Читать книгу Опаленные войной - Евгений Александрович Пекки - Страница 6

Все это промелькнуло у Васьки в голове почти мгновенно.

– Господи, да что за времена настали? Финны пришли: чуть-что, плети да концлагерь. Свои придут, пистолетом в нос тыкают, – со слезой в голосе начал он канючить. Завершил свою жалобу он фразой, передразнивая персонаж из кинофильма «Чапаев», который привозили к ним в поселок: «… и куды же бедному хрестьянину податься?»

– Да, ладно, себя-то жалеть. Другие кровь на фронте проливают, а не финские закрома набивают. Когда наши придут, со всех спросится: «Что ты для победы сделал?»

– Вы, я так понимаю, в партизанах нынче состоите?

– Вроде того…

– У нас остановитесь или дальше свой путь продолжите?

– Меньше будешь знать, лучше будешь спать. Да и мне спокойней будет.

– Я ведь только к тому, что устали вы с дороги, может, переночуете? А завтра уж с новыми силами, куда вам там надо…

– Некогда отдых разводить. Своего кума, Мунакова Петю, хотел я в Великой Губе навестить, да там может и отдохнуть, денька три-четыре. Ну, веди в избу.

Васька подкинул еще несколько полешек под котел и они пошли с незваным гостем в избу, что была на горушке. Когда они вошли в дом, две тени из-за кустов незаметно прошмыгнули в баньку.

Нагнув голову, чтобы не зацепить притолоку, Орлов шагнул вслед за Грибановым в горницу и окунулся в тепло деревенского дома. Маленькая, сгорбленная женщина в белом платке, хлопотала у русской печки, из которой доносился дух только что испеченного пирога. Орлов сглотнул голодную слюну.

– Здравствуйте, – сказал он ей, снимая шапку.

– И тебе, милок, не хворать, – неласково буркнула старушка, и, не обращая внимания на гостя, спросила у сына: «Это ты кого, Василий в дом привёл?».

– Да, наш это, свой значит…., – начал мямлить тот в ответ. – Вот поужинаем и уйдет…

– Что-то я среди своих такого не припомню. Не боишься финской плетки из-за этого гостя? – пробурчала она, зыркнув глазами.

– Ну, проходи, коли пришел. Я на стол собирать буду.

Запалив керосиновую лампу, висящую над столом, она поставила табуретку, стукнув ее об пол, потом на всех окнах задернула занавески. Выставила на стол из печки закопченый чугунок с картошкой «в мундире». Сын сбегал в кладовку и принес оттуда соленых грибов и капусты. Хлеб своей выпечки он нарезал крупными ломтями.

– Садись, отведай, чем Бог послал.

Орлов, сбросив, телогрейку, подсел к столу.

– Что, торопишься сильно? – взглянула ему в глаза, карелка.

– Да не так чтобы уж очень, – уклончиво ответил разведчик, – с чего Вы взяли?

– Сапоги не снял, а к столу сел. Или не уважаешь нас, или боишься, что некогда будет сапоги одевать. Ну, Бог тебе судья, – перекрестилась она, повернувшись к иконе с коричневым изображением Николы Угодника, возле которой теплилась лампадка.

«Что про Москву слыхать?» – вдруг спросила она, когда Орлов, наскоро перекусив, запивал чаем кусок рыбного пирога.

Он чуть не поперхнулся. Рука привычно потянулась к кобуре.

– Ты ведь, оттуда? – кивнула она головой на шумевшее за окнами штормовое Онежское озеро.

– Стоит Москва, – буркнул Орлов, натягивая телогрейку, – и стоять будет.

– Ну-ну, спаси ее Господь. Калиток вон возьми на дорогу, – Василий, дай тряпицу.

Сын ее поспешно достал с лежанки кусок чистой холстинки, а старушка ссыпала в нее все из тарелки, ловко завернув, и протянула Алексею.

– Ступай мил человек. Не поминай лихом. Не нужно у нас оставаться, беда будет.

– Есть у меня, где ночевать, – отозвался тот, пряча в вещмешок угощенье.

– Василий, – проводи гостя.

Старушка вслед его перекрестила и закрыла дверь. В сенях Орлов остановился.

