Читать книгу Опаленные войной - Евгений Александрович Пекки - Страница 4

А было так. Последняя баржа, забрав остатки представителей советской власти и жителей окрестных деревень, тех, что успели на нее сесть, ушла, влекомая старым буксирным пароходом, к Свири, оборонявшейся от наступающего врага. В Заонежье наступило необычное затишье. Казалось, даже собаки предпочитают лежать, под домом, а не облаивать таких же дворняг или гуляющих овец.

Однако на утро кое-кто опомнился. Коли власти нет, значит все можно. Оставшиеся в Ламбас-Ручье жители начали растаскивать по домам то, что еще вчера было общественным. Коров всех угнали для поставок мясозаготовок Красной армии еще недели за две до эвакуации. Расхватывали сельчане оставшихся лошадей, упряжь, плуги, сенокосилки, подборщики и всякий другой сельхозинвентарь. Васька поздновато схватился. Досталась ему только почти новая тачка, пара лопат и вилы, да из сельсовета пара табуреток. Красивая, шелковая, красная скатерть с вышитыми портретами вождей, которая ему так нравилась, досталась Марфе Патраковой.

На следующее утро, к ним в деревню вошли финские войска. Точнее сказать, это был батальон, который распределили по всему Заонежью, создав укрепрайоны, как у них в поселке а, где деревни были поменьше оставили полевые заставы, с численностью солдат в десяток или немного больше.

Среди дня всех жителей созвали на площадь, где раньше проходили первомайские и ноябрьские демонстрации. С трибуны через переводчика всем представили коменданта гарнизона капитана Пернонена и назначили старосту. Им стал Петр Шпаликов, мужик в их деревне пришлый. Привезла его Богданова Марья перед финской войной, когда с курсов животноводов приехала из Медвежьегорска. Оказалось, что познакомиться и расписаться с этим мужиком она успела за три месяца, пока на учебе была. Он был откуда-то из-под Твери. Осужденного в ходе коллективизации как подкулачника, его освободили через три года за ударный труд на строительстве Беломорско-Балтийского канала. Так при канале он в ремонтниках и остался.

Объявили всем, сельчанам, что вольница кончилась. Все, что жители растащили из колхоза, необходимо было вернуть финским властям, а так же выйти на полевые работы к семи утра. Составили списки. От работы освободили только совсем старых, да еще безногого инвалида Егорыча, что ковылял на костылях уже почти тридцать лет, покалеченный осколком немецкого снаряда в Первую мировую в Галиции. На следующее утро половина из тех, что должны были идти на уборку овощей, в семь утра к сельсовету не пришли: кто решил дома в постели поваляться, а кто свою скотину обиходил.

Стоял редкостно теплый, погожий сентябрьский день. Комендант, увидев, что работы не начались, рассвирепел и отдал команду вновь собрать на площади всех сельчан. Четверо полицаев и десяток солдат в течение часа всю деревню перевернули, а потом, подгоняя замешкавшихся прикладами винтовок и плетками, собрали волнующуюся толпу на площади. По приказу коменданта тех, кто не явился, отделили от остальных и всыпали плетей, разложив прямо посреди площади на скамейке: мужикам по десять, бабам по пять. Только последних не заставляли заголять спину. Досталось десять горячих и Ваське, который не любил никакой порядок. Вздумавшую, было, возмущенно кричать толпу, комендант быстро успокоил длинной очередью в воздух из автомата «Суоми», после чего, на площади воцарилась гнетущая тишина.

– Я не привык отдавать свои распоряжения по одному поводу два раза, – объявил он через переводчика. – К тем, кто не понял сегодняшнего урока, будут применены меры более жесткого воздействия. Вы утратили при Советах чувство ответственности, у вас нет дисциплины и совести. Придется снова учить. В Финляндии нельзя отлынивать от работы, нельзя уклоняться от приказа, нельзя воровать. Завтра я вывешу список наказаний за ваши нарушения. Сегодня до обеда предлагаю сдать все, что вы похитили в колхозе, а так же все имеющееся у вас оружие и радиоприемники.

