нравились его жители, трогательные и по-доброму наивные даже в своих заблуждениях: они ходили на выборы, но не верили в Ангелов и Судьбу.

И то, и другое, тем не менее, существовало тысячелетия и никуда и не думало исчезать. Если б люди могли хоть на миг осознать, насколько ничтожны их собственные возможности по изменению их же собственной судьбы, и то, что даже эти изменения сами они сделать не смогут никогда, то для большинства это было бы настоящим ударом. Но что и когда так улучшало человеку жизнь, как не иллюзии?! Так что пусть лучше верят, что в процессе выборов к власти приходят лучшие представители человеческого вида, чем в полную предопределенность всего сущего, Ангелов и демонов, и даже в Водяного собственного родного озера. Старик давно уже не обижался, хотя народу спас на своем веку столько, что и сам не помнил. Столько предрассудков кругом! Во времена моей молодости, к примеру, французская академия наук признала падение камней с неба антинаучной ахинеей, потому что французы догадались, что нет небесной сферы – очень прогрессивные академики оказались, знаете ли, но вот в существовании водяных и русалок никто не сомневался.

Каждому веку – своё мракобесие. Уж сколько лет прошло, а я, к примеру, всё не могу смириться с тем, что ушли навсегда монархии великих держав. Ушли монархии – ушло величие, ушла навсегда легитимность власти… Ну не могу я всерьёз принимать за законных правителей своих стран всех этих выборных шутов. В не столь уж и давние времена я бы развешал половину из них на стенах своего замка просто за мерзкий характер и патологическую вороватость.

Пардон, конечно, но к концу четвертой сотни лет жизни убеждений не меняют. Я медленно брел по центральной улице к озеру. Планы у меня были самые простые и на этот раз чисто человеческие: я планировал набрать пива и уехать куда-нибудь в пригород позагорать в виде более легком, чем это почему-то было принято делать на общественных пляжах. Хотя нет ничего смешнее понятия 'что принято', его изменчивость всегда меня смешила как своей парадоксальностью, так и быстрой изменчивостью. Но запрет на публичную наготу, он, наверное, самый смешной и, по сути, самый неприличный из всех, что только можно придумать. Любой из этих 'морализаторов' хоть помнит, откуда он на свет то вылез, на всеобщее счастье? Что прилично, а что – нет, было решено, когда человека создавали! У человека может быть только одно неприличное место – пустая голова.

А вечером, сменив шорты, футболку и кроссовки на костюм, я планировал провести вечер в каком-нибудь хорошем ресторане. Тут была только одна опасность: не переборщить с пивом. Ничто человеческое мне не чуждо, включая невинные пороки. Я до сих пор без смеха не могу вспомнить один курьёзный случай, когда приглашенная на чашку кофе после вечера в ресторане девушка одевалась и убегала настолько быстро, что забыла одеть бельё. Великолепный набор, кстати – под точеную фигурку. Но к зрелищу вдруг взлетевшего под потолок комнаты человека, распевающего при этом какой-то явно немецкий военный марш, она отнеслась несколько нервно. И даже мини юбку натягивала уже в подъезде. Но я не думаю, что она кому-либо о данном забавном случае рассказала. В конце концов, что только может не померещиться после плотного ужина и, главное, обильной выпивки, в ресторане в современной России? Что там могут под утро наливать, часто остается тайной даже для меня. В этой лотерее подводит опыт любых веков. К счастью, отравить меня почти невозможно.

Больнее всего, как оказалось, это когда тебя протыкают несколькими шпагами одновременно. Ну, а когда делают это со спины, то ещё и очень обидно. Больно мне при этом бывает, как и любому обычному человеку, но довольно быстро я восстанавливаюсь. Каждый раз после смерти я оказываюсь на одном и том же месте, в довольно прохладном северном краю тысяч и тысяч озер. На островке в центре крохотного древнего озерца, среди камней капища, которое построил незадолго до последнего большого ледника народ, от которого сейчас остались лишь выбитые на древних камнях не понятые никем послания. И я оказывался на ровном алом камне без единой царапины и в той же самой одежде, в которой меня отправляли туда, где, как думали отправители, или нет ничего, или очень скучно, и откуда нет возврата. Ни первое, ни второе, ни третье действительности не соответствует. Я же, вернувшись, всегда отдаю долги. Но, с восемнадцатого века, я ненавижу шпаги, хотя сам и фехтую очень и очень неплохо. И только присущая мне гипертрофированная скромность не позволяет мне выразиться более определенно об этом своём умении. Самое удивительное, что выручает оно меня до сих пор и во многих точках мира. Но вот всё французское, и, как ни глупо это прозвучит – лягушек, я с тех пор очень и очень не люблю.