– Вот что, хватит отсиживаться! Любовь к Родине доказывать нужно. Проводишь меня к коменданту.

– Ладно. Мне всё равно к нему идти. Он рыбы просил ему на ужин занести.

– А рыба-то есть?

– Я уже приготовил.

– Ну, пошли. Только чтоб поменьше народу нас видело.

– Темно уже, если и заметят, не поймут. Только торопиться надо. В девять вечера комендантский час начинается. Полицаи могут обход сделать.

Василий взял берестяную корзину с рыбой, и они пошли вдоль домов, в которых где горел свет керосиновой лампы, а где и теплилась лучина. За ними выскользнули две тени и последовали поодаль в ту же сторону. К дому коменданта Орлов и его проводник подошли со стороны сарая. В доме, в каждом окне горел свет и освещал двор. Только за сараем была длинная тень.

Орлов остановился:

– Хорошая позиция. Обе двери видно. Значит так. Заходишь к коменданту, отдашь ему рыбу, осмотрись как обстановка, нет ли с ним полицаев и быстро обратно. Не торчи там.

– Ладно, – Грибанов скрылся за дверью.

Потянулись минуты томительного ожидания. Две темные тени вплотную приблизились к Орлову.

– Что там вокруг, хлопцы?

– Тихо все. Никого не встретили.

– Скоро Грибанов выйдет, тогда и определимся, что дальше делать.

Между тем Василий вошел в кабинет коменданта и протянул ему корзинку.

– Рыбы вот принёс, как Вы велели.

Ойво Пернанен сидел за двухтумбовым дубовым столом. Он пил кофе из большой чашки, наливая его из высокого никелированного кофейника, который стоял на специальной подставке со спиртовкой, чтобы кофе можно было подогревать, не убирая его со стола. Лицо его и лоб с глубокими залысинами раскраснелись. Видно было, что финский офицер только что пришел из бани. Он сидел в галифе на широких подтяжках, а форменный китель его висел на спинке стула.

– Тулэ тяннэ2, – подозвал его к себе капитан и заглянул в корзинку. – Ou! Kala! Huvä, paljon kiitos3.

Он постучал ладонью по двери у себя за спиной: «Микко! Тулэ тянне!».

Вошел усатый полицай с нашивкой на рукаве. Комендант сунул ему в руки корзинку с рыбой. Тот заглянул в нее и, сказав: «Уммерта, херра каппитани. Я понял Вас», – вышел из комнаты обратно, плотно закрыв дверь.

Пернанен достал из бумажника пять финских марок и, вручив Грибанову, сделал ему знак рукой, чтобы тот уходил.

– Пальон киитос, херра каппитани4, – поблагодарил он офицера, кланяясь и, вздохнув с облегчением, вышел на крыльцо.

Никого вокруг не было видно. Грибанов зашел за сарай. Место он определил правильно. Орлов его дожидался там.

– Ну, что скажешь?

– А что сказать? Пернонен только из байни пришел, кофий пьет. Полицаев в его половине нету. Только вот черт принес его свояченицу. Она дочку к нему из Йоэнсу привезла. Мать, стало быть, жена его, погибла на прошлой неделе, когда Советы город бомбили. А больше родни нету, вот она девчонку и привезла. Пять лет ей всего. Они в боковой комнате расположились. Свояченица, собиралась сегодня обратно в Кяппесельгу, боязно ей здесь оставаться.

– А за девчонку ей не боязно?

– Бог ее знает, она ведь дочь, всё же с отцом оставляет, а сама обратно, к своей семье. Пернонен даже лошадь распрягать не велел. Возчик сейчас с полицаями ужинает.

– А вот это славно, – смекнул Орлов. Где они эту лошадь держат?

– Так, поди, в колхозной конюшне.

– Значит так. Колганов, пойдешь в конюшню. Если охраняет ее кто, сними часового. Только без шума. Телегу или что там у них, в упряжи стоит, держи наготове. Других лошадей, что еще стоят в конюшне, сумей так стреножить, чтоб сразу отвязать не смогли.

Один из его провожатых исчез в темноте.

