Читать книгу Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникативную эпоху - Этан Цукерман - Страница 3

Заселяясь в номер 911 гонконгского отеля «Метрополь», доктор Лю Жианлун уже чувствовал себя неважно. 21 февраля 2003 года шестидесятичетырехлетний профессор медицины приехал на свадьбу родственников, но вместо ощущения праздника испытывал сильное утомление. Предыдущие три недели он подолгу задерживался на работе в больнице имени Сунь Ятсена в Гуанчжоу, куда попали сотни пациентов с атипичной пневмонией.[13]

Прогулявшись с шурином по городу, доктор Лю пораньше вернулся в гостиницу. На следующее утро он вышел на Ватерлоо-роуд, добрался до больницы Квонг-Ва и сдался врачам. Уже задыхаясь, он предупредил врачей и медсестер, что является носителем особо опасной инфекции и его нужно поместить в карантинный бокс.[14]

Спустя десять дней Доктор Лю скончался от тяжелого острого респираторного синдрома (ТОРС). Его шурин также вскоре умер. Доктор Лю не был первой жертвой ТОРС, однако его случай выявил способность этой болезни быстро распространяться на большие расстояния. В результате всемирная эпидемия, способная поразить миллиарды, унесла жизни 916 человек.[15]

К моменту, когда доктор Лю, наконец, оказался в карантине, от него уже заразились 12 постояльцев с девятого этажа отеля «Метрополь». Среди инфицированных оказались граждане Сингапура, Австралии, Филиппин, Канады, а также Китая и Гонконга.[16] Одним из тех, кому не посчастливилось получить номер на девятом этаже, был Джонни Чэн, проживавший в Шанхае американский бизнесмен. Он покинул гостиницу через два дня после того, как доктор Лю в нее заселился, и отправился в Ханой. Спустя несколько дней он заболел и оказался во Французском госпитале Вьетнама.

Когда вьетнамские доктора не смогли диагностировать его заболевание, они обратились к Карло Урбани, главному инфекционисту Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) по Западно-Тихоокеанскому региону. Будучи опытным диагностом, доктор Урбани быстро определил, что Чэн умирает от чего-то очень заразного. Он немедленно встретился с вьетнамскими властями, чтобы в больницах страны приняли активные меры по предотвращению эпидемии. Однако к консультациям доктора Урбани прибегли, когда Чэн уже заразил 80 пациентов и работников больницы.

11 марта вьетнамское правительство объявило карантин и изолировало Французский госпиталь. В это время Урбани летел из Ханоя в Бангкок на медицинскую конференцию. Во время полета он почувствовал сильный жар – один из ранних симптомов заболевания. Сойдя с самолета, Урбани изолировал себя и позвонил коллеге из американского Центра по контролю и профилактике заболеваний доктору Скотту Доуэллу, который встретил его в аэропорту. Сидя на расстоянии трех метров, они проговорили почти два часа, пока тайские власти готовили машину скорой помощи и медицинских работников с достаточно защитной экипировкой, чтобы перевести Урбани в больницу.[17] Несмотря на крепкое здоровье Урбани, медики считают, что, работая с пациентами, он десятки раз подвергался воздействию вируса, пока вирусная нагрузка не пробила его иммунную систему. Урбани скончался 29 марта.

Если вы были в Соединенных Штатах во время появления атипичной пневмонии, у вас, возможно, сохранились смутные воспоминания об ограничениях на поездки и неожиданно большом количестве иностранцев в медицинских масках. В США было установлено лишь двадцать семь случаев заболевания, тогда как в Китае зараженных было более семи тысяч. За пределами США болезнь произвела куда более заметный психологический эффект. Специалист по мировому здравоохранению Лори Гаррет пишет по этому поводу: «Большинство американцев вскоре забыли про атипичную пневмонию, однако для многих жителей Азии и Канады период с ноября 2002 по июнь 2003 года стал таким же памятным, как 11 сентября для людей из Нью-Йорка и Вашингтона».[18]

Подобная реакция вполне объяснима: атипичная пневмония – страшное заболевание. Чтобы заразиться, не нужен прямой физический контакт – достаточно некоторое время находиться вблизи инфицированного. Инкубационный период может проходить до десяти дней без каких-либо внятных симптомов, и, значит, носители, перемещаясь, могут распространять инфекцию на огромные расстояния и один человек может заразить десятки, а то и сотни. И примерно в одном из десяти случаев болезнь приводит к летальному исходу.