Согласитесь, но бывает ведь и так, что ассоциации значат гораздо больше здравого смысла? Но я никогда не смогу забыть одну встречу на узкой улочке предреволюционного Парижа. Той самой революции, которую французы называют 'великой'. – Это когда в поисках пути к счастливой жизни французский плебс отрубил голову своему монарху и получил свободу заливать кровью и свою страну, и земли сопредельных стран.

Революционеров всех времён почему-то постоянно тянет поделиться своим счастьем с соседними народами. Скучно им, наверное, пребывать в одиночку в мире победивших очередных передовых идей. И почему-то чем больше революционеры требуют свободы, равенства и братства, тем больше трупов у них получается в итоге. Но, весёлые были времена и нравы! И тот случай был единственным за всю мою жизнь, когда, вернувшись, я не смог вернуть долги сам. Тогда же исполнителей убили в очередной военной авантюре Наполеона, который чуть ли не четверть населения своей страны умудрился убить в бессмысленных войнах, а заказчику давно отрубили голову ввиду не правильного происхождения. И это был тот редчайший случай, когда я был полностью согласен с мнением революционного народа.

Так что настроение у меня было самое благодушное. К счастью, даже мне не дано видеть будущее с абсолютной точностью и достаточно далеко. Иначе, поверьте, жизнь для меня превратилась бы в самый кромешный ад, который только может себе представить разумное существо. А я, вне сомнения – существо разумное, благодушное и любящее удовольствия. Я даже нашел для себя героя среди всех героев, что предлагает народам современная культура, очень близкого мне по нравственным ценностям и подходу к жизни – зовут его Винни Пух, лучшего не нашел, извините.

Люди меня уже лет двести не вдохновляют.

Чего только я не видел на своем веку! И как людей живьём сжигали, и что современные чиновники в России творят, о войнах так и вообще говорить нечего, так что как-то удивить, или напугать, меня довольно сложно.

Я проходил мимо небольшого ресторанчика – высокое крыльцо, за прозрачными витринами были видны столики. Ничего необычного. Но меня вдруг обдало холодом. Тряхнуло так, как будто на меня вылили ушат со льдом. Это не было знаком, что меня там ожидает опасность, но это, вне сомнения, был след. След одного из тех, кого уже тысячи лет вылавливают среди людей такие, как я. А, найдя, уничтожают, сжигая не внешнюю, вполне обычную человеческую оболочку, а то, что составляет их суть, после чего и тело погибало очень быстро. И сосулька потом упадет на то тельце, утонет оно на рыбалке, или сердечный приступ с ним приключится – вариантов могло быть много, но всегда это случалось очень быстро. Мы зовем их 'тойха', и я не знаю, почему и откуда пошло это название. Их так звали столетиями до меня, и, думаю, так же их будут звать и после того, когда, рано или поздно, и мне позволят не возвращаться в этот самый лучший из миров.

