Читать книгу Одинокие души - Эшли Дьюал - Страница 4

Как хорошо, что некоторым вещам приходит конец.

Я медленно открываю глаза, чувствуя запах родного дома. Мои духи. Моя комната. Мне просто приснился кошмар, и он закончился.

Я вытягиваю перед собой руки и вдруг резко сворачиваюсь клубком на кровати. Ядовитая, тягучая боль пронзает тело от кончиков пальцев до макушки головы. Словно маленькие взрывы, во мне то и дело пульсируют синяки, отёки. Я вдыхаю глубже и понимаю, что с запахом духов смешался запах крови, и тогда до меня доходит: это был не сон. И не кошмар! Я сжимаю одеяло и чувствую подступившие к глазам слёзы. Лицемерие исчезло: раньше я считала себя сильной. Я ошибалась.

Собравшись с силами, я пытаюсь разогнуться и открываю глаза. Медленно стаскиваю с себя одеяло и приподнимаю майку. На животе огромный отек. Он синий, желтый, оранжевый – настоящая радуга. Я крепко сжимаю зубы и поднимаюсь с кровати. Тут же взвывают ноги, спина. Прихрамывая, я подхожу к зеркалу и вижу гематому на плече. Вот почему вчера я его не чувствовала: ему досталось больше всего.

В мою комнату стучат, и я пытаюсь как можно скорее добраться до шкафчика. Прикрыть синяки от родителей: наверное, это самая важная задача на данный момент.

Но, когда дверь открывается, на пороге я вижу Карину. Она бледная, уставшая. Я бы сказала больная, если бы не знала истинную причину вялости.

– Привет, – неуверенно шепчет она, и я прожигаю её недовольным взглядом. – Как себя чувствуешь?

– Отлично.

– Давай я принесу йод. Лёша сказал утром обработать раны ещё раз.

– Лёша? – Я вскидываю подбородок и усмехаюсь. – С чего это он решил позаботиться обо мне? Его ведь не волновало, что со мной, когда тот парень избивал меня на виду у целой толпы. Что изменилось?

– Неправда. Он сильно переживал.

– Я заметила.

– Послушай, – Карина подходит ко мне и кладет руку на здоровое плечо. – Прости меня. Я не хотела, чтобы так вышло.

– Ты… – Стряхнув её руку, я протираю ладонями лицо. – Ты была в своем уме, когда прыгнула в куб? Понимала, что делаешь? Я не представляю, какой идиоткой нужно быть, чтобы добровольно пойти на самоубийство! Просвети меня. Скажи, о чём ты думала?

– Лия, это сложно объяснить.

– Нет тут ничего сложного! – заводясь, восклицаю я. – Объясни мне, почему ты делаешь это? Почему не слушаешь меня? Почему подвергаешь себя опасности?

– В «стае» есть мои друзья и я… – Карина резко замолкает, увидев гнев на моем лице. Она растерянно прикусывает губу и отворачивается. – Тебе не понять меня.

– Твои друзья? – Я практически выплевываю этот вопрос. – Считаешь, там были твои друзья? Ах да. Наверное, именно они стояли возле аквариума и смотрели, как ты задыхаешься.

– Всё очень сложно! Я познакомилась с одной девушкой, и она привела меня в «стаю». Мы обе новички, и нам пришлось согласиться на инициацию.

– Господи, что за чушь ты несёшь? Какую инициацию? Что значит нам пришлось согласиться? Увидев этих людей, зачем ты осталась с ними? Это животные, у которых вместо разума – стремление к свободе и насилию!

– Не говори так, – с вызовом отрезает сестра, и я прирастаю к месту. Она защищает их? Защищает после того, что произошло? – Они честные и справедливые. Да, иногда и жестокие, но справедливые.

– Знаешь что, – неожиданно для самой себя я подхожу к Карине, хватаю её за локоть и тащу к двери. – Пошла вон из моей комнаты.

– Но…

– Я рисковала своей жизнью ради тебя, а ты ставишь мне эту безмозглую «стаю» в пример? – Кажется, сестра задевает последние оставшиеся здоровые органы. – Не подходи ко мне больше.

– Лия!

– Я сказала, пошла вон! – взрываюсь я и чувствую, как боль вновь пронзает тело.

Карина вихрем вылетает из комнаты и захлопывает дверь, а я без сил падаю на кровать. Опять трудно дышать. Такое чувство, что вчера мне сломали все ребра. Прикрыв глаза, я пытаюсь встать. Больно. Тогда я отталкиваюсь руками от постели и нахожу опору впереди: фортепиано. Когда-то я часто играла, сейчас не получается. Я чувствую дикое раздражение, если не могу вспомнить ни одного любимого произведения, и поэтому быстро прекращаю занятие.

Вновь открывается дверь. Я поворачиваюсь, чтобы послать Карину куда подальше, но вдруг вижу маму.

– Почему ты ещё не готова? – спрашивает она и достает из шкафа свою кофту. – Твой папа собирается уезжать. Планируешь добираться на автобусе?

– Нет, я уже одеваюсь.

– Давай быстрее. Школу ты сегодня не прогуляешь: можешь не прикидываться.

– Хорошо.

Мама уходит, а я хватаюсь рукой за спину.

Если мне удастся выжить, это будет невероятным везением.

Мы подъезжаем к школе в полной тишине.

Папа останавливается и достает из кармана кошелёк.

– Сегодня не смогу забрать ни одну из вас, – сообщает он и открывает бумажник. – Так что добирайтесь самостоятельно.

– Хорошо. – Я киваю. – Что-то случилось?

– Нет. Просто мне поставили две смены, – он протягивает деньги. – Вчера я провел сложную операцию. За женщиной нужен уход, и желательно, чтобы я был поблизости.

– Мама знает, что ты будешь поздно?

– Она останется со мной в больнице. Я решил подстраховаться. У той женщины было внутреннее кровотечение, и, случись непредвиденное, знания мамы могут пригодиться.

Я понимающе киваю.

Два доктора в семье – сложная ситуация. Родителей почти не бывает рядом, а когда они появляются, с ними приходит контроль. Безумный контроль, порой сводящий меня с ума. К счастью, он заключается не в том, куда я хожу и с кем общаюсь. Чаще всего правила предков распространяются на бытовые вопросы. Например, кипятить воду в чайнике два раза запрещается под угрозой «административного наказания» в виде недельного исполнения роли единственной посудомойки. А жарить надо меняя масло при каждом новом заходе. Звучит здраво, но ужасно выбешивает, когда нельзя пожарить десять кусков мяса одновременно, обязательно делить их на две партии и сковородку мыть дважды. Естественно, я понимаю, что образ жизни моих родителей тесно связан с их работой: правила, алгоритмы, ответственность. Но иногда это утомляет. В конце концов, доктора они, а не я и не Карина.

