Читать книгу Под запретом - Эва Коэн - Страница 3
Глава 2
ОглавлениеЕсли бы это было возможно – я бы забрала
всю непомерную ношу предательства и боли,
что обрушились на её хрупкие плечи в один миг,
вдохнув в неё новую жизнь полной красок.
© Морозова Маргарита
Пары аммиака проникают через обонятельные рецепторы, оседая на слизистой носоглотки. Я знаю, что такое нашатырный спирт – использовала его для чистки ювелирных украшений недавно. Вычитала в интернете про такой способ, чтобы не обращаться к специалисту – опять же экономя немногочисленные деньги, которые у нас и так просачиваются, как вода сквозь пальцы. Тогда чуть не потеряла сознание от интоксикации, благо мама учуяла с порога специфический запах и прибежала ко мне на выручку. Оказывается, нужно было разбавить водой и одеть аспиратор для таких работ в домашних условиях.
– Спящая красавица, просыпайся, – надменный женский голос звучит грубо и непривычно для моего восприятия. В моем окружении все со мной разговаривают иначе, по-доброму. Удостоверившись, что я пришла в сознание – удовлетворенно хмыкает, выкидывая в урну смоченный раствором ватный шарик.
– Почему вы так грубы? – прикладываю все силы для того, чтобы занять сидячее положение. Как только это получается, в затылке, что-то взрывается, начинает пульсировать, отдаваясь простреливающей болью по всем участкам головы, затрагивая шейные позвонки. Вскрикиваю, возвращаясь в прежнее положение. – Мне больно, помогите… – тучная женщина, в белом халате, не торопится ко мне на помощь, продолжая делать записи, а потом и вовсе складывает руки на груди, смотря на дверь.
– Я, санитарка, – деловито начинает она. – У нас сплошные увольнения – никто за гроши работать не хочет. Молодые специалисты уходят в коммерцию, чем здесь зады старикам подтирать. Оно и понятно, – тяжело вздыхает. – Молодежи нужно ипотеку платить, подгузники детям покупать, кушать вкусно и гулять весело. А здесь невесело, здесь на кусок хлеба с икрой, вряд ли заработаешь, чтобы ложками лопать да, и квартиру не купишь, чтобы не делить жилплощадь с родителями и другими родственниками, – схватившись за голову, отворачиваюсь к стене, с силой сжимая виски, в надежде компенсировать болевые ощущения, прижав пульсирующие точки. – Не помрешь, – разряжает своим смехом пространство помещения, усиливая его еще долгие секунды эхом. – Ромашка освободится – распишется в нужном месте да, и отправим тебя домой, в белоснежный замок с розовыми рюшами, чтоб людей не калечила своими витания в облаках.
– Я никогда-ничего-никому плохого не сделала, – говорю нарочито громко. – Ай! Голова! – перехожу на утробное мычание сквозь сцепленные зубы.
– Водитель машины, который чудом тебя не сбил, когда ты переходила на красный свет светофора, сейчас на операционном столе. Подушка безопасности сработала на ура, но ему от этого не лучше – итог: единственный хирург, на весь наш небольшой округ, оперирует в поте лица, имея в напарниках лишь медсестру. – Вот, наша звездочка пожаловала, – интонация её голоса меняется на приторно-льстивый. – Ромочка, то есть Роман Борисович.
– Пришла в себя? – боль, что циркулировала в моей голове уступает место другому, более мощному, подпитываемое исключительно гормональной системой. Каждый ритмичный удар миокарда отбивается, подобно увесистому молоту, распространяясь выше грудины, выше ротоглотки, отдаваясь вибрацией в барабанных перепонках. В ушах настоящий гул, но его слова заставляют концентрироваться только на нем и ни на чем больше. – Иди, Зой. Дальше я сам, – мне кажется или в помещении стало в разы холоднее? Судорожно выдыхаю. Получается чересчур громко.
– Фельдшер скорой нашла в её сумочке паспорт, – всеми органами чувств ощущаю, как он берет в руки мою бордовую книжечку, открывает её, смотрит на моё фото. – Заполнила анкетные данные только до медицинской части. Побегу, Ромашка. У главного еще нужно полы помыть, – хлопок двери вводит мое нутро в паническую атаку, улавливая любые колебания воздушных масс между мной и моим кошмаром наяву.
– Морозова Маргарита Валерьевна, – буквально наступаю себе на горло, разворачиваясь к нему лицом, смотря на него во все глаза. Со стороны я, скорее всего, сейчас похожа на перепуганный мультяшный персонаж с огромными глазами, но лучше так, чем трястись от неизвестности с какой стороны он ко мне подойдет, чтобы провести осмотр.
– Это я, – прочищаю горло, прокашлявшись. Наши взгляды пересекаются – проигрываю, отвожу взгляд в сторону, покусывая зубами сухие губы.
– Как самочувствие? – садится за стол, расстегивая полы халата. Под ним у него хирургический костюм. – Жалобы?
– Жалоб нет, – зачем соврала? У меня же затылок печет адским пламенем, блокируя позвоночник до зубного скрежета от боли! Это мое желание, чтобы он ко мне не прикасался, вот и все. Дурацкая идея, Рита!