Мелкие демоны тысячи лет живут среди людей, но, не способные захватить любое приглянувшееся им тело, они так и оставались мелкими жестокими пакостниками, паразитирующими на человеческих эмоциях и боли. В разных народах и культурах им давали десятки имён, включая имена не существующих мелких божков, но это не меняло их суть. И шаман любого свободного африканского племени знает об этом на порядок больше иного академика этнографии, потому что шаман и его предки с этим живут и знают, а уважаемые академики – читают предания диких племен. Разница принципиальная, согласитесь, как и условия выживания. Ну что академики могут знать о духах?! И есть те из демонов, которых мы и зовем 'тойха' – это когда захвативший человека демон дает человеческому телу и возможность жить долго, порой – очень долго; и способности, о которых обычный человек даже представления иметь не может. И у тойха, помимо получения удовольствий, есть цель. Настоящая цель, которая приносит удовольствие и еду захватившему тело демону – убивать. Они умеют менять мир, менять судьбы людей, видя будущие вероятности Судьбы людей и мира порой с точностью цветной фотографии. Последствия вмешательств тойха порой ужасающи. Им нужны не просто смерти людей – им нужно много смертей. Ведь душа, как и всё материальное, может служить и тривиальным обедом, или это для вас новость? А смерть сама по себе кому-то может казаться не менее красивой, чем обнаженная прекрасная женщина, выходящая из океанской волны – истинному ценителю красоты.

Правда, бывают среди тойху, так сказать, и вегетарианцы… Которые убивать людей, как раз, очень не любят, а живущему внутри демону эпизодически скармливают души тех людишек, которых и сами люди с радостью бы отправили на электрический стул или виселицу. И хотя и выглядит это довольно странно – вроде льва, лениво любующегося на стаю грациозных антилоп, и находящего именно в этом истинное и подлинное удовольствие, а вот голод предпочитающего утолять, скажем, рыбалкой.

Хотя, кто и когда в мире видел льва, забрасывающего рыбацкие сети? Но, тем не менее, что-то подобное существует. И вот именно подобная разница во вкусовых пристрастиях и привела к войне – вечной войне, которая идёт между этими созданиями из-за разногласий, по сути, в вопросе сугубо гастрономическом: кого можно убивать и есть, а кого – категорически нет.

И не так это и странно выглядит – ибо, как помнится, сами люди и из-за поводов значительно более мелких – вроде незначительных, с виду, разногласий в вопросах одной и той же веры, или церковных обрядов, столетиями резали друг друга с истовой страстью и убеждённостью в правоте своего дела.

Но тут, конечно, надо признать, что любые сравнения всегда и условны, и не всегда удачны, и, порою, искажают и суть, но уж лучшего у меня найти не получилось.

Убить тойха легко, только когда человек, в которого вселился дух, ещё не осознал себя в своем новом качестве, не вошёл в силу и не обрёл способность получать советы. А осознавший себя и вошедший в силу тойха был смертельно опасным противником.

Бывало, они успевали организовать такие мятежи и войны, что от ужаса потом вздрагивали столетия. А, в самых запущенных случаях, им удавалось создавать и целые государства вокруг себя, и, главное – успеть окружить себя защитой. Настоящей защитой, я имею ввиду, а не солдатиков почётного караула и службами безопасности – эти то клоуны, в данном случае, для меня носили функции чисто декоративные и значения не имели. Настоящая защита – это чуть иное…

Мне стало холодно. Остановившись, я неторопливо закурил сигарету и подошёл к крыльцу, ведущему в кафе. Демонстративно посмотрел на часы. Действительно, что необычного было в человеке средних лет скромной симпатичной наружности, ожидающего кого-то у входа?

Надо было подумать, и, если честно, собраться с духом. Но было ясно, что все планы на вечер рушились. Сосредоточившись, я очень быстро понял, что тойха сейчас в кафе нет, но бывает он здесь явно часто. И почему-то этот тойха не считал нужным закрываться, его аурой были пропитаны, казалось, все стены. Этот зеленовато-красноватый отсвет с паутиной черных и алых нитей, с голубыми кончиками, торчащими, как иголки морского ежа, спутать было сложно.

– Беспечный нахал, – подумал я. – Или он ещё не понял, кто он такое?! Но тогда почему он ещё жив, почему его не заметили раньше?

И в кафе было ещё что-то странное. Там явно жила какая-то сущность, к людям не имеющая никакого отношения. Что-то похожее было в ауре моего друга – водяного озера, на котором стоял город. Неужели старик решил в кои-то веки выйти в люди? И не позвал меня, зная, что я в городе?!

