Читать книгу Крепость. Кошмар наяву… и по расписанию - Эрик Поладов, Джон Хост, Марко Мотта - Страница 17

Наступила ночь. На улицах Цертоса не было ни души. Такую тишину стражникам у главных ворот не доводилось встречать раньше. На протяжении всей ночи по дорогам замка не проехала ни одна повозка, не прошёл ни один крестьянин, и не залаяла ни одна собака. Стражники на башне впервые смогли не только ощутить, но и услышать гул слабого ветра, что едва шевелил флаг со знаменем Цертоса.

Взошло солнце. День прошёл спокойно. Весь замок словно забыл о случившемся недавно несчастье. Лишь монахи не забывали об этом, и продолжали остерегаться тёмного времени суток. Вскоре день растворился, и ночь воцарилась над местными просторами.

В королевских покоях накрывали стол для вечерней трапезы. Вскоре все гости собрались у стола, что сидели за ним прошлой поздней ночью.

Застолье, как и стоило ожидать, оказалось столь же бурным, как и предыдущее. Трапеза началась и Канцлер Клаус решил пошутить в своём репертуаре:

– Милорд! Если сегодня за этим столом кто-нибудь подавится, я хотел бы лично отправиться в лес за теми растениями.

Раздался громкий смех из-за всего стола.

– Непременно – ответил Король. – Я позабочусь, чтобы Вам выдали новую телегу, а у лошадей были золотые подковы.

Смех только усилился. Казначей Корнелий решил не отделяться от компании аристократических юмористов:

– Милорд, позвольте возразить. Это слишком сильно ударит по нашей казне.

– О, не беспокойтесь. – Король Георг продолжал острить. – Если первым, кто подавится, станет сам Канцлер, то я уверен, никакие подковы не понадобятся.

Гости смеялись так сильно, что казалось, половина из них точно подавится пищей. Барон Силван так расхохотался, что, не удержав своего толстого живота, рухнул со стула прямо на бок к королевским ногам.

– О-о-о, Барон – Король был настолько в ударе, что никакой придворный шут не шёл с ним ни в какое сравнение. Разведя руки в стороны и опустив взгляд вниз на Барона, Король произнёс с сарказмом – Я привык, что мне кланяются крестьяне. Но Ваш поклон, для меня небывалая честь.

Только Барон уселся на стул, как Королева Матильда закричала диким стоном. Выпивая вино из своего кубка, вдруг в один момент вино сменило цвет на более густой и непрозрачный, и главное – приобрело кровавый привкус. Во всех кувшинах и кубках вместо красного вина находилась кровь. По Королева испускала громкие вопли, тонкие струи крови текли по уголкам её пышных губ, спускаясь на золотистое платье.

Едва откусив плоть зажаренного ягнёнка, супруга Герцога Леонарда откинулась на спинку стула. Её руки внезапно опустились, слегка ударившись о боковые опоры стула и её нежные кисти рук повисли, словно в них перестала течь кровь. Голова Герцогини безнадёжно опрокинулась на бок, и Герцог уловил её безжизненный взгляд. На его глазах лицо жены покрывалось гниющими волдырями. Её волосы сменили прекрасный каштановый оттенок на цвет седоволосой двухсотлетней ведьмы.

– Елена! Елена! – ухватившись обеими руками за плечи жены, воскликнул Герцог Леонард. – Елена! Господи, да что же это! – в ужасе продолжал кричать Герцог.

Облик Герцогини больше не напоминал тело цветущей девы с роскошными волосами, голубыми глазами, пышной грудью и широкими бёдрами. Её плоть высыхала прямо на глазах, как высыхают розы через месяцы, что срезаны с кустов.

Королева Матильда тем временем ухватилась за кувшин с молоком, пытаясь в спешке перебить вкус крови на языке. Резко склонив сосуд к своим губам, из кувшина вместо молока хлынула струя свежего кипятка, что ошпарил лицо Королевы. Матильда в истерике вскочила с трона. Стараясь прикрыть лицо ладонями, она прислонилась спиной к стене, медленно опускаясь на пол. Король немедля поспешил к жене. Осторожно раздвинув её ладони, он взглянул на опухшее лицо Матильды, с которого исходил пар, оставленный горячей водой, сошедшей с её плоти.

Молоко превратилось в кипяток везде, где только было.

Восемнадцать детей, отведавших молоко, закричали от адской боли в животах. Кипяток обжигал их молодую плоть изнутри, заставляя издавать мучительные и болезненные возгласы, словно девственные души покидают их непорочные тела.

Небольшая и тонкая колбаса, которую Казначей Корнелий держал во рту, едва зажав её зубами, обвисла на его пальцах, будто размякла. Его рука держала змею, что заползла прямо в рот Казначея, пуская яд внутри тела. Он не кричал. Это скорее было нечто между громким криком и невнятным мычанием.

Супруга Барона Силвана, сидевшая рядом, начала вздрагивать, едва откусив кусочек персика. Зрачки на её глазах стали закатываться к верху. Голова Баронессы продолжала дёргаться, но с ещё большей силой. Зрачки постепенно исчезали из виду и на их месте остались лишь белые склеры, покрывшиеся множеством тонких красных сосудов. Из ушей, ноздрей, рта и глаз потекли тонкие багровые ручейки.

Сумасшедшая паника воцарилась в королевском зале. Трагедия для хозяев, праздник для Него.

К восходу луны тридцать шесть человек скончались, сидя за королевским столом. Среди детей в живых остались лишь только что крещёный Вильгельм, двое из четырёх его братьев, единственная одиннадцатилетняя дочка Маршала Октавиана, сын Канцлера Клауса, дочь Конюшего Фабриция и две осиротевшие дочери Казначея Корнелия, чью мать убила ядовитая кобра, что когда-то лежала на столе в виде бараньей кишки, нафаршированной овощами. Барон Силван потерял не только свою супругу, с которой они прожили сорок восемь лет, но и единственного сына с невесткой и всех семерых внуков.

Тем временем на улицах Цертоса правила тишина… абсолютно мёртвая. Такая же мёртвая, как и множество граждан, скончавшихся, сидя за столом в своих хижинах во время трапезы.

На следующий день из королевских покоев выносили тела умерших. Их похоронили в стенах замка, где покоились предки королевской семьи, что когда-то правили Цертосом. В подмастерье уже готовили каменные блоки для возведения склепов вокруг могил.

Король Георг заботливо обнимал дочерей Корнелия, дав клятву, что будет заботиться о них, как о родных. Он не переставал пускать слёзы, оплакивая двух младших сыновей, что отошли в мир иной. В это время Королева Матильда убивалась горем, поглаживая ладонями надгробия на свежих могилах своих детей. Её голова была обильно обмотана тканями, пропитанными лечебными растворами от ожогов, оставляя едва открытыми глаза, ноздри и губы.

Герцог Леонард, склонив голову, сидел на коленях около надгробной плиты молодой жены, вместе с которой ушло не родившееся дитя, погибшее в утробе матери.

Барон Силван с трудом продолжал стоять на ногах, всматриваясь в могилы, под которыми покоился весь его род. Все потомки. Не справившись с таким горем, Барон развернулся к стоявшему рядом стражнику, вытянул нож на поясе рыцаря, и вонзил клинок в сердце, которое было окровавлено ещё до того, как лезвие проткнуло грудь.