– В карте скорой написано, что тебя оттолкнули в сторону от предполагаемого удара машины, и ты ударилась головой. На месте наложили швы, чтобы минимизировать кровотечение, – дотрагиваюсь подушечками пальцев до своих волос, обнаруживая уплотнения. Да их целых два! – Не трогай – занесешь инфекцию. Сделаем рентген, если ничего серьезного-то поедешь домой, с обязательной явкой завтра. В палатах свободных мест нет, хотя можно положить в коридоре, – вопросительно изгибает бровь, заглядывая прямиком в мою душу, будто зная, что я не останусь здесь, будь я даже при смерти.
– Не нужно в коридоре, – через «не могу» придаю своему телу сидячее положение, не показывая виду, как мне на самом деле дискомфортно. – У меня сегодня день рождение, – говорю с грустью в голосе. – Не хочу быть одной – дома и стены смогут согреть, а здесь совсем ничего, – еще тише произношу, чем заслуживаю удивленный взгляд пронзительных синих глаз, и строго поджатых в одну линию губ.
Обговорив все формальности, касательно анкетных данных, я позвонила маме, рассказав, что со мной случилось. Роман Борисович, скорее всего, забыл меня и не помнит тот случай. Я, ведь была ребенком – глупым и несмышленым. Зачем поднимать вообще эти темы, создавая еще большую неловкость?
Прождав перед рентген-кабинетом больше часа, меня умудрились дважды поторопить внутри него, сославшись на чрезмерную нагрузку на сам аппарат и количество пациентов, что отправляет к ним «здешний доктор Айболит», насмешливо называя его «Ромашкой». Еще час проходит за ожиданием описания моего снимка, и только после всех метаний, я снова оказываюсь наедине со своим врачом.
– Рита-Маргарита, – бьет округлым концом пишущей ручки по столу. – Костные структуры в норме, чего не скажешь о затемнении в затылочной области. Уверена, что дома стены обладают не только согревающим эффектом? – опять этот взгляд. Подвисаю на нём. Разглядываю его глаза, вплоть до мелких серых прожилок. Сглатываю. Я помню и другой взгляд…
– Эффект плацебо, весьма спорный медицинский факт, но я склонна ему доверять, чем опровергать, – заламываю пальцы, расфокусировано смотря сквозь них.
– Нужно еще сделать УЗИ, – набирает кому-то по стационарному телефону, строгим тоном сообщая, что от него придет пациента с подозрением на ушиб.
И только я хочу запаниковать, вспоминая, что этот термин может в себе содержать и какую опасность составлять для моего здоровья – в дверь влетает моя мама, а за ней плетется рассерженный отец. Роман и бровью не дернул, продолжая держать трубку телефона около уха.
– К блядине своей торопился, раз дочку не смог нормально довести без приключений, – закрыв рот ладонью, ошарашенно смотрю на Рому. Про себя-то я так могу его называть. Мне никто не сможет запретить.
– Рот закрой! – рявкает на неё. – Забыл я про её день рождение! Каюсь, – разводит руками в стороны.
– Лучше бы это случилось с тобой! А мне лекарства покупать на какие шиши?! – не уступает ему. – Дочка общая! Или другая семья стала ближе? – обиженно выплевывает эту фразу.
– Мам, пап… – пищу, сгорая от стыда. – Вы в больнице.
– По его вине! – гордо вздернув подбородок, толкает его плечом, сокращая между нами дистанцию.
– Ну, мам, – с надеждой смотрю на нее, чтобы благоразумие взяло над ней верх, с учётом того, где они находятся.
Пока я мысленно нахожусь между двух огней, мечтая забрать всю мамину боль из-за предательства отца и ухода из семьи, тем самым затушить пожар, бушующий не первый год, разгораемый все больше из-за общих обвинений, кто-то решает одним махом прекратить этот цирк, заставив встрепенуться родителей.
– Варлан, девушку оформи в травме, – громко, без колебаний в голосе произносит в трубку, невзирая на мои отказы от госпитализации, подписанные мною собственноручно. – И ещё… Ампулы из Америки не трогай. Да. Нужны минимум две. Свиридов может и перетерпеть. Неважно, – последнее сказано с нажимом, а глаза вмиг становятся стеклянными и безжизненными. Вешает трубку. Поворачивается к родителям. – Часы посещения у нас с четырех, – вроде ничего такого не сказал – дело в том, как он это сказал.
Мурашки бегут по телу, нутро подчиняется тембру его голоса, безоговорочным подчинением заполняя каждую клеточку моего организма, заставляя меня зачеркнуть мою же подпись на листке бумаге на отказ.
– У меня такие связи, молодой человек, – папа держит руки в карманах, бросая вызов.
– Тем более, мы её родители, – спохватывается мама, поддерживая оппозицию отца.
– Мне плевать, – сощурив глаза, наблюдает за мной. – Рита… – достает маленький фонарик из кармана халата, максимально склоняясь через стол ко мне. Водит световым лучом из стороны в сторону. – Зрачки разные.
– Что с нашей дочерью? Что все это значит? Боже.. – тарахтит мама, нависая надо мной.
– Это означает, что вы должны немедленно покинуть мой кабинет, потому что дважды я повторять не привык, – бросив раздраженный взгляд на моих родителей, полностью сосредотачивается на мне, отдавая частичку своего профессионализма, внушая веру в его действия.