– Тогда увидимся завтра утром, – я понимаю, что засну к тому времени, как они вернутся, и даже не надеюсь на ночную встречу. – Пока.

Я машу папе рукой, открываю дверь, но, когда пытаюсь встать, откатываюсь назад на сиденье. Внезапная боль заставляет скрючиться, и я крепко сжимаю глаза.

– Что такое? Лия! Что с тобой?

Карина замирает, папа смотрит на меня так же настороженно, и мне приходится ценой огромных усилий выдавить из себя улыбку.

– Просто живот схватило.

– Где? – Ну вот, опять его медицинские штучки. – Что именно болит?

– Пап, успокойся. Ничего страшного.

– Лия, я спросил, где болит?

Я выдыхаю и краем глаза замечаю бледное лицо сестры. Наверняка она уже готова провалиться сквозь землю. Я вообще-то тоже, но мне приходится быть смелой.

– У меня схватило низ живота. Такое бывает каждый месяц, пап. – Я наблюдаю за тем, как он расслабляется. – Не стоит волноваться. Всё пройдёт через несколько часов.

– Хорошо, – он кивает и переносит ногу на педаль сцепления. – Встретимся завтра.

Я повторяю попытку и на этот раз благополучно выхожу из машины. Папа уезжает, а Карина испуганно смотрит на меня.

– Почти раскусил.

– Я с тобой не разговариваю, – отрезаю я и направляюсь к школе. – Можешь даже не стараться что-либо исправить.

– Я и не стараюсь.

Я фыркаю. А ведь могла бы постараться, неблагодарная сестрица!

Сестра не отстает. Семенит следом, а я чувствую, как она испепеляет мою спину взглядом. Появляется желание развернуться и влепить ей здоровую оплеуху, чтобы мозги встали на место. Но я иду вперёд и ровно дышу, не хочу опять спровоцировать боль в спине.

– Ты сегодня долго? – спрашивает Карина, но я не отвечаю. – У тебя есть вождение? – Я снова молчу, и тогда сестра тяжело выдыхает. – Рано или поздно нам всё равно придется заговорить.

– Думаешь? – не удерживаюсь я и прикусываю язык.

– Да, думаю, – довольная собой, она улыбается мне и наконец выходит вперёд.

Я не пытаюсь её догнать. Пусть идет куда хочет. В конце концов, боль в моей спине появилась из-за неё.

День начался не очень и продолжился в таком же медленном, тягучем ритме. Я ходила держась руками за стены. Иногда останавливалась, чтобы передохнуть. Но, к счастью, к концу третьего урока в моем теле выработался антидот. Я могла спокойно передвигаться, шевелиться и даже нагибаться при необходимости. Мои одноклассники не поняли, почему я похожа на калеку, но им, видимо, было всё равно. Я и раньше замечала, что ко мне относятся настороженно, не пытаются сблизиться, подружиться. Сначала задавалась вопросом, почему. Но потом бросила это дело. В конце концов, их проблемы, что я им не нравлюсь. Саму себя я вполне устраиваю.

Когда пришло время идти в столовую, я отправилась туда в гордом одиночестве. На звонки Лёши не отвечала принципиально, Карина где-то шлялась со своими подругами. Так что пришлось пересекать тёмные коридоры школы в обществе самой себя. До того момента, пока я не заметила вдалеке знакомое лицо.

Как я могла забыть?

Прибавляю скорость, насколько это возможно в моём состоянии, и нагоняю высокую блондинку. Коснувшись её плеча, откашливаюсь и неуверенно останавливаюсь:

– Кира?

Девушка оборачивается и скрещивает на груди руки. Не сказать что она выглядит испуганной, скорее растерянной. Ничего общего с девушкой, которую я видела вчера: уверенной, сильной, бесстрашной.

– Я хотела сказать кое-что. Спасибо, что помогла мне добраться до машины.

– Не стоит, – почти шёпотом отвечает она.

– Нет. Я правда очень благодарна. Все прошли мимо, а ты остановилась.

– Кто-то должен был.

– Почему ты это сделала? Ведь не в правилах «стаи» помогать чужакам.

– Тише, – резко отрезает она и оглядывается. – Хочешь, чтобы все узнали, где мы вчера с тобой проводили время?

– Я не думаю, что люди поймут, о чём мы.

– А если поймут? – Кира протирает лицо и откидывает назад волосы. – Послушай, я помогла тебе, но это не значит, что теперь мы лучшие подруги или заодно, ясно? Ты лежала в крови, мне стало тебя жалко, и я не смогла пройти мимо.

– Жалко? – У меня запершило в горле. – Так дело лишь в жалости?

– А ты что подумала? Конечно, мне стало тебя жалко.

– Ясно, – отрезаю я и вскидываю перед собой руки. – Можешь не продолжать.

– Не знаю, что ты навыдумывала, – произносит Кира и приближается ко мне. – Но ты должна уяснить: не все такие добрые, как я. Больше не приходи в парк, иначе так легко не отделаешься.

– Легко? – усмехаюсь я. – У меня вместо живота один огромный отек, а на плече гематома размером с Африку. Это легко, по-твоему?

– Да, это самое безобидное, что могло с тобой произойти. Большинство чужаков не возвращаются домой, а попадают в больницу.

– То есть я не первая, кто посягает на территорию Шрама?

– Конечно. Не ты первая, не ты последняя.

– Я спрошу ещё кое-что, и ты от меня отделаешься, – обещаю я, а затем в недоумении пожимаю плечами. – Зачем ты туда ходишь, если понимаешь, что люди не покидают парк в целости и сохранности?

– Боюсь, отвечая на этот вопрос, я займу слишком много твоего времени.

– Ничего страшного. Я никуда не спешу.

– Просто забудь обо всём, Лия, – советует Кира, и я замечаю в её глазах не жалость. Скорее всего, это забота. Хотя мне непонятно, почему на её лице появляется именно такое выражение. – Забудь о Шраме и поединке, забудь обо всём. Так будет лучше.

– Для кого?

– Для тебя, – немного помолчав, блондинка добавляет: – И для твоей сестры.

– Оглянись! Люди вокруг умирают, ты же знаешь. И я уверена, почти все из списка умерших связаны с вашей «стаей». Так почему ты и остальные продолжаете туда ходить? Или почему бездействуете?

– Ты обещала, что вопрос будет последний.

– Но ты мне на него не ответила.