Во время вспышки 2002/03 годов инфекция распространялась так быстро, что поначалу даже спровоцировала новый виток теории заговора. Мысль, высказанная малоизвестным российским ученым, стала популярной в китайских чатах: столь опасный и быстро распространяющийся вирус наверняка придумал человек.[19] Однако правда оказалась еще более странной и, пожалуй, еще более тревожной. К апрелю 2003 года ученые ВОЗ обнаружили, что вирус ТОРС происходит от гималайской циветты, хищника размером с крупную кошку, обитающего, в частности, в Южном Китае. Как и эбола, сибирская язва и хантавирус, ТОРС пришел из животного мира. Животным вирус может и не приносить вреда, однако от них он передается людям. Межвидовой барьер ТОРС, скорее всего, преодолел через кровь убитых циветт, мясо которых продается на южнокитайских рынках. А от тех, кто употреблял циветт в пищу, вирус уже через людей добрался до доктора Лю и доктора Урбани.

Длительный инкубационный период и легкость передачи – качества, как будто специально созданные для глобального мира. Такие «суперраспространители», как доктор Лю или Джонни Чэн, профессионалы, постоянно перемещающиеся по воздуху из одного глобального города в другой, приносили с собой и вирус. На одном только рейсе China Airways 112 из Гонконга в Пекин 15 марта один пассажир заразил 22 из 126 своих попутчиков.[20] По мере распространения паники люди стали бояться самолетов, общественного транспорта и других общедоступных пространств глобальных мегаполисов. Нахождение в одном помещении с тысячами незнакомых людей – столь привычное для больших городов – вдруг оказалось неоправданно рискованным делом. Как по Эдварду Лоренцу причиной торнадо в Канзасе оказывался взмах крыльев бабочки в Бразилии, чей-то ужин в Китае мог теперь привести к госпитализации в Канаде.

В итоге ТОРС распространился по 32 странам на всех континентах, за исключением Антарктиды, однако пострадало от него лишь 8 422 человека. И хотя распространение вируса с ноября 2002 по март 2003 года шло по экспоненте, к июлю 2003 года ВОЗ смогла уверенно заявить о подавлении эпидемии.[21] В конце концов самым замечательным в истории с атипичной пневмонией стала не скорость ее распространения, но то, как быстро ее удалось остановить.

Сравним статистику по ТОРС с более ранней эпидемией испанского гриппа. С 1918 по 1920 год треть населения мира, примерно полмиллиарда человек, заразилась смертельной формой гриппа, унесшей около 50 миллионов жизней.[22] На самом деле испанка менее опасна, нежели атипичная пневмония. Смертность от испанки достигала 2,5 %, впрочем, многие болели ей не один раз. От атипичной пневмонии умерло 9,6 % зараженных, и особую опасность она представляла для пожилых людей, смертность среди которых достигала более 50 %. Испанка, как и ТОРС, охватила почти весь мир – вспышки были зафиксированы на далеких тихоокеанских островах и за полярным кругом. Однако носители вируса испанки передвигались в эти отдаленные уголки на пароходах и поездах, а не на трансатлантических авиарейсах. Так почему же ТОРС, столь опасная болезнь, так хорошо приспособленная для глобального распространения, унесла сравнительно немного жизней?

Пожалуй, самую существенную роль в этом сыграл интернет. Остановить атипичную пневмонию стало возможным благодаря глобальному сотрудничеству и коммуникациям, а способность врачей по всему миру быть постоянно на связи и обмениваться информацией онлайн сделала сеть основной линией фронта борьбы с болезнью.