– Иволгин, ты с автоматом, займи позицию рядом с казармой, где шюцкоры расположились. Когда заваруха начнется, с полицаями я сам управлюсь, а ты шугани их, когда они тревогу объявят, чтобы охоту отбить за нами гнаться. Потом беги к конюшне. Я после акции тоже туда подтянусь. Попробуем вместе оторваться. Если они опомнятся, длительного боя нам не выдержать. Силы не те, да и задачи другие есть.

– А я что? – спросил Грибанов.

– Домой иди. Мать, поди, заждалась.

– Прощайте, Алексей Михайлович…

Орлов вынул пистолет из кобуры, передернул затвор и сунул оружие за пазуху. Потом он достал из вещмешка большую противотанковую гранату и вставил в рукоятку детонатор. Теперь назад пути не было. Он поднялся на крыльцо и решительно шагнул в комнату коменданта. Увидев вошедшего, он изменился в лице и поднялся во весь рост. Крупное чисто выбритое его лицо побледнело и покрылось капельками пота. Вокруг шеи нательная рубашка начала темнеть.

– Кука синэ олэт? – прохрипел он. – Менэ пойс!

Орлов выхватил из отворота телогрейки пистолет и молча махнул стволом, показывая, чтобы он отошел от стола.

– Документы где? – спросил он коменданта.

– Таккументы? О, хювя… уммерта. Папирен?

Он показал левой рукой на полку, что была прибита к стене. Рядком на ней стояли папки с разноцветными корешками. Одновременно правой рукой капитан Пернонен начал выдвигать верхний ящик стола. Разведчик искоса глянул на полку, внимательно наблюдая за финским офицером, и перехватил его взгляд, брошенный на черный кожаный портфель, стоявший у стола. Вдруг дверь справа от Орлова, заскрипев, приотворилась. Оттуда в длинной ночной рубашке выглянула девочка лет пяти, щурясь от яркого света. Они оба обернулись на это явление. Комендант, изменившись в лице, закричал девочке: – Эйла, юоксе! Партисанен!

Одновременно он выдвинул ящик стола и выхватил оттуда «Парабеллум». Орлов на долю секунды опередил его пулей из «ТТ», которая навылет пробила шею коменданта.

В комнате полицаев послышался топот сапог. Разведчик метнул свою большую гранату, уже уставшей ее держать левой рукой, в начавшую, было, открываться дверь, и упал ничком на пол возле стола. Противотанковая граната попала в косяк двери. Взрыв ее был ужасен. Стоявший за сараем с автоматом наготове Иволгин, даже присел, когда от взрыва изо всех окон с левой стороны дома с пламенем и оглушительным грохотом вылетели стекла, а потом оттуда повалил дым. Из распахнувшейся двери комендатуры выбежал, мотая головой, но с черным портфелем в одной руке и пистолетом в другой, командир их группы. Он почти добежал до сарая, когда из двери с тыльной стороны дома на крыльцо в расстегнутом кителе выскочил полицейский с карабином в руке.

– Партизаны! – истошно завопил он, вглядываясь в темноту.

Иволгин вскинул ППШ и ударил очередью по белому пятну исподней рубахи, хорошо различимой в прорехе черного кителя полицая. Тот, словно споткнувшись, свалился боком с крыльца.

– Бежим к конюшне, – бросил товарищу на бегу Орлов.

Когда они пробегали мимо школы, которая была превращена в финскую казарму, оттуда уже начали выбегать солдаты с винтовками в руках. Как назло луна полностью вышла из-за облака и теперь освещала посёлок не хуже прожектора. Финны заметили движущиеся тени. Да еще собаки залаяли рядом с ними, будь они не ладны. Забухали винтовки. Несколько пуль выбили щепки из дома, за который они успели спрятаться.

– Я же тебе приказал, – упрекнул разведчика командир, чтобы ты казарму под прицелом держал.

– Так я за Вас боялся, от полицаев прикрывал. Я их пыл сейчас остужу немного.

Он сдернул у себя с пояса гранату Ф-1 и, на мгновение, высунувшись, из-за дома, швырнул ее в сторону преследовавшего их врага. Граната оглушительно лопнула в конце улицы, вспышкой осветив согнувшиеся фигуры с винтовками. Иволгин наугад полоснул в их сторону из автомата. Они с Орловым побежали огородами к конюшне, и уже не слышали, как кто-то из врагов вскрикнул, а кто-то громко стонал и ругался: «Са-атана, перкеле!».