– Если я не ответила, значит, на то есть причины. – Кира устало пожимает плечами и вновь оглядывается. – Радуйся, что дышишь, что Карина в порядке. Живи дальше! Не надо лезть туда, где тебе не место.

– Мне просто интересно.

– Осторожно. Интерес может завести тебя слишком далеко, – девушка в последний раз бросает на меня обеспокоенный взгляд и уходит.

Я долго смотрю ей вслед, не зная, почему хочу разобраться. Наверное, она права. Я и Карина выбрались, мы обе живы, почему бы не забыть вчерашний день?

Ответ приходит вместе с болью в спине.

Я и так слишком многое забыла. Теперь всё, что со мной происходит, кажется важным и ценным. Даже такие ужасные события.

Я прихожу в столовую, когда до звонка остаётся десять минут. Следующим уроком у меня физкультура, так что спешить некуда: я все равно не смогу даже нагнуться за мячом. Меня быстро обслуживают, я поднимаю поднос и иду к центру зала.

Практически все столы пусты, у меня огромный выбор. Правда, пока я думаю, куда сесть, кто-то берет меня за руку и ведёт к столику у окна.

Я не сопротивляюсь, так как вижу, кто это.

– Пользуешься моей травмой, Астахов? Иначе я с удовольствием попыталась бы вновь вывернуть тебе руку.

– Прости меня, Лия, – выдыхает парень и помогает мне сесть. – Прости, пожалуйста.

– Я прощу, но только после того, как ты объяснишь мне: какой силой воли нужно обладать, чтобы просидеть в машине почти полчаса и не прийти мне на помощь?

– Я не мог прийти.

– Правда?

– Да. Мне там не место.

Я смотрю на Лёшу и сгораю от злости, но приходится взять себя в руки. Я отпиваю глоток чая.

– То есть, – глотнув, протягиваю я, – мне там место, а тебе – нет? Интересная теория.

– Я же извинился.

– Это ничего не меняет. Я не смогу забыть, что ты отсиживался в машине, пока меня избивал тот парень. Как доверять тебе после этого?

– Я и не прошу забыть. Но попытайся понять, – Астахов тяжело выдыхает и нервно протирает лицо. – Я многое не могу объяснить, но надеюсь, ты просто поверишь.

– Поверить на слово? – Я смеюсь и откусываю бутерброд. – Ага, сейчас.

– Эй, не говори с набитым ртом, – поучает он, на что я язвительно корчусь. – Лия, ты же меня знаешь. Я бы ни за что не бросил тебя. К тому же я понимал, что ты не пострадаешь.

– Что? Я же…

– Не пострадаешь сильно, – исправляется он, и раздаётся школьный звонок.

Парень кладёт голову на руки и устало выдыхает. Мне становится не по себе. Может, я и правда чего-то не знаю?

– В таком случае объясни мне, что тебя так напугало? – Идти на перемирие – не мой конёк. Но потерять Лёшу тяжело. – Почему ты побоялся прийти за мной?

– Не сейчас. Я скажу тебе, но не сегодня.

– Почему не сегодня? Неужели завтра что-то изменится?

– Я не знаю. Но сейчас… сейчас я к этому не готов. Да и ты тоже.

Его слова меня озадачивают. Готова не готова, какая разница? Главное, узнать правду. Разве не так?

Мои размышления прерывает телефонный звонок.

Астахов поднимает голову, достает сотовый и, увидев имя на дисплее, застывает в ужасе. Затем он нехотя подносит телефон к уху и спрашивает:

– В чём дело?

Длительное молчание. Его зелёные глаза становятся всё больше, а потом вдруг закрываются. Парень качает головой из стороны в сторону и выдыхает так громко, что я испуганно съёживаюсь.

Я гадаю, кто это может быть и что происходит. Почему Лёша напуган? Может, что-то с его родителями? Они узнали о результатах его теста?

Астахов кладет трубку и открывает глаза.

– Что? – недоуменно спрашиваю я. – Что случилось?

– Карина, – медленно отвечает он и следит за моей реакцией.

Она не заставляет его долго ждать. Я сжимаю в руке чашку с чаем и нагибаюсь вперёд.

– Что с ней? Где она?

– Кажется, твоя сестра окончательно потеряла голову.

– Твою мать, Лёша, что происходит?

– Она вновь пошла в «стаю» и сейчас готовится пройти четвертое испытание.

– Что? – Я буквально чувствую, как внутри разгорается пожар. Зачем она это делает? – Не может быть. Я несколько часов назад была с ней рядом!

– Видимо, она пришла в школу для вида. На самом деле сейчас она в нескольких километрах отсюда, готовится продолжить инициацию.

У меня кружится голова. Я отставляю чашку и едва сдерживаю слёзы. Может, позвонить родителям и рассказать им правду? Я не выдержу ещё одного избиения. Эгоистичная часть меня кричит так сильно, что вспоминаются удары в живот, плечо и вся боль прошлой ночи. Мне становится ужасно плохо. Я сижу, сгорбившись и не представляя, что делать.

– Нужно торопиться, – отрезает Астахов и кладет свою руку поверх моей. – Мы должны поехать за Кариной или позвонить родителям. Действовать нужно немедленно.

– Лёш, она издевается надо мной, – слабым голосом протягиваю я. – Неужели ей так наплевать на собственную жизнь?

– Потом ответим на все вопросы, Лия. Сейчас нужно срочно что-то предпринять или Карине не поздоровится!

– Но что я могу? Что?

– Ты всё можешь, – уверенно отрезает Астахов, и я поднимаю глаза. – Ты способна на многое, Лия. Поверь мне, если кто и в состоянии защитить твою сестру, так это ты.

– Но ведь раньше ты считал, что разумнее попросить помощи у взрослых.

– Я и сейчас так считаю, просто ты – другая. – Он смотрит на меня с такой нежностью, что мне становится неловко. – Ты способна спасти любого, кто тебе дорог. И я не понаслышке знаю об этом.

Я прикусываю губу и смотрю на свои бледные руки. Итак, какова вероятность того, что сегодня я вовсе не вернусь домой? «Стая» не принимает чужаков. Есть ли у меня шанс спасти сестру ещё раз?

Неожиданно в моей голове созревает план.

Я встаю из-за стола и, не поддаваясь боли, хватаю со стула сумку.

– Идём. Я знаю, что делать.

Мы подъезжаем к воротам старого вокзала, около них стоит Кира. Я удивлена, что вижу её, и поворачиваю голову в сторону Лёши. Может, он объяснит, что она здесь делает? И почему мы вообще приехали к вокзалу, если «стая» обитает в парке? Но парень даже не смотрит на меня. Паркуется и медленно выходит из машины. Я вылезаю следом за ним и останавливаюсь перед блондинкой.

