Читать книгу Зеленые холмы Африки. Проблеск истины - Эрнест Миллер Хемингуэй, Эрнест Хемингуэй - Страница 10

Для лагеря это место было жарковато, деревья здесь окольцевали, чтобы избавиться от мухи цеце, и они постепенно засохли. В поросших кустарником, изломанных, с крутыми склонами холмах охотиться трудно. Другое дело – лесистые низины, где можно расхаживать, как по оленьему заповеднику. Но повсюду нас преследовали мухи цеце, они роились вокруг, больно жаля в шею, затылок и плечи, и рубашка их не останавливала. Я носил с собой ветку, отмахиваясь от этих мух все пять дней, что мы охотились, выходя до зари и возвращаясь в сумерки, смертельно усталые, но радуясь прохладе и темноте, когда цеце прекращали свое гнусное дело. Мы охотились поочередно – то на холмах, то на равнине, и Карл становился все угрюмее, хотя ему удалось убить великолепную чалую антилопу. У него сложилось чрезвычайно сложное личное отношение к охоте на куду, и, как всегда, когда он был растерян, он винил во всех своих неудачах других – проводников, тех, кто выбрал место. В холмах ему не повезло, и в успех здесь он не верил. Каждый день я надеялся, что сегодня ему повезет и атмосфера разрядится, но его особое отношение к куду осложняло охоту. Карл с трудом взбирался в гору, и охотиться в холмах для него было сущим наказанием. Я старался брать осмотр холмов на себя, но он, устав от пустых поисков, видимо, решил, что куду водятся именно на холмах, а внизу он просто теряет время.

За эти пять дней я встретил дюжину, а то и больше куду, все самки, кроме одного молодого самца во главе стада. Самки, крупные, серые, с полосатыми боками, до смешного маленькими головами и большими ушами, легко и стремительно скрывались в лесу, прячась от опасности. У самца на рогах появились первые завитки, но пока еще короткие и невыразительные, и, когда он промчался в темноте мимо нас по краю опушки – третий в стаде из шести самок, ему было так же далеко до настоящего самца, как лосенку до крупного, взрослого лося с мощной шеей, темной гривой, изумительными рогами и темно-рыжей шерстью.

В другой раз, когда мы на заходе солнца возвращались в лагерь долиной между холмами, проводники обратили наше внимание на двух серых в белую полоску антилоп, которые так быстро промчались против солнца по вершине холма, что только расписные бока мелькнули среди деревьев, и сказали, что то были самцы куду. Мы не успели рассмотреть их рога, а когда поднялись на вершину холма, солнце уже село, и нам не удалось увидеть следов на каменистой почве. Но даже по беглому взгляду было заметно, что ноги у них длиннее, чем у самок, так что не исключено, что то действительно были самцы. Мы дотемна лазили по каменной гряде, но так ничего и не обнаружили, как и Карл, которого мы направили сюда на следующий день.

Мы часто нарушали покой водяных антилоп и как-то раз, охотясь на каменистой гряде над глубоким ущельем, набрели на антилопу-самца, который услышал, но не увидел нас. М’Кола схватил меня за руку, мы замерли на месте, наблюдая за ним. Самец находился всего в метрах десяти от нас – красивый, с темным воротником вокруг шеи, он весь дрожал и раздувал ноздри, пытаясь определить, что это за запах такой и откуда идет. М’Кола усмехался, крепко сжимая мое запястье, и мы следили, как крупный самец трепещет от предчувствия опасности, которая неизвестно откуда грозит. Затем вдалеке грохнуло старое ружье местного охотника, и антилопа подпрыгнула и пробежала почти рядом с нами, устремившись вверх по гряде.

На другой день мы с женой вдвоем охотились на лесистой равнине, и где-то на ее краю, где росли невысокий кустарник и сансевиерия, мы услышали низкие, гортанные звуки. Я взглянул на М’Колу.

– Симба, – сказал он с недовольным видом.

– Вапи? – прошептал я. – Где?

Он показал.

– Это лев, – тихо сказал я жене. – Возможно, это его мы слышали рано утром. Отойди к тем деревьям.

Львиный рев мы слышали до рассвета, когда проснулись.

– Можно я останусь с тобой?

– Старику это не понравилось бы, – сказал я. – Подожди там.

– Хорошо. Только будь осторожен.

– Я буду стрелять стоя, и только наверняка.

– Хорошо.

– Идем, – приказал я М’Коле. По его хмурому виду я понял, что ему все это не нравится.

– Вапи симба? – спросил я.

– Там, – произнес он угрюмо и показал на островки густой колючей зелени. Я отправил одного из проводников назад с Мамой, и мы не двигались с места, пока они не отошли метров на двести к лесу.

– Теперь пошли, – сказал я.

М’Кола покачал головой без тени улыбки, но повиновался. Мы медленно двинулись вперед, вглядываясь в заросли, однако ничего не видели. Но вот послышалось рычание – впереди и правее.

– Нет, – прошептал М’Кола. – Хапана, бвана!

– Пойдем, не бойся, – сказал я и, приставив указательный палец к шее и согнув большой, добавил «Куфа», давая этим понять, что прострелю льву шею. М’Кола снова затряс головой, на его несчастном лице проступил пот. «Хапана», – повторил он шепотом.