Приведя вьетнамские власти в состояние повышенной готовности, итальянский диагност доктор Урбани запустил глобальный процесс по идентификации, диагностированию и сдерживанию ТОРС, процесс, которым руководила Всемирная организация здравоохранения. Через шесть дней после того, как Урбани приземлился в Бангкоке, ВОЗ запустила защищенный сайт, на котором проводились видеоконференции, координировавшие усилия исследователей в лабораториях по всему миру. Они обменивались рентгеновскими снимками легких, чтобы разработать протокол диагностики, который потом разослали по больницам всего мира вместе с рекомендациями по карантину инфицированных пациентов. Эти меры оказались чрезвычайно эффективными – 90 % всех инфицированных ТОРС заболели до того, как ВОЗ распространила свои рекомендации. Для обнаружения уже существующих и новых вспышек атипичной пневмонии ВОЗ использовала GPHIN (Global Public Health Intelligence Network) – Всемирную информационную сеть общественного здравоохранения. Это программный инструмент, разработанный канадским министерством здравоохранения, который сканирует ленты новостей и другие интернет-ресурсы на упоминание возможных вспышек ТОРС и других необъяснимых случаев заболевания. Более трети выявленных GPHIN слухов привели ВОЗ к реальным вспышкам атипичной пневмонии, которые были обнаружены и блокированы.[23]

ВОЗ пришлось отслеживать публикации в газетах и социальных сетях еще и потому, что не все правительства предоставили точные сведения о распространении заболевания. Из всех стран сильнее всего болезнь поразила Китай, при этом китайское правительство больше других препятствовало предоставлению информации о количестве инфицированных, что, конечно, взаимосвязано. Спустя более чем две недели после всемирного предупреждения ВОЗ китайские власти публично заявляли, что в Пекине зафиксировано всего двенадцать случаев атипичной пневмонии. Пекинский доктор Жианг Янйонг лично лечил более пятидесяти инфицированных и понимал, что цифры, приводимые властями, сильно занижены. О своих опасениях он написал имейл на пекинское и гонконгское телевидение, откуда его письмо переслали в газету Wall Street Journal и журнал Time, которые и привлекли к его соображениям внимание мировой общественности.[24] Менее чем через две недели после публикации в Time статьи о ТОРС в Пекине министр здравоохранения Китая и мэр Пекина были уволены. Новый мэр, следуя инструкциям ВОЗ, закрыл школы, дискотеки и театры. Так международное внимание вернуло Китай в ряды всемирной борьбы с атипичной пневмонией.

Возможность делиться информацией, находясь в разных местах, помогла свести к минимуму вызванные ТОРС и карантинами нарушения привычных связей. В Сингапуре, который пострадал от атипичной пневмонии одним из первых, всех инфицированных поместили в одну палату, а после лечения выпустили на домашний карантин, который отслеживался через установленную правительством видеосвязь. Сингапурские власти также не рекомендовали представителям местной китайской общины отмечать Цинмин – традиционный праздник поминовения усопших, когда принято ходить на кладбища и прибираться на могилах предков. Правительство проявило новаторство и в этом вопросе: опасаясь большого скопления людей на кладбищах, власти призывали жителей воспользоваться онлайн-сервисом, позволяющим покупать приношения и оплачивать работу кладбищенского служащего, который приберется и оставит приношение от их имени.[25]

Описывая успех ВОЗ в блокировании распространения атипичной пневмонии, директор ВОЗ по Западно-Тихоокеанскому региону доктор Шигеру Оми размышляет о том, что, если бы не международные авиалинии, болезнь никогда бы не вышла за пределы небольшой региональной вспышки, а ВОЗ не удалось бы так быстро с ней справиться, не будь у нее такого союзника, как интернет. Будь то врачи разных континентов, вместе изучающие рентгеновские снимки, или госслужащие Торонто и Сингапура, обсуждающие условия карантинов, связь позволяет осуществлять важнейшие совместные проекты, впрочем, как и способствует распространению инфекции.

