Читать книгу Тайна древнего замка - Эрик Вальц - Страница 6

Мой зять Бальдур в присутствии Бильгильдис и нашего священника сообщил мне в поздний час, что мой супруг стал жертвой коварного нападения.

– Прости, что ты сказал, Бальдур?

– Его убили… в купальне… мы… мы думаем… он… похоже, что дикарка… он привез ее с собой из похода… и наверное, она его… она к нему подкралась… и сзади… коварно…

Я сразу упала на колени, сложила руки, поднесла их к губам, поцеловала кончики пальцев и закрыла глаза. Все присутствующие ожидали, что я поступлю именно так. Зачем их разочаровывать? Как и любой человек в этом мире, я год за годом создавала образ себя, образ, который вспыхивает в сознании каждого, кто слышит мое имя. Собственная маска, личина – вот истинные знаки, отличающие людей друг от друга. Маски важнее и долговечнее всего, что мы делаем или говорим. Этим знаком может быть особая улыбка, движение бровей, пульсирующая жилка на шее, сжатый кулак. Как бы то ни было, это всегда то, что соответствует сущности человека. Я известна своей набожностью, и десятки тысяч раз люди видели, как я опускаюсь на колени, особым образом складываю руки и целую кончики пальцев, прежде чем начать молиться. Это мой знак, мой образ, отражающий набожность. И, как и любой хороший образ, он создается и для других, и для меня самой. Я придумала этот образ себя и поверила в него, поверила в свою набожность. Тем не менее любовь к Богу – лишь одна из черт моего характера, моя набожность – лишь крошечный осколок моей личности, деталь огромной мозаики.

Остальные волей-неволей последовали моему примеру и встали на колени. Бальдуру и так непросто было держаться на ногах, он был очень пьян. От него воняло – пивом и уборной. Отец Николаус, низенький, толстый, лысый, страдал от икоты – он тоже перепил на пиру. А Бильгильдис… Она не особо набожна, но я заметила, что сейчас она молится не только для того, чтобы угодить мне.

– Я допрошу эту венгерскую девушку. Как можно скорее, – сказал Бальдур, как только я поднялась на ноги.

– Да, займись этим.

– Мне так… я даже передать не могу, как мне…

– Спасибо, Бальдур.

– Он был великим человеком. Мы устроим ему достойное погребение.

– Да.

– Ужасно, что его убили после того, как он… ну, вы понимаете…

– Конечно.

– Я защищу вас. Подобного больше никогда не повторится. Вы с Элисией будете в безопасности.

– Спасибо тебе за теплые слова, Бальдур. Как там Элисия? Бедная девочка, наверное, убита горем.

– Да, она… она…

– Я хочу повидаться с ней.

– Сейчас она никого не хочет видеть, даже меня. По крайней мере на это намекнула Бильгильдис.

Бильгильдис кивнула. Я хорошо знаю свою дочь, и потому я поняла, что сейчас бессмысленно навязывать ей мое общество.

– Если она еще не будет спать, когда ты придешь к ней, Бальдур, передай ей, что мысленно я с ней.

Когда Бальдур ушел, я присела на сундук. Я была не одна. У двери стояла Бильгильдис и смотрела на меня. Немые смотрят иначе. Пристальнее. Проницательнее. Они понимают, что у них не так-то просто спросить, о чем они думают. И им не приходится лгать. В этом их счастье. Наверное, в какой-то мере это восполняет им утрату речи. Немым не приходится лгать. Это дает им превосходство над нами. Бильгильдис знает об этом. И ей известны многие мои тайны.

После того как она ушла, я подождала еще некоторое время, шагая туда-сюда по комнате. Потом я взяла лампу, вышла во вторую дверь, прошла по коридору с низким потолком и очутилась в соседней башне, в комнате Эстульфа. Он лежал спиной к двери на своем ложе у окна. Ночь была теплой, и Эстульф не стал закрывать окно шкурой, поэтому комнату заливал лунный свет. Я прилегла сзади, принимая его позу.

– Клэр? – сонно спросил он, пробуждаясь. – Что ты тут делаешь?

– То же, что и все прошлые месяцы.

– Но мы же договорились, что нам нужно быть осторожнее, теперь, когда вернулся Агапет.

– Почему у тебя ноги такие холодные?

– Я был в нужнике. Просидел там довольно долго.

– Знаешь, это не очень-то возбуждающая тема. – Я поморщилась.

– Ну, ты же спросила.

– А где ты был во время праздника? Мне тебя не хватало. Я люблю смотреть на тебя, когда ты веселишься.

Эстульф опустил голову, отворачиваясь от меня.

– Я ушел вскоре после начала пира. И я там не веселился бы. Я сижу в одном конце зала, ты в другом, и словом с тобой не перемолвишься, и не посмотришь в твою сторону, потому что кто-то может что-то заподозрить, – он зевнул. – Прости, я очень устал.

– Ничего, ты спи, – я уютно устроилась на его ложе.

Мне нравятся такие ночи, это ночи, исполненные любви, даже тогда, когда мы просто лежим рядом, слушаем наше дыхание, касаемся друг друга кончиками пальцев. Такие ночи… Они ведомы мне уже полгода, с тех самых пор, как Агапет отправился в поход на восток, а мне хватило отваги однажды ночью возлечь с Эстульфом.

Я уткнулась носом в длинные локоны моего возлюбленного. У него густые, пышные волосы, и по моей просьбе он раз в неделю моет их с мыльным корнем. В замке, да и по всей округе подобное пристрастие к чистоте вызывает насмешки, но Эстульфа все любят, а потому чистоплотность не вредит его репутации.

– Агапет мертв, – прошептала я.

Прошло какое-то время.

– Это все меняет.

Не знаю, услышал ли он эти мои слова. Может быть, Эстульф и правда спал. Но мне так не показалось.

Я лежала в темноте и думала о нашем будущем.