К обеду у дверей сельсовета было выставлено несколько старых, помятых ведер, пяток старых лопат и одна телега, с кусками навоза, засохшего на осях, года три назад. Возле всего этого имущества стояла старая, гнедая с седой шерстью на спине, кобыла Карька, лениво отгонявшая хвостом зеленых мух.

Комендант, выйдя на площадь, понял сразу, что его указание опять проигнорировали. На этот раз он решил действовать не в лоб, поскольку понимал, что хитрые крестьяне спрятали добро так, что можно год искать пока все не перевернешь. Если начать их трясти, то при этом все будут клясться, что имущество им по наследству от дедушки досталось.

По домам пошли староста и два полицая с ним. Полицаи были не из местных. Капитан Пернонен, наслышан был, что такое в России круговая порука и кумовство. Полицаев он привез с собой. Кто был из-под Олонца, кто пряжинский, а один и вовсе из Юмы. Все они говорили по-карельски и финский тоже хорошо понимали. Главное, что в этих краях ни друзей, ни родных у него не было.

Тактика представителей новой власти была весьма проста. Они заходили в избу и вели мирную беседу с хозяевами, говорили за жизнь, расспрашивали, как им жилось при советской власти, что было хорошего, а что плохого. Больше расспрашивали о соседях: кто в активистах ходил, а кто в семье «врага народа» оказался. У кого дети в Красной армии служат, кто из родни судимость имеет и за что. Всё это староста тщательно брал «на карандаш», делая записи в толстой амбарной книге. Сейчас бы это назвали «подворный обход с разведопросом». Беседа всегда заканчивалось миролюбиво, на дружеской ноте.

– Я вижу, что вы люди добрые и против новой власти ничего не имеете.

Еще в Святом писании сказано – «Всякая власть от Бога!» У вас сейчас эта? Вот и уважайте ее, а она вас отблагодарит. Мы знаем, что вы честные крестьяне и ничего себе из колхозного имущества не взяли. Жаль, что не все в деревне у вас такие. Вот, к примеру, Степану Окушкову конь достался, а Татьяне Ойнонен – плуг новый. А они говорят, что это вы награбленное на себе унести не могли, так на телеге увозили. Не припомните, кто действительно имущество себе забрал?

Частенько после такого обращения кое-кто из крестьянок в сердцах выпаливал: «Это мы-то на возу вывозили? Да у нас и телеги нет. Всей и прибыли-то вон корыто для свиней, да веревки моток. Совести нет совсем у Татьяны. Она, кроме плуга, еще два мешка семенного ячменя утащила, да овцу. А мы люди честные».

Так, обойдя за три дня весь поселок, староста получил полную картину у кого и что именно следует искать. Следующий рейд по избам, проведенный комендантом с подачи старости, был уже более жестким. Он больше походил на облаву. Всем жителям посёлка в воскресенье было предписано оставаться в домах, ни в лес, ни в озеро не выезжать и не выходить. После этого. Разбившись на четыре команды, полицаи при поддержке финских солдат, на телегах запряженных лошадьми, со списками в руках, заезжали в каждый дом поселка и вывозили оттуда, колхозный инвентарь, зерно, картошку и овец. Их почему-то в пользу Красной армии не реквизировали. Видно, не было соответствующего приказа и они голодным стадом болтались три дня по поселку, пока их не разобрали жители. Теперь настала пора этим овцам послужить провиантом для финской армии. Финны вернули не только все колхозное, но и еще дополнительно изъяли и зерно, и картофель, прежде всего у тех, кто имел в родне красноармейцев и не успел эвакуироваться. Плачь и вой стояли по всему поселку, пока акция не закончилась. Того, кто пытался цепляться за имущество, приводили плетками в почтительное к властям состояние. Забрали они с собой и жену политрука Алексеева, вместе с малолетней дочерью. Дом заколотили досками, а их, посадив на телегу отвезли в Кяппесельгу, где стоял финский гарнизон. Больше в поселке их никто не видел. Потом прошел слух, что их определили в разные концентрационные лагеря.