Эпидемия раскрывается, подобно тайне. Мы не знаем, в какой точке планеты она вспыхнет и какие ранее вполне привычные и безопасные действия однажды приведут к ее распространению по всей планете. Чтобы диагностировать и остановить эпидемию, доктор Оми и другие ученые должны быть в курсе как локальных, так и общемировых событий. Широкий взгляд на мир является обязательным условием для определения потенциальной опасности и нахождения оригинального решения проблемы. Всемирная информационная сеть общественного здравоохранения (GPHIN), с помощью которой исследователи ВОЗ собирали слухи и сведения из газет и интернет-ресурсов, оказалась столь полезной именно потому, что искала ТОРС не только в Китае и Гонконге, но во всех уголках света.

ТОРС – это одна из многих глобальных проблем, с которыми мы сегодня сталкиваемся. Нерешенных вопросов еще очень много: быстро меняющийся климат, взаимосвязанные и неустойчивые финансовые системы, конкуренция за пахотные земли и прочие исчерпаемые природные ресурсы. Глядя в будущее с оптимизмом, мы видим множество подобных GPHIN сетей, которые, сканируя горизонт событий, выявляют угрозы, новые возможности и тут же предлагают решения, но все еще нераскрытая тайна бытия как бы намекает, что перспективы наши по-прежнему туманны.

* * *

Если бы в 2010 году вы собрали экспертов по Ближнему Востоку и спросили их, каких они ожидают изменений в будущем году, едва ли кто-нибудь из них предсказал бы «арабскую весну». И уж точно никто из них не назвал бы Тунис возможной точкой возгорания, события в которой повлекут за собой цепную реакцию. Этой североафриканской страной с 1987 года практически безраздельно правил Зин эль-Абидин Бен Али и с тех пор успел привлечь на свою сторону, посадить в тюрьму или выслать за границу всех, кто мог бы конкурировать с ним за власть. Когда в декабре 2010 года зеленщик Мохаммед Буазизи совершил самосожжение, ожидать что его личный протест против коррумпированного правления выплеснется за пределы его родного городка Сиди-Бузид, особых причин не было.[26] Ведь раньше сочетание армейских кордонов, силового подавления протестов, подхалимства местных и жестких ограничений на работу международных СМИ гарантировало то, что информация о выступлениях далеко не распространится.

Только не в этот раз. Видео протестов в Сизи-Бузид, снятые на мобильные телефоны и загруженные в Facebook, дошли до тунисских диссидентов в Европе. Они собрали эти кадры, перевели, снабдили пояснениями и отправили в «Аль-Джазиру» и в другие сочувствующие телекомпании. Популярная в Тунисе «Аль-Джазира» не только информировала зрителей о выступлениях, проходящих в других уголках страны, но и исподволь приглашала их к участию. Бен Али вышел в эфир и то умолял протестующих разойтись, то угрожал им расправой, если они не послушаются. Когда его режим дрогнул и пал, видеозаписи протестов распространились по региону, спровоцировав подобные выступления более чем в дюжине стран, что в итоге привело к падению Хосни Мубарака в Египте и Муаммара Каддафи в Ливии.

Сегодня влияние тунисской революции не оспаривается, однако во время протестов, приведших к изгнанию Бен Али, большей части мира о них было почти ничего не известно. New York Times впервые упомянули о Мохаммеде Буазизи из Сиди-Бузида 15 января, на следующий день после того, как Бен Али бежал из страны.[27] Американская журналистка ливанского происхождения Октавия Наср следила за развитием событий с самого начала и в интервью телекомпании PBS выразила свое неудовольствие: «Четыре недели наши СМИ обходили Тунис стороной. Они не обращали на ситуацию внимания, пока она не стала критической прямо у них на глазах и игнорировать ее дальше было нельзя».[28]

Некоторые наблюдатели выдвигают предположение, что в молчании американских и европейских СМИ отразилась позиция правительств, поддерживающих Бен Али: поскольку Соединенные Штаты видели в нем полезного союзника, СМИ не торопились освещать эту историю. Такой продуманный и циничный сценарий тем не менее не объясняет, почему движение, которое свергло Мубарака, ближайшего союзника США в регионе, получило столь широкую огласку в американских СМИ, заметивших революцию в Тунисе, только когда она уже завершилась.