– Кира, что ты здесь делаешь?

– Пытаюсь помочь, – шепчет она и смотрит на Астахова. – Вы вовремя. Инициация начнется через несколько минут.

– Я гнал, как мог.

– Подождите, – протягиваю я и смотрю сначала на Лёшу, потом на блондинку. – Это ты ему звонила? Ты сказала, что Карина здесь?

– Да, я.

– Но откуда вы знаете друг друга? В смысле да, мы учимся в одной школе, но…

– Ты опять задаёшь много вопросов, – перебивает меня Кира и упирает руки в бока. – Я понятия не имею, что ты собираешься делать, но твоя сестра уже достала. Неужели ты не могла ей объяснить, что общение с плохими дядьками вредно для здоровья?

– Она не слушает меня.

– Я бы тоже не стала слушать, – смеётся блондинка, но мгновенно берёт себя в руки. – Лёша сказал, у тебя есть план.

– Да, есть. – Сейчас я уже сомневаюсь в нём, но по дороге до вокзала ничего умнее не смогла придумать. – Он безумный, но мне кажется, что ты не будешь против. В конце концов, ты в «стае», а вы привыкли совершать безумные поступки.

– Так и есть. Посвятишь меня?

– Нет. – Я выдыхаю. – Это мои проблемы.

– Как скажешь. – Кира начинает двигаться в сторону вокзала. – Следуй за мной.

– Ты идешь? – спрашиваю я Лёшу, но он неуверенно качает головой. – Ладно. Сама разберусь.

Можно ли простить другу его страх? Наверное, можно. Но мне почему-то сложно так поступать.

Следуя за Кирой, я думаю о том, как попала в данную ситуацию. Почему связалась с этой бандой? Почему стала частью её истории? Раньше мне доводилось лишь в газетах читать о противоправных действиях некоторых членов стаи, а теперь я второй день подряд добровольно лезу в пекло.

Я слышу гул, и кровь стынет в жилах. Мы совсем близко.

– Я не могу провести тебя до самой «стаи», – говорит Кира. – Иначе мне придется несладко. Так что будь паинькой и сама пройди несколько метров, договорились?

– Да, конечно.

– И лучше не совершай глупостей. Шрам не любит, когда люди пытаются вешать лапшу ему на уши.

– К счастью, мой план заключается не в этом, – тихо говорю я и вижу на перроне столпотворение. Сердце охватывает ужас: какое новичкам предстоит испытание на сей раз?

– Все, дальше иди сама, – отрезает Кира и касается моего плеча: – Будь осторожна.

Я удивленно вскидываю брови, а, когда собираюсь ответить, она разворачивается и уходит. Почему блондинка так добра ко мне? Почему волнуется?

Встряхнув головой, я выпрямляюсь. Спину тут же обдает жаром, но я не обращаю внимания. У меня ноет всё тело, болят конечности, но я иду вперёд. Наверное, это смелость. Хотя, может, обычная глупость.

Увидев меня, подростки расступаются. Одни смеются, другие молчат. Я бы тоже удивилась, скажи мне кто-нибудь сегодня утром, что я вернусь в «стаю». Но такова реальность. Люди затихают, опускают бутылки и смотрят на меня с немым вопросом: «Какого чёрта ты здесь делаешь?»

Наконец я замечаю Шрама. Он стоит на краю платформы и смотрит на рельсы. Неужели его завораживает картина отвратительных железных полос? Разве это красиво?

Затем он поворачивается ко мне, не скрывая удивления. Сначала я замечаю на его лице усталость, а потом гнев. Ведь я ослушалась и пришла во второй раз.

– Ты страх потеряла? – с недовольством интересуется он. – Разве вчера мы не договорились, что ты не вернёшься?

– Я прекрасно помню, что было вчера, – уверенно отвечаю я и замечаю с правой стороны шесть человек. Они стоят друг за другом. Карина – последняя. – Но кое-что изменилось.

– Что именно?

– Отношение к сестре. Она решила, что может противоречить мне, и ошиблась.

– Хмм… – Шрам неожиданно улыбается. – Интересно. Тебя злит, что твоя сестра не захотела покидать «стаю»?

– Да, так и есть.

– Я, наверное, совсем недалекий, потому что не понимаю: чего ты вмешиваешься? Она взрослая девочка и сама знает, чего хочет, что ей нужно. Вчера ты её спасла, а сегодня она вернулась. Какова вероятность того, что это не повторится снова?

– Она больше не будет членом вашей «стаи», а, значит, вернувшись, подвергнет свою жизнь риску. Огромному риску.

– И почему она перестанет являться членом нашей стаи?

– Я займу её место, – по перрону проносится гул.

Шрам удивлённо вскидывает брови, и я слышу, как ко мне подбегает Карина.

– Какого чёрта? – взрывается она. – Я не собираюсь никуда уходить!

– Замолчи, – металлическим голосом отрезаю я и пронзаю сестру таким взглядом, что она бледнеет. – Стой рядом и не говори ни слова!

– Но какой мне прок соглашаться с тобой? – лениво спрашивает Шрам. – Не легче ли снова поставить тебя на место, и дело с концом.

– Я помню, как вы относитесь к самоотверженности. Моя сестра идиотка, тем не менее, я лучше подвергну опасности себя, чем позволю это сделать ей.

– Мы прекрасно относимся к самоотверженности внутри стаи, но не со стороны чужаков.

– Взгляни на ситуацию под другим углом, – я начинаю терять надежду: неужели план не осуществится? – Какая тебе разница, я или Карина подчиняемся твоим приказам? А? Отпусти её, а дальше дело за мной. Если понадобится, я прицеплю её наручниками к батарее, зато она останется в живых.

– Ты так уверена, что твоя сестра умрёт? Многие выживают после инициации.

– Многие? Я так не думаю.

Шрам задумчиво смотрит на меня: неужели решил рассмотреть моё предложение? Затем он сжимает губы, скрещивает руки перед собой и неожиданно говорит:

– Ладно. Я согласен.

– Что? – Карина краснеет и срывается с места. – Но я хочу быть в «стае»! Я не она!

– Твоя сестра дала всем понять, что ей неважно твоё мнение.

– Потому что мне важна твоя жизнь! – Я смотрю на Карину и хмурюсь. – Ты идиотка, если не понимаешь, во что ввязалась!

– Но это мой выбор!

– Пожалуйста, – я смотрю на Киру, но не произношу её имени. – Уведи её.

Блондинка кивает.

– Я никуда не уйду, – верещит сестра. – Не тебе решать, что мне делать, а что нет.