Мысль же просто ничего не заметить и пройти мимо, даже не могла придти мне в голову. Теперь надо было постараться максимально закрыться, спрятать ауру, перевести мысли на что-то нудное и монотонное, и постараться превратиться в самого обычного человека для того, кто мог видеть истинную сущность всего живого – излучаемый всем живым свет.

Открывая дверь в кафе, я стал про себя повторять длиннющие номера банковских счетов. Любой, умеющий видеть ауру и что-то в ней понимать, увидел бы просто серость уставшего от жары и занятого своими мыслями человека.

В кафе оказалось два зала. Тойха в кафе, действительно, не было. В первом зале, у стен, стояли маленькие столики на троих с высокими стульями. Второй зал был с обычными широкими столами для больших компаний. И оба зала оказались полупусты. Я устроился в первом. Выбрал свободный столик в углу и опять закурил. Очень быстро подошла миловидная официантка, и, приняв заказ на пиво, бутерброды с красной рыбой и пиццу, так же быстро ушла.

Проводив её взглядом, я отметил великолепную миниатюрную фигурку и что-то не обычное в её ауре. За ней тянулся такой явный шлейф любви, что и мне стало очень тепло и хорошо. Девушка, вне сомнения, любила, и была любима. И прошедшая ночь была для неё такой, что она будет светиться ещё несколько дней. Счастливая женщина после ночи любви сияет ласковым розоватым светом с золотистыми искорками. – Зрелище удивительной красоты! Очень жаль, что не всем дано его видеть.

Пиво мне принесли очень быстро. Сделав первый глоток, я, наконец-то, заметил и того, кто жил в кафе, явно не входя в штат обслуги.

Через столик от меня сидели две дамы средних лет. Перед ними стоял очень вместительный запотевший графин водки, уже пустой на половину, кувшин с соком и какие-то закуски. И это в середине дня! И вот на коленях у одной – очень миловидной брюнетки в слабом намеке на мини юбку, настолько короткой, что было заметно, что дама ношением нижнего белья в такую жару не озадачивалась, сидел маленький лохматый домовой, и беззастенчиво тискал её грудь.

Грудь дамы, скрытая лишь тончайшей полупрозрачной футболкой, была совершенством. Дама, разумеется, ничего не замечала, хотя замечало её тело – напрягшиеся соски уже торчали двумя острыми кнопочками. Домовой же явно блаженствовал. На всю эту картину крайне заинтересовано взирал огромный рыжий кот, сидящий у стола, и заинтересовано следящий за мелькающими волосатыми лапками домового.

Коты, как и грудные дети, великолепно видят и домовых, и души ушедших, и многое чего ещё. Я не удержался, поперхнулся от смеха пивом и закашлялся. Домовой же, нежно обхватив грудь дамы своими лапками, стал блаженно посапывать.

Кот, увидев, что ничего интересного больше не происходит, гордым вальяжным шагом направился в мою сторону. Это владельцы кафе могли, конечно, наивно полагать, что это они тут самые главные, но я-то видел правду: настоящим и подлинным хозяином этой территории кот считал именно себя. Проходя мимо моего столика, он вдруг остановился, как вкопанный, и пристально впился в меня огромными золотистыми глазищами. Мне даже показалось, что они начали у него светиться. Потом он прижал уши, и, подобравшись и громко уркнув, запрыгнул мне на колени. Весил он, как иной поросёнок.

Устроившись у меня на коленях, кот заурчал с громкостью маленького трактора и пристально и влюблёно уставился мне в глаза. Так что стало ясно, что все мои попытки закрыться для него оказались бесполезны. Я для него светился солнцем и теплом, а моя энергетика оказалась вкуснее любой рыбки. Оставалась надежда, что мне удастся обмануть тойху, но с котом у меня явно ничего не получилось.

Прогонять его я, разумеется, и не подумал. Во-первых, он бы искренне этого не понял и всерьёз бы обиделся; а во-вторых, наша совместная с ним аура сейчас представляла из себя такой калейдоскоп, что разобрать в нём что-то определённое было бы крайне сложно. Эта пушистая зверюга светилась от счастья маленьким солнышком и никуда не хотела уходить. Звали его, разумеется, Рыжий, о чем он мне сразу муркнул.