Этому есть объяснение попроще и без всяких заговоров: большинство американцев и европейцев пропустили революцию в Тунисе просто потому, что не обратили на нее внимания. Протесты вошли в решающую стадию в период Рождества и Нового года, когда большинство населения увлечено мыслями о родственниках и друзьях, а не событиями в мире. Подконтрольная правительству тунисская пресса замалчивала выступления, а сайты независимых СМИ, следивших за событиями, были мало известны за пределами тунисской диаспоры.

Как выяснилось, разведывательные круги США тоже не слишком внимательно следили за развитием ситуации. Позднее президент Обама сделал выговор директору Национальной разведки США Джеймсу Куперу, заявив, в частности, что он «не доволен деятельностью разведки», которая не смогла спрогнозировать падение правительств Бена Али и Мубарака. Председатель сенатской комиссии по разведывательному ведомству сенатор Диан Фейнштейн удивлялась, почему протесты, распространившиеся главным образом через социальные сети, оказались вне поля зрения военной разведки: «Неужели никто не смотрел, что там в интернете происходит?»[29]

Боремся ли мы с эпидемией ТОРС или реагируем на геополитические сдвиги, вызванные «арабской весной», чтобы иметь возможность предугадывать угрозы, прогнозировать возможности и видеть связи, нам необходима более широкая картина мира. Существование мобильной телефонии, спутникового телевидения и интернета предполагает возможность передавать не виданные ранее объемы информации из любой точки планеты. Однако основной парадокс века тотальной связи в том и заключается, что, несмотря на беспрецедентные возможности по обмену сведениями и мнениями между разными частями света, мы нередко сталкиваемся с более узкой картиной мира, нежели в эпоху, когда связь еще не была столь всеобъемлющей.

Сорок лет тому назад, во время вьетнамской войны, отснятые для телерепортажа пленки с линии фронта нужно было сначала перевезти из Юго-Восточной Азии на самолете, потом проявить, смонтировать и только после этого пустить в эфир – все это занимало несколько дней. В наши дни любой кризис – будь то природный катаклизм или неожиданный военный переворот – можно наблюдать в реальном времени с помощью спутниковой связи. Технология заметно упростила работу репортеров, при этом доля международных новостей в эфире американского телевидения сократилась более чем вдвое.[30]

Сегодня, когда к интернету подключены два миллиарда человек, а доступ к мобильной связи есть у шести миллиардов,[31] получить прогноз погоды на Мали или репортаж о политической жизни в Бихаре стало проще, чем когда-либо в истории человечества. Сегодня проблема не в доступности информации, проблема – во внимании, которое мы готовы ей уделить. Проблема эта усугубляется глубоко укорененным свойством уделять несравнимо большее внимание событиям, которые разворачиваются в непосредственной близости и оказывают прямое влияние на нас, наших друзей и родственников.

В «Шести рукопожатиях» – исследовании таких сетевых феноменов, как эпидемии, повальные увлечения и финансовые кризисы, – математик Дункан Ваттс доказывает, что сегодня на нашу жизнь влияют события географически от нас весьма далекие. «Если что-то происходит далеко-далеко и на непонятном вам языке, это не значит, что вас это не касается, – пишет Ваттс. – Тот, кто не понимает этого, не усвоил первый важнейший урок взаимосвязанного века: у всех у нас свой груз ответственности, но хотите вы этого или нет, отвечать нам приходится также и друг за друга».[32]

Необходимость нести ответственность друг за друга заставляет нас переосмыслить то, как мы получаем знания об остальном мире, как мы планируем и принимаем решения, как мы управляем государством и учим детей. Все эти изменения дадутся нам не просто, но все они исходят из простой предпосылки: мы должны начать видеть себя не только гражданами определенной страны, но и гражданами всего мира. Эта идея, конечно, не нова. Одно из ее первых сохранившихся письменных свидетельств восходит к греку, родившемуся в четвертом веке до нашей эры.