– Ты ошибаешься. Именно мне решать.

– Но это несправедливо. Я хочу быть в «стае»! Я хочу стать её частью!

Кира берет сестру за локоть и грубо тащит за собой.

– Нет. Отпусти меня! Лия, прошу тебя! – Карина пытается вырваться, но тщетно. – Лия!

Я отворачиваюсь и стискиваю зубы. Не верится, что желание Карины быть среди этих животных перевешивает желание жить.

– Итак, – наблюдая, как Кира уводит сестру, протягивает Шрам. – Выходит, ты будешь проходить инициацию вместо неё.

– Выходит, что так.

– Я сегодня в хорошем настроении, тебе повезло. Хотя, – он хмурится. – Мне кажется, было бы честно поставить тебе одно маленькое условие.

– Какое? – устало спрашиваю я. Я ещё не думала, как буду проходить испытания с ноющими конечностями, почему-то только сейчас вспоминаю об этом. – Какое условие?

– Твой результат должен быть лучше результатов других. Тогда ты останешься в «стае» и продолжишь инициацию.

– В противном случае?

– В противном случае, – продолжает Шрам. – Ты будешь изгнана, а твоя сестра вернётся на своё законное место.

– Хорошо, – безучастно отвечаю я и чувствую, как покалывает в глазах. – Я согласна на все условия.

– Отлично, тогда начнём, – парень потирает руки. – Первый поезд уже на подходе!

Почему-то я не удивляюсь.

Меня окатывает волна страха, ужаса, но не удивления. Я догадываюсь, какое будет испытание, и внутренне стараюсь себя к нему подготовить.

Хотя можно ли быть к такому готовым?

– Смысл данного испытания, – кричит Шрам, и люди обращают к нему лица, – в том, что новичок выходит на рельсы и становится спиной к идущему поезду. Мы засекаем время и считаем, за сколько метров до приближающегося состава он успеет отскочить в сторону. – Чуть помедлив, он добавляет: – И без фанатизма. Смерти нам ни к чему.

Подростки торжественно кричат, увидев приближающийся поезд. Я сглатываю накопившуюся слюну и сжимаю потные ладони в кулаки. На улице прохладно, но я вся горю, хочется обрызгать лицо ледяной водой, упасть в сугробы, которых ещё нет. Хочется прыгнуть в бассейн и лежать на воде. На лбу появляется испарина. Сводит низ живота, и мне приходится признать, что боль в спине и мышцах спасительна: она не дает расслабиться, иначе я упала бы без чувств.

Когда первый парень, старше меня года на два, прыгает с платформы к рельсам, моё сердце останавливается. Я готова кричать от ужаса, но понимаю, что это не поможет ни ему, ни мне. Поезд совсем близко. Теперь я не только его слышу, но и вижу. Люди вокруг, одетые в чёрное, начинают шевелиться. Они подходят ближе к платформе и выкрикивают слова поддержки. Удивительно, что они не кричат: «Поскорее бы тебя сбил поезд!» Потому что всё идёт к этому.

Я прикрываю рукой рот, дрожа как осиновый лист. Так страшно мне было всего один раз: когда я проснулась и поняла, что потеряла целый год. Но тогда паника была моральной, а сейчас я её физически чувствую.

– Боишься? – неожиданно спрашивает меня Шрам и улыбается. – Испытание не из легких.

– Справлюсь как-нибудь и без твоих советов, – огрызаюсь я.

– Я в этом сомневаюсь.

Затем он оставляет меня одну и подходит к толпе.

– Отходим все на шаг назад, – кричит он и, расставив руки, сдвигает подростков ближе к центру. – Этот вокзал в нашем распоряжении, но я не хочу проблем.

Я недоуменно вскидываю бровь и нехотя подхожу к парню.

– Что значит «в нашем распоряжении»?

– Стало интересно?

– Просто ответь, Шрам.

– Этот вокзал не рабочий. Он заброшен, как и парк, в котором мы обычно проводим время.

– Но тогда откуда здесь поезд?

– Я бы сказал, проезжает не поезд, а несколько вагонов. – Он вновь улыбается. – Не волнуйся. Управляет один из наших.

– Значит ли это, что при необходимости он успеет затормозить? – с надеждой спрашиваю я и натыкаюсь на безумный взгляд парня.

– Это абсолютно ничего не значит.

Меня опять тошнит от ужаса.

Я сжимаю пальцы в кулаки и вижу, как парень на рельсах закрывает глаза. Поезд совсем рядом. Я уже отчетливо вижу его силуэт и внутренне начинаю паниковать. Звук всё громче, и кровь вскипает, словно подогретое молоко. Парень нервно нагибается, готовясь отпрыгнуть. Сто метров, девяносто, восемьдесят – люди орут словно дикие. Одна девушка протягивает вперёд руки и кричит, что любит его. Если бы любила, не позволила бы совершать такое. Хотя что я понимаю в любви?

Семьдесят, шестьдесят – я закрываю руками лицо и слышу дикий рёв поезда. Пятьдесят. Поток воздуха откидывает назад мои угольные волосы, и я испуганно отступаю, не решаясь открыть глаза.

Мне хочется плакать, забиться в угол и не выходить.

Но вдруг я улавливаю радостный крик. Мои руки сами опускаются, глаза находят толпу, и я замечаю парня. Он, довольный, стоит рядом со своей девушкой, целует её, обнимает, крутит вокруг себя. Он справился, и он жив.

Я с облегчением выдыхаю и вдруг чувствую чьё-то прикосновение.

– Ты как? – Я поднимаю глаза и вижу Киру. – Всё в порядке?

– Честно?

– Ладно, можешь не отвечать. – Блондинка едва заметно улыбается. Я благодарна ей за то, что она рядом. Кажется, я смогла бы ей довериться. – Ты последняя?

– Да, Карина была шестой, так что…

– Отстой. Придётся посмотреть на все результаты.

– Меня волнуют не цифры. Как понять, когда нужно отступить? Как поймать именно этот момент?

– Чёткой инструкции нет. Просто прислушивайся. В какой-то момент звук перестанет нарастать. Это значит, у тебя доля секунды, или… – Она проводит пальцем по шее и округляет глаза. – Но лучше, конечно, не держаться до этого момента. Слишком большой риск не успеть отпрыгнуть.

– Ясно. Хорошо. Спасибо.

– Прекрати так волноваться, – улыбается Кира. – Наша «стая» собрана для того, чтобы получать удовольствие от жизни и адреналина, вскипающего в крови. Мы здесь для того, чтобы побороть свои страхи, а не стать заиками.

– Но ведь люди умирают… Это не игры!