Я же заказал ещё пива, настроившись ждать долго. Принесшая заказ официантка, заметив нашу с котом идиллию, удивленно округлила глаза. Она явно раньше не замечала за этим пушистым зверем такой непосредственной любви к клиентам. И чувство тревоги, холодом обдавшее меня на улице, почему-то стало отступать.

Что-то непривычное для меня было с тойху, избравшим это кафе своим любимым местом отдыха или встреч. Почему-то он не прогнал домового, хотя был просто обязан его видеть, и он не прятал свою ауру, буквально пропитав ею все стены. И из кафе не ушел кот, который не мог не видеть истинную энергетику тойху и, вообще-то, должен был бояться его больше, чем любой разъярённой псины. А кот почему-то не ушёл.

Тойху всегда держат у себя собак, но никогда не смогут удержать у себя кота – это невозможно. Даже если кота к ним привязать – кот просто умрёт, и очень быстро. Ужиться вместе они не смогут.

Я начал нарезать пиццу. Рыжий кот урчал у меня на коленях, но, к счастью, уже тише, когда я заметил два смертельно испуганных глаза на пушистой мордочке. Домовой выглядывал из-за спины той дамы, с грудью которой так радостно играл ещё так недавно, смотря на меня с диким ужасом. Он оцепенел от страха, отлично осознавая, что, при желании, я могу буквально испепелить его взглядом. Очень легко – просто потому, что нас питали совсем разные силы. И он отлично чувствовал, с кем имеет дело. На его лице выражение ужаса явно боролось с желанием удрать куда угодно, и как можно быстрее.

Поймав взгляд домового, я улыбнулся и отрицательно покачал головой, коротким кивком указав на кресло напротив себя, приглашая к беседе. Ослушаться он не посмел.

Домовой был обычным: ростом около четырёх футов, в коротких чёрных штанишках и чёрной же курточке; короткие волосатые ножки, длинные руки… Лицо его было почти человеческим, если бы не слишком большие чёрные глаза. По тому, что бороды у него не было, а весь он был покрыт уж слишком короткой и ещё бурой шёрсткой, мне стало ясно, что этот домовой был очень и очень молодым – ему от силы было лет двести. Я очень мало знал этот древний народ, но мы никогда с ними не конфликтовали. На планете они, кажется, жили всегда, с незапамятных времен. Знаю, что когда-то у них были свои города, и жили они в этом мире, но потом, во времена последнего большого ледника, они попытались уйти … Уйти в один из миров, которые так рядом, если знать к ним пути, но не смогли. Что-то напутали их колдуны и учёные, и это племя навсегда застряло между мирами. Но, как ни удивительно, они и ни сгинули, ни пропали.

Домовой пристроился в кресле напротив, вопросительно взглянув на меня. Страх с его глазищ стал уходить. Отломив крохотный кусочек пиццы, я положил его перед ним – жест вежливости. В еде домовой, живущий в кафе, нуждался так же, как рыба в зонтике. Кусочек пиццы тут же исчез, продемонстрировав для зрителей, случись они рядом, наглядный пример телепортации, а для меня – вежливое согласие поговорить.

К счастью, в кафе играла музыка. В крайнем случае, наш разговор мог сойти за мой разговор с котом. Люди ведь постоянно с котами разговаривают, никогда не озадачиваясь вопросом, насколько тем это нужно. Всё, что действительно важно, коты понимают без слов.

– Водяной озера мой друг, ты его знаешь? – спросил я.

В глазах домового мелькнуло удивление. Но он утвердительно и радостно закивал головой.

– Как его зовут? – едва слышным шёпотом спросил он.

Его голос шептал, казалось бы, прямо у меня в голове. Он проверял меня просто и незатейливо. И явно перестал меня бояться, поняв, что убивать его никто не собирается.

Я размышлял секунду. Знать Настоящее Имя – это очень серьезно. Такими знаниями не разбрасываются. В неправильных руках это может быть смертельно опасно, но водяной местного озера и этот домовой – были почти что родственниками, и, вне сомнения, друзьями. Да и знание Первого Имени, в конце концов, ничем серьезным не грозило, кроме возможности позвать.

