Читать книгу Эстер. Повесть о раскрытии еврейской души - Эстер Кей - Страница 8

5. Мамин паспорт

Оглавление

…Высказывание Циклопа произвело на меня эффект мины замедленного действия.

Во-первых, я всегда считала, что мою маму зовут Галина Семеновна, а не Голда. Во-вторых, какие еще евреи в нашей замечательной советской семье?

Евреи в моем (и общепринятом российском) понимании были чем-то вроде Гобсека – жадины, скряги, пролазы. Вечно они скрывают и переделывают свои фамилии и хитрят (так мне помнилось из житейских рассказов и анекдотов). По-русски говорят со смешным акцентом – как, например, тот же картавый Кантор, мой одноклассник. И космополитами их принято считать, потому что все они на Запад или в Израиль норовят удрать, а нашу Родину продать готовы. Жиды, в общем.

…И к этой странной компании относится моя мама? Как это возможно? Моя голова даже слегка заболела от напряжения, пока я во все это вдумывалась. Я попросилась выйти из класса в середине маминого урока литературы и пошла в пустую учительскую. Вообще-то ученики в эту комнату не допускались, но я иногда приходила сюда пить кефир на переменах. Вот и сейчас на мамином столе стояла для меня бутылка кефира, а возле него лежал мамин портфель. Я принялась в нем рыться и вытащила бумажник с документами без особой надежды на то, что найду в них какое-то решение возникшей проблемы. Бесцеремонно открыв паспорт, я сразу же наткнулась на страницу:

ГРАЖДАНИН СССР

АРАБЕЙ ГАЛИНА СЕМЕНОВНА

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ еврейка

Я быстро засунула бумажник с паспортом обратно в портфель. Еврейка! Ну и дела! Этого я ожидала меньше всего на свете.

А Голду-то он откуда вычислил, этот Циклоп? Разве Галина и Голда – одно и то же?

Вот так новости, мысленно возмущалась я. А, остыв, подумала пушкинской строчкой:

О, сколько нам открытий чудных

Готовит просвещенья дух,

И опыт, сын ошибок трудных…


…Я сидела и пила кефир.

Вопрос о возрасте Вселенной временно отошел на второй план.

Мне вдруг стало ослепительно-понятно, почему в прошлом году я так страшно возненавидела Ковтуна, ударившего еврейского мальчика-херувимчика Кантора и почему ответный удар Ковтуна так больно отозвался в моей печенке. Та драка была с моей стороны чем-то необычным, То есть просто заступничеством из чувства справедливости. Я ведь была очень тихой девочкой, никогда никого не трогала, настоящая маменькина дочка… Я полезла драться из-за Кантора только потому, что сама, оказывается… почти еврейка!

Но что же у меня общего с этим Кантором?

Я думала, думала… и внезапно додумалась. Улыбка! Бывает у меня иногда такая непростительно-еврейская, бесящая окружающих улыбочка превосходства… Например, когда все остальные размышляют над вопросом учителя, а я уже знаю ответ. Или когда вижу, что одноклассники заняты глупым, ни к чему не приводящим спором, и мысленно возвышаюсь над ними, смотрю на них как бы с высоты… Вот оно, еврейство Кантора, в его улыбочке, с которой он первым сдает учителю по математике свою блестяще выполненную контрольную работу!

Превосходство интеллекта? И это все? Или еще что-то, что за этой улыбкой кроется? Б-г мой, что же еще есть в нем, в этом Канторе? Глаза? Но чем они отличаются от армянских глаз Симоняна? Красивые такие, сладкие глаза с тяжелыми веками и черными ресницами, округлыми арками бровей и смиренным овечьим взглядом… Жалко, у меня нет таких чудных восточных глаз… Хотя – стоп! Держите меня! У мамы-то моей – именно такие глаза! Глубокие посаженные, четко очерченные, с темнейшими ресницами, которые контрастируют с ее пепельными седеющими волосами… И эта округлость бровей, и выпуклость век, и кроткая покорность во взгляде… Мне вспомнились слова из Маугли (да не просто вспомнились, а зазвенели в ушах):

– Мы с тобой одной крови, ты и я! Мы с тобой одной крови, ты и я!

Эстер. Повесть о раскрытии еврейской души

Подняться наверх