– Умирают глупые гордецы, которые считают, что способны на большее, хотя не в состоянии даже перепрыгнуть через козла. Ну или те, кто думает, что рождены для нашей «стаи»… Например, такие, как твоя сестра. Их хватает ненадолго, потому что они забывают о своей слабости – смертности. Порой стремление доказать исключительную самость доходит до абсурда. Поэтому я рада, что твоя сестра ушла. Ей бы пришлось трудно.

– Ты отвела её к Лёше? – вспоминаю я.

– Да, и он отвезёт её к вам домой.

– Спасибо.

Оглядываясь, я понимаю, что осталось всего два человека. Когда успели пройти двое?!

Увидев мой озадаченный взгляд, Кира выдыхает:

– Две девушки отказались.

– А так можно?

– Да, но теперь они изгнаны. – Блондинка пожимает плечами. – Не думаю, что им будет просто. Первое время наши парни запугивают тех, кто сдался и убежал.

– Но зачем? – поражаюсь я. – Это их выбор. К чему такая дикость?

– Не знаю. Наверное, ради веселья.

– Ради веселья, – как эхо, повторяю я. – Считаешь нормальным издеваться над тем, кто оказался менее смелым, чем вы?

– Я считаю это абсурдом, – признаётся Кира, но затем искренне улыбается. – Но в чём тогда смысл «стаи», если попасть в неё может кто угодно? Остаются избранные. Это наша собственная версия естественного отбора.

– Вы не боги, чтобы создавать собственную версию.

– Бог тут ни при чём. Кто-то сильный, кто-то нет. Кто-то мудрый, а кто-то не очень.

– Не все сильные! – с вызовом восклицаю я. – Не каждый способен уложить Шрама или парня, который избил меня.

– Умоляю тебя, – усмехается блондинка. – При чём тут кулаки и зубы? Оглянись. Побеждают не безмозглые силачи. Умные не умирают, Лия. Умные управляют нами.

Я делаю так, как просит Кира: оглядываюсь и вдруг понимаю, что она говорит правду. «Стаей» управляет Шрам, но кто сказал, что он самый сильный? В нашей жизни всё чаще побеждают ум или деньги. Здесь нет места бумажным купюрам, поэтому балом правят мозги. Похвально! Правда, утешает мало.

– Объясни мне, что хорошего дают ваши испытания? – спрашиваю я и смотрю на Киру. – Зачем рисковать жизнью? Ведь здесь нет выигрыша, награды. К чему столько усилий, если единственное, что у тебя остаётся, – отеки, гематомы и шрамы?

– Победа над самим собой – главная награда. Мы мыслим не так, как обычные люди, Лия. Неужели ты согласна провести всю жизнь сидя на диване? – Блондинка пожимаем плечами. – Я знаю огромное количество людей, которые ходят в школу, делают уроки, помогают родителям, увлекаются садоводством и посещают дополнительные кружки. Затем они поступают в институт, находят себе мужа или жену, рожают детей, работают, стареют и умирают…

Я недоуменно хмурюсь.

– Как тебе, а? – с сарказмом спрашивает Кира. – Устраивает такая судьба? Ничего интересного и захватывающего.

– Но они хотя бы не становятся калеками.

– Да, они не калеки, но потенциальные мертвецы. Существовать и жить – разные вещи. Им вряд ли удастся понять нас, свободных людей.

– А если сегодняшний день окажется последним? – дрожащим голосом восклицаю я и раскидываю руки в стороны. – Что, если завтра не будет?

– Вспомни наше главное правило, Лия. – Кира снимает с меня куртку, хотя на улице достаточно холодно. Потом закатывает мои рукава и аккуратно кладёт на плечи горячие ладони. – Свобода, бесстрашие и самоотверженность.

– Зачем я сняла куртку? – Я сбилась с мысли, и мне вновь стало страшно.

– Так двигаться проще.

– Ну да. – Я опускаю глаза и вижу татуировку на запястье: W. Не помню, как её сделала. Видимо, это тайна исчезнувшего из памяти года. – Значит, отпрыгнуть, когда пойму, что звук не становится громче.

– Лучше за несколько секунд до этого, – напоминает Кира. – Будь смелой!

Киваю и вижу таблицу в руках у невысокой девушки. В ней написаны имена, напротив них – метры. Итак, Дмитрий, первый парень, – 42 метра, затем две зачеркнутые полосы. Ниже Константин – 36 метров, Денис – 49.

– О, господи, – выдыхаю я. – 36 метров? – Я практически выкрикиваю этот вопрос и смотрю на рыжего парня. Внешне он маленький, неприметный, хилый, но оказался лучше всех. Мне становится не по себе, и я снова поворачиваюсь к Кире: – Такое чувство, что я совершаю самую большую ошибку в своей жизни.

– Ты делаешь это ради сестры, – напоминает мне блондинка и, улыбаясь, кивает в сторону рельс: – Пора.

Моё сердце падает вместе с руками.

Неожиданно ко мне подходит Шрам и снисходительно хмурится.

– Придется постараться. Сегодня новички показали себя лучше обычного.

– Я заметила, – сквозь зубы огрызаюсь я.

– По-прежнему не хочешь попросить совета?

– Нет.

– Отлично. – Парень подталкивает меня к краю платформы, и я неуклюже прыгаю вниз. Рельсы огромные, железные, мощные. Меня мгновенно наполняет страх. – Только помни – без фанатизма!

Я слышу его смех и бросаю:

– Пошёл ты!

Внезапно до меня доносится звук приближающегося поезда. Земля под ногами начинает ходить ходуном, трещать, дрожать, и я дрожу вместе с ней. Не понимая, что делаю, становлюсь посередине рельсов. Спина горит, мышцы напряжены. Я думаю не о том, что придётся падать на больное плечо, а о том, как вообще сдвинуться с места.

Меня разрывает на части странное чувство. С одной стороны, я на грани истерики. Мне хочется расплакаться, и я ощущаю, как глаза наполняются слезами, начинает колоть в переносице. Но я не плачу. Я ловлю в себе что-то ещё, что-то странное. Возможно, так на организм действует адреналин, но мне внезапно нравится чувствовать страх и понимать, что я могу его побороть. Как? Например, отпрыгнув в сторону. Выходит, сейчас не кто-то сверху диктует мне судьбу, её пишу я сама, стоя здесь, на рельсах. И кто после этого Бог, если в данный момент, в данную секунду контролировать свою жизнь могу только я?

Звук становится громче. Слева от меня нарастает рёв толпы. Подростки что-то кричат, но я не могу разобрать ни слова. Все смешивается в единую мелодию: голоса, шум поезда, дрожь земли.