И я назвал Первое из трёх Настоящих Имён Водяного.

Домовой радостно улыбнулся. Настоящее Имя мог знать только друг.

– Что ты хочешь знать? – прошептал он.

– Как тебя зовут? – спросив, я улыбнулся. Домовой мне нравился. Он не побоялся задать вопрос тому, кто был неизмеримо сильнее его.

– Его зовут Экра, и он мой друг, – услышал я ответ, сказанный не шёпотом домового, а вполне даже человеческим голосом. Женским. Подняв глаза, я на миг замер.

Передо мной стояла девушка. Очень красивая и очень юная. Миниатюрная. Ростом от силы дюйма 62-63. В чёрной джинсовой мини-юбке и чёрной же футболке на голое тело, плотно обтягивающей маленькую грудь. В чёрных кроссовках и с крохотной сумочкой чёрной же кожи через плечо. Волосы цвета воронового крыла спадали на плечи.

Её огромные зелёные глаза смотрели на меня и удивлённо, и испуганно. На шее у девушки висел кулон, который кому-то и мог показаться горным хрусталем на серебряной цепочке, но я отлично видел, что камень – настоящий голубой бриллиант чистейшей воды почти на три карата, а цепочка – белого золота.

Передо мной стояла та, следы ауры которой на стенах кафе я и принял за след тойху. И, к счастью, я ошибся, что было не удивительно – уж очень ауры были похожи.

Это же был человек. Вернее – почти человек. Люди веками называли таких ведьмами. И, как я успел увидеть, силы ведьмочка была невиданной. И, к счастью для меня, это была белая ведьма. Вот почему я ошибся в оценке следов её ауры на стенах кафе – что-либо подобное я видел лишь дважды за всю свою жизнь. И – белая ведьма! Бриллианты величиной с куриное яйцо находят чаще!

Я знал, что надо что-то сказать, но несколько секунд не мог сказать ни слова, безнадёжно утонув в её огромных зелёных глазах. Лишь с огромным усилием воли я заставил себя прошептать: я ждал тебя.

Повисла неловкая пауза.

И тут огромный рыжий кот на моих коленях вдруг перестал урчать и поднял голову над столом, недоуменно взглянув на подошедшую девушку. Он отлично заметил вмиг изменившуюся ауру вокруг нас.

– Рыжий чужих к себе не подпускает, – удивлённо сказала девушка, – он тут несколько приставучих клиентов едва на части не порвал. У меня большие неприятности потом были.

Но кот и не думал начать меня рвать. Блаженно зевнув во всю пасть и продемонстрировав клыки, которые с легкостью прокусили бы человеку ладонь насквозь, он требовательно потёрся о мою руку, прозрачно намекая, что надо бы продолжить его гладить. Когда же я послушно начал перебирать пальцами у него между ушами, это пушистое рыжее чудовище опять блаженно вытянулось на моих коленях и заурчало.

– Никогда не видела ничего подобного! Он у нас тут шесть лет живёт, но никогда такого себе не позволял, – удивилась незнакомка.

Я жестом пригласил девушку присесть. Домовой одним прыжком оказался на соседнем свободном кресле и продолжал смотреть на всё происходящее огромными от удивления глазами.

– Экра, опять девок за сиськи дёргал? – строго спросила ведьмочка, присаживаясь на освобождённое домовым место. У тебя в жару всегда сексуальная озабоченность возрастает. В Питере вот вашего брата много, я была недавно, так кучу вашего народа видела. В Эрмитаже вообще целое ваше племя поселилось. Хочешь, отвезу? – спросила она домового.

Но тот смущённо спрятал мордочку в ладони и отрицательно быстро-быстро закивал головой.

– Нет, – заступился я за домового. – За сиськи девок он не дёргал. Почти. Просто посидел с дамами за компанию.

Делая это заявление, я не смог скрыть улыбки, отлично зная, что мне не поверят.

– Вон там, – и я кивнул на двух леди за дальним столиком.

– А, я их знаю, – девушка улыбнулась, – каждый четверг тут напиваются, а потом в сауну едут.