Возле конюшни, вот удача, на облучке тарантаса с рессорами, а не просто на телеге, запряженной высоким жеребцом, сидел их товарищ, вглядываясь в темноту и держа наготове автомат. Запрыгнув на телегу, Орлов скомандовал:

– Давай, уходи по улице налево. Площадь финны перекрыли.

Жеребец после удара кнутом рванул с места так, что комья земли полетели у него из-под копыт, а седокам пришлось вцепиться в поручни.

Сквозь мелькавшие деревья разведчикам видно было, что кто-то из финнов бежит им наперерез по боковой улочке и не успевает. Повозка с грохотом пролетела в пяти шагах мимо финского солдата. Тот выскочил на дорогу, упал на одно колено и вслед беглецам бухнул выстрел из маузеровской винтовки, потом второй. Иволгин схватился за руку и простонал:

– Кажись, меня зацепило.

Километра через три Колганов перестал нахлестывать жеребца, и они поехали дальше размашистой рысью, удаляясь от поселка в сторону деревни Уница.

Между тем финны и оставшиеся в живых два полицая, один из которых был легко ранен в голову, с фонарями начали обшаривать посёлок. Почти сразу они наткнулись на спрятавшегося рядом с комендатурой, трясущегося от страха Грибанова.

– А ну, иди сюда, недобиток партизанский.

Тот вышел с поднятыми руками.

– Да это же я Грибанов, я бригадиром у вас. Мимо вот проходил, а тут стрельба.

Увидев, что полицай достал наган из кобуры, он упал на колени и заплакал: «Клянусь вам. Я же верой и правдой за новую власть».

– Хватит врать. Ты же рыбу коменданту только что заносил, не успел из дома выйти, как убивец этот подоспел. Ты его и навел. Это же дружок твой был, а может сродственник? А ну, говори, падла! Пулю слопаешь, если врать будешь!

Усатый полицай сунул ствол нагана Грибанову в рот, выбив один зуб, и взвел курок. Тот затрясся от ужаса.

– Я всё скажу. Они меня заставили.

– Кто они? Орлов это и его дружки.

– Что за Орлов?

– До войны в милиции служил. Был тут участковым уполномоченным. Он у них за главного.

– Сколько их было? Кто еще с ним?

– Еще двое точно. Я их не знаю. Орлов говорил, что у него родня в Великой Губе. Петр Мунаков, они у него остановиться хотели.

– Ясно.

«Херра каппралли, тулэ тянне», – подозвал усатый пожилого финна с нашивками на рукаве. Он заговорил по-фински, очевидно передавая ему полученную информацию. Тот согласно кивал головой, показывая, что понял, а потом побежал в комендатуру и начал звонить начальнику гарнизона.

– Они что, у тебя дома отсиживались? Продуктами, небось, партизан снабдил?

– Нет, что вы, они с озера пришли.

– Ладно, иди домой и сиди тихо. Завтра следователь финский приедет, ему все и расскажешь.

Ночью преследовать советскую диверсионно-разведывательную группу финны не решились. Однако все посты и гарнизоны Заонежья были предупреждены об опасности ее появления. След Орлова с товарищами затерялся в лесах Карелии. Время от времени только, то там, то здесь взлетали на воздух мосты, кто-то перерубал телефонные линии, в деревнях загорались фуражные склады и расклеивались листовки. Сначала финны полагали, что это дело рук неуловимого Орлова с товарищами. Вскоре оккупационные власти где-то добыли его портрет. Во всех деревнях и поселках он был развешен в видных местах вместе с объявлением награды за его голову в десять тысяч марок. Но иногда такие акты совершались в нескольких местах одновременно. Это уже начинало действовать организованное им подполье. В некоторых деревнях, таких, как скажем Мунозеро, десятки людей знали, что Орлов пришел подкрепиться и в баньке помыться, но финнам об этом никто не сообщал. Не было на всю деревню ни одного предателя. Зато регулярно на связь выходила неуловимая радиостанция, которая посылала шифровки о дислокации противника в разведцентр.