Закрываю глаза и понимаю, что совсем не волнуюсь. Как такое возможно? Почему я в состоянии здраво рассуждать, хотя две минуты назад боялась пошевелиться?

Звук нарастает. Меня начинает обдувать ветром. Земля трясётся, гравий прыгает из стороны в сторону: я его не вижу, но чувствую. Кто-то сверху внезапно кричит: «Пора!» Но я считаю, что рано. Я могу выстоять дольше. Я контролирую ситуацию.

Ветер становится сильнее. Звук больше не кажется мне громким. Может, это знак? Пора отходить?

Наверняка нет. Поезд ещё далеко.

– Лия! – вновь громко кто-то кричит, но я смело раскидываю руки в стороны.

Почему я так давно не испытывала этого чувства? Чувства безумной свободы! От него кружится голова и подгибаются колени. Хочется кричать от радости, смеяться, ловить ртом снежинки и купаться под дождём. Мне хочется жить так, как хочется, а не так, как нужно. И всё это проносится в моей голове в тот миг, когда грохот поезда становится невыносимо громким. Я не обращаю на это внимания, так же искренне улыбаюсь, слышу дикий крик, и тут меня что-то отталкивает в сторону.

Я грубо приземляюсь на гравий, лицо обдает сильный поток ветра. Ошеломлённо открываю глаза и вижу, как в пятидесяти сантиметрах от моих ног проносится несколько сцепленных вагонов.

Руки жжёт, щека горит, плечо начинает пульсировать, словно один гигантский нерв, но я забываю об этом. Я поворачиваю голову в сторону и вижу парня. Он лежит рядом, потирая колено и тяжело дыша. Его лицо кажется мне знакомым, но я не могу сообразить, почему.

– Ты спас меня, – шепчу я и судорожно сглатываю. – Спасибо, я забылась. Я просто переоценила себя.

– Идиотка, – отрезает он, и мы встречаемся взглядами. Тёмно-синие глаза: вчера они казались мне чёрными. Теперь я узнаю его. – Забыла, что я тебе сказал? Не возвращайся сюда!

– Так это ты! – Я взрываюсь и хочу резко встать, но тут же неуклюже валюсь обратно на землю. Тело до сих пор болит, и я опять забыла об этом. – Это ты избил меня вчера!

– И тебе, кажется, мало.

– Придурок! – Я отталкиваюсь от него ногами. – Надеюсь, ты счастлив? Победить девушку так благородно.

– Да, счастлив.

– Безмозглый кретин!

– Безмозглая дура! Я что тебе сказал? А? Я сказал тебе не возвращаться!

– Ну теперь мы будем видеться часто, – ядовито протягиваю я и улыбаюсь.

Откуда во мне столько злости? Наверное, боль делает с человеком ужасные вещи.

– С чего вдруг, чужачка?

– Тебе придётся придумать мне новое прозвище, потому что сегодня я поменялась местами со своей сестрой и стала членом вашей «стаи».

– Что? – В его вопросе столько ужаса, что я замолкаю. Боится? Я такая страшная? – Ты в нашей стае?

– Да. Я пройду инициацию и буду твоей коллегой.

– Если пройдешь, – рычит он и смотрит на меня глазами, полными гнева. – Такими темпами ты умрёшь, а я больше не собираюсь спасать тебе жизнь.

– Я тебя не просила этого делать.

– Повторишь эти слова, когда поезд переедет тебя.

– Макс! – внезапно кричит с платформы Шрам и обеспокоенно машет руками. Мы одновременно поднимаем головы и замираем. – Убирайся скорее отсюда! Нас засекли.

Только сейчас я замечаю панику на перроне. Все зрители, как дикие молекулы, разбежались в стороны, бросив пиво, одежду и даже бросив друг друга. Теперь каждый сам за себя: вот вам и свобода, бесстрашие и самоотверженность.

– Чёрт, полиция, – отрезает Максим и срывается с места.

Он бежит вдоль рельсов, и я понимаю, что должна следовать за ним. У меня нет другого выхода.

Я поднимаюсь на ноги, но делаю это слишком медленно – парень уже далеко. Затем глубоко вдыхаю и начинаю бежать. Боль с каждым шагом отдается в висках, затрудняет движение и заставляет меня жмуриться, громко выдыхать, сжимать кулаки. Через несколько секунд к ноющим мышцам добавляется холод. Ветер настолько ледяной, что я едва чувствую пальцы ног. Безысходность накрывает меня с головой, я слышу голоса полицейских и как один из них кричит, что на рельсах есть девушка. Испуганно понимаю: меня заметили.

Испустив судорожный крик, я делаю рывок вперёд, но неожиданно спотыкаюсь и падаю на больное плечо. Хруст. Перед глазами фейерверком взрываются звезды, я моментально теряюсь в пространстве и открываю рот, чтобы вдохнуть, но вместо этого из меня вырывается тихий стон. Сжимаю плечо, крепко закрываю глаза и чувствую, как по щекам льются слёзы. Такой боли я ещё никогда не испытывала.

Слышу приближающиеся шаги. Бежать поздно, конец. Обессилевшая, откидываю назад голову, готовясь сдаться. Я проиграла, опять проиграла! Но вдруг моё тело резко поднимается.

– Держись, – командует знакомый голос.

Открыв глаза, я понимаю, что нахожусь на спине Макса. Он снова помогает мне, и теперь мне всё равно, почему. Вместо злости я чувствую огромную благодарность, обхватываю здоровой рукой его плечи и прижимаюсь ещё теснее, чтобы ему стало полегче.

Парень бежит быстро. Настолько быстро, что полицейские остаются позади. Убедившись, что погоня прекратилась, Максим притормаживает под мостом и опускает меня на землю. Выглянув из-за угла, он возвращается и восстанавливает дыхание.

– Ты не такой безмозглый, как я думала, – признаюсь я и вновь жмурюсь. Кажется, на этот раз я отделалась не так легко, как хотелось бы.

– Что с тобой?

– Плечо, – я скатываюсь по холодной стене моста и откидываю назад голову. – Я слышала хруст, когда упала на рельсах. Наверное, что-то выбила.

– Дай посмотреть.

– Не надо.

– Боишься? – улыбается парень.

– Ещё бы, – огрызаюсь я. – Ты ведь такой страшный.

– Тогда на секунду забудь о своей гордости. Я просто посмотрю.

– Да что ты в этом понимаешь? Парень-лихач и одновременно доктор наук?

– Ты почти угадала, – саркастически протягивает он. – Я пока не доктор наук, но не прочь им стать.

Удивлённо вскидываю брови, когда Максим садится напротив меня.