Впереди был высокий муравейник, мы вскарабкались на это сложное сооружение из глины и осмотрелись. Но разглядеть что-либо в зеленых колючках, сродни кактусу, не представлялось возможным. Зря я надеялся, что мы увидим льва с муравейника, и, спустившись, нам пришлось пройти еще шагов двести сквозь колючий кустарник. Впереди снова послышалось рычание, а через несколько шагов – могучий и низкий рык. Я уже стал терять запал. До этого времени я верил, что смогу с близкого расстояния сделать точный выстрел и, если мне удастся справиться с львом без Старика, у меня долгое время будет ощущение победителя. Я решил, что буду стрелять только наверняка, у меня уже имелся некоторый опыт – на моем счету были три льва, но на этот раз я волновался, как никогда раньше. Мне позволялось убить льва в отсутствие Старика при благоприятных обстоятельствах, но сейчас пахло бедой. По мере нашего приближения он отступал, но медленно. Ему явно не хотелось двигаться; должно быть, утром, когда мы слышали его рычание, он пожирал добычу, и теперь у него было одно желание – отлежаться.

М’Коле все это не нравилось. Трудно сказать, испытывал ли он ответственность перед Стариком за мою жизнь или предчувствовал неудачу в этой опасной охоте. Не знаю. Но выглядел он очень удрученным. Наконец он положил руку мне на плечо, приблизил почти вплотную лицо и три раза яростно потряс головой.

– Хапана! Хапана! Хапана, бвана! – В его голосе звучали протест, печаль и мольба.

В конце концов нет никакого смысла тащить его дальше, если стрелять все равно нельзя, да мне и самому хотелось вернуться.

– Ладно, – сказал я.

Мы повернули назад и вернулись тем же путем. Пересекли открытое место и добрались до деревьев, где нас ждала Мама.

– Ну как? Видели его?

– Нет, – ответил я. – Только слышали три или четыре раза его рев.

– Страшно было?

– Немного, под конец, – ответил я. – Но с каким бы удовольствием я его пристрелил, передать не могу.

– А я рада, что вы вернулись, – сказала она. – Я вытащила из кармана словарь и составила предложение на ломаном суахили. Нужно было отыскать слово «нравится».

– М’Коле нравится симба?

Теперь М’Кола снова мог улыбаться, и китайские усики в уголках его рта задвигались.

– Хапана, – сказал он и отрицательно помахал рукой перед лицом. – Хапана.

– «Хапана» означает «нет».

– Поохотимся лучше на куду? – предложил я.

– Хорошо, – ответил на суахили М’Кола с чувством. – Это лучше. Намного лучше. Тендалла, да. Тендалла.

Но, живя в этом лагере, мы ни разу не встретили самца куду, а спустя два дня перебрались в Бабати, оттуда в Кондоа, а затем через всю страну в Хандени, на побережье.

Мне никогда не нравился этот лагерь, не нравились проводники, да и сама местность. Она казалась опустошенной, где вся дичь перебита. Мы знали, что куду здесь водятся и принц Уэльский именно здесь застрелил куду, но в нынешнем сезоне здесь уже побывали три охотничьи партии, охотятся здесь и местные жители, якобы защищая свои поля от бабуинов, но, когда встречаешь вооруженного мушкетом туземца в десяти милях от его деревни, кажется странным, что он охотится на бабуинов в холмах, где водятся куду. Поэтому я настаивал, чтобы ехать на новое место и попытать счастья около Хандени, где не бывал никто из нас.

– Что ж, едем, – согласился Старик.

Новые места показались нам подарком судьбы. Куду паслись на открытых местах, а мы выжидали, когда появятся самые крупные, выбирали лучшие головы и тогда стреляли. По соседству водились еще и черные антилопы, и мы сошлись на том, что первый, кто убьет самца куду, начнет охоту за ними. От всего этого я пришел в восторг, да и Карл повеселел в этой дивной местности, где звери были такими доверчивыми, что даже стрелять в них было совестно.

Мы тронулись в путь с рассветом, оставив позади носильщиков, которые должны были собрать лагерь и следовать за нами на двух грузовиках. Добравшись до Бабати, мы остановились в небольшой гостинице над озером, закупили еще острых приправ, выпили холодного пива и двинулись на юг по кейптаунской дороге. Здесь она, ухоженная и ровная, аккуратно пролегала между лесистыми холмами над бескрайними масайскими степями и дальше – через сельскохозяйственные угодья, где высохшие старухи и изможденные старики с впалой грудью трудились на маисовых полях; одна за другой пролетали пыльные мили, и наконец, миновав выжженную солнцем долину, где ветер вздымал над истерзанной почвой тучи песка, мы въехали в скрытый деревьями, симпатичный, свежевыкрашенный, образцовый немецкий гарнизонный городок Кандоа-Иранджи.

Мы оставили М’Колу на пересечении дорог ждать грузовики, поставили свою машину в тень и отправились на военное кладбище. Мы намеревались нанести визит местным властям, но они обедали, и мы, не желая никого беспокоить, после посещения живописного кладбища, содержащегося в образцовом порядке, где мертвецам не хуже, чем в другом месте, выпили в тени под деревом пива, казавшегося еще холоднее после жарких лучей солнца, обжигавших шею и плечи, а потом сели в машину и доехали до перекрестка, чтобы оттуда вместе с грузовиками направиться на восток, к новым местам.