– А почему по четвергам? – удивлённо спросил я. – Вроде принято в пятницу напиваться, национальная традиция.

– В пятницу они с мужьями напиваются, а по четвергам – друг с другом, – пояснила девушка, – уже года два. Дружба у них женская настоящая. Живут где-то рядом…

– Пиво, коньяк? Что предпочитает леди? – я смог наконец-то произнести что-то, более или менее подходящее к ситуации и не очень глупое.

– Кто ж коньяк пить в обед начинает, да ещё в такую жару? – удивленно спросила красавица. И, вообще-то, это мой бар, приличного коньяка у меня здесь в жизни не бывало. А леди предпочитает Кровавую Мэри вечером… Но в обед – только пиво! Иногда. Но сейчас я убегаю, очень спешу, правда. Заскочила на минуту за документами.

И девушка стала что-то искать в своей маленькой сумочке.

– Ты позвони мне сегодня вечером, после двадцати, встретимся, – сказав это, она протянула мне визитку. Её глаза блеснули.

– Обязательно позвони! – бросила на прощанье маленькая ведьма, и, легко соскочив со стула, быстрым шагом скрылась где-то за стойкой бара в служебных помещениях. Появилась она оттуда буквально через минуту и, махнув мне ладошкой, тем же быстрым шагом вышла из бара.

Я неторопливо рассматривал оставленную мне визитку. Чёрный пластик с золотым тиснением. Ведьмочку, оказывается, звали Ольгой. Но фамилия у нее была немецкая – Гилле. Мы, в определенном смысле, оказались земляками. И её фамилия показалась мне смутно знакомой – когда-то, в своих бесконечных странствиях по свету, я с ней сталкивался. Но когда?! Как ни старался, вспомнить я не смог. В визитке были указаны номера двух сотовых телефонов и адрес в Интернете.

Редко когда в жизни я был так растерян. Огромный пушистый рыжий кот блаженно урчал у меня на коленях, явно не чувствуя ничего плохого. А я вдруг осознал для себя, что, оказывается, можно утонуть не только посреди шторма в океане на терпящем бедствие корабле, но и в бездонных лучистых зелёных глазах. И у кого?! У трактирщицы?!

Барон Эрих Иероним фон Корр и – трактирщица! Полный мезальянс! Хотя, – поправил я себя, – бывший барон, и самая настоящая ведьма… Невиданно сильная белая ведьма. Это утонув в океане, я бы мог вернуться, а вот с глубин её бездонных зелёных глаз – никогда…

Надо было подумать, что со всем этим делать. Удирать тут было бесполезно. Земной шар слишком мал, чтобы можно было убежать от себя. И я уже знал, что обязательно позвоню ей вечером.

– Ты кто? – прошептал вдруг у меня в голове едва слышимый голосок домового.

Его голова едва виднелась над столом. Вся его пушистая мордочка выражала любопытство.

Ответить на этот вопрос было очень не просто. Я размышлял почти минуту, прежде чем смог сформулировать более или менее близкий к истине ответ.

– Хранитель, – ответил я.

– Хозяйка хорошая, – убеждённо прошептал домовой. – Экра её очень любит и охраняет. Экра очень давно этой семье служит. А сюда я недавно переехал. Издалека. Из Европы. И Рыжий её любит. А ты?

В огромных глазищах домового мелькнул насмешливый огонёк. Или мне показалось?

– А ты сохранишь тайну? – спросил я в ответ.

Домовой утвердительно кивнул.

– Да, я её тоже люблю. Ты ведь не скажешь хозяйке? – спросил я.

Домовой радостно отрицательно закивал головой.

– Ладно, иди к своим девочкам… порадуйся. Я допью пиво и пойду. Мы ещё встретимся, – и я коротко кивнул, давая понять, что разговор закончен.

Домовой исчез почти мгновенно. Но, или я ничего не понимал в жизни, или мой 'секрет' он доложит своей хозяйке при первой же встрече. На что, собственно, я и рассчитывал.

Действительно, ведь как порой в жизни полезно иметь такого хранителя своих тайн, который под большим секретом обязательно донесет до того, кого надо, тот самый, самый главный в жизни секрет.