– Хочешь сказать, что ты учишься в институте?

– А почему бы нет? – Парень аккуратно протягивает ко мне руки, и я, прикусив губу, подвигаюсь им навстречу. – Лечебный факультет. Уже третий курс.

– Ничего себе! И кем ты планируешь стать?

– Хирургом.

– Не повезло, – заключаю я. – Мои родители – доктора. Поверь, ничего хорошего в этой профессии нет.

– Разве? – Макс аккуратно ощупывает мой локоть, ключицу, лопатку и тяжело вздыхает. – Если бы всё было так плохо, я бы не смог сказать, что с тобой.

– А ты можешь?

– Да. Ты вывихнула плечо, чужачка. Надо ехать в больницу, иначе утром не сможешь даже шевельнуть рукой.

– Чёрт, – я слегка ударяюсь головой о стену. – Только этого мне не хватало.

– Не надо лезть куда тебя не просят.

– А что ты предлагаешь мне делать? – с горячностью спрашиваю я. – Думаешь, мне нравится быть среди вас и рисковать жизнью?

– Судя по тому, как ты ждала своей смерти на рельсах, да. Тебе определённо это нравится.

Я собираюсь ответить, но замолкаю. Он прав. Что-то в моих поступках попахивает лицемерием. Если раньше я могла с уверенностью заявить, что пришла в «стаю» из-за сестры, то сейчас могу лишь признаться, что получаю от адреналина удовольствие.

– Возьми, – неожиданно Максим снимает с себя пальто и протягивает его мне. – Оденься, ты вся дрожишь.

– Хватит, иначе я решу, что ты хороший парень.

– Так и есть.

– На самом деле нет, – я язвительно улыбаюсь. – Хорошие парни не бьют девушек.

– Оденься, – проигнорировав мою реплику, повторяет он. – Обморожение не пойдёт на пользу твоему вывихнутому плечу.

Я выдергиваю верхнюю одежду из его руки и недовольно выдыхаю:

– Спасибо.

– Не за что, – передразнивает меня он. – Готова идти, чужачка?

– Готова.

С трудом поднимаюсь на ноги и пошатываюсь назад. Голова кружится, конечности наливаются свинцом. Мне бы сейчас уснуть прямо здесь, под мостом, а затем продолжить путь, но я не могу. Максим стоит, ждёт, смотрит на меня, и приходится выглядеть сильной.

Он закатывает рукава пуловера и тяжело выдыхает:

– Моя машина недалеко отсюда. Главное – выйти с вокзала и не наткнуться на копов.

– Ты знаешь, как это сделать?

– Пока нет, – Макс протирает лицо рукой. – Но я думаю, что стоит попробовать обойти вокзал с другой стороны.

– А что, если нас окружили?

– Тогда придётся снова бежать, что невыгодно для тебя, чужачка. Поэтому молись, чтобы полицейские оставались такими же тупыми, как прежде.

Я киваю и вдруг замечаю на его запястье татуировку. У меня сердце подпрыгивает и делает сальто. Я непроизвольно приближаюсь к парню и тяну его к себе за руку.

– Что это? – ошеломлённо восклицаю я и рассматриваю английскую букву V. – Откуда она у тебя?

– Полегче.

– Я спрашиваю, что это? – У меня, наверно, глаза выглядят дикими. Я смотрю на тату и едва сдерживаю внутренний вопль. – Что это значит? У меня похожая тату. Вот, смотри. – Я медленно засучиваю рукав больной руки и показываю Максиму W. – Но я не помню, откуда она у меня.

– Не помнишь? – Парень усмехается. – Как это?

Немного помолчав, я отрезаю:

– Неважно. Не твоё дело.

– В таком случае и это не твоё, – он опускает рукава свитера и ухмыляется. – Узнаешь у кого-нибудь другого в следующий раз.

– Неужели так трудно сказать?

– Да, трудно.

Я обиженно отворачиваюсь. Наконец я нахожу нечто из моей прошлой жизни, но мгновенно теряю.

– Чужачка, нужно идти. – Максим выходит вперёд и оглядывается по сторонам.

– Вообще-то меня Лия зовут, – отрезаю я. – Не чужачка, а Лия.

– Ясно.

– Попытайся запомнить.

– Попытаюсь.

Словно нахожусь рядом с куском металла. Он такой холодный, что к нему страшно приблизиться. Однако если пересиливаешь себя и прикасаешься – чувствуешь гладкую ровную поверхность, на которую можно опереться, за которой можно спрятаться.

Я иду, смотрю на Максима и нахожу его довольно высоким. По сравнению с ним я маленькая, низкая, тощая и слабая. Так и есть на самом деле. Волосы парень давно не стриг, черные пряди торчат в разные стороны, но почему-то смотрится это не слишком ужасно, просто поразительно. Обычно люди с такой прической выглядят нелепо.

– Хочешь просверлить глазами дыру в моей спине? – спрашивает на ходу Макс, и я смущённо опускаю глаза вниз.

– Тебе показалось.

– Разве?

– Да.

Парень снова усмехается.

– Почему ты ослушалась меня и вернулась? – через несколько минут спрашивает он, и мы сворачиваем.

Открывается вид на площадь перед вокзалом. Машины полицейских стоят только там, так что мы легко проходим с другой стороны незамеченными.

– Потому что я спасала свою сестру, – заученно отвечаю я.

– А она считает это спасением?

– Какая разница? – устало протягиваю я. – Потом скажет спасибо.

– А если не скажет?

– Хотя бы останется живой.

Макс приближается к чёрному BMW и открывает мне дверь.

– Сначала в больницу, потом домой.

Я удивлённо вскидываю брови и прикусываю губу.

– Что за чёрт? Почему ты такой вежливый? Откуда забота?

– Не задавай лишних вопросов, просто садись и поедем уже.

– Но я должна знать.

– Ты ничего не должна знать, – громче отрезает парень и проводит рукой по чёрным прямым волосам. – Есть вещи, которые делаешь, потому что делаешь. Не знаешь, почему, просто не можешь по-другому.

– Дай угадаю. Из жалости? – огрызаясь, протягиваю я и смотрю на Макса. Если бы он не был безмозглым придурком, он бы мне понравился.

– Да, – резко отвечает он. – Именно так. Из жалости.

Больше я не говорю ему ни слова.

Сажусь в машину. Мы молча едем до больницы, и я говорю, что найду родителей, они отвезут меня домой. Максим соглашается, уезжает, но я, не доходя до больницы, разворачиваюсь и иду к остановке. Ещё не хватало, чтобы мама с папой увидели вывих плеча!

Переживу как-нибудь.